Собственно из ранее сказанного ясно, что в современном сознании окрепшее со времен античности самосознание начало делит управление сознанием с менталитетом. Относительную самостоятельность от менталитета самосознание, с одной стороны, получило из замыкания вербальной сферы (понятие определяется через понятие), которую можно обозначить как абстрактно-логическим мышлением. И в этом случае прогресс сознания выглядит так: от словесно – абстрактного (в котором мысленный конкретный образ, схематическая пиктограмма, или просто условный знак сопутствует определенному слову), к абстрактно-логическому в котором язык определяет контекст того или иного слова, понятия. В этом случае, апелляция мышления к образу (детализированному в той или иной степени) служит только в качестве верификации «на истину» тех или иных размышлений.
С другой стороны: усилилась «пятая колонна» чувств. То есть, появились чувства своей специфичностью обязанные самому вербальному (декларативному) мышлению. Древнейшее такое чувство: сомнение, которое, очевидно, как и удивление развивается из недоумения, которое, в качестве точки свободы, может предложить перебор вариантов, без анализа причин. Кроме сомнения и удивления со временем и, естественно - уверенности, начинают развиваться другие интеллектуальные чувства, типа: любознательность (из любопытства), чувство догадки (развитие чувственной интуиции), чувство ясности или смутности мысли, чувство удовольствие от решения проблемы, неуверенность в истинности решения и т. д. вплоть до логических переживаний Гуссерля. В общем: «Ты их (т.е. чувства) - в дверь, Они - в окно».
У меня нет задачи детально - классифицировать чувства и проследить их эволюцию под влиянием сознания. И так ясна тенденция отхода «от власти» тела, к власти сознания (души, и духа). При этом, весьма популярно среди верующих мнение, что окончательно одержит победу высшая форма души – дух. Против самой тенденции: возражений нет. Вопрос: в определении терминов и ее интерпретации самого процесса. С моей точки зрения, которая, хоть и основывается на марксисткой: сознание это высшая форма отражения, где отражение – это атрибут (неотъемлемое свойство) материи, но довольно далеко ушла в сторону при развитии этого тезиса от традиционного его трактования. И в качестве первого шага глубокой творческой переработки я еще использую довольно маргинальную в лоне МЛФ идею противоположения свойство отражения свойству (способности) действия. (Смирнов С.Н. Диалектика отражения и взаимодействия в эволюции материи. М., 1974. С. 29). После использования идеи онтологического определения материи через субстанцию, я окончательно покидаю лоно МЛФ. В моей онтологии развития субъекта действия в субъект отражения (См. тему: «Размышление субъекта о себе и об объекте» tsarevpp.diary.ru/?tag=4892291), мой ответ на основные вопросы философии материалистический такой: субъект действия первичен, мир познаваем, но не до конца. При этом мое мировоззрение (с которым можно познакомится на philosophystorm.org/funktsiya-v-ontologii-2 (Функция в онтологии 2), или «широкими мазками» philosophystorm.org/kakova-priroda-zakonov-prir... .) сильно отличается от обычного.
В итоге, действительно, внешний мир («материя») дан сознанию («высшая» форма отражения) в ощущениях («низшая» форма отражения). Т.е. опосредственно, но на этом, дело не останавливается. Между «материей» и сознанием, другие «прослойки» отражения: восприятие, эмоции. И все это делает сознание: все «дальше» и «дальше» от материи, в некотором смысле: от собственного тела. И каждая рефлексия отражения («ощущения ощущений» - восприятие, «чувствование чувств» - телесные чувства (эмоции) душевные чувства) – все это, действительно удаляет сознание от материи (тела). Конечно, не в религиозном смысле, просто, я к тому, что и в религии, как и в математике, есть что-то от действительности. То есть, можно предположить, что и в выделение духовных чувств в религии есть рациональное зерно. Итак, напомню: ««Почти все душевные чувства имеют свои духовные аналоги» (Архимандрит Рафаил.
www.eparhia-saratov.ru/Content/Books/140/56.htm...). У меня: «духовные» чувства - составляющие с сознанием единое целое». То, есть, духовные чувства через возникшую целостность между сознанием и остальной психикой (исчезновение «прокладок» между рядом рефлексий) дают ощущение непосредственного познания действительности («откровения», «инсайда» и пр.). В чем, еще их особенность?
«Тогда в каком случае чувства будут духовыми, а в каком – нет? Это зависит от того, кто или что является объектом нашей любви. Например, чувство обиды всегда продиктовано любовью к самому себе, страсть – похотью. Даже любовь к детям берет свое начало в плотских инстинктах, которые конкурируют с его собственной любовью к себе, вызывая тем самым самые противоречивые чувства. Земная любовь – это постоянная борьба одного интереса, смысла жизни с другим. Но что бы не предпочел человек, каким бы ни был его земной выбор, за всем этим всегда стоит его эгоизм. Эгоизм – это «я» в центре, «я» на месте Бога. И пока интересы человека занимают центр и причину бытия, он не станет ценить то, что сделал для него Господь, и будет воспринимать Его любовь, как должное». (Андрей МИШИН. www.laodicea.ru/content/view/179/71/). Вот, я и добрался к ключевому вопросу от решения которого зависит прогнозирование будущего в развитии сознания. С одной стороны, история развития сознания указывает, что, в связи с ростом индивидуального самосознания растет тенденция к атомизации общества. И, главную скрипку в этом процессе играет, связанный с ростом самосознания рост эгоизма. Денежные отношения способствуют росту страсти к «золотому тельцу». Разрушаются «духовные скрепы»… В общем - грядет апокалипсис. Так ли это?
Я, вообще-то, не мастак предсказывать, но замечу то, что в последней главе пытался сделать очевидным:
1. Хоть и идет эволюция сознания «от материи к духу» это не значит, что оно может существовать без материи, потому как его суть быть все более опосредовенным (собственным существованием) но все же отражением именно материи (даже если это: отражение ощущений).
2. С ростом самосознания растет социологизация не только чувств, но эгоизма «Т.е. если эгоизм, суть важный атрибут самосознания, то эгоизм также проходит, вслед за развитием сознания свои стадии социологизации. Предполагаю я такую его эволюцию: «пещерный» (животный) эгоизм, ритуальный эгоизм, моральный эгоизм, разумный (я бы назвал - рассудочный) эгоизм». (См. выше).
3. Происходит социологизация самого сознания (и самосознания). Ведь с ростом индивидуального сознания (самосознания), растет и сознание (самосознания) общественное. Даже в науке растет роль коллективного творчества.
И еще. Мы взываем к росту критичности сознания, но возможна ли она при полном игнорировании количественной стороны критикуемого феномена? – очевидно: нет. Собственно, любая здравая этика делает «упор» на меру. Бережливость - щедрость это «хорошо»; мотовство и скупость это - «плохо», а чем они отличаются? Если внешне, то количеством, если внутренне, то разумным распоряжением средств. А в сумме: то, что называют разумным эгоизмом. Каким-то необъяснимым образом разумный эгоизм стали презрительно связывать, исключительно с бездушной бухгалтерией. Как будто в мере учитывается исключительно количество. Но, ведь, чтобы эгоизм стал разумным в нем надо учитывать и цели, и средства, а не только вложения и затраты. Нужно учитывать отношения ближних и соучастников того или иного проекта. «Разумным» эгоизм будет, образно говоря, когда «все включено», в том числе: и все последствия, и не только непосредственные. Некоторые называют такое мышление «проектным».
Обычно против «теории разумного эгоизма» выдвигают следующие возражения:
1. Холодный расчет не оставляет место для прекрасных порывов души.
Ну, это - как сказать:
«Мы любим всё — и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно всё — и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений… (А. Блок. Скифы).
На примере трудолюбия я показал, как чувства проникают в рассудочную часть, а на основе чувства стыда – как чувства «впитывают» в себя продукт рассудка. Можно найти множество других примеров в художественной литературе. Например, у Заболоцкого:
«Я не ищу гармонии в природе.
Разумной соразмерности начал.
- - - -- -- --
Когда огромный мир противоречий
Насытится бесплодною игрой,—
Как бы прообраз боли человечьей
Из бездны вод встает передо мной.
И в этот час печальная природа
Лежит вокруг, вздыхая тяжело,
И не мила ей дикая свобода,
Где от добра неотделимо зло.
И снится ей блестящий вал турбины,
И мерный звук разумного труда,
И пенье труб, и зарево плотины,
И налитые током провода…


Но, развернутый ответ: у М. Волошина («Космос»):
«Был литургийно строен и прекрасен
Средневековый мир. Но Галилей
Сорвал его, зажал в кулак и землю
Взвил кубарем по вихревой петле
Вокруг безмерно выросшего солнца.
Мир распахнулся в центильоны раз… ( Прим.: Ужели - без чувства?)
Соотношенья дико изменились,
Разверзлись бездны звездных Галактей
И только Богу не хватило места.
Пытливый дух апостола Фомы
Воскресшему сказавший:— «Не поверю,
Покамест пальцы в раны не вложу»,—
Разворотил тысячелетья веры.
Он очевидность выверил числом,
Он цвет и звук проверил осязаньем,
Он взвесил свет, измерил бег луча,

Он перенес все догмы богословья
На ипостаси сил и вещества.
Материя явилась бесконечной,
Единосущной в разных естествах,
Стал Промысел — всемирным тяготеньем,
Стал вечен атом, вездесущ эфир:
Всепроницаемый, всетвердый, скользкий -
«Его ж никто не видел и нигде».

2. С эпохи просвещения: «В явном или неявном виде учение о просвещенном эгоизме предполагало коренное совпадение интересов людей благодаря единству человеческой природы» Этика. Апресян Р. Г. fil.wikireading.ru/63780, а это, если задуматься, предполагает: «возможность сведения всего многообразия личностных проявлений к некоторому голому, бездушному стандарту» Этика. Апресян Р. Г. fil.wikireading.ru/63780, . т.е. к единому образцу, что нонсенс в современную эпоху. Это возражение не совсем понятно. Свободный рынок изначально предполагает наличие конкуренции технологий, корпоративных этик и т.д. Можно, конечно, обозначить такую возможность, как развитие капитализма в империализм с его монополиями. Но, я не буду уходить в политэкономию, чтобы рассматривать такие «мелочи», как насколько «разумен» классический капитализм, если конкуренция подразумевает под собой избыток производимого продукта. С точки зрения первобытного сознания – это, ничем не оправданное мотовство. Я, не буду рассматривать современные формы «про-империализма» с их глобализацией и транснациональными компаниями. Это – интересная, но все же – частная проблема, как с точки зрения изменения окружающей среды, под которое выстраивается структура общества, так и с точки зрения внутренних противоречий общества, которые определяют выражение конкретной справедливости в этом обществе.
3. Я остановлюсь на непосредственно касающейся понятия разумности проблеме теории «разумного эгоизма», которую выдвигают в качестве ее недостатка, а именно: «Однако реальное общество гораздо сложнее. Оно не целостно. Оно внутренне противоречиво. В нем нельзя установить единые принципы рациональности (даже в ограниченных первых пяти значениях этого слова)». fil.wikireading.ru/63780
Что, при этом понимается под рациональностью? Если, так сказать, огрубить (без потери сути) рациональность – это следование ПНД (принципу наименьшего действия) в замкнутой системе. Особенность человека – это то, что следованию ПНД он планирует в своей воображаемой систем, а не в действительной (точнее – в, той или иной мере своей учености - научно идеализированной) системе. Т.е., реально для двух человек, находящихся в одном месте, выполняющих одну задачу рациональным могут быть разные способы ее решения (почему двум хозяйкам в одной кухне – трудно ужиться?). Причем, с их точки зрения, выбранные ими (друг относительно друга) способы приготовления пищи будут нерациональны. И, тут, их эгоизм играет, казалось бы - второстепенную роль. Способ их выполнения зависит от многих факторов, кроме эгоизма. От степени подготовки, сообразительности, воображения, способности их применять сообразно обстановке, а не однообразный (типологический) подход и т.д. Ясно, что обучаются будут лишь стремится именно типологическим навыкам, которые и считаются наиболее универсальными в данный период времени. Но, как таковые, чтобы стать рациональными, они должны быть конкретизированы, адаптированы к конкретной ситуации, а это приходит с опытом и умением использовать свои индивидуальные задатки. Поскольку, типовое поведение в основном, вырабатывается у человека до формирования самосознания, а значит, львиную долю: методом подражания взрослым, которые считают свое поведение рациональным, то для выросшего поколения такое поведение взрослых будет служить образцом рациональности. Но, благодаря развитию самосознания этот образец служит уже не в качестве цели, а в качестве критического сравнения со своим индивидуальным существованием. При этом самоценность своей индивидуальности, как раз и проистекает из выявленного при таком сравнении собственного уникального (не типового) содержания собственного сознания. В общем-то, самосознание это, прежде всего, САМООПРЕДЕЛЕНИЕ себя, своей жизнедеятельности из ЗНАНИЯ своих потребностей, возможностей.
Какая роль «разумного» эгоизма, как атрибута самосознания в этом процессе? Как я писал:
«Основное разделение между представлениями сознания… проходит по принципу зависимости возможности повлиять на общественные и индивидуальными представлениями о «чем-то»».
Собственно, с момента выделения из менталитета индивидуального самосознания между ними начинается соперничество за управление сознанием человека. Причем, «власть» самосознания простирается на представления сознания с преимущественно декларативной составляющей, тогда как менталитета – на представление сознания с преимущественно процедурной составляющей. Кроме того, менталитет выполняет консервативные функции: сохранения и передачи опыта, в то время, как самосознание – активные - накопление полезного опыта и изменение имеющегося (в менталитете).
Менталитет формируется, в основном, подражанием (т.е., по сути «дается» сознанию во владение). Самосознание же формируется путем осознания личного опыта, т.е. «добыча», «обогащение» сознания в процессе своего существования. Естественно, казалось бы, первой «жертвой» самосознания должен стать менталитет. Он же, хоть менталитет и своего сознания менталитет, но только дан ему во владение. Однако, как показывает история – это: не так. Как повелось в физических войнах человечества: борьба между соперничающими державами начинается со «спорных территорий». И, такая территория для индивидуального самосознания, это. Прежде всего: общественное сознание, в котором сталкиваются реальные интересы разных людей.
Индивидуальное самосознание стремиться пользоваться этим общественным сознанием, управлять в своих интересах. Вот я и подошел к понятию «интерес», и какие интересы могут быть у самосознания? Если конспективно представить мою точку зрения, то эволюционно интерес происходит из так называемого поисково-ориентировочного инстинкта, эмоционально окрашенного любопытством. Его функция определение пределов «освояемости» и «усвояемости» окружающей среды. Животные с помощью этого инстинкта способны только менять среду своего обитания, ища наиболее подходящую для ассимилирования в ней. Человек способен до некоторой степени преобразовать саму окружающую среду, или ассимилировать ее «в себе», адаптировать под себя, то есть сделать ее частью своего эго, своего «жизненного пространства».
Соответственно, для самосознания сфера его интересов, прежде всего: собственно общественное сознание, которое, самосознание индивида хочет ассимилировать «под себя». Чаще всего это проявляется в интерпретации событий в свою пользу, выставляя себя в выгодном свете. Это касается и общественных интересов, например, без конца талдычат о национальных интересах.
По поводу взаимоотношений в процессе управления сознанием менталитета (подсознания) и самосознания, в философии найти, практически ничего нет. Можно только сказать, что само понятие самосознания возникло в философии, возникло очень поздно – в эпоху Просвещения, правда и понятию сознания, в философии не повезло. Как особенность познавательного процесса прилагательное «сознательно», использовалось в поздней античности: «Понятие «сознание» как элемент по¬знавательного процесса в учении Августина отсутствует, однако содержательно оно при¬сутствует в снятом виде и характеризует деяния Бога как осознанные, наделенные высшим смыслом; в отношении человека сознание — признание существо¬вания Бога и понима¬ние неизбежности веры в Него. Итак, сознание человека — это призна¬ние («отголосок») Бога в себе, Богопознание, Духовная деятель¬ность». Е. А. Дубровская cyberleninka.ru/article/n/genezis-ponyatiya-soz....
«…о проблеме самосознания впервые заговорил Юм» (Там же). Тем не менее, в активности еще нерасчетного понятия «разумной части души» легко угадывается наличие самосознания в философии античности. Но античное самосознание еще слабое. Здесь я сделаю небольшое замечание.
Проблема объективного идеализма от Платона, его последователей до Гегеля, заключается в том, что не было РАЗЛИЧЕНИЯ между «абсолютной» идеей, «аккумулировавшей» в себе структуру ОБЩЕСТВЕННОГО мышления, которое, собственно тоже в определенном аспекте НЕ ЗАВИСИТ от мышления индивида (ХОЧУ так думать: а НАДО думать ТАК…), с объективным существованием материи. Собственно, такое четкое разграничение первым провел не Поппер, с его «третьим миром», а «наш» Ильенков, как раз, во времена застоя советской философии: «идеальное», как общественное сознание. Благодаря существующей относительной независимости общественного сознания «во мне самом» от «меня самого», собственно говоря, и дает возможность дистанцироваться от него, прежде всего при рефлексии (адверсии). А значит, благодаря активности своего индивидуального самосознания, вырабатывать субъективно лучший вариант своего сознательного существования в обществе. А отсюда и стремление человека античности к рационализации своих знаний.
Что, исходя из сказанного, можно предположить? Что для того, чтобы совершить сам «разворот» сознания нужно сильное самосознание, которое бы смогло заставить сознание как «естественною интенцию» сознания «на другое» поменять направление этой интенции – проявить волю и повернуть ее на себя. Общественное мнение – это не общественное сознание. Соотношение между ними – все равно, что между эмоцией и чувством. Общественное мнение, что ветер, подтачивало единство общественного сознания. Но и общественное сознание со временем меняется «само по себе», бывает и в течение одного поколения. Одним словом, в структуре греческого сознания именно оно, своей слабостью стало первой «жертвой» самосознания. А если самосознание слабое, то решает менталитет – принять изменение общественного сознания – или нет. Почему – слабое? – Потому, что полис в античности, хоть городская, но община землевладельцев. Вот этот нюанс – «земле-владельцев» и придавал древнегреческому самосознанию активность. Факт же сохранения общины, ослаблял эту активность.
Что может относительно слабое самосознание человека античности? – По сути, лишь усовершенствовать менталитет, доводя его до идеала (исторического), отбрасывая лишнее, то есть – рационализировать менталитет.
Нет никаких сомнений, что существует прямая связь философии Хайдеггера с Парменидом (у Хайдеггера есть целый трактат, посвященный Пармениду). Но, также нет сомнений, что у Парменида у человека нет «двух самостей», а есть два пути к истине: путь мнений, при котором полагаются на чувства (зрение, слух, вкус), но «находят лишь кажимости», и путь разума «убеждения». Т.е. способности к рациональному доказательству своей правоты другому сознанию.
«Шизофрения» философии начинается, наверно, с Канта разделившего «Я» на я-эмпирическое и я-трансцендентальное, чем Кант, собственно и положил начало обособления в философии самосознания и сознания, обозначив тем самым факт давно случившегося в эволюции сознания.
Н-да, а что же случилось в эволюции сознания? Итак, в античности, индивидуальное самосознание проявило свою активность, подчеркну: не на менталитете, а на общественном сознании, а уж откуда «следы» проявления этой активности попали в менталитет греков, римлян и, в некоторой степени им подвластных народов. Причем эти следы хорошо видны даже в христианстве, которое как мировая религия, по своей сути, настроено отрицательно к росту самосознания.
В эпоху Возрождения, при появлении сходных с античностью условий индивидуальное сознание, внешне, и появляется как бы «ниоткуда». Ведь трудно представить, что одни лишь старинные книги сохранившиеся со времен античности и даже переведенные на европейские языки произвели революцию в мышлении людей того времени. Сама постановка вопроса о самоценности (т.е. безосновности) индивидуальности, безотчетная тяга к античности – все это свидетельствует о возрождении индивидуального самосознания из «следов» менталитета, которые естественно воспринимались современниками как «ниоткуда».
В период же Просвещения проявилась очередная трансформация в развитии почти современного САМОсознания. Оно, в ОТЛИЧИЕ от самосознания Возрождения, вынужденно было для обоснования своей объективной значимости обращаться к ОБЩЕСТВЕННОМУ «конвенциональному» сознанию. А в нем менталитетом уже была заложена в эпоху Возрождения, как раз его объективная значимость в форме самоценности. Обоснование своей индивидуальности (и, как явление – своей инновации) происходило в форме ДОКАЗАТЕЛЬСТВА логичности (последовательности, НЕОБХОДИМОСТИ) «образования» своей индивидуальности из ТОТАЛЬНОСТИ общественного сознания. Но при этом неизбежно теряется САМА ИННОВАЦИЯ, как НЕСОИЗМЕРИМОСТЬ нового и старого, суть индивидуальности, подменяющей необходимость САМОобоснования обоснованием посредством общественного сознания. Говоря языком Гегеля, при доказательстве своей индивидуальности посредством содержания общественного сознания ограничиваются лишь ИСХОДНЫМ основанием, которое НЕ ЕСТЬ СУЩНОСТЬЮ того, что обосновывают.
Человек, таким образом, в доказательстве своей индивидуальности останавливается на констатации своей ЕДИНИЧНОСТИ: «Я мыслю…». А единичностью всегда можно пренебречь. В общем-то, это видно, например, из того, как происходит «критический» отбор из общественного сознания того, что соответствует собственному сознанию (явно – ограниченному по сравнению со всем обществом опыту и НЕКРИТИЧЕСКОЕ ОТБРАСЫВАНИЕ, игнорирование ДРУГОГО содержания общественного сознания, которое ПРОТИВОРЕЧИТ этому опыту). Т.е., на этот раз – «оптимизация» индивидуального сознания в рамках общественного. Вместо своей индивидуальности человек, таким образом, утверждает свою «ИНДИВИДНОСТЬ».
Тем не менее, рост этой индивидности, проходя неосознанно раз за разом через менталитет, разрушал все больше и больше его тождественность в обществе.
Что здесь – любопытно? В античности слабое индивидуальное самосознание укрепило (рационализировало) общественное сознание, т.е. рефлексия индивидуального самосознания (а именно только самосознание способно совершать сознательную рефлексию) была направлена на общественное сознание. Поскольку все части сознания взаимосвязаны, то можно, наверное, сказать, что эта рефлексия общественного сознания более всего отразилось на общественном самосознании (понятие – гражданин), которое, однако, продолжало основываться на «общинном начале». А менее всего – на менталитете.
В эпоху Возрождения индивидуальное самосознание впервые проявило в общественном сознании, в качестве самоценности индивидуальности. И в качестве такового прошла естественный отбор на социальность. Это привело к тому, что в эпоху Просвещения стала производиться оценка индивидуальности с точки зрения полезности для общественного сознания, а значит к обоснованию своего существования через ее участие в прогрессе этого общественного сознания. То, есть, главный итог такого развития самосознания был в том, что благодаря нему стабилизирующий отбор в обществе сменился на движущий. Движущий отбор в одном направлении, чему способствовала унифицированная идея науки не только о единстве, но и о целостности мира, а также лишение сакральной защиты, уже затронутого ржавчиной сомнения идеала христианской морали. Но, сама смена состояния общества из состояния покоя, на состояние движение (прогресса) свидетельствует о непосредственной нестабильности «ментальной среды» для индивидуального сознания, что привело к повышенному интересу к индивидуальному самосознанию к немецкой классической философии. Тандем индивидуальное сознание-самосознание знаковый в немецкой классической философии. Ср.: «То, что мы называем природой,— поэма, скрытая от нас таинственными, чудесными письме¬нами. И если бы загадка могла открыться, мы увидели бы одиссею духа, который, удивительным образом заблужда¬ясь, в поисках себя бежит от самого себя, ибо сквозь чувственный мир за полупроницаемой дымкой тумана лишь мерцает, как мерцает смысл в словах, некая страна фантазии, к которой мы стремимся». (Шеллинг Ф.В. Й. Соч. в 2-х т. Т.1. С. 484).
Когда же в начале ХХ начали рушиться основания науки, составлявшие последний бастион единообразного взгляда на мир, проблема распада единого менталитета вышла на первый план и приобрела онтологический статус. Ужасы первой мировой войны, революции, появление первого социалистического государства, также вновь на первый план вывели вопрос о человеке ВООБЩЕ. Отсюда, и появление учения Хайдеггера об экзистировании человека к общечеловеческой сущности.
Собственно, хотя понятия «менталитет», и «подсознание», не входят в основную терминологию экзистенциализма, и были, очевидно, отданы «на откуп» психологии и этнографии, они все же у экзистенциалистов присутствуют в термине экзистенции. Хотя в этой разношерстной компании, суммарно, под экзистенцией можно понимать только состояние человека выходящего из «дома бытия» (сознания в обыденности) к истинным основам этого человеческого бытия. Ну, а если по некоторым приметам: экзистенция Хайдеггера, с учетом относительной истины Ясперса - чистый мой прообраз «вскрытия» самосознанием человеческого подсознания или структурированного менталитета?
Причем, следует подчеркнуть особенности этих «наслоений» менталитета при его образовании у современного человека. Т.е., следует учитывать идею Северцова о том, что прогрессивные органы, части (в нашем случае – самосознание), закладываются раньше, относительно других частей (в нашем случае – менталитета) в онтогенезе, чем в филогенезе («гетерохрония»). Так, если посмотреть на постнатальное развитие современного ребенка, то в нем, благодаря отношению взрослых к этому ребенку, как высшей ценности - безмерно растет его эгоцентризм, «рассадник» не только самосознания, но и эгоизма. Таким образом, я считаю, что экзистенциалистами в философию был введен тренд на подсознание (бессознательное). Однако, при традиционном делении на неистинное и истинное бытие говорить о каком-либо полноценном взаимодействии самосознания и менталитета – не имеет смысла. Тем не менее, экзистенциализм Хайдеггера позволил мне увидеть активность менталитета и значимость его чувственной части, а учение Ясперса с его идеей относительности истины – существования в менталитете историчность, «облагороженного» самосознанием, производящим рефлексию, и выделение «слоев» этого самого менталитета.
У меня нет желания отдельно анализировать философскую концепцию того же Хайдеггера, Сартра, или Ясперса, указывать где и почему с моей точки зрения они ошибались. Ниже я просто изложу именно мою точку зрения, опираясь на «мотивы» их философского творчества и добавив к этому «чуть-чуть» классиков немецкой философии (Шеллинга и Гегеля). Так, если вольно интерпретировать учение Хайдеггера, то у человека «брошенного в мир» нет самосознания. Точнее оно «растворено» в «неистинном» бытии. Но у человеко-самости («брошенной в мир») есть СОЗНАНИЕ человека «из людей» - т.е. существенно ВНЕШНЕЕ определение человека и его места в обществе.…
У меня такое состояние индивидуального самосознания свойственно историческому типу человеческого сознания до эпохи античности. У современного человека индивидуальное самосознание появляется спонтанно, благодаря воспитанию, и оказывается сформированным к началу включения в общественную трудовую деятельность (ВТОРАЯ («самоосознавательная») культурологическая рефлексия). Поэтому у подобного (доантичного) исторического типа человека ощущение, что «что-то неладное» в мире, не способно его привести к онтологическому чувству ужаса, который по Хайдеггеру способен приоткрыть ему «истинное бытие». Такой исторический тип человека способен только на онтическое чувство ужаса, способного привести, разве что к суициду в форме самопожертвования. Для того, чтобы сознание «совершило разворот на себя», а не на всю свою цельную «человеко-самость» нужно сильное самосознание. Для совершения такого «разворота» нужна активность не «растворенного в неистинном бытии» самосознания, а уже вполне сформированного в отдельную структуру сильного самосознания, способного к развороту своего сознания. А на это способно только самосознание античного человека. Да и то, оно способно развернуться только до «своей части» общественного сознания, а не до собственного, чтобы «остраненно» его критически осмыслить…
А теперь вспомним о том, что, именно менталитет, как наследственный фактор, ответственен за «единство человеческой природы». Следовательно, подвергнутый обработке индивидуального сознания, он уже слабеет и перестает нести функцию единения. Мы, как справедливо отмечено в постмодернизме начинаем жить в мире интерпретаций и концепция «разумного эгоизма» в целом, окончательно терпит крах… Значит ли это, что, как «спасательный жилет» для человечества наступит эпоха всеобщего альтруизма? А, если да: то в какой форме?
Ну, во-первых. Должен ли быть альтруизм – разумным?.. Если считать альтруизм диалектической противоположностью эгоизма – то да. Более того, как противоположность, он должен ограничивать эгоизм на всех уровнях его эволюции. Возьмем молекулярный уровень: «В 2013 г. канадские исследователи [126] подтвердили, что в основе проявления склонности к альтруизму или эгоизму у человека и животных лежит полиморфизм в системе наследственной регуляции активности окситоцина. Они предположили, что именно комбинации аллелей, влияющих на функции окситоцина, опреде¬лили эволюцию фенотипического разнообразия по¬ведения, включая проявления альтруизма и эгоизма, у всех социальных животных…
И.Г. Лаверычева cyberleninka.ru/article/n/altruizm-i-egoizm-s-e...
На уровне ЦНС проявляется не только связь, но и временная (эволюционная) связь, опять же альтруизма с эгоизмом: «Эмоционально-гормональные отделы лимбической системы (промежуточный мозг и древние отделы коры) формируют, независимо от сознательной деятельности, импульс индивидуальной потребности «хочу», а когнитивные отделы неокортекса, или но¬вой коры, формируют сознательный импульс «надо» как ограничение импульса «хочу». Мыслительно-волевой акт - принятие решения и команда к действию - происходят в борьбе этих противоречивых импульсов внутри самого организма и мозга человека: эгоистических (на уровне его эволюционно более древних отделов) и альтруистических, тормозящих эгоистические (на уровне эволюционно самых молодых отделов - мыслительной коры)…». (И.Г. Лаверычева. Там же). Т.е., можно предположить, что альтруизм – более поздний эмоционально-поведенческий комплекс ЦНС, чем эгоизм. А это, как раз, видимо, легко объяснить развитием родительского инстинкта у млекопитающих, хотя инстинкта, как жестко детерминированного поведения у млекопитающих, а тем более у человека – не существует. За счет гуморального коктейля (эмоций) он обогатился «подпрограммами». А за счет условных рефлексов инстинкт приобрел разнообразие проявлений, за счет сознания потерял детерминизм…
Впрочем, это можно отнести и к инстинкту самосохранения, на который ссылаются когда говорят о «пещерном» эгоизме. Классификация альтруизма различна. С моей точки зрения «пещерному» эгоизму можно поставить в соответствие родительский (родственный) альтруизм. girin.livejournal.com/14685.html. Существует ли ритуальный альтруизм? А, то:
«Религиозное самоубийство, совершаемое ради воспроизводства мира, общения с богами и обретения спасения, трансформируется в религиозный ритуал воинского самопожертвования, а затем - в светское самопожертвование, имеющее почти исключительно моральное, а не религиозное значение… Джеймс Фрэзер рассказывает, что правители или жрецы у неко¬торых народов считались способными выполнять свои функции только в расцвете сил и поэтому по истечению некоторого срока правления должны были покончить с собой. Очевидно, что они жертвовали собой ради благополучия других людей…». «Историческая трансформация смыслов самопожертвования» Сериков А. Е. repo.ssau.ru/bitstream/Istoriya-Semiotika-Kultu...
Интересна, в этом смысле одна довольно известная история:
«Одним из наиболее экстремальных обрядов такого рода было «посвящение» (devotio) вражеской армии богам подземного мира. Самый первый известный нам случай произошел в 340 г. до н.э., в разгар II Латинской войны. В момент решающего сражения римлян с восставшими латинами у горы Везувия, римский консул Публий Деций Мус совершил обряд «посвящения» (devotio), в ходе которого он обрек себя самого вместе с вражеским войском в жертву подземным богам. Для этого консул одетый в тогу-претексту становился ногами на копье и, покрыв голову краем тоги, повторял заклинание, текст которого приводит Ливий:

«Янус, Юпитер, Марс-отец, Квирин, Беллона, Лары, божества пришлые и боги здешние, боги, в чьих руках мы и враги наши, и боги преисподней, вас заклинаю, призываю, прошу и умоляю: даруйте римскому народу квиритов одоление и победу, а врагов римского народа квиритов поразите ужасом, страхом и смертью. Как слова эти я произнес, так во имя государства римского народа квиритов, во имя воинства, легионов, соратников римского народа квиритов я обрекаю в жертву богам преисподней и Земле вражеские рати, помощников их и себя вместе с ними».

Затем, уведомив своего коллегу о случившемся, консул вскочил на коня и устремился в самую горячую точку сражения. Здесь он пал, отчаянно сражаясь. Победа в бою действительно досталась римлянам. Тело консула, сплошь утыканное стрелами, римляне обнаружили на следующий день в огромной куче вражеских трупов. Его доставили в Рим и похоронили с почестями, достойными такой кончины. Второй случай произошел в 295 г. до н.э., когда сын предыдущего, также Публий Деций Мус, повторил тот же обряд «посвящения» в решающем сражении с самнитами и галлами при Сентине. Этот Деций погиб также, как его отец и с тем же результатом. Наконец, в 279 г. до н.э. его сын, и, соответственно, внук первого из Дециев, также попытался принести себя в жертву в ходе сражения с Пирром, которое римляне вели при Аускуле. Слухи о его намерении еще до начала сражения просочились во вражеский лагерь и Пирр запретил своим воинам убивать кого-то похожего на консула. В результате тот остался жив, а римляне проиграли эту битву». strator.livejournal.com/90547.html
Существует ли моральный альтруизм? Естественно, его сейчас принято определять, как нравственный альтруизм («Получение удовольствия от помощи другим» Сергей Гузенков Читайте больше: www.nur.kz/1762098-altruizm-eto-horoso-ili-ploh...). Казалось бы, если человек получает удовольствие – причем тут альтруизм? Дело в том, что при этом человек, поступая нравственно, тем самым, прежде всего, сознательно ограничивает себя в поступках и желаниях. И, видя результат своего поведения, испытывает удовольствие от правильности своих поступков (с точки зрения общепринятой в этом обществе морали), а не от результатов к которым они могут принести.
Так что и моральный и ритуальный альтруизм имеют право быть. Но меня интересует именно разумный альтруизм. И, тут он оказался «не в чести». Почему? Потому, что «жить по расчету» противопоставляется «жизни согласно своим чувствам». Я сделал все, чтобы показать развитие чувств, под влиянием «рассудка». Чувство любви у первобытного человека отлично от чувства любви современника, и даже чувство любви Ромео и Джульетты, сейчас немыслимо без современного чувства уважения к своей избраннице. Но, это, кстати, не значит, что человек совсем лишается той непосредственности, которая была свойственна последним персонажам. В значительной мере она остается на началах зарождения этого чувства, именуемого влюбленностью (и здесь можно усмотреть биогенетический закон). Недаром сейчас принято перед решающим шагом взять «паузу», чтоб разобраться в своих чувствах. Это можно объяснить по – разному, например:
«По моему влюбляются в похожих на себя. Вместе в горы, вместе в койку дружненько, в ночной клуб. Общность интересов. А жить лучше с противоположностью. Отличница с альфа самцом легче уживется. В ней положительного с избытком, будет его одергивать от неблагоразумия. А если девочка сама и по заборам, и похулиганить, то ей ботаник нужнее. Вот и получается, что по заборам с одним в любви неземной, а в ЗАГС с ботаником, для спокойной жизни, детей поднимать». www.mamba.ru/ru/diary/post.phtml?user_id=606914.... Но факт остается фактом:
«Поверить алгеброй гармонию» - не так глупо, как это выглядело во времена романтизма - «бунта против рассудочности». Оно, либо, свидетельствует о незнании гармонии, в чем Пушкина нельзя упрекнуть: «Они сошлись. Волна и камень, Стихи и проза, лед и пламень Не столь различны меж собой», либо о незнании алгебры: «По словам сестры А. Пушкина О.С. Павлищевой "арифметика казалась для него недоступною и он часто над первыми четырьмя правилами, особенно над делением, заливался горькими слезами"». sites.google.com/site/matematikailiteratura/koz....
Есть и более правильный, на мой взгляд, вариант. Сознание прошло со времени романтизма свой путь развития от противопоставления в себе рациональности чувствам к их единству: «мыслечувствованию» - термину, который, кстати, по мнению Борчикова С.А. должен занять достойное место в категориях философии. Исчисление (расчет) в современной математике – последнее дело, давно отданное на «откуп» компьютерам. Впрочем, уже Пуанкаре, хоть: «тоже совершает ошибки, но лишь в вычислениях. В рассуждениях — никогда. Почему? Рассуждения — не простая совокупность умозаключений. Они расположены в определенном порядке, а порядок важнее всего. Если человек ощущает этот порядок, видя все рассуждения в целом, ему не страшно забыть какой-нибудь элемент. В нужное время элемент станет на место сам.
Здесь-то и кроется различие в математических способностях. Чувство математического порядка, благодаря которому мы угадываем гармонию и скрытые соотношения, свойственно, очевидно, не всем». С. Иванов. galactic.org.ua/Biblio/v3.1.htm . И, вот, что удивительно название его (Иванова) книги, «навеяно» Пушкиным: «Быстрый холод вдохновенья». Пушкин, конечно, не был математиком, но, как гений, мог предвидеть: «Александр Сергеевич был лично знаком с известным русским математиком, автором неевклидовой геометрии Н.И. Лобачевским. Может быть, после встречи с ним Пушкин сказал свою знаменитую фразу: «Вдохновение нужно в геометрии не меньше, чем в поэзии». sites.google.com/site/matematikailiteratura/koz....
Ну, например, где тут расчеты? – «Оказалось, что и Адамар мыслит подобным образом.[вернутся] Едва он приступает к решению задачи, все слова вылетают у него из головы и возвращаются лишь после того, как задача решена. Думает он пятнами неопределенной формы. В их причудливых сочетаниях отражается процесс комбинирования идей. Чтобы доказать, например, что существует простое число больше 11, он должен рассмотреть все простые числа от 2 до 11. В это время перед его взором находится неопределенная масса. Потом числа надо перемножить друг на друга. Так как их произведение большое число, Адамар представляет себе точку, удаленную от этой массы. Он прибавляет к произведению единицу и видит поблизости еще одну точку. Наконец перед его глазами возникает некое место, расположенное между массой и первой точкой. Это делитель — признак числа, полученного после сложения. Некое место — чем это хуже дырки в море энергий! Не велика заслуга — представить себе атом или электрон, представьте-ка место, где был электрон! Какова изощренность воображения!». С. Иванов. galactic.org.ua/Biblio/v3.1.htm.
Как тут, снова не вспомнить, опять А.С. Пушкина:
«О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель».
И такой «разумный альтруизм» присутствует и носит название «реципрокный альтруизм».
Ладно, ход моей мысли в этом вопросе о будущем сознания ясен. Но – это, в общем-то, легко прогнозируемый вариант развития сознания. К тому же – не дающий кардинального решения. Тут можно, вспомнить царя Соломона, или того же Павла Флоренского: «Культура — это та верёвка, которую можно бросить утопающему и которой можно удушить своего соседа. Развитие культуры идёт столь же на пользу добра, сколько и на пользу зла. Растёт кротость — растёт и жестокость, растёт альтруизм, но растёт и эгоизм. Дело не происходит так, чтобы с увеличением добра уменьшалось зло; скорее так, как при развитии электричества: всякое появление положительного электричества идёт параллельно с появление отрицательного. Поэтому борьба между добром и злом не угасает, а обостряется; она и не может кончиться и не может, по-видимому, не кончиться».
А, есть еще другой (не исключающий первый), не менее прогнозируемый, но более кардинальный – по своему «поворот» сознания.
Исходя из моей гипотезы развития сознания: «Адверсия, таким образом, своим «поворотом» мышления, по факту, есть сужение круга людей. И внутри «своего круга» остаются люди, чье сознание, наиболее тождественно собственному по тем признакам, на которые направлено его собственное сознание. Соответственно: чем больше «поворот», тем меньше внутри «круга» остается таких людей. В итоге и свершается, наконец, настоящая рефлексия, когда «внутри» круга остается один человек, который может отразить сознание только самого себя».
Что это значит? Если говорить о смысле, который я вкладывал в адверсию, то, по сути, подобная инверсия означает сравнение и на основе ее сегрегацию на «своих» и «чужих» по существенному для разных эпох признаков людей. Я не буду останавливаться на том, что подобная сегрегация означает степень приемлемости тех или иных отличий, при сравнении и их осмысление в соответствующих культурах, которые в итоге приводят к приемлемости, или отторжении этих культур друг от друга. Или налагают соответствующие особенности на процесс мышления этих культур (в частности на уровень абстракции). Здесь важно, наверно, отметить то, что все адверсии опосредуются другим, более или менее тождественным мышлением, т.е. так или иначе общественной частью мышления. Даже в классической немецкой философии, где, казалось бы, исследуется индивидуальное мышление, «одиссея» человеческого духа, в центр адверсии ставится та часть индивидуального мышление которая, хоть и не есть общественная, но свойственна каждому мышлению. В экзистенциализме адверсия самосознания направлена на менталитет, то есть это своеобразная попытка объединить общественное и индивидуальное мышление, путем исторического определения всех возможностей быть разным человеком, опять же, для любого человека способного к экзистенции (эмоциональной рефлексии). Но, при этом реальное общественное и индивидуальное сознание выводятся за пределы этой рефлексии, путем их обесценивания, как «неистинные». Поэтому адверсия самосознания на менталитет: адверсия, опять же, на «внутреннюю» но часть сознания.
Отсюда ясно, что когда я говорю о настоящей рефлексии, то я имею в виду, прежде всего, рефлесию не какой-либо части сознания, но его в целом, т.е. и часть общественного сознания, и часть индивидуального сознания, и часть сознания в форме менталитета в совместном их сосуществовании. Т.е. человек при настоящей рефлексии, остается не один, а со своими общественными отношениями, зафиксированными в его общественном сознании.
Во-вторых, общественное самосознание, тоже должно присутствовать в этой настоящей рефлексии.
Общественное самосознание зачастую определяют, как, грубо говоря, духовную ОБЩНОСТЬ «совокупности» людей, которая отличает её от ДРУГИХ «совокупностей». Например: «Этнос – общность (по Л.Н. Гумилеву - природная, неразрывно связанная с окружающим ее ландшафтом; по Ю.В. Бромлею - социально-историческая), члены которой имеют специфическое самосознание общей культурной идентичности, отделяющей их от членов других групп (ТЕМАТИЧЕСКИЙ СЛОВАРЬ ОСНОВНЫХ ПОНЯТИЙ И ТЕРМИНОВ. strigin1111.livejournal.com/41010.html). Если отталкиваться от духовной общности, то можно предположить, что близость по этой характерной черте общественного самосознания к общности в родовом (первобытно-коллективном) сознании, общественное самосознание появилось даже раньше индивидуального самосознания - где-то на стадии группового сознания.
Но, по сути, в определении общественного самосознания через «общность, которая отличает…» ОТСУТСТВУЕТ определение именно САМОсознания в своей СУЩНОСТИ. Собственно, ничего не изменится в определении этноса, если в определении ПОМЕНЯТЬ понятие общественного самосознания на понятие общественного сознания. Конечно, сознание своей общности и своих особенностей НЕВОЗМОЖНО без самосознания, но НЕ ЯВЛЯЕТСЯ само – самосознанием в «чистом», так сказать, виде.… Исчезает отличие между общественным сознанием и общественным самосознанием.
На самом деле, если индивидуальное самосознание органически функционирует как центр организации и управления индивидуальным сознанием, то общественное самосознания – центр управления и организации другими сознаниями. Вот в чем его суть. Я уже отмечал, что первое наиболее крупное разделение труда в государстве: на «функции управления и личного участия в реализации поставленных задач», что как раз и соответствует «точке» разделения в сознании на индивидуальное и общественное самосознание. Ясно, что для первобытного «тиражированного» сознания особый центр сознания для управления другими сознаниями не нужен. Первобытный человек, обладая существенным тождеством сознания, внутри своего рода произвольно выполняет необходимые действия в тот или иной момент, находясь в тех или иных обстоятельствах. Общественное самосознание нужно тогда, когда появляются специфические различия в сознании людей того или иного коллектива. И чем больше таких различий, тем сильнее должно быть общественное самосознание, чтобы направить этот коллектив к одной цели, организовать ее реализацию. Естественно, это становиться возможным при наличии у людей этого коллектива одного менталитета, который проявляется в форме предрасположенности к тем или иным действиям у этих людей.
Также, довольно очевидно, что, чем меньше различие в сознании людей какого-либо общества (чем оно проще в своем устройстве) тем эта расположенность больше, а трудность в управлении (принятии решения и организация его реализации) – меньше.
Далее, как и я писал ранее:
«…общественное самосознание (как, впрочем, и общественное сознание) - не «разлито» между субъектами «этого» общества. Оно – в каждом субъекте «этого» общества. Но там же - и индивидуальное самосознание (и индивидуальное сознание). Как они могут сосуществовать в одном сознании?» - (см. выше). ИМХО, предположение, что они, в отличие от общественного и индивидуального сознания, не возникли одновременно (с большим преимуществом общественного сознания) в период образования менталитета. В этот период, надо полагать, изначально образовалось общественное самосознание. Хотя бы, потому, что в первых цивилизациях, где «рулил» ритуал, а поведение индивида и его самого, по-прежнему, определяла социальная среда. Индивидуальному самосознанию и управлять было, в значительной степени – нечем. Отсюда, и моя мысль, что: «…образование индивидуального сознания человека первых цивилизаций определяется менталитетом». В то время как образование общественного самосознания предполагает дальнейшее обучение и воспитание представителей управленческого класса. Этот вывод естественно вытекает из того факта, что управленцы должны не только знать тот или иной материальный процесс, которым он управляет посредством предоставленных ему людей, но и уметь организовать этих самых людей для ведения этого процесса, то есть, по любому иметь на одно умение больше. Да и сам процесс нужно уметь видеть более цельно шире (смежников) и абстрактней… Собственно, это принцип сохраняется и до сегодняшнего времени. Пренебречь им: это значит – обречь себя на то, чтобы быть обманутым. Собственно, ближайшей приемлемой теорией происхождения государства, исходя из сказанного, для меня была бы ирригационная теория К. Виттфогеля, в смысле: «Можно сказать, что исходным моментом генезиса «восточного деспотизма» выступает необходимость любых крупномасштабных работ, требующих централизованного управления». (Ю.В. Латов cyberleninka.ru/article/n/vostochnyy-despotizm-...). Я бы назвал свою теорию - управленческая. И, главное ее отличие от ирригационной в аспекте моей теории эволюции сознания - эта пятая глава: «Тотальный террор — тотальное подчинение — тотальное одиночество». Это: ИМХО, сугубо неправильное понимание эпохи первых цивилизаций. Согласно моей гипотезы исполнение ритуала не может быть насилием, оно – естественный ход жизни. Насилие возникает, если уклоняться от ритуала. А относительно высокий уровень сострадательной эмпатии, обусловленный лишь зачатками индивидуального самосознания, не дающего развиться эгоизму отрицает «тотальное одиночество» у людей первых цивилизаций.
Однако, возвращаясь к истории самосознания, я, все же, должен себя немного поправить, когда я писал:
«Не вижу причин, по которым бы возникновение общественного и индивидуального самосознания протекало бы иначе: от общественного сознания к групповому, и далее - к индивидуальному, так как считаю, что до возникновения общественного самосознания у людей не было внутренней активности (не было внутренней потребности) к саморазвитию» - я имел ввиду общую тенденцию.
Однако, дело в том, что, за исключением, пожалуй, этнического самосознания, появляющегося нерефлексивно на стадии образования менталитета, все остальные виды общественного, а тем более индивидуального самосознание в филогенезе появились в результате специального обучения и игр со сверстниками «своего круга» в одном обществе.
Общественное самосознание зависит от содержания общественного сознания, но эта зависимость не прямолинейная. Так, как я писал: «В средневековье, несмотря на достигнутый уже в античности довольно высокий уровень индивидуализации труда, общественное сознание вновь начинает враждебно относиться к инновациям и индивидуальности…».