Давайте разбираться. У меня, все три компоненты органично связаны с этапами развития именно сознания и «с голосами», возникающими в голове человека, вопреки его текущего мышления. Вина – это страх перед «голосами» со стороны становящегося декларативного мышления человека, как фиксация различия его с процедурным. Без мистики – это не страх, а требование согласовать появившееся различие. Естественно, для первобытного человека – явление мистическое. Стыд – же является результат культурологической рефлексии, при котором это чувство приобретает свое место относительно сознания: в менталитете, более, даже точно, в той части менталитета (напомню - подсознания), которая «вошла» в его состав из общественного сознания, при его формировании. В древневосточных цивилизациях, традиционных и в условиях единомыслия эта часть обладала возможностью безоговорочно структурировать этот менталитет, и в части управления текущим сознанием индивида, была непререкаемым судьею в оценке его поступков.
А совесть? – Совесть, прежде всего, явление внутренней индивидуальной потребности вести и поступать, так или иначе. Как проявление именно индивидуальной своей внутренней потребности, она суть мерило нравственности человека и мораль общества – лишь служить ей основой. Страхи быть осужденным, тем же обществом, отходят на второй план: «Делай, что должен и свершится, чему суждено» (Марк Аврелий). Т.е., в основе совести – лежат не страхи, а понятие долга, выполнение которого может напрямую быть связано с преодолением страхов.
Другими словами между моралью и нравственностью может появиться трещина, и она тем глубже и шире, чем шире и глубже расхождения между индивидуальным и общественным самосознанием, а это становиться возможным при росте самостоятельности индивидуального самосознания и появления «многослойности» общественного самосознания в одном обществе. И в этом случае возникает проблема «свободы совести».
Собственно, из трех лозунгов: «Свободы, равенства и братства»- два культивировались уже в мировых религиях. Все люди равны перед богом, которому молятся, протестантами лишь уточнялось: без посредников. Ср.: «Еще одним великим нравственным завоеванием христианства и ислама стало религиозное обоснование концепции равенства всех людей. Равенства не в гражданском понимании, но равенства перед Богом». truemoral.ru/moral_pr.php).
Т.е. люди остаются не равны, ни между собой, ни тем более, не равны люди разных религий. Тем более, насчет братства: «Все братья во Христе». Переворот произошел в понимании свободы, который, как следствие привел к пересмотру понятий и равенства и братства. А главное в этом перевороте: «свобода совести». В чем тут «фишка»? В том, что до этого времени все государства, будь-то демократические Афины, или Персия были государствами теократического типа. В них светская власть и духовная не разделены. Вообще, понятие о светской власти появилось в императорском Риме в работе «О граде божьем» написанным Блаженным Аврелием Августином. И этому мы обязаны христианству. А почему? Потому, как я уже говорил - религиозное мышление «произрастая» из мифологического к нему не сводится. Мировые же религии, особенно христианство, практически, изначально было «заражено» … рациональностью. Это, в первую очередь, сказывается в последовательном отходе от диффузности, свойственном мифологическому мышлению. Обычная практика Древнего мира делать богов побежденного мира «своими», пользуясь их многофункциональностью и неопределенностью. В христианстве – это невозможно. Любое отклонение от строго определенных церковью догм считалось непростительной ересью, не говоря уж о других богах…
Пока была возможность вести религиозные войны «на истребление» еретиков (напр. альбигойские), концепция: одно государство – один Бог срабатывала. Заданный тем же Августином тренд понимания сосуществования государства и церкви «…в их постоянной помощи друг другу: государство защищает церковь от её врагов в лице еретиков, а церковь спо¬собствует покорности населения, обожеств¬ляя государственную власть» (Останин А.В., 2010 cyberleninka.ru/article/n/genezis-idey-svetskoy....), просуществовал очень долго. Но после кровопролитных религиозных войн в Европе, когда выяснилось, что «некоторую ересь извести – невозможно, а борьба с нею рушит само государство», произошло вынужденное осознание, что догматы даже мировой религии не способны ритуализировать не только всю деятельность народа в том, или ином государстве. Но и служить единым каноном (в качестве морали), способным регулировать единые нормы поведения этих народов. Возьмем, к примеру, заповедь: «Не убий». Всю историю христианства, не говоря уж о человечестве, происходит постоянное нарушение этого закона. Так, согласно Библии только Моисей сошел с горы Синай и зачитал десять заповедей господних, как тут же «выдал одиннадцатую»: «И он сказал им: так говорит Господь Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали сыны Левиины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трех тысяч человек» (Исх. 32:20). И, за тысячелетия существования христианства накопилось множество «отмазок», когда, по словам Гиппиус: «нельзя убивать, но надо» (Гиппиус «Меч и крест» anthropology.rchgi.spb.ru/pdf/67_Gippius4.pdf ). Причем, иногда одна и та же мораль диктует различные отношения к воину и палачу, которые: производят одинаковые факты – убийства… Этого нет в заповедях: есть императив: «Не убий», то есть высшая степень абстракции, которая «согласно духу» христианства конкретизируется на множество, когда «надо». Но если «надо» и палачу (инквизиции) и воину, то рассудить, «по духу» - это, в общем-то, дать собственное толкование, как собственно и делали отцы церкви толкуя слова Моисеевы.… И оказалось (словами Апресняна) что: «Моральные идеи абстрактны, и в своих высших требованиях мораль, конечно, "оторвана" от конкретных экономических, политических, социальных отношений. Тем не менее, она вплетена в общественные отношения». (АПРЕСЯН Р.Г. Идея морали и базовые нормативно-этические программы.). А попытки конкретизировать эти идеи, приводит к их релитивизации, потому, что появляются «другие стороны», типа: «это» - несомненно зло, но с другой стороны – не было бы этого зла не появилось бы «это» добро.… Вспомните: «не было счастья, да несчастье помогло», «Кто нужды не знал, тот и счастья не узнает» и т.д. А почему так получается?... Вернемся к тому, о чем я говорил ранее:
1. «… моральная адверсия по сути - установление сознательного контроля над чувствами». Эпоха Просвещения, говоря словами Гюстава Флобера – время «воспитания чувств».
2. Особенность менталитета, как я уже писал, в том, что в подсознании представление памяти выстраиваются, группируются, более ориентируясь на эмоциональные «маркеры» сродства, чем на «маркеры» временной последовательности смены процедурных представлений. Поэтому фактор времени превращается из «линейного следования» в «плоскостной эмоциональный ландшафт», из которого в сознание можно относительно легко «вернуть» ту или иную информацию из прошлого. Именно эмоциональный «маркер» представлений сознания «скрывает» менталитет от сознания переводит их в подсознание в область сродни интуиции. Здесь хочу поправить себя (или: уточнить). Основная масса содержания менталитета «заслонена» от сознания, не только «естественной» направленности сознания «вовне»: на осознание текущего состояния человека и его текущего окружения («среды») - и поэтому воспоминания само по себе нуждаются в определенном ментальном усилии. Но и тем, что:
1. Для современных инновационных обществ усиливают недоступность:
а) как отличие «технологических цепочек» (ритуальной составляющей менталитета) осваиваемых человеком во время взросления от «цепочек», используемых в течение самостоятельной жизни. Ускорение технического прогресса, в частности замедляется, например, консервативностью учебных программ. Ведь здесь важно не только вносить в учебные программы соответствующих новых технологий, но и сама перестройка их самих, в «духе осевого времени».
б) так и изменение профиля «плоскостного эмоционального ландшафта» отвечающего за мораль.
На последнем я остановлюсь более подробно и в «более крупном историческом масштабе» - для традиционных обществ, в целом (включая средние века, а в существенной мере античность), - именно различие между эмоциональными и словесными («синтаксическими») маркерами является базовым для всей эволюции сознания (а для традиционных обществ – и единственным). Этому базовому различию, как раз и обязаны мы тому, что менталитету свойственна относительная недоступность для сознания и возможность управления им. А основной способ преодолеть эту недоступность – увеличение степени абстрагирования, и соответственно - способности к воображению.
Почему так широко?
Исходя из сказанного ранее каждую адверсию сознания (ритуальную, моральную, рассудочную) я делю на три этапа: этап владения, этап пользования и этап распоряжения индивидуумом той или иной адверсии. Эволюционно эти этапы следуют, так как они перечислены. Но, это не значит, что все этапы каждой адверсии сознание должно пройти, прежде появления новой адверсии. И, в первую очередь, это связано с тем, что развитие общественного самосознания в конкретном историческом обществе протекает неравномерно (пульсирующее), и большую роль в развитии общественного самосознания имеет разделение на внеэкономическую и экономическую форму принуждения к труду.
Ну и конечно, базовое различие, т.е. особенности консервативного менталитета, удобнее рассматривать на больших промежутках исторического времени. Как я, опять же писал выше- с одной стороны: «Эмоции имеют тенденцию к обобщению. Все ситуации, сколько-нибудь схожие с теми, что уже были пережиты, приобретают определенный эмоциональный маркер.
Справедлива пословица: ʼʼОбжегшись на молоке, дуют и на водуʼʼ. В целом механизм обобщения эмоций носит позитивный характер, но иногда он приобретает и патологические, нерациональные формы фобий». referatwork.ru/category/psikhologiya/view/36557...
И, поскольку нас будет интересовать, прежде всего, следообразующая функция эмоций, то нелишне напомнить, что:
«Следообразующая функция. Проявляется в образовании устойчивых положительных и отрицательных ассоциативных (условнорефлекторных) связей между эмоцией и ситуацией (предметом, человеком и т. д.). Эти ассоциации позволяют в будущем предвосхищать возможное развитие событий на базе прошлого эмоционального опыта и строить на этой основе адекватное поведение. Положительные эмоции закрепляют определенные способы поведения, а отрицательные эмоции тормозят их. По меткому замечанию В.В.Нурковой и Н.Б.Березанской, «все ситуации, сколько-нибудь схожие с теми, что уже были пережиты, приобретают определенный эмоциональный маркер». (А. Бабиков. Психологические основы общей теории. alexbabikov.ru/?p=141 ).
С другой стороны: «В трудовом процессе могут соединяться представления сознания как с положительными, так и с отрицательными эмоциональными маркерами, которые не только видоизменяются за счет образующейся между ними связи, но и образуют новые, интегративные чувства» (См., выше). А, могут образовываться и, просто, смешанные чувства, напр: «Однако нелюбовь являет собой смешанное чувство — это уже не любовь, но еще и не ненависть, а некое менее интенсивное переживание…
Отрицание доверия, уважения в не любви указывает на деструктивные процес¬сы, происходящие внутри эмоционального состояния. Подобно глыбам древних материков, данные «эмоциональные бреши» смыкаются или, исходя из принципа нетерпимости системы к пустоте, заполняются недоверием, неуважением, инфи¬цируя эмоциональное переживание. Как любой вирус, антитела отрицательных эмоций постепенно трансформируют любовь в нелюбовь. Важно отметить, что на первый план выступает не появление противоположной эмоции — ненависти, а исчезновение любви. Поэтому нелюбовь является эмоциональным следом любви, не столько моментальной, сколько отсроченной реакцией на определенный стимул… (Штеба А.А. cyberleninka.ru/article/n/smeshannaya-emotsiya-... ).
И, далее (на основании сказанного): «устойчивые ассоциативные связи между эмоцией и ситуацией» приобретают и устойчивость и оценку (положительные, отрицательные), если они:
а) постоянно повторяются. Наиболее простое обоснование этого повторение: замкнутый жизненный цикл при стабильных условиях (традиционные общества);
б) важное значение при определении оценки поведения имеет установление границ ситуации (установление длины причинно-следственных связей связанных с тем или иным поведением человека). Например: «наказание во благо» (заодно об изменении морали). Статья 116 Уголовного кодекса Российской Федерации (побои) («закон о шлепках»), которую РПЦ окрестила: «Законом о запрете воспитания». Вот такая моральная оценка. Все, собственно, зависит оттого сколько «шлепков» надавали ребенку в детстве, и есть ли зависимость от этих «шлепков» - на благо они пошли ребенку в его далеком будущем (дисциплинированность) или во вред (обозленность).
Или, наоборот: идти от абстрактного. Как, собственно, мысленно и делал Фома, восстанавливая обстоятельства (ситуацию), при которых Иуда потратил ворованные деньги, давая разную моральную оценку.
Если общество - традиционно, оно, как бы изолировано своими традициями от внешнего влияния. В обществах такого типа последствия от поступков «легко просматриваются» благодаря своей повторяемости и полезные из них закреплены традицией, ритуалами, обычаями, верованиями, моралью этого общества. Вредные же: табуированы и наказуемы.
Совсем другое дело - динамические, развивающиеся сообщества: кто знает, полезно или нет то, или иное изменение?.. Узнали: воробьи уничтожают посевы. Следовательно, каждому китайцу убивать воробья – это морально.… Если нарушается замкнутость жизненного цикла при стабильных условиях (традиционные общества) – нарушается повторяемость и последствия – непредсказуемы. Например, что мешало, кроме мнения Николая I принять в России решение о строительстве первых железных дорог? Например: «Директор обоих этих (Колпинский литейный завод, и Александровской мануфактура) заведений англичанин генерал-лейтенант Вильсон, по словам Мельникова, «возымел опасение, что близкое соседство с железною дорогою может иметь вредное влияние на нравственность заводского населения и поэтому настоятельно требовал, чтобы отнесли далее линию»» (А.Г. Чукарев docplayer.ru/68650075-General-zheleznyh-dorog-i...)
Или, более «приземлено»: «Граф К.Ф. Толь говорил, что железные дороги «могут поколебать сами вековые устои России», поскольку они «есть самое демократическое учреждение, какое только можно было придумать для преобразования государства». Министр финансов граф Е.Ф. Канкрин писал, что железные дороги уничтожат «столь необходимую общественную иерархию», поскольку новый вид транспорта приведет «к равенству сословий, так как и сановник и простак, барин и мужик поедут, сидя рядом в вагоне, в одном посаде». (Фарид Хусаинов spec.rzd-partner.ru/page1907927.html ). Впрочем, решающий аргумент за строительство железных дорог для Николая I, хоть и не был сугубо нравственным (в свете «не убий», но «надо»), зато легко предсказуемым: «28 февраля 1835 г. состоялось заседание комитета в присутствии Николая I. Модест Корф в своих воспоминаниях пишет, что в самом начале совещания Николай «изобразил все выгоды, какие, по его мнению, приняло бы устроение у нас железных дорог (…) особенно для внезапных, когда понадобится, передвижений войск»» (Фарид Хусаинов spec.rzd-partner.ru/page1907927.html ).
Если, кратко резюмировать, то я полностью разделяю мысль, что: «Так, из практической необходимости, зарождалась наша мораль и со временем меняла нас и наши чувства, что приводило к появлению новой морали» (Юрий КИРПИЧЁВ www.krugozormagazine.com/show/Evoluciya_morali.... ). Н-да со временем мораль меняла нас и наши чувства. Но если до эпохи Просвещения сама мораль изменялась стихийно, то начиная с эпохи Просвещения, под влиянием моральной адверсии, она подверглась сознательному влиянию человека. Действительно, до этого времени законы, и мораль воспринимались, как от Бога. С течением времени, а особенно в эпохе Просвещения, происхождение законов потеряли свой сакральный покров, и предстало в форме общественного договора, который, как договор может быть пересмотрен на разумных основах. В принципе, с моралью произошло то же самое: после длительных религиозных войн, у которых не оказалось победителей, противоположные стороны вынуждены были договариваться о своем совместном проживании. Например, Аугсбургский религиозный мир (1555 г.), «Акт о терпимости» (1689 г.), Нантский эдикт (1598), и др. В итоге: «Для чувственной этики западного общества не существует священных абсолютов, универсальных ценностей. П. Сорокин проделал огромную работу и показал, что для буржуазной цивилизации Запада, начиная с XIV и по XX в. характерна прогрессирующая релятивизация этических ценностей. Мы живем в эпоху, когда происходит чрезвычайная релятивизация и разрушение этих ценностей: «Они в свою очередь являются показателем умственной и моральной анархии, ибо ценность, которая больше не универсальна, становится псевдоценностью, игрушкой фантазий и желаний» (П. Сорокин). Вполне закономерно, что идет процесс отрицания ценностей чувственной этики, наблюдается тяга к абсолютным ценностям, выраженным в лице Христа, Будды и других религиозных пророков или моральных ценностей социализма (разумеется, не казарменного, ведомственного социализма), к которым склоняется все больше людей на Западе. studfile.net/preview/1194790/page:25/
Процесс релятивизации этических ценностей с моей точки зрения: это экспансия сознания в подсознания (т.е.- моральная адверсия), которая в эпоху Просвещения стала систематическим осознаваемым процессом, постепенно приобретающим индивидуальные черты. Т.е. самосознание, как источник активности сознания пытается гармонизировать себя с другим источником активности – менталитетом, как своей основой. Самосознание приобретает силу, способную противостоять, или, лучше сказать корректировать свою основу. Другими словами, самосознание, благодаря автобиографической памяти («обители» самосознания), получает пока еще непроизвольный (неосознанный) доступ к менталитету, как способу управления им.
Процесс моральной адверсии, прежде всего, проявился в религии, что, в итоге, привело к необходимости создания светских государств.
«Правда, первоначально свобода совести понималась как свобода вероисповеданий - т.е. в противоречие концепции «одно государство - один народ - одна вера» возможность для граждан одного и того же государства исповедовать различную веру (например, в Европе - различных направлений христианства, таких как католицизм и протестантство)». Автор: Белявский Д.С.
Источник: superinf.ru/view_helpstud.php?id=2537.
Процесс моральной адверсии протекал постепенно и болезненно в государствах того времени, принимая разную форму, но общее направление его развития, в общих чертах было одинаковым, сначала, внутренний, времен Возрождения: «Папа Александр VI и проповедник Савонарола – два обрыва пропасти, в которую провалилась религия». (Горелов. А.А. История мировых религий religion.wikireading.ru/73394). Не то, чтоб раньше не было ересей, а то, что Савонаролу, как раз, и нельзя было обвинить в ереси. Он (доминиканец) был «плоть от плоти» - искренний католик, который как и другие (Ян Гус, Франциск Ассизский и др.), обличал нравственное падение церкви, во главе с папой (Александром IУ) – индульгенции, разврат, обличал социальную несправедливость и т.д., требуя глубокой реформы католической церкви в духе возвращения к апостольскому идеалу. Ни увещевания, ни угрозы Божьего суда.
В мае 1497 г. папа отлучил Савонаролу от церкви. 22 мая 1498 Савонарола и его соратники, фра Доменико и фра Сильвестро, были схвачены по приказу синьории, и были приговорены к смертной казни. На следующий день они были повешены, а затем их тела были сожжены. А в 1517 г. М. Лютер прибивает к дверям церкви лист с 95 тезисами, положившими начало Реформации. И проблема уже была, опять же – не в том, что его учение было враждебно учению Христа (образно говоря – церковью небесной), но было против церкви земной. Ср.: «Ведь так было с Лютером. Когда он, как Паскаль, вдруг увидел своими глазами, что земные ключи от царства Небесного находятся в руках того, кто трижды отрекся от Бога, и когда он, в ужасе пред сделанным открытием, отвел свои глаза от земли и стал искать правды на небе - это кончилось совершенным разрывом с Церковью» (Л. Шестов НА ВЕСАХ ИОВА). Т.е. раз реформация изнутри «земной церкви» оказалась невозможна - надо решать вопрос более радикально: такая церковь не нужна, а «…все верующие являются священниками, получающими всю необходимую благодать от Бога при крещении» ( acoustic-fest.ru/svyashhennik-v-tserkvi-941/#i-...) и крещение принимать в зрелом возрасте (т.е. сознательно). Церковь к этому времени так дискредитировала себя, и апелляция к правильности церковных ритуалов при обращении к Богу на освященном священниками месте - уже не убеждала многих.
Уверенность, что можно обращаться к Богу без посредников придавала силы самосознанию, способность влиять на менталитет, который еще долгое время оставался монолитным (в смысле: передающимся поколением поколению, практически неизменным). Т.е. нужна была смена множества поколений, чтобы накопившиеся изменения привели к существенному изменению менталитета. Есть еще один момент в понимании менталитета, как монолита. В традиционных обществах, благодаря тому, что менталитет, как индивидуальное подсознание «шире» по содержанию (но и абстрактнее) чем индивидуальное сознание, то его «избыточность», связанная с областью межличностных отношений в обществе – также претерпевает в динамических обществах крупные изменения. Это связано:
1) с повышением мобильности существования индивидуального сознания в обществе.
2) с повышением роли индивидуального самосознания, появившейся у него способностью влиять на содержание своего менталитета, как с помощью сознательного воспитания своих детей, так и за счет изменения своего сознания, связанного с повышенной мобильностью существования самого человека.
Немного расшифрую (конкретизирую). Менталитет с повышением мобильности существования индивидуального сознания позволяет более абстрактно и более полно передавать растущим поколениям существенные черты того общества, в котором он формируется. И как я уже писал, благодаря менталитету, чем меньше общество в результате какого-нибудь катаклизма потеряет своих людей, выполняющих ту или иную функцию в нем, тем точнее воспроизведет себя после катастрофы, складывая «уцелевшие пазлы» из «кусочков подсознания», в которых сохранилось бывшее общественное сознание. Естественно, если не учитывать активности самосознания, которое с ослаблением связей «пазлов» индивидуального менталитет (в подсознании индивидуума) ослабляет силу воздействия «пазла» менталитета в подсознании индивида. В противном случае, под влиянием самосознания «ослабленный» менталитет склонен к «мутации». Так было и раньше. Но никогда в одном обществе, ослабленном религиозными войнами, не возникало нужды сосуществовать с двумя (или более) моралями. Собственно, именно резко возросшая аморальность, прежде всего, духовенства в эпоху Возрождения и положила начало религиозных войн. А также растущая, благодаря книгопечатанию доступность исторической памяти – проиллюстрировала, к тому же и неискоренимость в церкви подобных процессов. И самосознание нашло иной выход из этого тупика: конкуренция церквей, без смены веры. Этот процесс происходил и раньше (размежевание, например, на католиков и православных), но следовал строго принципу: одно государство – одна церковь. Стремление к обособленности от власти Папы, последовательно можно проследить по англиканской церкви.
Но, чтобы в одном государстве одновременно существовали две церкви – стало возможным только в результате религиозных войн. Хотя, поначалу старались следовать территориальному разделению этих церквей внутри государства (напр., в феодально-раздробленной Германии). И так, как, поскольку уравнение прав граждан с различной верой, перед государством – довольно длительный исторический процесс, то вопрос о свободе совести, сначала принял форму – борьбы за свободу вероисповеданий.… Но, почему понятие «свободы, именно, совести», послужило фундаментом для такой расширительной трактовки?.. Потому, что моральные ценности, как и нравственные теории той эпохи, хотя продолжают ориентироваться: «…на чувственные стороны бытия человека. Но чувства пони¬маются не только в эвдемонистическом плане, как условия достижения счастья, как позитивные эмоции, способствующие радости жизни…» (А. В. Разин. Исторические формы морали и современная этика cyberleninka.ru/article/n/istoricheskie-formy-m...). Т.е., в эти «чувственные стороны бытия» начинает все более плотно вплетается «рассудочная» часть, которая исподволь начинает ими руководить. Учитывая то, что рассудочная часть представляет индивидуальное самосознание, активность которого определяется эгоизмом, эпоху Просвещения, в целом можно определить, как утверждение морали разумного эгоизма.
В чем же различие этих моралей, если они основаны на одних и тех же – христианских заповедях?.. Поскольку становится, очевидно, куда я веду ответ, по – поводу эволюции морали,- нельзя не затронуть вопрос о классовости морали в одном обществе. Действительно, например, в феодальном (развитом) обществе рыцарские добродетели: мужество, благородство, честь – плохо сочетается с послушанием, кротостью и смирением – предписываемым крестьянам. По современным понятиям это выражение форм одной культуры (религиозной). Другое дело: образование разных видов одной культуры. Под разными видами, в данном случае, я говорю о сельской и городской культуре. Дело в том, что, если, ячейка цивилизации: город и прилегающая к нему сельская местность, населенные людьми одной культуры, которые, собственно и регенерируют это культуру. Городом можно считать поселение более 12 тыс. человек, хотя в разное время и в разных природных и исторических условиях - эта цифра варьирует, но, в среднем остается близкой к приведенному. Оставим в стороне, то что в городе, обычно сосредоточены административные, религиозные и пр. функции. Главное сейчас то, что во все времена до эпохи Просвещения, выполнялась формула: «одно государство - один (доминирующий) народ – одна (доминирующая) вера». Но можно сказать и более широко: «Одно государство – одна культура (доминирующая)». В эпоху Просвещения культура одной страны впервые разделилась на два вида. В чем тут суть? С точки зрения культуры, как формы, например, в классовом разрезе: феодалы и крепостные не могут существовать по – раздельности, так же, как не могут раздельно существовать пролетариат и буржуа, поэтому разным формам культуры соответствует разные формы одной религии «циркулирующие» внутри соответствующих классов. Но буржуа и пролетариат, могут существовать без феодалов и крепостных, и наоборот. И в существенном смысле в эпоху Просвещение эти «пары классов» существовали, как бы параллельно друг с другом. Понятно, что эта «параллельность» пролегает по черте городов. Понятно, что жителям городов, считай со времен появления древневосточных Империй (Хеттская, Новоассирийская и пр.): «…были свойственны известный динамизм, проявляющийся в значительной восприимчивости к новому, к «чужому», определённая мобильность, выразившаяся в психологической расположенности к перемене мест и ценностей, несомненный уклон в сторону универсализма…явная интеллектуальность» (Вайнберг И.П. Там же. С. 34). Во II тыс. до н.э., наблюдается процесс предоставления городам самоуправления, т.е. дела города решались собранием горожан «у ворот» и старейшинами.
Но в эпоху Просвещения, культурный лаг — разрыв в культурном уровне между городом и селом — резко углубляется. Нет, по-прежнему город и село – в одном государстве, но:
1) была достигнута «минимальная планка» уровня урбанизации государства: 10-15%., при которой городское население начинает играть существенную роль в формировании культуры того или иного государства. Неспроста античный феномен, во многом повторенный в эпохе Возрождения связан с образованием городов - государств, которые, благодаря морской торговле были способны изменить долю городского населения в этих мини-государствах.
2). Но этого было – мало, чтобы «античное Возрождение» превратилось в Возрождение конца средневековья. В какой-то мере, это напоминает, как мезолитическая культура рыболовов, распространенная в местах озер, рек (например, культура Аркиниан) и берегу моря (натуфийская культура), так и не смогла «перейти в неолит», не заменив при этом значительную часть своего рациона на продукты земледелия. Это можно объяснить разными причинами: невозможностью длительного хранения (рыбы), нерегулярностью богатого улова и т.д. Но, с моей точки зрения, как в случае земледелия, нужно было преодолеть, прежде всего, психологический барьер. А именно, закапывать в землю зерно (и корнеплоды), которые собрали, и которые можно съесть сейчас (см. ранее). А в случае торговли – не просто перемещаться самому по естественным тропам к городам, но строить дороги, чтобы упростить раз и навсегда само передвижение (Рим, правда, поначалу начал их строить в военных целях). Эти свидетельствует о значительном росте (в первом случая – становления) абстрактного мышления общественного сознания. Да, именно дороги, связывающие города в единый цельный организм государства, с учетом урбанизации в рамках единого государства, позволили ослабить связь с сельской местностью.
С одной стороны, несмотря на еще низкую степень урбанизации в рамках государства дороги расширили постоянную связь между собой, с другой – уменьшили связь с местными сельскими окрестностями. Еще сильная, но центробежная аристократия, лишившись абсолютного контроля над дорогами, лишилась в значительной степени влияния на городские советы. Для самого города снабжение продовольствием не стало проблемой разговора с монополистом: «нет» – закупим в соседней области.
С другой стороны, закупки продовольствия стали вопросом экономическим купцов, т.е. между селом и городом возникла «прокладка» из посредников-купцов тем самым еще больше изолировав основную растущую (мануфактуры) массу горожан от влияния культуры села. Хотя, даже, так называемым централизованным мануфактурам еще характерно объединение в едином экономическом процессе горожан с все еще значительным числом крестьян - «надомников».
Можно назвать еще множество признаков являющихся отличиями между городской и сельской культурой, которые были заложены в эпоху Просвещения и сохранившиеся, практически до нашего времени. Например, благодаря распространенности к тому времени карманных механических часов. Если в сельской местности: «……как заметил Жак Ле Гофф,: «крестьянин подчинялся... метеорологическому времени, смене времен года», в то время как на рынке «минуты и секунды могли создать и погубить целые состояния», как на парижских пристанях.
Это городское, экономическое время имело и другую сторону. Время стало предметом потребления, измерявшимся в рабочих часах, за которые следовало платить установленное жалованье… Время перемен и время, измеряемое часовой стрелкой, было двуликим Янусом экономики» (по Ричард Сеннет
magazines.gorky.media/logos/2002/3/kazhdyj-sam-...).
Другое подобное отличие. Для сельской культуры характерно: «Плотный неформальный контроль за поведением каждого члена такой локальной общности. Вся жизнь крестьянина проходит на глазах всей деревни. Постепенно формируется дух сплоченной закрытой общины, где все за одного и один за всех». (Кравченко А. И. Культурология ) ma.cfuv.ru/docs/229884/%D0%90.%D0%98.%20%D0%9A%...
В то время, как для городской культуры:
«…наличие огромного числа незнакомых людей (анонимность социальных отношений), благодаря чему индивид чувствует себя более свободным и раскованным и в то же время получает возможность создавать или выбирать круг общения по интересам. Отличительной особенностью городской культуры выступает одиночество в толпе» (Кравченко А. И. Культурология). Т.е. рушится ключевое понятие: «община», ее начинает постепенно заменять (по значимости) «семья». Но, что более важно для конкретно эпохи Просвещения, так это резко возросший уровень грамотности городского населения, что в условиях, когда:
1. «Некоторые наиболее развитые районы Новой Англии, старой Англии, пиетистской Германии, Рейнской области, северо-восточной Франции достигли такого уровня обеспеченности книгами, который не был превзойден и в XIX веке. В общем и целом с 1680 по 1780 год сфера распространения непрерывно расширявшегося в письменной форме культурного багажа письменной цивилизации увеличилась в двадцать раз…».litresp.ru/chitat/ru/%D0%A8/shonyu-pjer/civiliz...; Причем масса литературы (включая религиозную) стала печататься на национальных языках.
2, А грамотность: «В части наказов третьего сословия уровень 4 охватывает миллионы — возможно, от 40 до 45 % всего населения страны. litresp.ru/chitat/ru/%D0%A8/shonyu-pjer/civiliz....
3. И если учесть, что львиная доля напечатанного посвящена богословию,
- то, неминуемо многим простым людям становиться доступен профанный уровень религиозной культуры.
Другими словами, создается иллюзия возможности самому, читая религиозную литературу, найти путь к Богу, что, собственно, и создает благоприятные условия для протестантизма. А если это «помножить» на первую в Европе массовую пропаганду посредством листовок: «В 1534 году протестанты наводнили крупные города листовками, грубо высмеивавшими священников и мессу» (medium.com/eggheado-history/-1a55dc6e7892), то, прежде всего, именно города, которые издревле служили «рассадником ереси» оказались в центре религиозных распрей. И, как свидетельствует история:
«Семнадцатый век идет рука об руку с восемнадцатым: абсолютная зрелость, в сочетании с высоким уровнем грамотности в протестантской Европе — всеобщая грамотность привилегированной, хотя бы в этом смысле, части Германии…» (litresp.ru/chitat/ru/%D0%A8/shonyu-pjer/civiliz...).
Интересна история трансформации вынужденной веротерпимости в свободу совести. Но здесь я только кратко отмечу три момента:
1. Вопрос о составе веротерпимости. Например, удивительным образом в Англии Дж. Локком за пределы веротерпимости выносились как католики, так и атеисты (ну а с мусульманами – понятно). Нантский эдикт. Напротив, провозглашая религиозную терпимость, объявлял католическою веру – государственной.
2. Отсюда актуальность дальнейшей длительной борьбы верующих разных концессий за равные права в одном государстве.
3. Спустя около 30 лет (1714 г.) Э. Коллинз последователь и друг Дж.Локка формулиру¬ет тезис о том, что свободно думать о религиозных вопросах - долг всех людей.
Отсюда: свобода вероисповеданий – это «свободно думать о религиозных вопросах». А поскольку тогда, да и сейчас считается, что мораль и религия тесно связаны, то выбор религии, означает и выбор морали, причем для протестантов: осознанный выбор.
Последнее, даже при равенстве привлекательностей двух моралей дает преимущество протестантов перед католиками. Действительно, родители протестантов по определению менталитета, будут формировать у своих детей, преимущественно менталитет, свойственный их родителям. Соответственно, их подросшие дети будут при крещении «сознательно» принимать протестантство. В то время как дети католиков крещеные (обычно) в младенчестве, продолжают иметь шанс перейти сознательно в протестантство. Но мораль протестантства имеет преимущество в городском образе жизни способствующем росте самосознания. «Одиночество в толпе» способствует размышлению о себе среди других – о морали, как и отсутствие «плотного неформального контроля» - свободе мышления.
Сама же протестантская мораль имеет преимущество перед католической в городских условиях зарождающегося класса буржуазии. Действительно, например: «С XII-XIII вв. труд даже стал рассматриваться не как наказание Господне, а как средство спасения, как испытание, которое человек должен вынести, демонстрируя свою преданность Богу…». cyberleninka.ru/article/n/istoricheskie-formy-m...
« В евангелиях Иисус говорит об очень многом, но только не о труде. Или, скорее, там, где он говорит о нем, он относится к нему с пренебрежением. Так у Луки он говорит:
«Не заботьтесь для души вашей, что вам есть, ни для тела, во что одеться: душа больше пищи, и тело — одежды. Посмотрите на воронов: они не сеют, не жнут; нет у них ни хранилищ, ни житниц, и Бог питает их; сколько же вы лучше птиц? Да и кто из вас, заботясь, может прибавить себе роста хотя на один локоть? Итак, если и малейшего сделать не можете, что заботитесь о прочем? Посмотрите на лилии, как они растут: не трудятся, не прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них. Если же траву на поле, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в печь, Бог так одевает, то кольми паче вас, маловеры! Итак, не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь, потому что всего этого ищут люди мира сего; ваш же Отец знает, что вы имеете нужду в том; наипаче ищите Царствия Божия, и это все приложится вам. Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство. Продавайте имения ваши и давайте милостыню» (Лк. 12:22—33). scepsis.net/library/id_1242.html
А: «Протестантизм предложил новые этические принципы жизни, что и по сей день укрепленные в сознания людей рыночного общества -трудолюбие, признания конкуренции, договоренность, аккуратность, педантизм и т.п…» studopedia.su/13_46569_moral-epohi-vozrozhdeniy...
Да, влечение к труду на всем протяжении истории рассматривалось как расплата за грехи. Даже в просвещенной античной Греции аристократы презирали физический труд (философы – механику)… А рабы, понятное дело – ненавидели.
Я не буду останавливаться на том, что трудолюбие, как в свое время: «Бог – это закон», трансформировалось в «Бог – это любовь». Не буду описывать, как трудолюбие придало более широкий смысл комплексу: аккуратности, исполнительности, педантизму, упорству, благочестию и т.д. Более важно другое:
1. В слове «трудо-любие» фактически выражено единство слабоэмоционального ритуала, с собственно эмоциями: «любовь». Любовь при таком единстве как эмоция тоже преображается, как в общем проявлении (проявления ее становятся сдержанными, поведение – более рассудочным), так и в конкретном: «Есть все основания определить трудолюбие как своего рода глубокое личное чувство по отношению к труду. Оно включает в себя и жертвенность по отношению к работе, и самоотверженность, и волю к постоянству. Любовь к труду проявляется в состоянии эмоционального подъема, воодушевления, в результате которого человеку интересно то, чем он занимается, он успешно строит карьеру и показывает высокие профессиональные достижения» Шаталова Н. И., Осипян И. Ю. www.elibrary.ru/item.asp?id=27512667
Ну, а если моим языком: происходит инверсия чувства любви с «цели труда» на «процесс труда». Образно говоря достижение (бонус) «цели труда» в усложнившихся со временем производственных процессах (как в количественных этапах, так и в их качественном многообразии) стало «настолько далеким», что для заинтересованности в его достижении одного увеличения абстрактности мышления (за которым «прячутся» подробности и трудности этапов) – мало. И далее, природа пошла обычным путем интеграции ЦНС (центральной нервной системы). В этом собственно и заключается смысл адверсии сознания с цели на средство. Реально в социуме этому способствовало дальнейшее развитие денежной системы. Я не буду углубляться в механизм подчинения купеческого капитала промышленным капиталом и к началу обособления его в торговый капитал, развернувшийся в эпоху Просвещения. Это – удел экономических наук. Меня интересует, прежде всего, изменения сознания. А здесь прослеживается следующее в эпоху Просвещения. Говоря о различии разума и рассудка, я указал, что: «Цепь смен одной трудовой операции другой, третьей и т.д. без непосредственного эмоционального подкрепления не может быть большой. Особенно если учесть неизбежное ослабление условнорефлекторных связей из-за разнообразия производства нужных орудий труда, разнообразия нюансов операций, производимых над предметом труда (разным по качеству, материалу, форме и т.д.) и над полупродуктами (случайные трещины, не тот угол удара и пр.)».
Разум же позволяет, «умозреть» в предмете труда конечную цель этого труда, которая несет с собой удовлетворение непосредственных потребностей работающего человека. Собственно ради этой «морковки» - финального удовольствия человек и трудится. И вот, благодаря продвинутости в технологиях и (в основном для эпохи Просвещения) инструментов, а также появления конкуренции, сначала между городами, а позже – между государствами (политика протекционизма): «Самодовлеющий город должен превратиться в самодовлеющее государство». (Кулишер И.М. Промышленность и рабочий класс в Западной Европе в XVI-XVIII ст. istmat.info/files/uploads/37077/kulisher_i-m_19...) – эта «морковка» начала отдаляться. Специализация подразумевает разделение создания одного продукта на «n» этапов. При оплачивании каждого, как конечного общественно значимого продукта, каждый этап становится той «морковкой», ради которой будет трудиться тот или иной специалист. Денежная же форма «морковки» создает возможность, без длительных промежуточных обменов приобрести ту долю общественных благ, которую человек заработал, производя «свой» этап создания продукта. Конечно, здесь опять-таки много вопросов о справедливой оценке общественно значимого продукта и его частей, вопрос о правильном распределении оплаты и пр., но я опять же – не об этом, я о росте индивидуального самосознания.
Я уже писал, что для традиционных обществ, в филогенетическом аспекте развитии того или иного общества именно менталитет передается следующему поколению, переходя на новый уровень доли декларативных представлений (уровень абстракции), обогащаясь за счет «ближайшей к индивидуальному сознанию» части общественного сознания. Причем, новый уровень абстракции декларативных представлений достигается самопроизвольно при общении детей со взрослыми, при формировании этого менталитета у детей. Ведь при таком общении объяснение значения и смысла слов начинается с того обыденного уровня абстракции, который принят в общении взрослыми между собой. Например, если в «ходу» общения понятие собака, то и дети, за основу берут понятие «собака», исходя из которого начинают конкретизировать вопрос о том, какие породы бывают собак, вопросами: «И это - собака?» - то тех пор, пока у них это обобщенное понятие «собака» не приобретет соответственной ясности. Собственно, когда я писал: «В менталитете «при хранении» теряется декларативная составляющая представлений сознания (собственно - процесс абстрагирования)». Под «потерями», я имел ввиду именно конкретные понятия входящие в состав более общего. Так, для автобиографической памяти (которая соединяет менталитет и самосознание в единое целое) Е.Г. Пронькина, по поводу интервальной структуры автобиографической самоидентичности пишет: «Третий аспект описывает субъективный «образ Я», используя язык тезауруса личностных черт. Для переживания самоидентичности определяющей является лексика, с помощью которой человек пользуется, описывая себя. Например, свойства, кажущиеся ему центральными атрибутами своей личности, являются ли эти свойства устойчивыми, независимыми от возрастных изменений? Система понятий, которая выделяется человеком для самохарактеристики, отражает не только фокус его внимания по отношению к собственной личности, но и систему координат его бытия, его отношений с собой и внешним миром» nauchkor.ru/uploads/documents/5bb6fef27966e104f...
И здесь прослеживаются в сознании два процесса: первый, благодаря формально-логическому мышлению, и секуляризации практических знаний, убирающих между операциями «непредсказуемые высшие силы», сознание становится способным удерживать больший объем в оперативной памяти, другая – каждая отдельная операция благодаря деньгам, приобретает самостоятельную ценность. Собственно, именно поэтому в труде и появляется любовь к самому процессу труда, а не к финальной его стадии. Здесь, опять же – много следствий, и не только в этике. Например, увеличивается многофункциональность получающихся фабрикатов, что, с одной стороны повышает ценность таких фабрикатов для других производственных цепочек, с другой стороны, увеличивает требования (а. значит, и качество) к самим фабрикатам…