[tsarevpp]

ПРОДОЛЖЕНИЕ 1.
Перед Гуссерлем появляется проблема: дать ОПРЕДЕЛЕНИЕ этому жизненному меру. Проблема заключена в его же требовании изучать жизненный мир НЕНАУЧНЫМИ и ДОЛОГИЧЕСКИМИ средствами. Более того давать определения чему бы то не было- как раз и является научным подходом. То есть подобно Канту, который из-за Юма не мог апеллировать к психологии, Гуссерль не может апеллировать к науке: «… в них нельзя привносить психофизическую, психологическую интерпретацию из какой-либо объективной науки».,- и поэтому начинает «темнить», вместо ясного определения давать «характерные существенные черты» этого жизненного мира, что, собственно также является, однако свойствам науки. Какие они?
1) Жизненный мир, прежде всего целостен, то есть не разделён, как в науке, на отдельные гельштаты: физику, химию, биологию, т.е. есть единым пространством целостной жизнедеятельности человека. В частности, в жизненном мире нет РЯДОВ идеализации.
2) Вытекающее из первого: «существование ПРОСТОЙ соотнесенности субъекта и объекта» в единой жизнедеятельности.
3) И, наконец, третье: в своей непосредствености, нерасчлененности, жизненный мир- это мир «само по себе разумеющихся» ИСТИН, ОЧЕ-ВИД-ность которых слишком НАГЛЯДНА чтобы в них усомниться.
Эдакая НАИВНАЯ идиллия библейского рая, к которой человечество стремиться вернуться. В европейской философии призыв к «возврату к простоте естественного состояния человека» «тянется ещё с АНТИСФЕНА из Афин (ок. 435-375 до и. э.) (древнегреч. философ, ученик Сократа), через Руссо к современности. Действительно, чем плоха эта идиллия?.. Чем плох этот мир «само по себе разумеющихся» ИСТИН ? Но что есть «само по себе разумеющееся»?- Собственно то, над чем не стоит размышлять (здесь – по Декарту: мыслить- значит сомневаться). Однако, стоит направить на это «само по себе разумеющееся» внимание разума, и перед человеком раскрываются новые горизонты непознанного. Отсюда, по Гуссерлю, жизненный мир плох отсутствием в нем индукции, как раз и основанной на логике, и на абстрагировании как «ВЫХОДЕ» из, в общем то, всегда конкретного «наглядного», и из-за своей ограниченности наглядности, ограниченного СВОЕГО жизненного мира в «бесконечность гельштатов», в бесконечность мира. «Что, если не жизненный мир является, чем-то наиболее известным, всегда само по себе разумеющимся?» риторически спрашивает он. «Все его горизонты неизвестности — не суть ли это всего лишь горизонты того, что известно несовершенным образом, заранее знакомые в самой всеобщей своей типике?» Итак, истоки науки- в жизненном мире, который «всегда уже существовал для человечества до науки, и продолжает своим способом существовать при эпохе в отношении науки». Это-путь науки.
Но в жизненном мире неразделённости есть и еще «само собой разумеющееся»- вечная соотнесенность субъекта с объектом. Т.е. нечто «само по себе разумеющееся» - новый горизонт. «Это царство (субъективного) целиком и полностью замкнутого в себе субъективного, имеющего свой способ бытия, функционирующего во всяком опытном познании, во всяком мышлении, во всякой жизни, т. е. повсюду неотъемлемо присутствующего, и все же так никогда и не попавшего в поле зрения, так и оставшегося не схваченным и не понятым». В то время, как оно суть «…подоснова, в которую призваны вливаться их (ученых) собственные завоевания». И в этом смысле: «Идея объективной (т.е. научной) истины во всем своем смысле заранее определена своим контрастом с идеей истины до- и вненаучной жизни. Последняя находит последний и глубочайший источник подтверждения в «чистом» опыте (в вышеописанном смысле), во всех его модусах восприятия, воспоминания и т. д.». Которая, собственно напрямую связана, как раз «с ПРОСТЫМ соотнесением объекта с субъектом, которого наука всячески лимитирует в поисках исключительно ОБЪЕКТИВНОЙ истины, (парадокс: основанной на истинах, на очевидностях «жизненного мира», НЕРАЗДЕЛЕННОСТИ субъект-объекта). С другой стороны, «жизненный мир» - «…. как источник очевидности, источник подтверждения. Видимые масштабы, деления шкалы и т. п. используются как действительно существующие, а не как иллюзорные; стало быть, то, что действительно существует в жизненном мире как действенное, составляет здесь посылку». «Контраст между субъективностью жизненного мира и «объективным», «истинным» миром заключается лишь в том, что последний представляет собой теоретико-логическую субструкцию, охватывающую то, что принципиально невоспринимаемо, принципиально непознаваемо в опыте в своем собственном самостном бытии [Selbstsein], тогда как субъективное жизненного мира целиком и по отдельности отмечено как раз своей действительной опытной познаваемостью», т.е., собственно именно «субъективное жизненного мира» и есть по Гуссерлю, не априорное, как у Канта, а эмпирическое знание. Получается, что «жизненный мир» Гуссерля- не просто очевидность, а «праочевидность» и далее: «Сколь бы странным и пока еще спорным ни показалось поначалу все сказанное здесь, всеобщее значение контраста между ступенями очевидности нельзя недооценивать». Собственно пока оказывается, что разница между жизненным миром и миром «объективно-логических свершений» в: «контрасте между ступенями очевидности».»… Науки на самом деле со своей стороны, сами никогда не бывают опытами объективного. Ведь, как оно само, объективное никогда не может быть познано в опыте». Почему? – Потому что науки «приближенные к созерцанию» имеют дело с «естественнонаучными «моделями»», в том числе и геометрия с «бесконечно далекими геометрическими образованиями, и тем самым вообще с опытной познаваемостью всех бесконечных «идей», например, с познаваемостью бесконечного числового ряда»…И эту подмену «объективного» на объективные модели в мире субъективного, прежде всего следует осознать. Все эти «логические целые и логические части» науки все это идеальное, вырастает из телоса и определяется им, т.е. «принадлежат к этому конкретному единству жизненного мира, конкретность которого простирается, стало быть, дальше, чем конкретность «вещей»». «Мы попадаем в неудобную ситуацию. Если мы со всей необходимой тщательностью установили контраст, то одно и другое — жизненный мир и мир объективно-научный — у нас, конечно, связаны. Знание об объективно-научном мире «коренится» в очевидности жизненного мира». Т.е.- связь – есть. Если наука, как очевидное, вырастает из «жизненного мира», призвана расширять наш жизненный мир. То где же- контраст? – «то вместе с нами (включенными в науку») и вся наука вдвигается в жизненный мир — всего лишь «соотнесенный с субъектом». Где противопоставление между объективным и жизненным миром? «С одной стороны — повседневно-практические, ситуативные истины, которые, конечно же, относительны, но, как мы уже подчеркивали, это именно те истины, в которых когда-либо нуждается практика и которых она ищет, строя свои планы.
С другой стороны — научные истины, обоснование которых приводит как раз к ситуативным истинам, но таким образом, что научный метод в своем собственном смысле от этого не страдает, поскольку и он хочет — и ему приходится — пользоваться именно этими истинами». Т.е. Если наука вырастает из жизненного мира , определяется жизненным миром, то откуда появляется фактическое противоречие двух видов истин? По Гуссерлю, благодаря некоторой «особой активности, и сама принадлежит к конкретности этого мира».
Далее, Гуссерль делает некоторое отступление, чтобы обратить внимание на то, как в процессе его размышлений о методе проникновения в жизненный, донаучный, то есть «дологический» мир, появляется сам этот метод её решения такого проникновения:
1) он с «чрезвычайной тщательностью заботиться о недопустимости предрассудков», например о чувстве пренебрежения ученым значения «жизненного мира» для науки.
2) Он «добивается очевидности цели как таковой»;
3) И во благо таковой стремиться: «сохранить ее в чистом виде, без чужеродных вкраплений».
Стоп,- сказал я себе,- какие могут быть «чужеродные вкрапления», если задача, которую перед собой поставил Гуссерль,- имеет ТОТАЛЬНЫЙ характер, то есть – и охватывать эти самые вкрапления?... Скорее всего Гуссерль подразумевал ранжировку фактов, определяющую их важность для решения именно ЭТОЙ задачи». И, таким образом ЦЕЛЬ ограничивает рассмотрение, т.е.- субъективна.
Проблема возможности объективной науки надо полагать, была ограничена до сих пор, решением Канта, который положил разделение между созерцаемым (чувственным) и объективно- научным, логическим мышлением непроходимую пропасть. При этом: «… возникает неистребимая иллюзия чистого мышления…» с его АРИОРНЫМИ знаниями. А значит, иллюзия очевидной научной истины. В сфере же жизненного мира господствует созерцание, которой в силу прямой его очевидности соответствует «повседневно-практические, ситуативные истины».. Решение же такого расхождения, выявляющегося между субъективными истинами и «объективными» истинами науки по Гуссерлю видится в воссоединении этих функций единого разума, путем возвращения ни к «пустому и неопределенному титулу «созерцание»»… А к созерцанию в его истинном значение, «…при котором он перестанет быть перестает быть чем-то ограниченным и малоценным в сравнении с обладающим наивысшей ценностью логическим, в котором будто бы уже найдена подлинная истина, и становится проблемой жизненного мира».
Опять о методе: «метод доступа к рабочему полю новой науки…подразделяется на несколько шагов, каждому из которых по-новому свойствен характер некого эпохе, воздержания от наивно-естественных и всегда уже реализуемых значимостей… Первое необходимое эпохе, т. е. первый методический шаг…Но в этом эпохе для нас, его осуществляющих, науки и ученые не исчезают. Они остаются тем, чем во всяком случае были раньше, а именно фактами в единой взаимосвязи жизненного мира; разница лишь в том, что в силу эпохе мы не функционируем теперь как соучаствующие в их интересах, в их работе. Мы как раз учреждаем в себе особую хабитуальную направленность интереса, принимаем некоторую установку, которая похожа на профессиональную и располагает особым «профессиональным временем». Т.е. как бы меняем точку зрения с СОВМЕСТНОЙ работы, на процесс работы. «как у обычных людей, у нас постоянно (в расширенном смысле) есть сразу несколько «профессий» (установок нашего интереса): мы одновременно являемся отцами семейств, гражданами государства и т. д. У каждой такой профессии есть свое время для актуализирующих ее занятий. Поэтому и тот вновь учрежденный профессиональный интерес, универсальная тема которого была определена как «жизненный мир», встраивается в ряд прочих жизненных интересов, или профессий, и тоже имеет «свое время» в рамках единого персонального времени, составляющего форму перемежающихся профессиональных интересов». Т.е. рассматривая жизненный мир, нужно сначала воздержаться от объективных научных суждений, но не отречься от них. Обычно: «Выбрав себе в качестве цели эту объективность (объективность «истины-по-себе»), мы выдвигаем… гипотезы (научные), в силу которых нарушаем пределы чистого жизненного мира»,а этого делать нельзя Т.е. идея первого эпохэ: во «внутренних» поисках инвариантов жизненного мира: «…нужно найти инвариант истины жизненного мира, действительный как для японца, китайца, негра и европейца…». Этого «нарушения» мы избежали благодаря первому эпохе (в отношении объективных наук), и теперь пребываем в замешательстве: на что еще здесь можно рассчитывать, что здесь можно научно установить раз и навсегда и для каждого». То есть, как я понимаю, мы не стали идти «научным путем», и поэтому находимся в растерянности. Как найти НЕ ВСЕОБЩУЮ истину жизненного мира – а ОБЪЕКТИВНУЮ истину «ненаучным путем»? Но наше замешательство исчезает по Гуссерлю, когда мы обращаем внимание на структуру жизненного мира. Но является ли «Эта всеобщая структура, к которой привязано все сущее относительно [relativ Seiende], сама не относительна…. Мир как жизненный мир уже в донаучной жизни имеет «подобные» структуры», что поиск который в науки имеет термин «изоморфизма систем- НЕнаучен?!! И, соответственно, поиск подобных структур истин, чем-то кардинально отличается от поиска самих истин?- Ведь «корень» - один – абстракция и обобщение… Собственно, к этому и подводит Гуссерль, в своих поисках «первого априори», как «первой ступени» «идеализирующего свершения». То есть, надо полагать, первой ступени идеализации и абстракции. Любопытно, сначала Гуссерль показывает, что теоретическое априори покоится на опыте, почерпнутом из опыта «жизненного мира», мира «телоса», и теперь указывает на существование априори «жизненного мира», к которому, теоретическое априори должно вернуться, для верификации своей подлинности. Надо полагать этим априори окажутся Кантовские «способности разума». Есть, по Гуссерлю, два основных возможных способа тематизировать жизненный мир. Прямой: изучать существование объектов в мире, при этом: «Эта нормальная, прямая жизнь, направленная на те или иные данные объекты, означает, что цели всех наших интересов лежат в объектах». Т.е. метод «вживания [Hineinleben] в горизонт мира». И «косвенный» (надо полагать, по аналогии с косвенной математизацией) Изучать СУБЪЕКТИВНЫЕ способы, в которых это существование объектов дано (явлено) нашему сознанию. Иными словами, если воспользоваться СТАРОЙ метафорой: изучать не муху, а стекло, через которое мы ЭТУ муху видим. Здесь – стекло выступает в образе нашей субъективности, которое своими неровностями, шероховатостями, коэффициентом преломления ИСКАЖАЕТ образ самой мухи. «Здесь для нас существенно различие двусторонней тематики, и притом рассматриваемой с обеих сторон, как универсальная тематика... Единый теоретический интерес должен направляться исключительно на универсум субъективного, в котором мир в силу входящей в этот универсум универсальности синтетически связанных между собой свершений получает для нас свое обычное вот-бытие».
Второй шаг?: «Воздержание от осуществления отдельных значимостей». НЕ ОЗНАЧАЕТ, что их игнорируют, а значит (?) что не отдают предпочтения ни одной из них. Обычно ставят под сомнение одну установку (ту ли другую, свою ли чужую ли)- (универсальность пошагового воздержания), а можно «совершенно другим способ универсального эпохе»: воздержание от всей «совокупности» установок, расчленение «синтетически объединенного», чтобы «собрать» ЕСТЕСТВЕННОЕ объединение. В своей тотальности воздержания и ПРОЯВЛЯЕТСЯ тотальность ««трансцендентального» эпохе». Т.е., как я понял, «воздерживающийся» всецело оказывается «по ту сторону «стекла, отделяющую его от мухи (от объектов)», и это воздержание отнюдь не означает- пренебрегание объектами, фактами… Они есть – «по ту сторону». Но, на данный момент- не в «фокусе» нашего внимания, наших интересов. Как раз именно «удержание» объектов, фактов в акте универсального эпохе и позволяет провести; ««трансцендентальную редукцию» — раскрыть и исследовать трансцендентальную корреляцию мира и сознания мира». Благодаря проведенному эпохе («назовем его «трансцендентальной редукцией») «…мир, точно такой, каким он прежде был и все еще есть для меня, как мой, наш мир… этот мир не исчез, только в ходе последовательно осуществляемого эпохе он принимается во внимание чисто как коррелят субъективности». И перед Гуссерлем возникает вопрос: «Как конкретнее понять то, что заключенная в редукции мира редукция человечества к феномену «человечество» позволяет увидеть в последнем самообъективацию (т.е. сохраняет свою бытийную значимость) трансцендентальной субъективности, всегда исполняющей последнюю функцию и потому «абсолютной»?». ««Результат тотальной смены установки должен состоять в том, что она превращает бесконечность действительного и возможного опыта мира в бесконечность действительного и возможного «трансцендентального опыта», в котором мир и его естественный опыт познается прежде всего как «феномен»».

Первое эпохе, суть воздержание от всего, находящегося вне жизненного мира, то второе «трансцендентального» эпохе» - это воздержание от отдельных значимостей для нас в этом жизненном мире. Последовательное универсальнальное пошаговое воздержание, или воздержание сразу «от всей «совокупности» установок» этих значимостей, приводит к трансцендентальной редукции. Для каждого эпохе, каждый раз Гуссерль особо оговаривает, что эти эпохе вовсе не означают, что: то, от чего воздерживаются- исчезает, оно остается: меняется НАПРАВЛЕННОСТЬ предмета изучения.
«Причём как феномен, имеющий «свою почву» в сознании, т.е. как явление мира, «пересаженное на почву» сознания. В представлении о вещи, вещь дает большее, чем содержится в её актуальном восприятии, так как представление о вещи, потому как представление о вещи «у меня есть бытийная достоверность в отношении этой вещи, которой принадлежат все стороны сразу, в том модусе, в каком я ее «лучше всего» вижу». То есть представление о вещи содержит в себе все способы рассмотрение это вещи сразу (вблизи и вдали, в анфас и в профиль): «И хотя в непрерывно меняющемся видении увиденная сторона перестает быть все еще действительно видимой, она все же «сохраняется», «прибавляется» к тем, что были сохранены прежде, и так я «научаюсь узнавать» эту вещь, «знакомлюсь» с ней… Следовательно, восприятие «в меру осознанности» каждый раз имеет присущий его предмету (в тот или иной момент мнимому в нем) горизонт». S.W. Я это называю- композицией. «…они (т.е. каждой модальности чувственного восприятия (осязательного, слухового и т. д.) предлагают нам многообразные комбинации представлений, явлений (одной и той же вещи), из которых каждое функционирует именно как представление чего-либо»- (модальность этой вещи)- «своем протекании они функционируют так, что образуют то непрерывный, то дискретный синтез отождествления, или, лучше сказать, единения». Т.е. они (эти модальности восприятия) связаны в единую зависимость существованием этой вещи, а именно в представлении этой вещи: «они связываются друг с другом в прогрессирующем смыслообогащении и дальнейшем смыслообразовании, в котором как все еще сохраняемое остается значимым то, что уже не явлено, и в котором одновременно наполняется и точнее определяется предмнение, антиципирующее непрерывный ход процесса, предожидание «грядущего». Таким образом все вбирается в единство значимости, т. е. в единое, в эту вещь». Когда мы сосредотачиваемся на «субъективном аспекте способов представления вещей», перед нами раскрывается «целый «горизонт» неактуальных, но тем не менее тоже функционирующих способов явлений и синтезов значимости». При этом, разворачиваемся перед нами субъективном горизонте представления о вещи, рефлексия процесса этого разворачивания позволяет нам обнаружить определенные его корреляции: «К примеру, мы невольно начинаем такой «интенциональный» анализ восприятия с того, что отдаем предпочтение покоящейся и качественно неизменной вещи. Но вещи воспринимаемого окружающего мира бывают даны так лишь недолгое время, сразу же возникает интенциональная проблема движения и изменения. Но было ли такое начало, отправлявшееся от покоящейся и неизменной вещи, действительно лишь случайным, не имеет ли само предпочтение покоя своего мотива в необходимом ходе таких исследований? Или же, если посмотреть с другой, не менее важной стороны, мы невольно начали с интенционального анализа восприятия (чисто как восприятия того, что в нем воспринимается) и при этом отдали предпочтение данным в созерцании телам» (а не, надо думать – их бытии). «Не заключалась ли и в этом существенная необходимость?»,- задается вопросом Гуссерль, имея ввиду субъективную необходимость функционирования сознания.
Далее Гуссерль переходит к изначальному вопросу: каким образом, не смотря на отличия субъективного мира, в доопытном (по классике) или в жизненном мире, все же существует «истинная пра-очевидность». И начинает он с коррекции субъективности:
1) 1). Представления о прошлом и будущим вещи актуальным восприятием этой вещи в настоящем;
2) кинестаз, «представленных» (внутренних), кинестазами «свершаемыми»= телесными («внешними»),-
То есть «многообразия» субъективных перспектив корректируется актуальными кинестазами имплицитно «по их результатам».
«Но эта согласованность нередко нарушается: бытие превращается в иллюзию, или хотя бы только в сомнительное, всего лишь возможное, вероятное бытие, в да-иллюзорное-но-не-совсем-ничтожное-бытие и т. д.». И тогда появляется еще одна корректировка: корректировка СМЫСЛА: «Нетрудно увидеть, что изменение апперцептивного смысла имеет место благодаря изменению горизонта ожиданий в отношении тех многообразий, которые антиципируются в нормальном случае (т. е. при согласованном протекании); например, когда видишь человека, а затем, дотрагиваешься до него, и приходится переистолковывать его как куклу (визуально представляющуюся человеком)». Здесь, В ОБЩЕМ-ТО, дело в наличие у представлений о вещи ДВУХ горизонтов осмысления её: «так вещь имеет еще один горизонт: в противоположность «внутреннему горизонту» — «внешний горизонт», именно как вещь, принадлежащая вещному полю [Dingfeld] ; а это отсылает нас в конце концов, ко всему «миру как миру восприятия» в целом. Вещь — это одна вещь в группе действительно одновременно воспринятых вещей, но в сознательном отношении эта группа для нас не есть мир, а мир представлен в ней; как сиюминутное поле восприятия она всегда уже имеет для нас характер фрагмента, вырезанного «из» мира, из универсума вещей возможных восприятий. Таким образом, это каждый раз мир настоящего; он каждый раз представлен для меня ядром «оригинального присутствия» (чем определяется непрерывно субъективный характер актуально воспринятого как такового), а также своими значимостями из внутреннего и внешнего горизонта».
Есть еще один тип корректировки: через образование интерсубъективного смысла. При протекании процесса «интерсубъективной согласованности».
«Но в совместной жизни каждый может принимать участие в жизни другого. Поэтому мир вообще существует не только для отделенных друг от друга людей, но для человеческой общности, уже хотя бы благодаря формированию общности воспринимаемого.
При формировании этой общности тоже всегда происходит перемена значимости, сопровождаемая взаимной корректировкой. Во взаимопонимании мой опыт и его приобретения вступают с опытом и приобретениями других людей» «в такую же^связь [Konnex], что и отдельные ряды опыта в рамках моей — или чьей бы то ни было — собственной опытной жизни; и это вновь происходит так, что в отношении деталей в общем и целом нормальными оказываются интерсубъективная согласованность значимости и тем самым интерсубъективное единство в многообразии значимостей и того, что в нем имеет значимость; что, далее, интерсубъективная несогласованность хотя и проявляется достаточно часто, но потом, в ходе совместного обсуждения и критики, достигается — будь то молчаливо и даже неприметно, будь то в явном выражении — единение, относительно которого заранее есть уверенность, что оно, хотя бы как возможное, достижимо для каждого». Кстати, Гуссерль сам непроизвольно (?) перечисляет условия возникновения СВОЕЙ науки: надо:
1). «точнее следить»
2) «последовательно обращать внимание»;
3) поставить задачу поиска «самой корреляции». Обобщая типику корреляций, Гуссерль, в частности пишет: «Опыт, очевидность — это не пустая всеобщность, он дифференцирован по видам, родам, региональным категориям сущего, а также по всем пространственно-временным модальностям». Здесь, видимо важно отметить, что: «очевидность= всеобщность», а опыт, о котором говорит Гуссерль: опыт «жизненного мира». Очевидно, на данном этапе можно предположить, что априорные истины, аподиктические очевидности, Гуссерль предлагает искать не в «объективности науки», не в очевидностях опыта донаучного знания, а в «регионе» СПОСОБНОСТЕЙ РАЗУМА мыслить (как субъективное, так и объективное) ПРОЯВЛЯЮЩИХСЯ «в обнаружении ряда» (рядов» коррекций между ними: ««Мы уже заранее видим (уже первые пробы показывают это с очевидностью), что эта многогранная, сбивающая с толку, повсюду вновь дифференцирующаяся типика корреляций не есть всего лишь факт (пусть и констатируемый во всеобщности), но что в этом фактическом заявляет о себе сущностная необходимость, которую надлежащим методом можно преобразовать в сущностную всеобщность, в мощную систему новых и в высшей степени удивительных априорных истин». «универсального априори корреляции». – Суть Гуссерля. «интенции»- вопрошание. У Гуссерля: обнаруженное им субъективных многообразие синтезов перспектив вещи на пути к единому представлению об этой вещи, вновь разворачивается в многообразие интерсубъективных представлений об этой же вещи: «интенционально переходящие [übergreifende] от субъекта к субъекту синтезы, образуют (новое) УНИВЕРСАЛЬНОЕ единство синтеза, через их посредство возникает предметный универсум, мир, как он дан в своей конкретной живости (и заранее дан для всякой возможной практики). В этом отношении мы говорим об «интерсубъективной конституции» мира, подразумевая в ней совокупную систему сколь угодно глубоко скрытых способов данности, а также модусов значимости, присущих Я».Т.е. «шагая» от вопроса, интересующего его по поводу данной вещи одного субъекта, к интенциональности другого субъекта, постепенно возникает понимание «сущий ДЛЯ НАС мира». Собственно мысленный мир- это «смысловое образование, возникающее из элементарных интенциональностей», и когда вопрошание интенциональность «исчерпает» себя, когда удастся: «Свести все к интенциональным истокам и единствам смыслообразования — означает добиться такой ясности, которая, будучи однажды достигнута (что, конечно, может произойти лишь в идеальном случае), не оставила бы после себя уже никаких осмысленных вопросов».

«Установка на мир восприятия (а такое начало, по всей видимости, не случайно) дает нам в отношении мира только временной модус настоящего, который сам в плане горизонта отсылает к временным модусам прошлого и будущего».
В настоящем прошлое (воспоминания) со «своими многообразиями способов данности, приходящий к настоящему, как к «…изначальной данности самого себя (к непосредственной очевидности). Точно так же ожидание, предпоминание [Vorerinnerung],— и вновь в смысле интенциональной модификации восприятия (поэтому «будущее» означает «грядущее настоящее»),— есть изначальное смыслообразование, в котором возникает бытийный смысл грядущего как такового, с более глубокой структурой, которую надлежит точнее раскрыть». Ego- ранее мы рассматривали представления вещи, а «В интенциональном отношении все, что напрямую распознается в опыте как «это вот», как вещь, выступает в качестве индекса, указывающего на свои способы явления, которые можно увидеть (и по-своему познать в опыте) при рефлексивной направленности взгляда» (первая рефлексия). Эта рефлексия косвенно указывает на Ego, то есть дает новую интенциональность, направленною на то, что не представлено непосредственно в опыте созерцание. Но что можно узнать путём второй ступень рефлексии, направленной на функции, которые он выполняет в созерцательном синтезе:
1. «осуществитель всех значимостей»
2. обобщающий (интендирующий); «интендирующее Я, которое при всей изменчивости многоступенчатых способов явления направлено «сквозь них» к полюсу единства, т. е. направленное к преследуемой им цели (его намерению)» т.е.целевую и «наследственную» функцию – «наполняя свою интенцию».
3. функции сохранение: при анализе модусов предмета «восприятия не дает погрузиться в ничто»;
4. «В Я-полюсе сосредоточено все, в том числе и модализация бытийных достоверностей, «зачеркивание» чего-либо как иллюзии, настроенность на исключение всякой недостоверности, всякого сомнения и т. п.».
5. «…к Я-полюсу устремлены аффекты', с большей или меньшей настоятельностью они притягивают к себе Я, мотивируют уделяемое им внимание и свою собственную активность».
«Здесь как на самое важное нужно указать только на наиболее всеобщий момент его формы: на присущую ему временность [Zeitigung], превращающую его в длящееся Я, конституирующее себя в своих временных модальностях: одно и то же Я, которое теперь актуально присутствует в настоящем, в каждом прошлом (каковое является его прошлым) есть уже некоторым образом другое Я, а именно то, которое было и потому теперь уже не есть, и все же в непрерывности своего времени это одно и то же Я, которое есть, которое было и перед которым лежит его будущее. Как наделенное временностью [verzeitlichtes], оно, актуально теперешнее Я, может тем не менее сообщаться со своим прошлым (и теперь уже не существующим) Я, вступать с ним в диалог, критиковать его, как если бы это был кто-то другой».
Положение усложняется тем, что собственно субъективность конституируется только по отношению к другому субъекту, а не к предмету вообще, то есть при синтезе «мы». Но и здесь, по Гуссерлю, как мне кажется, эта проблема, этот синтез, в общем-то решается аналогично: посредством ориентации на общий для всех субъектов мир: ««тождественный для всех жизненный мир служит интенциональным «индексом», указывающим на многообразия явлений, сквозь которые, когда они связаны друг с другом в интерсубъективном синтезе». Явления вещи –««предметный полюс»: не реально [reell], а интенционально».
«О возможности и значении такой онтологии жизненного мира на естественной почве, т. е. вне горизонта трансцендентального интереса, мы уже говорили и еще будем говорить в другой связи. Нам нельзя упускать из виду, что присущий этой «онтологии» смысл априорной науки резко контрастирует с традиционным смыслом». Т.к. словами Бекона онтология мира «следует по аналогии мира, а не по аналогии человека»: «философия Нового времени руководствуется конструктивным понятием по себе истинного мира». «Поэтому используемое в ней понятие априорной науки — в конечном счете это универсальная математика (логика, логистика) — не может обладать достоинством действительной очевидности, не может быть усмотрением сущности, почерпнутым из прямой самоданности (из опытного созерцания), на что она так хотела бы претендовать». ПОТОМУ ЧТО, объективные науки ЦЕЛЕНАПРОВЛЕННО искоренили в себе все субъективное, которое нашли и смогли.
Примечание: далее Э. Гуссерль буквально говорит следующее, его метод эпохе позволил выявить в субъективности некие очевидности, которых уже нельзя игнорировать, то есть этот метод доказал, тем самым свою продуктивность. С другой стороны, он же породил и ряд потиворечий, парадоксов. Любопытно: противоречий с чем? С бывшей в философии ДО НЕГО интенсиональности – больше неоткуда.
Противоречие первое: и объективные науки вкупе с прежней философией, претендуют на поиски всеобъемлющей ОБЪЕКТИВНЫЙ истины, феноменология же ищет тоже всеобъемлющую но СУБЪЕКТИВНОЮ истину: «Может ли наряду с объективной истиной существовать другая, субъективная?». Ответ: объективную истину, как в мире науки, так и в «жизненном мире»: НЕПОСРЕДСТВЕННО никогда не сможет обнаружить: т.к. есть у ученого «корреляты, конституирующие его «вещи» или формы вещей», «многообразие способов данности и их коррелятивные сущностные формы». Для обнаружения этого (т.е. коррелятов и способов данности), по Гуссерлю нужен: «соответствующей поворот взгляда»: эпохе, позволяющее, по Гуссерлю, встать ВНЕ субъективно-объективного процесса познания: увидеть его «в цельности»- со стороны: «естественная объективная жизнь мира представляет собой только особый способ трансцендентальной жизни, постоянно конституирующей мир, так что трансцендентальная субъективность, если она просто живет таким («естественным», непознанным способом («простым соотнесением себя и объекта»), не сознает и никогда не может осознать конституирующие горизонты». «Естественная объективная жизнь мира», так сказать, «посвящает себя» полюсу единства (полюс единства, т. е. направление познания к преследуемой ученым цели (его намерению)), не сознавая существенным образом связанных с ним, «конституирующих многообразий», ибо, как сказано, для этого нужна «полная перемена установки и рефлексия». «Философия как универсальная объективная наука (а такой была вся философия античной традиции), вкупе со всеми объективными науками, вовсе не есть универсальная наука. В свой круг исследования она помещает только конституированные предметные полюса», но: «она остается слепа к трансцендентально конституирующему, полному и конкретному бытию и жизни».
Противоречие второе: «Эпохе в отношении всех интересов естественной человеческой жизни означает, казалось бы, полный отход от них (таково, кстати, весьма распространенное неправильное понимание трансцендентального эпохе)».
На самом же деле, это – все тот же «поворот взгляда», т.е. смена интересов и сосредоточение внимания с самого познания объективного существования на «средства разума», актуализирующее это познание, при этом, естественно, никуда не исчезает жизненный мир, он просто «выносится за скобки», интенции, внимания: «. Стало быть, философ, осуществляющий эпохе, тоже должен «естественно проживать» естественную жизнь, и все же эпохе вносит сюда существенное отличие: оно изменяет всю модальность тематики, а в дальнейшем преобразует познавательную цель во всем ее бытийном смысле». Дальше Гуссерль конкретизирует особенности такого рассмотрения:
«В обычной естественной жизни (в том числе и естественном ПОЗНАНИИ жизненного мира»- S.W.) все цели получают свой предел [terminieren] в «этом»[«der»] мире, и всякое познание получает свои предел», который в следствии растущий практики, объективным наукам приходиться каждый раз преодолевать. Обогащая и меняя «само по себе разумеющееся» «в сейчас», на то же «потом».
Феноменолог же движется от обратного: субъективного мира, дающего последнее основание в «отношении почвы последних предпосылок, в которой коренится вся эта проблематика и из которой, стало быть, в конечном счете получают свой смысл ее теоретические решения», причем имея четкое представление о двухполярности познания: «. Напротив, благодаря тому, что он делает собственной темой как раз это окончание (практики- S.W.) [Endesein] как таковое, эту жизнь, направленную на цели в жизни мира, и ее определенность [Terminieren] этими целями, благодаря тому, что он делает это собственной темой в отношении властвующего во всем этом субъективного, наивный бытийный смысл мира вообще превращается для него в смысл «полюсной системы трансцендентальной субъективности», которая «имеет» мир и содержащиеся в нем реальности именно в той мере, в какой она имеет эти полюса: конституируя их».
Третий парадокс при попытке создания субъективной науке, по Гуссерлю, заключается в том, что, по идее, она должна быть об индивидуальном, данном в ««гераклитовой реке» изменчивой «конституирующей жизни в ее индивидуальной фактичности». В то время, как объективные науки направлены на объединение единичной фактичности в общее. На что Гуссерль замечает: значит наука о субъективном будет иметь непосредственно дело с «сущностной фактичностью» (типикой существования субъективности), как, например: «По всей видимости, здесь, в радикально последовательном эпохе, каждое Я (т.е. ЛЮБОЕ индивидуальное- S.W.) принимается во внимание только как Я-полюс своих актов, хабитуальных черт и способностей, и отсюда — как «сквозь» свои явления, свои способы данности направленное на являющееся в бытийной достоверности».
Главный парадокс.«В силу нашего теперешнего метода эпохе все объективное превратилось в субъективное». Но человек, одновременно – и субъект и объект, поэтому Гуссерль, после отделения феноменологии от естественнонаучных наук, начинает феноменологию отделять от психологии;. «Наша научность не есть научность психологическая». Это видно уже при сравнении установок феноменологии и психологии. В психологии, как и во всех объективные науках, объектом изучения «…выступает мир, предполагаемый ею как само собой разумеющийся и действительный; у нас эпохе отняло как раз эту почву. А в чисто коррелятивной установке, которую оно создает, мир, т. е. объективное, сам становится особым субъективным». В феноменологической же установке «само собой разумеющейся» естественной объективной установки психолологии противополагается установки «незаинтересованного наблюдателя». . «Феноменолог с самого начала живет в парадоксальных обстоятельствах, на само собой разумеющееся ему приходится смотреть как на спорное, как на загадочное, и впредь у него не может появиться никакой другой научной темы, кроме этой: добиться того, чтобы бытие мира (которое для него составляет величайшую из всех загадок) перестало всюду разуметься само собой и достигло, наконец, подлинного уразумения»