Последняя глава

Последняя глава.

Нашел у себя давнюю, можно сказать первую свою натурфилософскую работу, где, как раз, и представлено мое мировоззренческое представление о сосуществование субъекта и объекта в природе. Приведу из нее некоторые моменты: в этой работе говорится не о субъекте и объекте, а о существовании УОМов (уровней организации материи), столь популярной идее для позднего диамата. Приведенная к такому виду (См. Сх № 4 ): она и послужила мне прообразом к представлению об универсальном способе существования Природы, как субъекта и объекта.Из схемы № 4 ясно, что УОМы представлены, как развитие объекта параллельно с развитием его субъекта. Например, развитие планетарных объектов протекает от атомов к молекулам, в то время, как сам объект из относительно однородного, начинает дифференцироваться на ядро, мантию, кору следуя дифференциации своих субъектов.
«Молодые диски (у звезды, из которых в дальнейшем формируются планеты) в основном содержат водород и гелий. В их горячих внутренних областях частицы пыли испаряются, а в холодных и разреженных внешних слоях частицы пыли сохраняются и растут по мере конденсации на них пара». Дуглас Лин Происхождение планет elementy.ru/nauchno-populyarnaya_biblioteka/430...
Т.е. по А.П.Виноградову происходит «зонная плавка» будущих планетезималей из которых постепенно начинают формироваться планеты. Т.е. начинается тепловая дифференциация состава вещества при одновременном «сдуве» легких химических элементов (Н, Не) солнечным ветром к дальнему краю диска (этакая звездная «доменная печь»). В свете моей схемы это соответствует этапу существования, в основном атомов в различных ионных формах. Появление и рост планетезималей постепенно приводит к преобладанию в этом процессе существование молекул, а более конкретно, суть переход из процессов плазмохимии и фотохимии к химическим процессам, которые и составляют основу химической эволюции планет. Причем, многие из них приобретают другой, независимый от звезды источник энергии, а именно:
1) энергию ядерного распада (в отличие от энергии ядерного синтеза) тяжелых элементов (U, Тh),
2) гравитационную энергию сжатия планеты, которая протекает как за счет аккумуляции относительно тяжелых элементов (Fe, Ni) в центре планеты, и относительно легких (С, О, N, S) в коре планеты путем конвекции жидких составляющих - мантии и ядра.
Именно это конвекция сопровождается многочисленными химическими реакциями, которые и обеспечивают, в конечном счете «жизнь» планеты. Причем, на разных глубинах (с разными физическими (P, Т)) условиями и с разными установившимися со временем концентрациями веществ (в ходе текущей планетной эволюции) эта «жизнь» различная. К какому итогу стремиться эта эволюция? – согласно моей идее о стремление субъекта объекту – к образованию кристалла – «всеобщего субъекта». Так по одной гипотезе, набирающей популярность (ИДСЗ — икосаэдро-додекаэдрическая структуры Земли), в центре Земли существует Геокристалл (внутреннее ядро) который со временем растет и эволюционирует. Вот как описывают сами авторы эту эволюцию: «Гравитационные силы и экзогенные процессы сжимали вещество планеты, увеличивая плотность и температуру к её центру, так в центре будущей планеты образовался расплав более плотных элементов. Концентрация этого расплава со временем стала соответствовать пересыщенному состоянию. В таком расплаве, как и при обычных кристаллизациях вещества, с увеличением концентрации обязательно должны были возникнуть зародыши кристаллизации. Сливаясь друг с другом, они быстро стали стремиться составить определённую кристаллическую решётку… Дальнейший рост кристалла порождает восходящие и нисходящие потоки вещества внутри расплава, что со временем способствует возникновению аналогичных потоков и затем конвекционных потоков внутри следу¬ющих оболочек планеты. Нисходящие потоки, скорее всего, возникают значительно раньше восходящих, что способствует преобладанию процессов гравитационного сжатия в начальных стадиях функционирования Гео¬кристалла…Для первичной угловатой формы Земли первой кристаллической структурой ядра могла стать самая простая из них — тетраэдрическая, которая сформировалась в протерозое, 1 миллиард 800 миллионов лет назад, а до этого момента структурные поля в тектонике Земли отличались «амёбоидностью» форм, полным отсутствием линейности… Дальнейшее развитие Земли уже стало определяться перерастанием её внутреннего ядра от формы тетраэдра к более сложным — кубу, октаэдру, икосаэдру, додекаэдру, всё более приближаясь к сфере. Земная кора, как и весь облик планеты, при этом приобретали всё новые и новые симметрии, сохраняя и прежние, причём некоторые силовые оси прошлых многогранников стали частью силовых осей последующих, другие же сейчас находятся в пассивном состоянии или в стадии разрушения (например, подводный хребет девяностого градуса в Индийском океане)» (Земля-? - большой кристалл Н.Ф.Гончаров, В.С.Морозов, В.А.Макаров Вwww.geokniga.org/books/15843). Не думаю, что такая эволюция протекала столь прямолинейно.
Во-первых, нельзя забывать о температурном режиме кристаллизации, который изменяется периодически: кора планеты играет роль «крышки чайника», которую периодически «сносит» вулканическая активность, а значит, следует учитывать фактор перекристаллизации. Во-вторых, при кристаллизации со временем меняется состав «раствора», что, впрочем, может как раз, и быть причиной эволюции формы, как самого геокристалла, так и возникающих рядом с ним «завязей» новых кристаллов. Но, так или иначе, суть планетарной эволюции не меняется. Субъект (атомный «остов», и молекулы) стремится к объекту – планете.
Примерно, то же самое можно сказать и об эволюции звезд (субъекты – элементарные частицы, ядра атомов). Только с учетом разницы диапазона температур, в которых происходит существование субъектов планет и звезд, при эволюции звезд «крышка» (фотосфера) не просто «попыхивает» вулканами – ее реально «сносит» взрывом, как при образовании белых карликов так и при образовании «сверхновых». Говорят и о звездах разных поколений… Но, если, все же представить классическим образом эволюции звезды в качестве непрерывного процесса, то она будет выглядеть как процесс усложнения субъектов от водородно –гелиевой звезды от протон-протонного цикла синтеза, к кислородно-азотно-углеродного цикла трансформации субъектов, до серии существования других циклов ведущих к образованию и накоплению в недрах звезды относительно инертных ядер железа. Но все познается, как говориться в сравнении. При эволюции звезд меняются и физические условия существования субъектов звезды… Простой пример: мы так привыкли, что при нагревании смеси водорода и кислорода она взрывается с оглушительным взрывом образуя необратимо воду, что даже представить не можем, что при 5000˚- если б вода сама там появилась то она – разложилась также со взрывом на водород и кислород. Так же и со стабильностью ядер железа. Именно их диссоциация, в основном до гелия, обеспечивает энергию взрыва сверхновой. Но я – не о взрывах, а о некоторой «теоретической» звезде, чей эволюционный путь оказался бы непрерывным. Рассматривая такую звезду, мы наблюдали бы непрерывное усложнение субъектов, за счет поглощения более элементарных субъектов (Н, Не). Т.е. то же стремление субъектов к объекту. И создание все более сложных элементов. Теоретически, исходя из гипотезы Ю. С. Черкинского, согласно, законам химии и термодинамики можно прийти к существованию последнего химического элемента. (См. «ЭЛЕМЕНТ №... ПОСЛЕДНИЙ». Ю. С. Черкинский «Химия и жизнь» Сентябрь 1973 »). publ.lib.ru/ARCHIVES/H/''Himiya_i_jizn'''/_''Himiya_i_jizn'''_1973_.html ). Там, Ю. С. Черкинский, исходя из своих математических выкладок, пришел к выводу, что последний (по сложности) элемент будет иметь «атомный номер максиэлемента— величина порядка 1010». «Чемодан представить себе нетрудно, сложнее нашему привыкшему к относительному порядку разуму реально ощутить такое необычное образование, как этот гипотетический максиэлемент. Элементарные частицы в нем предельно плотно заполнили отведенное им пространство. Нуклоны теснятся в центре атома, внутри боровской орбиты — там, где положено находиться ядру. А электроны до предела насытили все возможные орбиты. Можно сказать, что в этом максиатоме ядро «запрессовано» в сплошной массе электронов». Ему удалось: «рассчитать такие параметры максиэлемента, как эффективный атомный радиус — 2-10(-9) метра, энтропия—100 кал/град-атом, энергия диссоциации— 15 кал/г-моль, энергия ионизации — 0,15 вольта».
Но, более всего, любопытно то, что исходить из предполагаемой плотности такого вещества (примерно тонна на кубический сантиметр), то окажется, что эта плотность соответствует плотность белых карликов (остающейся после взрыва «новой» звезды)… Но и на этой эволюция «теоретической» звезды может не закончиться. В зависимости от своей массы, при остывании, она может превратиться в нейтронную звезду. А эту нейтронную звезду, учитывая ускоренную тенденцию роста доли нейтронов в наиболее стабильных ядрах химических элементов по сравнению с ростом номера элемента (количества протонов) в таблице. Д,И. Менделеева, формально можно считать одним ядром безумно большого атома. На память приходит Демокрит, который считал по Аацию I 12,6. «Демокрит... [учил], что может быть атом размером с наш мир» или по Аристотелю: « Аристотель de gen. et inter. A 8. 326 а 9. Демокрит говорит, что каждое из неделимых [телец] бывает более тяжелым вследствие большего размера». (ФРАГМЕНТЫ ДЕМОКРИТА И СВИДЕТЕЛЬСТВА О ЕГО УЧЕНИИ. Перевод с древнегреческого А.О.Маковельского). То есть. Опять мы сталкиваемся со стремлением субъекта к объекту, сопровождающим эволюцию этого объекта. Можно задаться вопросом: что же это за субъект ставший объектом? Дать название, типа геокристалл – самое простое, а вот, так сказать лицезреть его воочию? Это действительно, трудно ведь он окончательно формируется в конце эволюции объекта, да и в силу специфики УОМов, часто далеко от нашего мира, или глубоко… Но, все же иногда, можно. Для геокристалла исследуя вулканические разломы на его поверхности… Иногда: «на кончике пера», по предполагаемой его плотности… Ну, хорошо, а, если поискать суперсубъект в живом мире? Какой он?
Чтобы не утонуть в «песке» зыбких аналогий, вернусь к изначальным определениям: субъект - это дискретное экстенсивное бытие. В профаном понимании: свойство дискретности субъекта дает ему в его объекте возможность «переходить» в другого субъекта и обратно. Это подразумевает определенный цикл бытия субъекта в своем объекте. Объект же – по своему определению непрерывный и интенсивный. Т.е. обеспечивает в себе этот переход субъектов друг в друга. Регулирует характер и интенсивность этого перехода. Поскольку он интенсивный, то он же и задает границы непрерывного изменения субъекта.
Если отталкиваться от сказанного, то в звездах, как объектах - их масса и состав элементов служат регулятором в образовании протон-протонного цикла, и кислородно-азотно-углеродного цикла, которые и определяют границы бытия их субъектов. Цикл – потому, что в конце сложной ядерной реакции получается не только продукт (Не-4, но и изначальный Н). В этой сложной реакции ядра Н «бытийствуют» сливаясь друг с другом с образованием других элементов, вплоть до Ве-8. Это – диапазон «бытийствования» субъектов звезд первого поколения (после «Большого взрыва»). Результат такого «бытийствования» усложнение субъектов. Естественно, они еще мало похожи на свой субъект. По мере выгорания водорода, происходит структуризация объекта, формируется его ядро (несмотря на периодическое перемешивание слоев звезды), насыщенное гелием. «Рабочий слой» звезды уходит из центра к поверхности ядра, опоясывая его активным слоем. В самом ядре, частично из-за продолжающегося гравитационного сжатия частично из-за экранирования излучения температура продолжает расти. Основная причина взрыва звезд первого поколения, в общем-то, даже не начало тройной реакции с Не (получение ядер углерода), скорость которой мала, а температура протекания велика, а в том, что при появлении углерода быстро устанавливается С-N-О цикл (с пониженной температурой ее начала) и плазма оказывается «перегретой» …. Таким образом, диапазон существования субъекта звезд первого поколения, оказывается ограниченном естественным образом, накоплением Не, который, естественно, не может служить, в качестве примера тождества между субъектом и объектом. Он лишь показывает тенденцию к этому в форме появления внутри самого субъекта ядерных превращений, являющейся сутью существования самого объекта (звезды). Ну, конечно, показал стремление субъекта (микромира) к объекту (макромиру) в усложнении своего состава, и увеличении своего размера. Т.е. звезды первого поколения – является лишь частью эволюции «теоретической» звезды. Сама же звезда своим делением на, собственно, ядро, зону лучистой передачи энергии, конвективную зону, фотосферу, где процесс передачи энергии вновь становиться лучистым. Уже своим делением, объект начинает уподобляться своему субъекту, хотя бы тем, что в них при стабильности ядра объекта (звезды), продолжается непрерывное «бытие» элементарных частиц электронов и фотонов в фотосфере, т.е. взаимодействие частиц еще не стало дискретным. Кроме того, у электронов кинетическая энергия достаточна для некоторого участия в ядерных процессах, например: в рер – процессе, или превращении Ве-7 в Li -7. Наибольшее подобие (но не тождество!) объекта субъекту соответствует, как я писал для белого карлика и нейтронной звезды, в которых: «…вырожденные электроны с кинетической энергией ~ 1 Мэв может удержать в белом карлике только огромное синергетическое (общее) электрическое поле нескомпенсированных электронами ионов. Это синергетическое электрическое поле, как и в атомном ядре, при равнораспределённой плотности заряда (капельная модель) кумулирует к поверхности квантовой звезды согласно теореме Гаусса» (Ф.И. Высикайло. cyberleninka.ru/article/n/detalizatsiya-i-obsch...). В принципе. То же можно сказать и о планете, как объекте. Но есть и различия:
1. На поверхности планеты, сохраняются следы меняющейся формы объекта.
2. А главное: кристаллическая связь объекта – не единственная форма связи участвующая в химическом способе существования субъекта. Она получает преимущества в недрах планеты, благодаря наиболее плотной компоновке субъектов в ядре планеты и преимущественного металлического состава ядра, полученного в результате изначальной гравитационной дифференциации состава объекта. Чем дальше от начала образования объекта и от его центра, тем более разнообразные по характеру реакции будут преобладать, образуя различные породы, состоящие из различных минералов.
Естественно поэтому, что при своем росте геокристалл не только меняет свою форму, но и диапазон существования его субъектов, будет ограничен, по-крайней мере, земной корой.
Теперь вновь о суперобъекте биосферы. Как и в случае со звездой и планетой субъекты биосферы эволюционируют в сторону усложнения как показано на схеме № 4. Основное усложнение от отдельной клетки, до организма. Но если в предыдущих случаях движение от субъекта к объекту можно представить в качестве реального (или теоретически рассчитанного) суперобъекта, то для биосферы это сделать затруднительно. По-крайней мере, нельзя ожидать, что ответ о суперсубъекте биосферы будет продолжением ряда суперобъектов звезд и планет. Основания для этого различия очевидны:
1. Источник существования (бытия) биосферы (солнце) вне самой биосферы в отличие от звезд и планет. Но это – полбеды, для процесса формирования суперобъекта. Хотя различия мощности этого внешнего источника и определяют различие в его образовании по географическим зонам.
2. Гораздо серьезнее – рельеф местности рассекающий биосферу на множество труднопроходимых зон.
3. Еще один важный фактор: различный состав почв, питающих биосферу различными минералами.
Если кто-то подумает, что это – малозначимо для Мирового океана, пусть вспомнит, например, о миграции угрей на нерест в Саргассово море, при которой они преодолевают расстояние в четверть Земного шара. Задайтесь вопросом – для чего им это нужно? Да еще – их привязанность к определенной глубине… Хотя, конечно, в морской воде – преграды послабже… Может, поэтому именно там мы и встречаем самых больших животных? Или их гигантизм – следствие из обитания в воде?... Для ответа на этот вопрос, взглянем на этот вопрос пошире. А что мы вообще понимаем под организмом?... Да, целостность. Но не менее значимо: сбалансированность в работе специализированных клеток, которые делят одну судьбу всего организма. А для суперсубъекта – еще и самодостаточность собственного организма для своего существования… Стоит перечислить эти требования к суперобъекту и сразу приходит на ум – понятие экосистемы. Причем, не просто экосистемы, а экосистемы, стремящиеся к определенному состоянию – климаксу. «КЛИМАКС [гр. кИтах — высшая точка, кульминация] — стабильное состояние сообщества (экосистемы), в котором климаксовое сообщество (экосистема) поддерживает само себя неопределенно долго, все внутренние его компоненты уравновешены друг с другом». ru-ecology.info/term/18103/. Но и в данном случае – в экосистемах, по факту, множество животных. Можно ли среди них, все же выделить «суперсубъект»? Можно, причем, следуя тому же принципу. А именно, суперсубъектом данной экосистемы будет, так называемые «ключевые виды» этой системы. Теперь оно (т.е. понятие ключевого вида) относится к виду, «влияние которого на или экосистему является очень большим, гораздо более существенным, чем этого следовало сообщество ожидать исходя из его распространенности» (Пауэр, Миллз, 1999)… В конкретных сообществах порой очень трудно (если вообще возможно) выделить ключевые виды».
Экология. Митчелл Пол bio.wikireading.ru/17982
«Исчезновение единственного ключевого вида, даже такого, который составляет незначительную часть биомассы сообщества, может спровоцировать серию взаимосвязанных исчезновений других видов, что известно как каскад вымирания. В его результате появляется деградированная экосистема с гораздо более низким биологическим разнообразием на всех трофических уровнях. Возвращение ключевого вида в сообщество не обязательно восстановит последнее до исходного состояния, если к этому времени исчезли другие его члены и нарушены компоненты окружающей среды (например, почва). ru-ecology.info/term/48786/.
Т.е., опять же определение ключевого вида экосистемы, проводится через тесную взаимосвязь видов экологической системы, составляющих одно органическое целое этой экосистемы. Чтобы эта экосистема была устойчива, в ней должны быть представлены ключевые виды продуцентов, консументов и редуцентов (деструкторов). Хорошо, если один из них сможет совмещать несколько функций (например, лишайники).
4. А теперь – самое интересное. Если сравнить субъекты звезд и планет. То я в качестве их я имел реальных субъектов: множество ядер, атомов, молекул, которые «бытийствуют» переходя друг в друга. А в случае с биосферой у меня на первый план выходит виды животных, что соответствует в отношении субъектов звезд и планет качественно определенному веществу я не атомам и молекулам. Т.е., в принципе, я был бы должен говорить не о «ключевом виде» в качестве «суперсубъекта», а об клетке, организме. Существенно ли это? С одной стороны – нет. Ведь если я говорю о геокристалле – я не говорю о том к какому типу обычных кристаллов его можно отнести Если я говорю о нейтронной звезде, то не говорю, к какому периоду или ряду ее следует отнести. Я рассматриваю их общность состава и строения. И с этой точки зрения, все равно что я рассматриваю – элемент вещества, или вещество.
Но, с другой стороны, все же в «строительстве» геокристалла и нейтронной звезды принимают участие именно, последовательное усложнение отдельных элементов, а не веществ. Элементов, которые продолжают действительно существовать «в промежутках» между своими трансформациями друг в друга. В этом смысле разумнее было рассматривать те же лишайники, как симбиоз водоросли и гриба, или человека (в физическом плане), как отдельную экосистему, в которой клеток человека, примерно, столько же, сколько клеток различных (патологических и полезных) бактерий (ria.ru/20160111/1357907466.html). Но эту поправку приходится принять исходя из появлении смертности у многоклеточных. Поэтому минимальной единицей эволюции субъекта правильнее принять вид (род, класс, семейство и т.д.). Только вот, проблема, отвергнуть совсем субъект, как элемент, я тоже не могу, потому как тогда виды будут появляться, как бы «ниоткуда», более того «за бортом» рассмотрения «суперсубъекта» остается такое важное понятия для стадных животных, как «вожак». Исходя из указанных соображений, я не только не отбрасываю понятия организма и клетки в процессе общего стремления субъекта к объекту, но рассматриваю эволюцию субъекта и объекта от ключевых видов до экосистем, как особенной ее формы.
О ноосфере я много говорил в основном тексте. Здесь я выскажу лишь замечания в общем контексте данной главы.
1. По поводу вопросов стоящих в Сх.№ 4 их я склонен заменить их на человек + орудия труда, где под орудиями труда я понимаю постадийное обобщение, типа, человек + ручное орудие труда, человек + машина, далее, человек + производственно-энергетический комплекс и человек + компьютер. Хотя и необязательно именно так.
2. Мало того, что сам человек неотделим от биосферы. Он в ней формирует свою реальную, «окультуренную» экосистему, в которой он, безусловно, является суперобъектом. Без него эта экосистема, безусловно, начнет разваливаться в течение суток.
3. Естественно, интересно бы знать, что следует в будущем. Можно только предположить, что:
а) каждый следующий субъект нового УОМа – включает в себя предыдущий;
б) социальные системы подразумевают под собой организованное разумное общество себе подобных;
Казалось бы ничего такого необычного, чтобы отличало ноосферу от общественных систем современности, если бы не одно но… Если следовать Гегелевскому (или Энгелевскому) закону отрицания отрицания граничные вещественные структуры выделенные на Сх.4 штрихпунктирное линией должны обладать двойственной волновой- корпускулярной структурой… И это вряд ли душа и тело (по-крайней мере – не то, что сейчас под ними подразумевают). Хотя… Вы же хотели чего-нибудь необычного?

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

Последняя глава

Рукопись последней главы утеряна. Но, думаю, ее содержание- очевидно... Может, когда-нибудь восстановлю по памяти.
Царев. П.П.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

§ 3. Отношение понятий экстенсивности и интенсивности к понятиям субъект-объекта.

В этом параграфе нам важно показать, что интенсивность и экстенсивность суть те понятия, которые характеризуют именно субъект- объект, в абсолютной различающей их плоскости. Как было сказано ранее, субъект-объект, будучи бытием, суть относительны в своих любых границах, ибо даже сами границы (и сама их безграничность) у объекта и субъекта относительны и есть дискретность и непрерывность. Отсюда я сделал вывод, что, поскольку субъект-объект неразличимы в существовании (субъект может стать объектом, объект при определенных условиях, может стать субъектом), они должны быть различимы в отношении. Но не различимы ни в причинностном отношении (являясь одинаково причинностью друг друга), ни в качественном (ибо оно есть одно и тоже бытие), ни в количественном («Государство- это я»), ни, надо добавить, как нечто внешнее и внутреннее. Действительно, субъект, как внешнее объекту, суть, одновременно, и внутреннее объекта, ибо также не может быть не только внутренним субъекта (формирующим последнего), или только внешним (социальной, разумной средой обитания субъекта). Поскольку же главной характеристикой субъекта-объекта, в их существовании является характеристика их, как имеющих собственную однокачественную причинность самих себя, постоянно порождающую причинность друг друга, вполне естественно было бы за различающее их отношение принять не отношение самой причинности (ибо такое отношение свойственно им обоим одновременно- и то, и другое порождают друг друга, служат причинностью существования друг друга), но отношение причинностей объекта и субъекта в субъекте, или объекта и субъекта в объекте (ибо такое отношение можно строить лишь определив изначально, что мы понимаем под субъектом и объектом), а отношение превращения внешней причинности к внутренней. Остается лишь доказать, что последнее отношение и есть тем РАЗЛИЧАЮЩИМ отношением субъекта и объекта друг к другом.
Ранее я определился, что субъект есть дискретное, а объект- непрерывное бытие. Это определение субъект- объекта было необходимым для характеристики их полной относительности существования (какую бы границу мы не положили субъекту- она бы ни была ФИКСИРОВАННОЙ границей, ее можно было бы произвольно менять и, таким образом, переходить в непрерывность, утверждать безграничность субъекта в пределах его качества), но недостаточным для определения их самих относительно друг друга. Но дискретность и непрерывность, сами по себе, как понятия, выражающие относительность, могут быть разделены лишь в отношении друг к другу. Так, дискретность сама по себе внутри себя: суть непрерывность, а непрерывность же, в свою очередь, сама по себе, еще не говорит о том, что она может где-то порваться, т.е., оказаться дискретностью. Другими словами, дискретность есть дискретностью, когда она прерывает непрерывность, и потому- немыслима без непрерывности, без ОТНОШЕНИЯ с чем-то прерываемым ВНЕ себя. Непрерывность же суть непрерывностью только тогда, когда существует процесс прерывания, в котором она могла бы выразить себя, как именно непрерывающееся, т.е. непрерывность суть непрерывностью именно в ОТНОШЕНИИ к прерывающему ее. Определяя же субъект как дискретное, а объект, как непрерывное бытие, я не только подчеркиваю тотальность относительности их существования и, тем самым, ОТЛИЧАЮ их от остального, ОГРАНИЧИВАЮ возможность их определения иным образом, но и разделяю их друг от друга, как противоположности. Однако, это определение, как раз, вследствие абсолютизации относительности существования субъект-объекта, не может быть собственным определением, соответственно, субъекта и объекта. Иными словами, если нам СКАЖУТ, что из двух бытийствующих, одно- дискретно, другое- непрерывно, то только тогда мы сможем утверждать, что первое- субъект, второе- объект, но как нам самим определиться в этом? Определиться в этом можно только по отношению субъект-объекта друг к другу. И это отношения должно быть – абсолютным. Возьмем для начала интенсивность, как отношение превращения чужой причинности в свою. Вполне очевидно, что для НЕПРЕРЫВНОСТИ, т.е. для объекта, подобное отношение тождественно само себе. Т.е., в своей непрерывности ИНОЕ равно самому себе, более того, внешняя причинность есть, одновременно, и внутренняя причинность, а значит- эти две причинности для непрерывности суть ОДНО, а потому непрерывность суть ЧИСТАЯ интенсивность, равнодушная к чему-либо в своей непрерывности (Ср: «...все объективное является чем-то ПОКОЯЩИМСЯ, ФИКСИРОВАННЫМ, неспособным само к каким-то действиям, является лишь объектом действования» (Шеллинг. 1987. Т.1., С. 267). Можно сказать и по-другому. Поскольку в самом непрерывном есть лишь собственная причинность, которая при бесконечном дифференцировании, выступает в себе исчезающему, как бесконечное ДРУГОЕ, интенсивность, как отношение превращения чужой причинности в свою (исчезающую) БЕСКОНЕЧНА, и потому АБСОЛЮТНЫЙ ОБЪЕКТ суть бесконечная интенсивность, в то время, как обратное отношение превращения собственной (исчезающий) причинности в причинность другого стремится к НУЛЮ, и потому абсолютный (непрерываемый нигде в своем дифференцировании) объект абсолютно НЕ ЭКСТЕНСИВЕН.
С другой стороны, абсолютный субъект (как ПРЕДЕЛ дифференцирования, как ЭЛЕМЕНТ) в своем отношении к объекту, бесконечно ЭКСТЕНСИВЕН, ибо в нем отношение превращения внутренней причинности во внешнюю БЕСКОНЕЧНО ВЕЛИКО. Вполне понятно, внутренняя причинность, дающая предел деления непрерывности, и, тем самым, полагая себя своей причинностью в качестве цельности, заведомо больше ЛЮБОГО бесконечно МАЛОГО, находящегося в процессе дифференциации, разложения. Таким образом, возникнув, как определенное окрестностями непрерывного, дискретное ОДНОЗНАЧНО в своей абсолютности начинает, в свою очередь, определять окрестности непрерывного, ПЕРЕНОСЯ свою определенность на эти окрестности, т.е. превращая СВОЮ определенность в чужую.
С другой стороны, абсолютный субъект, как интенсивность, как отношение превращения чужой причинности в свою, опять же, из бесконечного разложения этой причинности в непрерывность, стремиться к нулю, а значит, показывает отсутствие интенсивности в абсолютном субъекте. Что означает термин: абсолютный объект? Реально, для мышления, это означает исчезающую в нем причинность множества субъектов. Ближайшим приближением к этому абсолютному объекту служит модель коллективного, зарождающегося, первобытного мышления, когда сама мысль не может быть закончена ОДНИМ субъектом. Мыслит весь коллектив, но никто в отдельности. Более отдаленной от идеала, моделью абсолютного объекта мышления, могут служить традиционные общества Древнего Востока, особенно те из них, которые НИВЕЛИРОВАЛИ личность, утверждали ничтожность субъекта мышления (напр., Древний Египет), где само мышление, вследствие традиционализма суть более, как общественное, чем индивидуальное. Наиболее приближенной моделью абсолютного субъекта, служит человек, выводящий свое бытие из самого себя. Например, Фихте, или представители такого философского течения, как солипсизм.
Вернемся к нашему простейшему примеру о споре двух людей. Где в этой системе субъект, а где- объект? Прежде всего, обратим внимание на то, что спор возникает, когда каждый имеет свою, отличную от другой, точку зрения, а, соответственно, свою причинность, приводящую их к той, или иной точке зрения. Таким образом, в споре каждый из спорящих выступает для другого спорящего объектом мышления (имеющим свою непрерывность в последовательности, в вытекании одного из другого (в логике), в сплошном характере (мировоззрении) мышления. С другой стороны, из факта спора, вполне логично предположить, что непрерывность мышления двух спорщиков существенно не совпадают, а это уже при учете однокачественности непрерывности мышления этих двух людей, свидетельство тому, что их непрерывности ограничены. Спор же сам по себе- есть попытка каждого из спорящих убедить своего оппонента в правильности именно своей точки зрения, вытекающей из своей причинности, что свидетельствует об опыте, о ряде успешных попыток заставить другого человека смотреть на мир своими «умоглазами», заставить другого человека методом убеждения изменить свою причинность, согласно причинности убеждающего. Т.е. это свидетельствует о ПОДВИЖНОСТИ границ непрерывности каждого из спорящих, т.е.- об их дискретности мышления. Но, границы (дискретность) могут быть подвижными только в общей непрерывности, существующей как ВНЕ этих границ, так и ограниченной ими. Действительно, возможность возникновения спора заключена, как в различиях непрерывностей двух дискретных мышлений, так и в их общности (непрерывности). Спор- это приведение в защиту своего мнения таких аргументов, таких фактов и форм мышления, которые принимались бы ОБЕИМИ сторонами за истинные, формирующее их причинности как единое (непрерывное), т.е. за нечто РАВНОДУШНОЕ к их дискретным причинностям. Причем, побеждает в споре, обычно тот, кто приведет более весомых аргументов, чем другой.
Эта непрерывная тождественность понимания одного и того же, объединяющая спорящих между собой и придает мнениям спорящих своеобразную глубину- интенсивность, ибо каждое мнение звучит тем весомее, тем внушительнее, чем более аргументов, признаваемых обеими сторонами спора за объективное, приводятся в защиту своего мнения. Простая экстенсивность «я так считаю...»), под «набегом» взаимопризнанных очевидностей превращается посредством: «...ПОТОМУ, ЧТО...»... в интенсивное:«Так есть», в случае прихождения к согласию.
«...в анализе условий, в выборе цели, в выработке плана действий и выборе средств субъект, хотя и опирается на социально признанные нормы и стандарты (непрерывный объект мышления- прим.- мое), но руководствуется все-таки своим собственным пониманием ситуации, своими вкусами и предпочтениями (дискретность мышления субъекта- прим.- мое)»- пишет А.Л. Никифоров (Никифоров. 1990. С.193). Именно потому, что человек ОПИРАЕТСЯ ИСХОДИТ из общепринятых норм и стандартов, принимаемых им за нечто объективное, объясняется факт частой независимости одних и тех же открытий в одно и то же время РАЗНЫМИ людьми, ибо объективное ОДИНАКОВО интенсифицирует мысль любого человека, независимо, опять же, от его вкусов и предпочтений, хотя каждое такое открытие носит отпечаток индивидуальности открывателя, его исторической и социальной обусловленности.
Таким образом, переводя схему спора исключительно, на язык определений субъект-объекта, можно сказать: в споре наличествуют ДВА СУБЪЕКТА, как дискретности, прерывающие ОДНУ непрерывность в разных местах, объект -как находящееся мышление в них обоих (или между ними), непрерывное для них ОБОИХ, которое определяет ИНТЕНСИВНОСТЬ мышления каждого, но не есть ПРИНАДЛЕЖАЩИМ никому из них в отдельности. Интенсивность объекта, ОПРЕДЕЛЯЮЩАЯ, но не входящая в субъект, выражается субъектом, как экстенсивность по отношению к другому субъекту и самому объекту.
Субъективным же в споре признается то мнение, интенсивность которого (т.е. то, что называется мной ОБЪЕКТИВНЫМИ аргументами) окажется (явится в споре) меньше, что, впрочем, не так очевидно для экстенсивности субъективного. Ведь, по сути, если побеждает более объективное мнение, значит, и его экстенсивность должна быть намного больше субъективного. А, следовательно, экстенсивность и интенсивность, как обуславливающие друг друга в ПРЯМОЙ зависимости (чем больше интенсивность чего-либо, тем больше и его экстенсивность), не могут, вроде бы, служить понятиями, отличающими субъект и объект.
Но, дело-то, как раз, в том, что зависимость интенсивности и противоположной ей величины- экстенсивности в бытии (т.е. в постоянных переходах одного в другое) НЕЛИНЕЙНА, как нелинейны все процессы, описываемые в синергетике, которые мы приводим в качестве иллюстрации этого бытия. Действительно, с чего начинается теория субъекта? С одной, максимум, нескольких идей, являющихся сугубо субъективными (т.е. рожденными субъектом, его причинностью). Их нет в объекте мышления (или они были отвергнуты, забыты, не оценены по достоинству). Они, по сути, являются ФОРМОЙ того содержания непрерывности, которое формирует субъективную причинность. Их экстенсивность заключается в их ПРОСТОТЕ, аксиоматичности, исходящей от сформированной объектом собственной причинности, и в то же время, они не есть нечто чисто внешнее объекту, ибо рождены им и суть отношение самое себя с объектом, суть СТРЕМЛЕНИЕ субъекта ВЫРАЗИТЬ себя через объект, т.е. объективизировать свое существование. Имея эти несколько идей, человек стремится ДОКАЗАТЬ их истинность и РАЗВИТЬ их в одну систему. Но, как известно, доказательство тесно связано с развитием, ибо, существуя, как экстенсивность, любая идея, с одной стороны, выражение дискретности, т.е. целостности, неразложимости, с другой стороны, со стороны непрерывности- отсутствия установленных извне жестких границ, идея суть продуцирование самой себя вовне. Семенов Е.В. пишет: «Так, изложенная на многих сотнях страниц социологическая концепция Герберта Спенсера может быть выражена как одна идея: общество- это организм. Все прочее в учении Г. Спенсера есть развитие этой общей идеи. Социологическая концепция
Эмиля Дюркгейма вырастает из одной идеи: общество- это солидарная общность людей. И, опять же все прочие идеи (о роли разделения труда в общественном развитии, о феномене аномального поведения и т.д.) рассматривались им через призму и в связи с солидарностью... Толкотт Парсонс все свое социологическое учение основывает на понимании общества как нормативной системы. Мишель Фуко... рассматривает общество как систему власти.
Карл Маркс с этой точки зрения, несомненно, тоже мыслитель крупный и самобытный. Его социологическое учение...представляет собой развертывание одной идеи: общество – это производство» (Семенов. 1990. С.11,12). Развертывание одной идеи (-т.е. развитие этой идеи) суть ничто иное, как проявление экстенсивности этой идеи. В свою очередь, со времен Гегеля, развитие идеи есть ничто иное, как ее САМООБОСНОВАНИЕ, РОСТ интенсивности. Если первичное обоснование этой идеи производиться с точки зрения включенности этой идеи в целостность дискретности субъекта, будем говорить- методами формальной логики, когда эта идея рассматривается в смысле действительности существования ее, как ТОЧКИ в непрерывности объекта мышления, точки, выделяемой из этой непрерывности причинностью субъекта, точки, как чистой интенсивности, то обоснование этой идеи ее собственным развитием, суть рост интенсивности этой идеи, обусловленной начальной чистой экстенсивностью субъекта. Рост же интенсивности (как концентрированности объективных фактов, объясняемых этой идеей) суть превращение субъекта в объект мышления. Притом, такое превращение надо понимать в двояком плане:
1. Субъект сам превращается в объект ДЛЯ СЕБЯ, субъект, как бы уходит, замыкается в себе. Его целью становится не развитие идеи, а самообоснование этой идеи, исходя из ее развития. Т.е., его экстенсивность становится все больше не отношением превращения собственной причинности во внешнюю, а отношением собственной причинности с самой собой (и это- естественно, ибо, увеличивая ограниченную своей дискретностью непрерывность субъект, тем самым, ИЗМЕНЯЕТ свою причинность (знания порождают сознание) и становится НЕ РАВНЫМ самому себе, т.е. становится объектом для самого себя). Поэтому, неизбежно его собственная экстенсивность, направленная на объект ВНЕ себя, ПАДАЕТ.
2. Субъект становится объектом (а не субъектом) для других субъектов. Т.е. экстенсивность субъекта одинакова, как для ЗНАНИЯ, так и для СОЗНАНИЯ, т.е., для других дискретностей. В своей экспансии, как ПРОЯВЛЕНИЯ экстенсивности, мышление субъекта становится ВНЕШНЕЙ причинностью для мышления других субъектов, начинает, как непрерывность ДРОБИТЬСЯ во множестве ПОНИМАНИЙ (комментаторов и эпигонов). Так, возвращаясь к истории ньютонова закона тяготения, можно заметить:
А) субъективность его появления, которая, как отмечалось ранее, не только появилась из дискретности мышления по вопросу тяготения, но и была ограниченной этой дискретностью, например, пониманием тяготения именно, как силы в абсолютном пространстве (а не, как само искривленное пространство), а самой силы, как ДАЛЬНОДЕЙСТВУЮЩИЙ, а не близкодействующей, линейно распространяющейся (для слабого тяготения) в пространстве. И, если первое можно объяснить существованием самого объекта мышления, ограниченным временными рамками, то второе есть явный ПРОИЗВОЛ СУБЪЕКТА МЫШЛЕНИЯ, необоснованная ничем, кроме собственной причинности субъекта, ФОРМА ограниченности объекта, позволившая Ньютону не рассматривать механизм воздействия тяготения. Стоит по этому поводу еще раз отметить- в научной среде бытует мнение, что личность открывателя не налагает отпечатка на само открытие, ибо оно, по своей сути, ОБЪЕКТИВНО существует в природе, и поэтому, существование открытого феномена не зависит от личности самого открывателя, хотя еще Анаксагор говорил своим друзьям, что вещи будут для них такими, за каких они их примут, а Протагор писал: «Человек есть мера всем вещам- существованию существующих и несуществованию и несуществующих». Гюнтер Стент, уже в наше время, подчеркивал: «Я начал расспрашивать своих знакомых ученых, считают ли они, что существует важная качественная разница между достижениями искусства и науки и что первые уникальны, а вторые- вполне повторимы. К моему еще большему удивлению, я убедился, что большинство из них согласны с Чаргаффом. Да, говорили они, все это так: мы не имели бы «Тимона Афинского» или «Авиньонских девиц», если бы не существовало Шекспира и Пикассо, а если бы не существовало Уотсона и Крика, мы бы все равно узнали структуру ДНК... Можно допустить, что кто-нибудь еще, кроме Уотсона и Крика мог бы со времен предложить удовлетворительную структуру ДНК. Но, тогда уж и образ Тимона, и история его заключений могли быть написаны без Шекспира, но и на самом деле были написаны без него. Шекспир просто переработал историю Тимона, которую прочитал в составленном В. Пэнтером сборнике классических историй «Дворец наслаждений». Сам Пэнтер, в свою очередь, использовал в качестве источников Плутарха и Лукиана.
Но ведь нас интересует не сама история Тимона: гораздо важнее то глубокое проникновение в человеческие чувства, которые мы находим в пьесе Шекспира. Шекспир показывает, как человека преображают несчастья, как он переходит от беспечного существования к страстной ненависти к людям. Но, можно ли с уверенностью сказать, что эта ГОЛАЯ ИДЕЯ делает «Тимона» уникальным? Нет... Будучи знаком с теми, кто пытался раскрыть структуру ДНК, я утверждаю, что если бы не существовало Уотсона и Крика, то прозрения, которые они подарили науке внезапно, появилось бы постепенно»...- возможно, частями, авторами которых были «доктора Е,Ж,З и К»,- которые – путали бы все дело, публикуя неправильные структуры и ошибочные предположения» (Стент. 1988. С. 172- 174).
Открытия средневековыми алхимиками серной, соляной кислот, аммиака, щелочей, винного спирта, эфира и пр., безусловно является открытием фактов, которые все до единого несли на себе печать времени, интерпретировались, как трансмутация вещества, да и не были веществами, самими по себе, а были единством материи и идеи, «животные духи» Р. Декарта более столетия после его смерти употреблялись учеными в качестве объяснения безусловно- рефлекторных реакций животного организма; и пока нет никаких оснований утверждать, что с течением времени открытие совсем обезличивается. Скорее оно, трансформируясь, продолжает пребывать в другой личности, обозначаясь понятием ПРЕЕМСТВЕННОСТИ. Возвращаясь к закону тяготения И. Ньютона, к субъективности его появления, подчеркну, что его экстенсивность, буквально, была в течение 20 лет направлена на самое себя (накопление интенсивности), да и опубликован он был скромно. Тем не менее, благодаря своей высокой интенсивности, закон тяготения И.Ньютона, довольно быстро одержал победу над картезианским пониманием тяготения.
Б) по мере своей экспансии в умы современников, а тем паче, в МОЛОДЫЕ умы, т.е. в умы, находящиеся в стадии формирования, закон тяготения И. Ньютона, все более становился ОБЪЕКТОМ мышления. Но уже первые ПОСЛЕДОВАТЕЛИ Ньютона, которым, к тому же, приходилось вести борьбу с картезианскими идеями, объяснявшими движения планет декартовской теорией вихрей (явно субъективной с их точки зрения, хотя за декартовскими идеями были определенные преимущества, главное из которых- наглядное представление тяготения принципами механики (теория близкодействия), а главный недостаток- невозможность математического описания тяготения), пытались внести в Ньютоновский закон всемирного тяготения свои определенные, субъективные поправки (например, закон Клеро (1747 г)- F=GMm (1/R² + f (R), где в качестве f (R) обычно принималось a/R²+² ), a- малая постоянная- и дискуссия того же Клеро с Бюффоном, который не допускал и мысли о неправильности закона Ньютона и поэтому В ОСНОВНОМ интерпретировал этот второй член, как вклад посторонних возмущений (магнитных эффектов), в то время, как сам Клеро связывал наличие второго члена уравнения с электрическими явлениями. Постоянная потребность увеличить точность закона Ньютона, большую адекватность его явлениям движения планет, привели к рождению гипотезы Холла (в которой расстояние входит в уравнения тяготения в дробной степени, типа: 2+0,000000Х), к применению Цельнером и Тиссераном в астрономии закона Вебера, которые, по сути, тем самым положили начало целому ряду законов тяготения, зависящего от скорости (так называемых кинетических теорий тяготения) и т.д. Если же вспомнить математическое развитие идеи тяготения Ньютона, принятие во внимание приливных сил и т.д., можно, наверно утверждать, что точно также, как представлял И.Ньютон силу тяготения- не представлял никто. Было какое-то относительно плавное распределение идей вокруг закона Ньютона, была экстенсивность ДРУГИХ субъектов, сформулированных воздействием ньютонова объекта мышления о тяготении (но не сама экстенсивность И.Ньютона, который предоставил полную свободу дискутировать с оппонентами своим ученикам), причем, так сказать, минимальным, дискретным носителям любой такой идеи в научном сообществе, мыслящем о гравитации, была личность. Хотя само сообщество дробилось в своей оппозиции закону Ньютона на группы и группировки (как, например, те же сторонники кинетических теорий тяготения, сходясь между собой лишь во мнении о необходимости корректировки закона тяготения с учетом движения тяготеющих масс, и, тем самым, составляя объект мышления, делились внутри себя на сторонников пульсационной теории, теории источников (стоков эфира), теории Лесажа. Сторонники первой из указанных теорий, в свою очередь, разрабатывали и поддерживали различные направления внутри данного круга идей (можно назвать закон Хикса (1880 г.), закон Лийи (1889 г.), теорию Корна (1898 г.) и др.- но, в конце концов, каждый из перечисленных ученых- был индивидуумом, имеющим, с одной стороны, собственное мнение о законе тяготения И. Ньютона, с другой стороны, принимающий за ОСНОВЫ своих размышлений объективность самой идеи тяготения, прямо пропорционально зависящего от произведения притягивающихся друг к другу масс, и обратно пропорционального расстоянию в степени близкой 2-м, или зависящего в дополнении к основной зависимости Ньютона от вклада иных сил, движения и т.д.
Большую роль в подобном разложении субъективности И. Ньютона, представшей перед членами научного сообщества, как объект, сыграли не только трудности и неточности, наблюдавшиеся при решении тех или иных проблем небесной механики, но и попытки преодоления субъективности, дискретности закона И. Ньютона в непрерывности научного мышления о тяготении, путем отказа от ньютонова принципа дальнодействия сил тяготения, т.е. в виде своеобразного возвращения к картезианскому вопросу о механизме сил тяготения, но ни путем отказа от закона Ньютона, а ИСХОДЯ из закона Ньютона (напр., та же теория пульсаций, или теория стоков эфира). Тем не менее, именно ньютонова идея объединяла этих ученых в одно научное сообщество, делала из них размышления одного ОБЪЕКТИВНЫМИ для другого, хотя их ВЫВОДЫ из конкретно-исторической, принимаемой за объективную истину, оставались вплоть до появления ОТО А. Эйнштейна, проявлением субъективности одних членов этого сообщества по отношению к другим;
В) с появлением специальной теории относительности появилась ВОЗМОЖНОСТЬ определить долю субъективности и объективности в САМОМ законе тяготения И. Ньютона, ибо специальная теория относительности налагала определенные ОГРАНИЧЕНИЯ на гравитационное воздействие, и тем самым, ньютонова теория тяготения, вновь предстала перед научным сообществом не в качестве объекта, а в качестве исторического субъекта мышления о гравитации.
В связи со сказанным, возникает вопрос; если я не отрицаю в субъекте наличия как интенсивности, так и интенсивности, то можно ли говорить о том, что эти два типа отношений служат абсолютным определением различий субъекта и объекта?
Во-первых, не нужно забывать диалектику существования самих противоположностей, их «перехода» друг в друга.
Во-вторых, не нужно забывать, что субъект- объект, как БЫТИЕ суть абсолютно относительно существующие.
В-третьих, несмотря на первые два замечания, я, все-таки, сумел выделить именно те черты, те отношения субъекта и объекта, которые, несмотря на относительность их существования присущи одно (экстенсивность) именно субъекту, другое (интенсивность) именно объекту в их АБСОЛЮТНОЙ неразличенности друг относительно друга. Но, исходя из бытия, как постоянного «перехода» одного в другое, я могу в стремлении субъекта к объекту, и в произвольном разложении (дифференцировании) объекта на субъекты, игнорировать процесс интенсификации субъекта и экстенсификации объекта, «переходящих» друг в друга. «Чистого» субъекта и «чистого» объекта в природе не существует, есть лишь их приближенность к таковым (в идеализации) в момент ВОЗНИКНОВЕНИЯ того или иного бытия, есть лишь бесконечный «переход» одного в другое, т.е. интенсификация субъекта и экстенсификация объекта в их совместном бытии. Абсолютный субъект, как абсолютная экстенсивность, уже исходя из моей дефиниции- абсурдное понятие, ибо он суть бытие, как отношение превращения собственной причинности в чужую, как свою (обобществленную своим объектом), а значит, представить субъект без такого превращения, т.е. без наличия превращенного- просто невозможно. То же относится и к объекту. Тем не менее, мы не можем игнорировать само стремление субъекта к объективизации, т.е. к объекту. А подобное стремление всегда суть направленность от более субъективного, экстенсивного, к менее, к менее субъективному- более интенсивному. Значит, по логике, мы всегда имеем право искать тот предел отношения превращения собственной причинности в чужую, т.е. предел субъективации бытия, который только возможен. Этот предел можно назвать не абсолютным, а ЧИСТЫМ субъектом, вне которого субъективности уже НЕТ.
С другой стороны, подобный предел ЛЕГКО обозначить, как минимальную дискретность и максимальную экстенсивность, обуславливающую наибольшую активность, наибольшую экспансию, ЭЛЕМЕНТАРНЫМ субъектом того или иного бытия, продуцирующим само бытие, как непрерывное, интенсивное, соединяющее в себе существование ВСЕХ субъектов, т.е. ОБЪЕКТ, как СИСТЕМУ, каждый элемент которой выполняет для поддержания непрерывности ее существования определенную ФУНКЦИЮ, обусловленную определенностью самой системы. Стремление такой системы-объекта к бесконечному (в идеале непрерывности) ДИФФЕРЕНЦИРОВАНИЮ в себе, порождает желание достигнуть в умозрении наивысшего момента ее целостности, т.е. составить понятия о ЧИСТОМ объекте. И то и другое желание, по сути, есть желание положить ГРАНИЦЫ субъекту, как элементу, и объекту, как системе, что, в силу специфики этих образований бытия- невозможно. Невозможно не только из-за их специфики, как дискретного и непрерывного, но из-за их РАВНОЗНАЧНОСТИ. Так, говоря о понятии элемента в современном естествознании, я особо упомянул о парадоксе такого понимания. Т.е., понимая элемент, как ПРЕДЕЛ деления системы, мы, тем самым исключаем собственное строение элемента из характеристики системы, лишая себя возможности объяснения его относительной самостоятельности, объяснения его функциональной активности. В бытие же, отрицать собственное строение, организацию, содержание и т.д. ФАКТИЧЕСКИ невозможно, ибо это означало бы, одновременно, отрицание существования самого объекта (системы), его строения, организации и т.д. Тем не менее, отрицая интерпретацию субъекта, как элемента, я, однако не отрицал возможности интерпретации элемента как субъекта, ибо, очевидно, что человек, являясь-таки элементом социума, есть, одновременно, и субъект, причем, рассматриваемый в неразличимой от объекта (социума, общества) сущности. Элементарность субъекта не может быть заключена в делении сознания, ибо оно, как объективное, делимо до бесконечности. Но, в то же время, элемент, как субъект, представляет собой исключительный интерес при анализе понятия «субъект» из-за своей дальнейшей неделимости по качеству, определяющему мыслительное бытие. Таким образом, элементарность человека, как обладающему сознанием, суть не просто неделимость его сознания ВООБЩЕ, а неделимость сознания ОСОБЫМ ОБРАЗОМ, как нечто ПРОИЗВОДЯЩЕЕ само сознание. Действительно, элементом социума может быть (по определению элемента) нечто неделимое, неделимое (по определению субъекта) по качеству своего существования (как мыслящего). Но, в природе вообще нет ничего неделимого. Все неизбежно делится. Следовательно, естественно предположить, что предел деления нечто по тому или иному качеству- не есть пределом деления этого «нечто» вообще. Просто, при достижении деления «нечто» по качеству, очередное деление этого «нечто» приводит к исчезновению его качества. И, таким образом, то, что мы называем элементом, необходимо должно иметь это качество, только как ЦЕЛОСТНОСТЬ, только ВНЕ себя, во внешнем своем существовании, но не в самом себе. То есть элементарность человека-субъекта заключается не в его неделимости, как неделимости сознания, а в его неделимости, самосознания, как производящего себя (т.е. – МОЕ сознание). Неделимость самосознания означает ничто иное, как отсутствие отношения в самом себе (т.е. в самосознании), его сплошной характер, т.е. отсутствие чьего-то иного сознания, кроме «моего», ЕДИНИЧНОСТЬ, производящая саму себя. Самопроизводство же существования самого себя, в самом себе НЕ ЕСТЬ ни производящее, ни производимое, а суть лишь акт самополагания себя ВОВНЕ В КАЧЕСТВЕ, одновременно, и производящего и производимого. Т.е., если вовне самопроизводство самого себя суть БЫТИЕ (мыслительное), то, для самого себя- это единственный способ САМОСОХРАНЕНИЯ себя, таким образом, что субъект, как элемент в СВОЕЙ ЦЕЛОСТНОСТИ, в своей реальности суть ПРОЦЕСС самосохранения себя таковым, как есть, НЕ ИМЕЮЩИЙ внутри себя КАЧЕСТВА, целостности, вовне же себя субъект, как положенный в самосохранении, суть качественный. То же понимание возникновения элементарного качества свойственно, в настоящее время некоторым представителям МЛФ и в отношении неразумной природы. Так, Сивоконь П.Е. пишет: «Принцип обратной связи характеризует воздействие результата того или иного действия на породившие его причины, благодаря чему реакция системы на воздействие извне приводит не к изменению системы, а к ее СОХРАНЕНИЮ в изменяющихся условиях». (Сивоконь. 1984. С. 161). Практически, не прерываясь с первой дискретной мыслью, звучит другая: «Однако внутренняя причинность как самопроизвольное изменение объекта (элемента) не тождественна внутреннему взаимодействию в объекте. Дело заключается в следующем. Поведение объекта зависит не только от внешней причинности и внутреннего взаимодействия, но и от воздействия объекта на самого себя, что и можно назвать собственной внутренней причинностью» (Бранский, Ильин, Шарыпин. 1981. С. 222). Таким образом, принято под обратной связью понимать воздействие объекта на себя (как рефлексия своей цельности), ведущее его к самосохранению таковым в изменяющихся условиях. Особенности же подобного взаимодействия, как собственной причинности существования этого объекта («то, что он есть»).
Развитие такой науки, как синергетика, позволяет по-новому взглянуть на единство механизма многих протекающих процессов самоорганизации, как самообоснования, самосохранения, в живой и в неживой природе. Замыкание на себя специфических взаимодействий (например, в химии- автокатализ) и исследование оных, позволяют в настоящее время, не только говорить о такой немаловажной черте субъекта, как СОХРАНЕНИЕ собственной индивидуальности подобных замкнутых на себя систем, не только о том, что сама ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ возникает БЛАГОДАРЯ замыканию некоей деятельности на самое себя, но и о том, что подобные вещи существуют благодаря этому замыканию, в своей УНИВЕРСАЛЬНОСТИ. Субъект, благодаря такому замыканию внешней деятельности, не только приобретает само качество, т.е. акт самополагания есть для, например, человека, не только ОБНАРУЖЕНИЕ своего сознания, но и управление сознанием, определение сознания, исследование сознания,- в результате чего человек обнаруживает в себе не только сознание, но и богатый духовный МИР, не уступающий по своей многогранности и сложности миру материальному (как человек этот мир представляет). Мало того, человек ВОСПРОИЗВОДИТ из своего «Я» этот мир, конструирует его, как, например, поступил Фихте. Т.е., другими словами, субъект, как элемент, неделим по своему качеству, но бесконечно богат по содержанию своего существования в этом качестве. В этом и состоит РАЗЛИЧИЕ понятия ЧИСТОГО субъекта, как элемента, от современного понятия элемента в науке. Субъекту, как элементу, свойственна не только АКТИВНОСТЬ, обусловленная его экстенсивностью в объекте, но и универсальность- ВОЗМОЖНОСТЬ РАЗЛИЧНОГО бытия в непрерывности объекта. Таким образом, мне в итоге, удалось показать, связать воедино все определения субъекта, бытовавшиеся и существующие ныне через понимание субъекта, как непрерывного, экстенсивного бытия, избавившись от их недостатков и сохранив их достоинства.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

§ 2. Итак, что есть – экстенсивность и интенсивность?

Поскольку в непрерывности все равно, откуда начинать, начнем с начала: экстенсивность – есть расширение. Как это понимать? Видимо, поскольку расширение- это определенное изменение, то экстенсивность следует понимать как изменение. В чем определенность изменения расширения? Видимо, в изменении собственного пространства или величины в сторону увеличения. Остается ли в этом процессе природа вещи, качество вещи, структура вещи и пр. тождественными самим себе? – Видимо: да. Так что же изменяется?- Пространственные характеристики, и величины, и , возможно, соразмерность этих характеристик и величин внутри растущего целого.
Рефлектируем сказанное.
Первая видимость экстенсивности, как изменения, вытекает из очевидности, ибо расширение- это, несомненно, ПЕРЕХОД от одной пространственной, количественной характеристики к другой, т.е. из одной определенности в другую, но не есть ни одна из определенностей, а суть ОТРИЦАНИЕ этих (любых в своей ВНЕШНЕЙ определенности) определенностей. Поэтому, несомненно, что если экстенсивность суть расширение, она же суть и изменение.
Вторая видимость, опять же, основывается на очевидности, поскольку корень слова расширять происходит от слова «ширина», что означает определенный пространственный размер. Именно понятие ширины заложено Шеллингом в понимании экстенсивности, как абсолютного пространства, опосредовано Гегелем количеством («пространство суть «чистое количество»), а отсюда и СВЯЗЬ гегелевской экстенсивности, как характеристике количества, с шеллинговским понятием экстенсивности, как абсолютного пространства, заложившего основы современных понятий экстенсивных факторов (как объема, расстояния (пути) площади) из области физики. Не чуждо такое понимание экстенсивности и гносеологии: расширение, как выхождение теории «за рамки своего предмета», и т.д.
Третья видимость суть производная от второй, ибо расширение, как количественная или пространственная характеристики- НЕ КАЧЕСТВЕННЫ (количество даже противоположно качеству, т.е. является его отрицанием). Следовательно, экстенсивность, как изменение, не затрагивает качественных характеристик вещи и тех ее свойств, которые могут ПОВЛИЯТЬ на качество (например, на «структуры» у Яблонского или, непосредственно, «качественных изменений энергетики организмов» - Печуркина). Что же касается изменения соразмерности, то и здесь вполне очевидно, что если расширяющаяся вещь сложна, каждая ее составляющая часть может в силу своей внутренней причинности и внешних условий расширяться с различной, до некоторых пределов, обозначаемых целостностью вещи, скоростью (вспомним пример самоиндукции усиления защитных функций покровов членистоногих, и развитие трахей у членистоногих в процессе их приспособления к наземной жизни, описанной Гиляровым). Следовательно, исходя из сказанного, можно предположить, что экстенсивность- это изменение пространственно- количественных характеристик вещи, теории и т.д., и их соотношения, соразмерности внутри самой вещи. Но подобное определение экстенсивности НЕ МОЖЕТ нас удовлетворить, как минимум, по двум причинам, причинам, находящимся ВНУТРИ определяемой нами непрерывности.
Первая причина: идущая со времени Орема к Гегелю понимание экстенсивности, как явления качества целостности в ее частях, как многообразное в себе, т.е. такое понимание экстенсивности, в котором невозможно игнорировать не только широту, как количество, как пространство, но и широту ФОРМ, что никак не вяжется с чисто количественным аспектом понимания экстенсивности.
Вторая причина, обратная первой, опять же, со времен Орема, (учитывая принятую мной противоположность интенсивности и экстенсивности) в том, что и интенсивность- суть не только качественная характеристика изменения вещи, теории и т.д., но и количественная: например, как СТЕПЕНЬ нагретости, ИЛИ степень ВООБЩЕ, или как у Л.Н. Купера и т.д. Поэтому-то вряд ли нам удастся обратное определение экстенсивности через ее противоположность- интенсивность, как УСИЛЕНИЕ. К сожалению, я не могу принять точку зрения Шеллинга, и рассматривать интенсивность, как действие, ибо, с одной стороны, не всякая непространственная величина суть обязательно интенсивность- например, наше мышление, которое не пространственно (имеется ввиду- физическое пространство), как в экстенсивном, так и в интенсивном аспекте, или такие свойства вещей, как твердость- мягкость, жесткость- упругость, активность-пассивность, повторимость- уникальность и т.д., а с другой- усиление, это, собственно и не сила, а тем более- не действие, и, как изменение величины, никак не может быть изменением качества.
Но, может быть, нам что-то даст понимание интенсивности, как напряжения? Данный термин в философии, практически, отсутствует. В физике же он суть:
А) отношение силы к единице поверхности, объема, расстояния и есть концентрация, НАСЫЩЕНИЕ того или иного тела, участка тела, силой;
Б) разности потенциалов ПОЛЯ между двумя точками, где потенциал суть СПОСОБНОСТЬ единичного заряда, помещенного в тождественное ему по качеству поле (напр., электрический заряд- в электрическом же поле) совершать определенную работу.
Первое понимание интенсивности, как концентрации, насыщенности тела силой, объясняет понимание Шеллингом интенсивности, как ДЕЙСТВИЯ, ибо, по сути, сила- это количественное выражение действия (подобное понимание силы свойственно физике со времен Ньютона), понимание интенсивности как усиления (ибо усиление- это не сила, а увеличение силы за счет увеличения «насыщенности» телом этой силы, или тем, что является ее порождающим основанием в самом теле), понимание интенсивности, как КОЛИЧЕСТВЕННОЙ характеристики (и это, опять же- естественно. Ведь в физике производиться произведение именно ЧИСЛЕННЫХ величин экстенсивности и интенсивности), но ничего не проясняет в отношении противоположности ее к экстенсивности (если напряжение- это насыщение, то экстенсивность недостаточно определить, как ИСТОЩЕНИЕ, да и само такое определение для экстенсивности НЕОЧЕВИДНО. Вполне можно предположить, что при расширении происходит истощение чего-то, но это отнюдь не значит, что расширение – это именно истощение), в частности, в ее предполагаемом противоположении, как изменении качества и количества.
Второе понимание интенсивности, как разности потенциалов поля между двумя точками, сразу кажется наиболее интересным как с субъективной точки зрения (ибо в понятии поля заложено понятие непрерывности, что может дать импульс к дальнейшей мысленной ассоциации идей интенсивности и объекта), так и с объективной, ибо напряжение в данном случае, рассматривается не как что-то в себе, а как что-то между собой и другим в непрерывности «своего».
Т.е. при втором понимании интенсивности, интенсивность выступает не как абсолютная величина, а как величина относительная, не просто как количество, а как разность, дифференциал. При этом мы остаемся, конечно, в пределах понимания интенсивности Оремом («больше-меньше»), Гегелем («дифференциация в себе»), в рамках первоначального смысла слова интенсивность, но, в то же время, понятие интенсивности приобретает новый оттенок: интенсивность, как ОТНОШЕНИЕ. Остановимся на этом аспекте понятия интенсивности более детально. Поразмыслим над ним. Этого требует как стремление к объективности понимания явление интенсивности, так и мой субъективный интерес, вызванный ассоциацией поля, как некоей непрерывности, с непрерывностью объекта. Итак, примем за интенсивность РАЗЛИЧИЕ между самим собой. Обусловлено ли это различие внутренними причинами? В той мере, в какой эти причины способны отразить внешнее- безусловно- да. Изменяются ли качественно эти причины? В данном понимании напряжения- нет. Т.е. с изменением напряжения не изменяются ни причины, ни свойства этого тела (заряда) совершать работу (более конкретно; изменяется величина взаимодействия тела (заряда) с полем, но не само взаимодействие). Таким образом, разность тела самому себе является РЕЗУЛЬТАТОМ разности взаимодействия тела с полем в разных точках нахождения этого тела при постоянном поле, или в одной точке, но в разное время при переменном поле. Примем, при этом, как водиться в электростатике, что наше тело (заряд), помещенный в поле, достаточно мал, и не искажает собой поля. В данном виде взаимодействия тела (заряда) с полем можно рассматривать, как ВОЗДЕЙСТВИЕ поля на тело (заряд). Теперь, определив условия существования системы: «тело (заряд)- поле», обратим внимание на второй ее компонент – поле. Здесь, на мой взгляд, важны два момента:
1. Независимость поля от тела (заряда), т.е. поле:
А) индуцируется (создается) не самим телом (зарядом), а чем-то внешним;
Б) поле, тем не менее, воздействует только на то тело (заряд), которое само индуцирует собственное, аналогичное по качеству поле, «РАСТВОРЯЮЩЕЕСЯ» во внешнем поле (принцип суперпозиции), но мало, и поэтому, практически, не изменяет внешнее поле.
2. Поле НЕПРЕРЫВНО и потому ОДНОКАЧЕСТВЕННО в самом себе.
Имея такой набор фактов, с которыми любой физик вряд ли не согласиться, можно сделать следующее умозаключение. Поскольку само тело, пребывая в разных точках стационарного поля тождественно самому себе (его заряд остается постоянным), ИЗМЕНЕНИЕ его способности совершать работу или оказывать воздействие на другое тело, суть отражение не собственного (внутреннего) изменения, а изменения поля в различных точках, т.е., другими словами, различная количественная величина силы тела суть выражение различной количественной величины поля в разных точках. Пробный (малый, точечный) заряд, помещенный в поле, поскольку он не искажает поле, не выражает ничего иного, как свойства самого поля. Поле же, по своему определению, непрерывно, т.е. относительно изменяющееся. Другими словами, если иметь в виду стационарное (электрическое) поле, изменение в каждой его бесконечно дифференцируемой точке, не суть собственное изменение, а относительное изменение, изменение, как РАЗНОСТЬ между собственным значением заряда в данной точке и значением напряжения поля в этой точке. Непрерывность поля выражается через градиент потенциала, где потенциал точки суть ничто иное, как СПОСОБНОСТЬ изменять, воздействовать на нечто внешнее полю в этой точке, в том числе, и изменять окрестности поля в рядом лежащих точках, а разность потенциалов, то, что принято называть напряжением, а значит: интенсивностью поля и есть отношение различия этих изменений, свойственное полю между двумя точками, т.е. тому, что было мною ВЫДЕЛЕНО из общей непрерывности поля чисто ВНЕШНЕ (пробный заряд в этих двух точках, выражающий способность этих двух точек изменять нечто внешнее, не прерывает непрерывность поля, а лишь служит средством определить относительность изменения в этих двух точках).
Поле, оставаясь между этими двумя точками, в них, и за ними (т.е. – везде) фактически непрерывным, тем не менее, становиться относительно определенным между этими двумя точками (определенным относительно изменения окрестных точек, выделяющих изменение точек, заключенных между ними). Следовательно, интенсивность поля между двумя точками суть ничто иное, как относительная определенность способности изменять участок, заключенный между этими двумя точками. Т.е. такая определенность, которая ЦЕЛИКОМ задается ВНЕШНИМИ данному участку изменениями, т.е. не имеет причинности в себе. Поскольку же непрерывность, фактически, остается при этом непрерывностью, данный участок непрерывно дифференцируется в себе, но так как он, при этом все же определен, внутренняя дифференциация по отношению к внешним фиктивным границам, имеет нечто общее, определенное и потому, разность потенциалов, отнесенная к внутренней дифференциации, как dx/dl определено, как ОБЩАЯ напряженность этого участка, общая способность этого участка ИЗМЕНЯТЬСЯ, т.е.- то, что принимается нами за интенсивность поля, как разность потенциалов, определяющая изменение мнимой дискретности, суть тождественно интенсивности (напряженности) поля, как интегральной сумме дифференцированной в себе мнимой дискретности. И, таким образом, ВНЕШНЯЯ определенность мнимой дискретности на ее мнимых границах РАВНА ВНУТРЕННЕЙ (при ненарушенной непрерывности, сколь внешние точки определяют способность к изменению внутренних, столь и внутренние точки определяют способность к изменению внешних). Мало того, при стремлении разности потенциалов к нулю, напряженность поля выделенного участка поля есть- напряженность ТОЧКИ поля, что, при сохраняющейся непрерывности поля суть то, что и разность потенциалов поля, и напряженность поля при бесконечном дифференцировании не тождественны друг другу, а ОДНО И ТО ЖЕ. Это же означает, что собственная определенность есть, также, одновременно и внешняя определенность. Более того, напряженность поля, как его НАСЫЩЕННОСТЬ, определяющая разность потенциалов внешнего поля (или своих- относительно мнимых границ), есть, одновременно, разностью потенциалов, как отношением ВНЕШНЕ определяющим эту насыщенность. Таким образом, интенсивность поля, видимо, ни то, ни другое, (ибо эти два определения отрицают друг друга). Поскольку же ими описывают один и тот же феномен природы то, видимо, я не могу и произвольно отрицать одно из этих определений, ни оба вместе.
Поэтому, обратимся к другому примеру, уже рассматриваемому мной: к излучению атомов. В отличие от поля, в спектральной линии четко определены оба параметра: интенсивность излучения, дающая эту линию, определяется, обычно, как РАЗНОСТЬ количества излучения на данной волне и количество излучения в воображаемом непрерывном спектре, экстенсивность излучения- это диапазон (разность) волн, участвующих в образовании этой спектральной линии (ширина) с близкой к пиковой, но различной длиной. Очевидно, что ВЕСЬ спектр излучения отражает ОБЩЕЕ количество волн и энергии, ими уносимой. Представим себе естественный мазер, накачка которого происходит изнутри зарождающейся звездой. Естественно, что звезда, которую в физике представляют, обычно абсолютно черным излучающим телом, посылает в окружающую ее газово-пылевую туманность определенное количество лучевой энергии, численное значение которой определяется степенью нагретости поверхности звезды.. Вполне естественно также, что при этом ожидается непрерывность спектра, по функции которой можно определить температуру поверхности звезды. Но, из-за дискретности излучения (переизлучения) атомами газово-пылевой туманности (в основном- атомами водорода и молекулами воды) непрерывность спектра звезды оказывается не только нарушенной, но и искаженной: на определенном интервале длин волн непрерывного спектра КОЛИЧЕСТВО излучения резко повышается, причем, совершенно не отражая действительную температуру на поверхности вновь рождающей звезды, ни даже температуру самого газово-пылевого облака. В общем случае, при сохранении общего количества переизлучающейся энергии это означает ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЕ количества энергии, переизлучающими волнами разных длин, что выражается в УВЕЛИЧЕНИИ количества волн одной (и близкой к ней) длины и в УМЕНЬШЕНИИ количества волн другой длины.
Обычно прослеживается дискретность увеличения и, соответственно, уменьшение количества волн той или иной длины. Но, именно, из-за дискретности, т.е. из-за относительной определенности излучения, строгих границ участков уменьшенной и увеличенной интенсивности нет. В принципе, из-за ВЗАИМОСВЯЗИ атомов, ионов и электронов в взаимосогласованных электрических полях плазмы, можно предположить, что увеличение количества волн определенной длины происходит не только за счет уменьшения количества волн также определенной длины. Эффект Штарка, в совокупности с эффектом Доплера, может различным образом сказываться как на электронах, находящихся в коллективном движении, так и на лучеиспускании атомов, ионов, радикалов, молекул другой природы. Пусть это изменение интенсивности их излучения и незначительно,- она есть. Поэтому, в принципе, можно предполагать ОБЩЕЕ изменение лучеиспускания по всему псевдо-непрерывному спектру, и тогда интенсивность спектральной линии следует рассматривать не как разницу между количеством излучения энергии на данной длине волны и количеством излучения энергии на данной длине волны а непрерывном спектре, а как отношение изменения количества излучения энергии данной длине волны в мазере и изменение количества излучения энергии ОСТАЛЬНОГО участка непрерывного (или дискретного, псевдо-непрерывного) спектра. Вполне естественно, что оно будет меньше единицы, ибо атомы, ионы, молекулы облака НЕ рождают энергию, а ПЕРЕИЗЛУЧАЮТ В ОСНОВНОМ ее. Что, собственно означает это отношение? Оно означает, что в количественном аспекте излучение абсолютно черного тела (образующейся звезды) переизлучается в облаке не автоматически, а ИЗМЕНЯЕТСЯ (в отличие от электрического поля в пробном заряде), согласно природе, собственной причинности атомов, молекул облака.
А теперь рефлектируем понятие интенсивности поля и излучения. Первое суть разности потенциалов, внешне определяющее насыщенность поля в псевдо-дискретности, с одной стороны, с другой- сама насыщенность поля, определяющая разность псевдо-дискретности. Второе суть отношение изменения (разности) количества излучения (насыщенности), остального участка псевдо-непрерывности. И то, и другое- суть выделение в ОБЩЕЙ непрерывности дискретности. Но, если в первом случае, мы имеем дело с псевдо-дискретностью, НЕ ИМЕЮЩЕЙ в себе собственной причинности, и потому то, что мы называем в поле его интенсивностью, есть также непрерывающейся интенсивностью псевдо-дискретности, а сама интенсивность есть отношение насыщенности к самой себе (что для непрерывности означает ОТСУТСТВИЕ субъекта или экстенсивности), то, во-втором случае, непрерывность спектра абсолютного черного тела ПРЕОБРАЖАЕТСЯ в облаке согласно причинности атомов, молекул, ионов. Т.е. причинностью излучения становится сама дискретность. Атом, переизлучив электромагнитную волну, МОЖЕТ изменить ее, например, излучить вместо одной поглощенной даве, три новых волны с другими длинами. Вот эти-то волны, имеющие уже свою причинность в дискретности и являются, в свою очередь, причиной изменения непрерывности спектра. Т.е., с одной стороны, исходя из начальной непрерывности спектра абсолютно черного тела, причины излучения на данной волне изначально находятся ВНЕ причин излучения дискретности, но дискретность, переизлучая, а главное, ПРЕОБРАЗУЯ внешнюю причинность, излучает, исходя из собственной причинности. Таким образом, интенсивность спектральной линии- это не суть тождественное отношение непрерывности к самой себе, а суть ПРЕОБРАЗОВАНИЕ внешней причинности во внутреннюю, т.е. отношение преобразования внешней причинности существования атома, молекулы в энергетически возбужденном состоянии во внутреннюю собственного излучения. Т.е., другими словами, спектральная линия не есть, по сути, насыщенность спектра излучения данной длиной волны, не есть разность количества рядом с ней находящихся в непрерывном спектре волн с другой длиной, а суть ОТНОШЕНИЕ преобразования других волн в свое излучение, т.е. не сама насыщенность, не само УСИЛЕНИЕ, а такое отношении существования внешней и внутренней причинности, которое ПРИВОДИТ к насыщению, усилению, т.е. причина того и другого. Интенсивность, таким образом, суть не только причина УСИЛЕНИЯ, НАСЫЩЕННОСТИ, но и ослабления, истощенности (менее интенсивное, более интенсивно, но в любом случае- интенсивное), т.е., как отношение, интенсивность имеет количественное выражение.
А как же быть связи интенсивности с качественным изменением, гораздо более явным в объективном описании МНОГИХ знаменитых философов прошлого и настоящего времени? Возьмем для примера, то же излучение. Отношение изменения количества излучения на данной длине в естественном мазере и изменения количества излучения энергии остального участка псевдо-непрерывного спектра, может быть не только меньше единицы, о чем я писал ранее, не только равно, но и больше единицы, ибо возможен и вариант РАЗОГРЕВА самого облака при резком его сжатии или прохождении через него ударной волны. В таком случае атомы, молекулы, ионы, электроны могут начать сами излучать, в частности, в инфракрасном спектре, преобразуя свою энергию ДВИЖЕНИЯ в энергию излучения. Изменение температуры облака может привести и резонированию излучения, т.е., непросто к вспышке в области инфракрасного излучения, но и к изменению отношения изменения количества излучения на данной длине волны в мазере и изменения количества излучения энергии остального участка псевдо- непрерывного спектра. Другими словами, активность дискретности в излучении возрастает настолько, что ее причинность начинает не только ИЗМЕНЯТЬ состав излучения но и ПОРОЖДАЕТ излучение, а это уже качественно иной процесс, хотя он, как РОСТ интенсивности излучения, также выражается все тем же отношением преобразования ВНЕШНЕЙ причинности, во ВНУТРЕННЮЮ. Понимание интенсивности, как отношения превращения внешней причинности во внутреннюю- удовлетворяет не только требованию объяснения интенсивности, как КАЧЕСТВА, и интенсивности, как КОЛИЧЕСТВА, не просто уточняет связь понятия интенсивности с силой, действием, а также- с насыщением, но и интенсивности, как УСТРЕМЛЕННОСТИ во ВНУТРЬ (напр., тождественности самой себе), интенсивности, как СРАВНЕНИЯ, где непрерывность присутствует не в сравниваемых вещах, а в объекте сравнения.
В свою очередь, экстенсивность, как противоположность интенсивности, суть отношение превращения ВНУРЕННЕЙ причинности во ВНЕШНЮЮ. В том же примере с излучением экстенсивность, как ШИРИНА спектральной линии, суть ничто иное, как УШИРЕНИЕ, ЗАХВАТ излучающими атомами на определенной частоте излучения в спектре с рядом лежащими длинами волн. Ведь, вполне естественно, что, не будь повышения интенсивности излучения на данной волне определенным видом атома, связанного с собственной причинностью их совместного существования, не было бы что и расширять на непрерывном спектре. Собственно, излучение определенным видом атомов электромагнитных волн должно быть монохроматическим. Но, увеличение количества возбужденных атомов в самосогласованных полях плазмы приводит ЕСТЕСТВЕННЫМ образом к РАЗМЫВАНИЮ дискретности, к расщеплению и расплыванию спектральной линии, причинность чему: именно резкое увеличение отношения превращения внутренней во внешнюю причинность лучеиспускания атомов, молекул, ионов, т.е. их интенсивность. Другими словами, интенсивность и экстенсивность находятся в ПРЯМОМ соотношении. Чем больше интенсивность, тем большая тенденция дискретности к экстенсивному существованию. И, в свою очередь, увеличение экстенсивности дискретности приводит к дальнейшей интенсификации этой дискретности, ибо в сферу лучеиспускания и лучепоглощения атомов определенного вида попадает больший интервал длин волн. Такая самоиндукция интенсивности и экстенсивности возможна, однако, не всегда, а лишь при условии, как минимум, совпадения увеличений интенсивности и экстенсивности, или же прирост интенсивности должен быть большим прироста экстенсивности.
Теперь, перенесем свое внимание в область гнозиса, столь любезную сердцу философа. Возьмем в качестве примера открытие и существование всемирного закона тяготения. Когда И. Ньютон поставил перед собой задачу объяснить движение небесных тел согласно законам механики, в науке уже существовали и были признанными научным сообществом так называемые три закона механики И. Ньютона (Причем, касательно их, то не в столь явном виде они уже существовали в науке и до И.Ньютона (закон инерции Галилея, законы механики Р. Декарта и др., в области астрономии- три закона Кеплера, и, непосредственно, в области ОБЪЯСНЕНИЯ движения небесных тел- теория вихрей Р. Декарта, из которой, при всех усилиях ученых той эпохи, никак нельзя было вывести количественные законы движения небесных тел И. Кеплера)). Тем не менее, проблема связи законов механики и законов движения небесных тел существовала ОБЪЕКТИВНО (т.е.- независимо от воли и желания И. Ньютона)- «витала в интеллектуальной атмосфере» того времени. Ньютон же, согласно своей внутренней причинности мышления, СОВПАВШЕЙ с объективной причинностью, стал выразителем решения этой проблемы. Исходя из своей причинности, он ПРЕРВАЛ непрерывность мышления ученых умов той эпохи по поводу тяготения:
А) выразив экстенсивную мысль о возможности существования ДАЛЬНОДЕЙСТВУЮЩИХ сил;
Б) выразив экстенсивную мысль о возможности объяснения движения небесных тел без помощи знания механизма действия этих сил.
Нельзя не заметить, что, отказавшись объяснить механизм действия сил тяготения, Ньютон существенно упростил решение объективно стоящей перед ним проблемы, но, тем самым, он, одновременно, отказался и решить ее во всей полноте. В итоге, он использовал лишь ЧАСТЬ объективной непрерывности мышления по этой проблеме, и потому его решение для той эпохи было (казалось) дискретным, субъективным. НО, ОГРАНИЧИВ НЕПРЕРЫВНОСТЬ ОБЪЕКТА, своим субъективным пониманием, своей причинностью мышления, Ньютон не только сузил рамки объекта мышления, он, ту часть объективного мышления, которую взял за основу своей причинности мышления по данной проблеме начал ИЗМЕНЯТЬ (субъективировать), таким образом, чтобы она стала способной описывать больше явлений тяготения, чем гипотеза Декарта. Приоритет в данной дискретности получал НЕ МЕХАНИЗМ силы, его умозрительное объяснение, но поиск адекватного количественного выражения самой силы, зависимости ее величины от тех или иных свойств тел и расстояний между ними. Вполне естественно при такой направленности мышления непрерывности объекта мышления получившаяся у Ньютона дискретность мышления, стало из-за собственной причинности местом КОНЦЕНТРАЦИИ, ПРИТЯГИВАНИЯ той части объективного мышления, которое отвечало бы этой новой переформулировке задачи, а именно: фактов из астрономии (движение, и возмущение в движениях планет, в частности Луны, диаметр Земли, плюс математика). Забегая вперед- такой же повышенный интерес к этим областям был присущ и А. Эйнштейну во время создания им ОТО.
Вполне естественно, что привлечение новых фактов из области объективного мышления в собственную дискретность, суть ничто иное, как попытка их использовать в качестве УСИЛЕНИЯ своей собственной причинности, дискретности, интенсифицируя этими (привлеченными) фактами свой, субъективный подход к решению проблем тяготения, выраженный Ньютоном в чистой экстенсивности идей (А и Б). Данные факты при этом, оставаясь объективными (т.е.- общепризнанными), получают новое СУБЪЕКТИВНОЕ объяснение, т.е. новую причинность. Таким образом, привлечение объективных фактов в свою дискретность, суть ничто иное, как превращение объективной причинности в субъективную. Отношение же такого превращения (а, вполне естественно, что возникает именно такое отношение- ведь, по существу, сам факт, меняя свою причинность, остается объективным: т.е. признаваемым, как объективным научным сообществом, так и субъектом, оппозиционирующим этому сообществу. Обычно, в таких случаях, субъективность объяснения факта, служит альтернативой ранее существующего объективного объяснения (напоминаю, что объективность у меня понимается, прежде всего, не как истинное соответствие мышления вещественному аналогу, а как непрерывность мышления, имеющего основания вне мышления того или иного субъекта, которое может быть ложным) или сам факт, в свою очередь, выводится из следствий своего существования, которые могут оставаться независимыми от различных интерпретаций этого факта,- как бы то ни было, сам факт должен, меняя свою причинность (интерпретацию) оставаться объективно значимым, а следовательно его объективность должна существовать именно в изменяющимся отношении к субъективности. В моей интерпретации: увеличение количества фактов подтверждающих мнение субъекта есть увеличение интенсивности дискретности мышления этого субъекта. Отсюда следует не только действительность понимания мной интенсивности, как отношения, но и особенность интенсивности по отношению ее к субъекту и объекту. Для Ньютона, как, впрочем, и для других открывателей нового и для их судей интенсивность субъективных идей, или интенсивность мышления субъекта суть ничто иное, как СООТВЕТСТВИЕ (или степень соответствия) фактов, идей, признаваемых как самим субъектом, так и всем научным сообществом, или их интерпретаций в субъективной идее, субъективной причинностью- за истинные. Известно, например, что, поначалу, в дни своего рождения, закон Ньютона подтверждался далеко не полностью. Относительная ошибка (несоответствие) составляла тогда 1/25. Интенсивность идеи обратно пропорциональности силы тяготения квадрату расстояния между телами была слабой (Ньютон в течение 20 лет не осмеливался обнародовать этот закон, пока «упрямые» факты не видоизменились (напр. за это время был уточнен радиус Земли) ОБЪЕКТИВНЫМ образом в сторону субъективной идеи, тем самым, УСИЛИВ уверенность, прежде всего, самого Ньютона в ее правильности. Став общественным достоянием, теория тяготения И. Ньютона еще долго оставалась субъективной, поскольку была дискретной (главным образом, потому, что из нее был исключен Ньютоном вопрос о механизме сил тяготения, но, также и потому, что не могла поначалу с принятой в астрономии точностью объяснять все феномены движения планет). Противостоя декартовской теории вихрей, теория Ньютона развивалась как в экстенсивном направлении (все большее количество феноменов движения небесных тел удавалось с помощью ее объяснить- движение перигелия Луны (Клеро), доказательство долгопериодических (а не вековых) изменений движения Юпитера и Сатурна (Лаплас), открытие планеты Нептун и т.д.), так и в интенсивном, ибо для интенсивного развития понадобилось не только усовершенствовать математический аппарат теории (напр., получение верного значения движения перигелия Луны Клеро должен был продвинуть решения в рамках обратных квадратов до приближения более высокого порядка, Лаплас в проблеме взаимосвязи движений Юпитера и Сатурна вынужден был решить проблему, связанную с выбором порядка приближений и т.д.), но и свободно обращать задачу (напр., не определять возмущения в движении планеты, исходя из движения других планет, но и, наоборот, определять местонахождение и НАЛИЧИЕ неизвестной ранее планеты (Нептун), исходя из возмущений движения известных планет), а, также делать весьма дальновидные предположения о влиянии приливного трения на движение Луны, и других небесных тел. В связи с последним, а также, в связи с проблемой перигелия Меркурия уместно отметить, что экстенсивность- не суть экспансия. Экспансия, это- безоговорочное признание действительности выполнения того или иного закон для существования нового объекта. Так, приливное трение, которым объяснили около половины векового ускорения Луны (с 1860 г.), действительно могло быть описано в рамках ньютонова закона, но первые количественные оценки этого феномена были получены лишь в ХХ в. (т.е. было, как непроверенная гипотеза, экспансией- безоговорочным признанием всех этих возмущений Луны, результатом экстраполированием закона Ньютона на движение Луны), то экстенсивность закона, как абсолютная величина, как ОТНОШЕНИЕ причинностей движения Луны согласно закону Ньютона, а не вопреки этому закону, их интерпретаций в субъективной идее, субъективной причинностью, составляла вплоть до ХХ века неопределенную величину. То же касается и перигелия Меркурия. Разница же между этими двумя примерами заключается в том, что, если дальнейшее усовершенствование математических расчетов и изменений подтвердило справедливость экспансии закона Ньютона на движение Луны, то, что касается перигелия Меркурия, эта экспансия была целиком НАСИЛЬСТВЕННОЙ, ВНЕШНЕЙ. Существование такого объекта мышления, как аномальное смещение перигелия Меркурия не объяснялось субъективной причинностью закона Ньютона. Да, В свое время экспансия состоялась. Но, при этом, экспансия не исчезала, превращаясь в экстенсивность, ибо в рамках закона Ньютона ни одно объяснение нельзя было считать удовлетворительным. Поведение перигелия Меркурия, как объекта НЕ МОГЛО БЫТЬ в принципе описано законом тяготения И. Ньютона и, таким образом, ПРИЧИННОСТЬ этого эффекта не могла заключаться целиком в субъективности закона тяготения. Она лежала ВНЕ дискретности ньютоновской теории, находясь, в то же время в непрерывности физического и математического мышления. Данную СВЯЗЬ дискретности и непрерывности выявил позже А. Эйнштейн. Но дело- не в этом. Дело в том, что, если- экспансия- это ПРИСВОЕНИЕ чего-либо «незаконным» образом- «насилия» образно говоря, конкретно: приписывания действию закона тяготения Ньютона той части смещения перигелия Меркурия, которою никак НЕЛЬЗЯ объяснить из закона И. Ньютона, но можно ВРЕМЕННО сослаться на неизвестные (и- не существующие (ложные)) факторы, при их учете которых, можно бы объяснить эту аномалию законом Ньютона; то экстенсивность- это СООТВЕТСТВИЕ отношения превращения своей внутренней причинности (добровольности, образно говоря, конкретно- смещения той части перигелия Меркурия, которая, действительно, объясняется теорией тяготения И. Ньютона, и постоянно уточняемого до сих пор) во внешнюю причинность своего объекта (мысли- закона Ньютона). Экстенсивность потому суть, только та часть экспансии, которая есть временная НЕПРОЯВЛЕННОСТЬ справедливости экстраполяции теории на объект, притом, не на ЛЮБОЙ объект, а на объект, имеющий ВЫЯВЛЕННУЮ непрерывность мышления о других объектах, описываемых теорией. Т.е., новый объект, по своей природе, необходимо ДОЛЖЕН иметь тождественную с теоретическими объектами описания причинность. Экстенсивность, как направленность, но не экспансия.
Отсюда вполне понятно, что мое понимание интенсивности и экстенсивности свойственно и в области познания. Но какова связь этих понятий с понятиями субъект- объекта?

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

§ 1. Созерцание содержания понятий экстенсивности и интенсивности в различных система

Этимология слов «экстенсивность» и «интенсивность» имеет свои корни в латинском языке, где «экстенсивность» означает расширение, а «интенсивность»- напряжение, усилие.
Впервые эти понятия стали ЦЕНТРАЛЬНЫМИ в натурфилософской системе Н. Орема (ок. 1323-1382 г.г.) . (См. Орем Н. 1958 г), где под интенсивностью он понимал «широту» изменения качества: тело может быть более или нагретым, свет- более или менее ярким, движение- более или менее быстрым и т.д., а под экстенсивностью- суть распространение качества в соответствии с частями предмета (говоря современным языком: явление качества целостности в ее частях). Интересно, что спустя более четырехсот лет содержание понятий экстенсивности и интенсивности, выявленное Оремом, почти буквально воспроизводиться Гегелем: «Граница тождества с ЦЕЛЫМ самого определенного количества: как многообразное в себе (т.е. как явление качества (определенности, границы) целого в частях- прим. мое), она есть экстенсивная величина, но как в себе ПРОСТАЯ ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ (т.е. само качество целого- прим. мое), она есть интенсивная величина, или степень» (Гегель. 1974. Т.1. С.249). В то же время Шеллинг, возвращаясь к первоначальному смыслу понятий экстенсивности и интенсивности, формулировал их в системе трансцендентального идеализма так: «Если я мыслю реальное в объектах неограниченным, то оно распространяется в бесконечность, а поскольку, как было доказано, интенсивность обратно пропорциональна экстенсивности, то не остается ничего, кроме бесконечной экстенсивности... т.е. абсолютного пространства (вспомним экстенсивность (лат) – расширение- прим. мое). Если же, напротив, мыслить неограниченным ОТРИЦАНИЕ, не остается ничего, кроме безграничной интенсивности... т.е. точки или ВНУТРЕННЕГО чувства» (Шеллинг Ф. 1987. Т.1. С. 393), где, в общем-то, «внутреннее чувство» у Шеллинга трактуется двояко (как впрочем, и экстенсивность, ибо экстенсивность, обусловленная интенсивностью, суть сила (Шеллинг. Ф. 1987. Т.1. С. 344)), а не просто «пространственная величина». И интенсивность:
А) с одной стороны, положенная ВНЕПРОСТРАНСТВЕННО, интенсивность суть «понятие действия» (Шеллинг. 1987. Т.1. С.201), и здесь он сходится с Гегелем по вопросу ПРОСТОТЫ определенности, интенсивности, ибо действие «должно быть простым»...
Б) с другой стороны, как противоположение экстенсивности в форме абсолютного пространства, интенсивность суть «символ времени» (Шеллинг. 1987. Т.1. С. 343-344).
Теперь перейдем от созерцания истории понятий экстенсивности и интенсивности к их созерцанию этих понятий в настоящее время, причем, предварительно заметив, что, в связи с третированием натурфилософии, философское осмысление этих понятий сместилось с области онтологии в область гносеологии, т.е. экстенсивность и интенсивность стали в философии рассматриваться, в основном, не как характеристики материи в ее бытии, а как характеристики знания, или, если быть более точными, как характеристики процесса познания. Так, Овчинников Н.ф., обращаясь к истории, усматривает начала подобного ракурса рассмотрения процесса познания у Галилея, который в «Диалоге о двух главнейших системах мира» впервые разделяет познание человека на две стороны: экстенсивное познание, т.е. познание МНОЖЕСТВЕННОСТИ ОБЪЕКТОВ природы, и интенсивное познание, т.е. совершенное познание какой-либо истины. Отмечая изменения смысла этих понятий со времен Галилея, Овчинников Н.Ф. указывает, что Галилей не приводит различий между индивидуальной и коллективной мыслью, в то время как «...понятия интенсивных и экстенсивных процессов следует отнести к исторически развивающемуся коллективному знанию... Эти понятия, в таком их применении, приобретают новый смысл» (Овчинников. 1988. С. 248). И далее, он мыслит так:
1. Познание осуществляется путем построения и функционирования теории, т.е., надо полагать (под теорией)- мысленного эквивалента бытия вещи, класса вещей;
2. Построение и развитие теории осуществляется не одним человеком, а множеством людей, каждый из которых вносит в этот процесс свою посильную лепту;
3. Теории свойственно осуществлять экстенсивное и интенсивное движения;
4. «...процесс построения теории- ИНТЕНСИВНЫЙ процесс, позволяющий (т.е., надо полагать, служащий УСЛОВИЕМ- прим.- мое), НЕ ТОЛЬКО РАСШИРЯТЬ, НО И УГЛУБЛЯТЬ НАШИ ЗНАНИЯ» (ОВЧИННИКОВ. 1988. с.249);
5. Поскольку теория «несет в себе тенденцию к всеобщности», ей свойственно «...выходит за рамки своего предмета», что суть экстенсивный процесс;
6. «выходя за рамки своего предмета», теория сталкивается с «ограничениями», «но такие ограничения связаны уже с интенсивными процессами, в которых теория преодолевает их» (Овчинников. 1988. С.249).
7. Основания, экстенсивного движения содержатся, надо полагать, в потребности постоянного подтверждения, ее истинности, ее ОБЩНОСТИ, что, однако, связано с риском быть опровергнутой (принцип верификации-фальсификации);
8. Интенсивное направление развития теории можно назвать синтезирующим (в смысле синтеза различных теоретических систем);
Турсунов А., конкретизирует понимание экстенсивности и интенсивности, в развитии теории, данном Овчинниковым Н.Ф., НЕ ЗНАЯ о нем, на данных современной космогонии: «Здесь...три направления теоретических исследований... Первое направление, считая космологию одной из областей экстенсивного физического исследования, пользуется методом математической экстраполяции. За основу оно берет первоначальную форму уравнений Эйнштейна, и оставив НЕИЗМЕННОЙ ее математическую структуру, переносит их в область космологических явлений... Второе направление исходит из убеждения, что за наблюдаемыми космологическими явлениями, подлежащими физическому объяснению, могут скрываться пока неизвестные природные процессы...Третье направление...сосредотачивает основное внимание именно на ИНТЕНСИВНОМ характере физико-химических исследований; оно прощупывает возможные пути выхода за рамки господствующих представлений, за пределы математического формализма и категориальной структуры общей теории относительности...Здесь эффективным средством научно-теоретического поиска часто служат математическая интерполяция (т.е. экстраполяция математических знаний- прим. мое) (в данном случае поиск «нужных» математических структур среди уже существующих в математике... и последующее их «офизичивание») и математическая гипотеза в широком смысле (варьирование известных математических форм, несущих определенное физическое содержание)» (Турсунов. 1977. С. 63-65).
Идея преображения науки на основании коллективного поиска истины, ярко выражена Яблонским А.И., где процесс достижения нового, ценного знания, рассматривается с точки зрения экстенсивного (главным образом, экономического- ассигнований, которые определяют и техническую оснащенность науки, и количество и (иногда) качество ученых, работающих над той или иной проблемой, и время работы, и т.д.) и интенсивного (главным образом, путем ее структурной организации и реорганизации, оптимального управления научными исследованиями, созданием междисциплинарных объединений и т.д.), стимулирования научных коллективов. Что касается экстенсивности и интенсивности самого знания, а не стимулирования его получения, то здесь Яблонский А.И., переходя к обобщению пишет, что: «...в результате экстенсивного роста наука приближается к насыщению. Этот эффект насыщения носит универсальный характер в силу всегда имеющихся вещественно-энергетических пределов, при подходе к которым любая эволюционирующая система переходит на новый этап своего развития: не путем наращивания объема и запасов энергии, а путем усложнения своей структуры. Нечто в этом роде происходит и с наукой, которая также подошла к пределам своего экстенсивного развития» (Яблонский. 1986. С. 199-208).
А теперь обратим внимание на понятие экстенсивности и интенсивности в современном естествознании, т.е. посмотрим, что означают экстенсивность и интенсивность, непосредственно в Природе.
В биологии, например, Печуркин Н.С. пишет: «В этой главе мы обсудим два энергетических принципа: экстенсивного и интенсивного развития жизни. Первый связан с захватами энергии биологическими системами, а второй- с эффективностью ее использования... Говоря об ЭПЭР (энергетическом принципе экстенсивного развития), мы подчеркивали возрастание способности живой системы захватывать энергию, способности к экспансии, распространению в новые места. При этом, качественных изменений энергетики организмов можно и не требовать, их достаточно за счет автокатализа как можно быстрей «наплодить» себе подобных... Энергетический принцип интенсивного развития, гласит: «любая живая система надорганизменного уровня раздваивается (эволюционирует) таким образом, что поток использованной энергии на единицу биологической структуры) возрастает...» (Печуркин 1988. С. 48, 58, 60).
В области физики: «Работу или энергию любого вида можно представить как произведение двух факторов: фактора интенсивности на изменение фактора емкости, называемого также фактором экстенсивности (если фактор интенсивности остается постоянным во время процесса). Так, например, обычная механическая работа равна произведению приложенной силы, на приращение пути. Если две системы могут взаимодействовать, то они образуют одну общую систему, причем фактор емкости новой системы равен сумме факторов емкости составляющих ее частей при условии, если факторы интенсивности обеих исходных систем одинаковы. Если факторы интенсивности исходных систем неодинаковы, то в общей системе начинается процесс, протекающий в сторону выравнивания факторов интенсивности за счет изменения соответствующих факторов емкости. Так, например, давления выравниваются за счет изменения объемов» (Стромберг, Семченко. 1973. С. 85).
Л.Н. Купер, рассуждая о силе, пишет: «Подходит ли число для характеристики силы? Мы знаем, что испытываемые нами тяга или подталкивание могут быть более или менее интенсивными т.е. характеризуются определенной величиной. Это свойство может быть описано числом» (Купер. 1973. Т.1. С.33). Остановимся на этом и начнем размышлять.
Что есть те определения экстенсивности и интенсивности, которые приведены мной выше? Каждое из них для нас суть объективно существующее. Но как изложенное отдельным субъектом- каждое из них субъективно, ибо, как легко в этом убедиться, каждое из этих определений отражает какой-то один (или несколько) аспект непрерывности мышления по этому вопросу. Напр., экстенсивность- это расширение чего угодно, или распространение качества в соответствии с частями предмета, или «многообразное в себе» или «абсолютное пространство», или сила, или множественность (галилеевское экстенсивное познание), или «выхождение за рамки своего предмета», или экстраполяция (Турсунов), или наращивание (Яблонский), или захват, размножение себе подобных (Печуркин), или емкость (Стромберг, Семченко). Этот аспект и сугубо абстрактен (философские экстенсивность и интенсивность) и сугубо конкретен (биологическое, физическое понимание экстенсивности и интенсивности), и гносеологичен и онтологичен и т.д.. Вполне естественно предполагать, что за данными нам в созерцании субъективными (т.е. – дискретными) понятиями экстенсивности и интенсивности находится некая непрерывность (в частности – ОБЩНОСТЬ) мышления этих понятий всеми приведенными здесь субъектами, которую они дискретно выражают. Возникает желание отыскать эту непрерывность, эту ОБЪЕКТИВНОСТЬ смысла понятий как в историческом аспекте (в качестве преемственности), так и в современном, чем мы далее и займемся (абстрагирование не только от конкретности проявления экстенсивности и интенсивности, но и от субъективности). При этом не следует забывать, что объективизация:
А) совершается в непрерывности, а не в бесконечности, т.е. в указанной области смыслов экстенсивности и интенсивности, как понятий, а значит, возможно (и, даже наверняка) не охватывает ВСЮ область смыслов этих понятий, которая не только чрезвычайно множественна (сколько людей- столько и мнений), но и бесконечна в аспекте бесконечности познания (вещь, явление- познаваемы, но не до конца);
Б) совершается самим субъектом (т.е.- мной), а потому не только суть объективизация этих понятий, но и НАЧАЛО их субъективизации на новом уровне обобщений, последнее, снимает вопрос- зачем нужно еще одно мнение о экстенсивности и интенсивности, ибо УВЕЛИЧИВАЕТСЯ непрерывность мышления по этому вопросу для самого субъекта, и, в качестве вынесения своего субъективного мнения на суд общественности- НЕПРЕРЫВНОСТЬ (одним субъектом больше) коллективного мышления также растет, т.е. в итоге, растет ОБЪЕКТИВНОСТЬ отражения действительных феноменов экстенсивности и интенсивности в мышлении.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

ГЛАВА УIII Субъект и объект есть экстенсивное и интенсивное бытие.

Поскольку мое доказательство тезиса, вынесенное в заголовок будет основываться на построении силлогизма: А есть В, В есть С. Следовательно С есть А, где А- понятия экстенсивности и экстенсивности; В- СОДЕРЖАНИЕ этих понятий; С- содержание СВОЙСТВ определенностей субъект-объекта, выраженное через понятия (вполне естественно при этом полагать, что понятия и их содержание, выраженное посредством других понятий, суть ОТРАЖЕНИЕ того, что мы склонны принимать за действительность- т.е. им свойственен, так называемый в МЛФ, ОБЪЕКТИВНЫЙ АНАЛОГ), то, вполне естественно, подобное доказательство «необходимо начинать с большой посылки: «А есть В», т.е. с рассмотрения СОДЕРЖАНИЯ, которое принято вкладывать в понятие экстенсивности и интенсивности.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

ГЛАВА VII. СУБЪЕКТ И ОБЪЕКТ ЕСТЬ ДИСКРЕТНОЕ И НЕПРЕРЫВНОЕ БЫТИЕ.

Относительное существование субъекта и объекта, как зависимая от каждого из них мера существования не снимает, однако, вопроса об их фактическом разделении друг от друга. Несмотря на их относительность (то есть на их переход друг в друга)- субъект, не есть объект, а объект, не есть- субъект. И, даже если мы возводим в абсолют их существования относительность, в каждый момент времени они необходимо существуют вместе. И, если их нельзя различить чисто ВНЕШНЕ, они должны различаться в собственном существовании, в отношении друг с другом. В частности, относительность субъекта-объекта, как ПЕРЕХОД друг в друга- прямое свидетельство релятивности, относительности полагаемых субъект-объектом между собой границ. Собственно, само понятие границы не подходит к разделению субъект-объекта, ибо что есть граница (и противоположение ей- безграничность)? Граница со времен Спинозы суть, одновременно отрицание другого и утверждение самого себя (отграниченного от другого). После Гегеля граница, как отрицание, ТОЖДЕСТВЕННА с бытием (См. Гегель. 1974. Т.1. С.230). Одновременно с тождественностью бытия и границы Гегелем понятию границы придается статус определенности отграниченного ею бытия, а поскольку: «Лишь в своей границе и благодаря ей нечто есть то, что оно есть»,-то: «Нельзя, следовательно, рассматривать границу, как лишь внешнее наличному бытию; она, наоборот, проникает все наличное бытие» (Гегель. 1974, И.1. С. 230). Таким образом, граница в гегелевской философии, суть РАЗДЕЛЕНИЕ определенностью, КАЧЕСТВОМ самого бытия той или иной вещи от бытия другой (других) вещи, которые имеют бытие с другим качеством. Граница бытия, как определенность самого бытия, тождественна с самим бытием, полагает в определенности бытия его ЦЕЛОСТНОСТЬ, безграничность внутри самого бытия, т.е. НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ И ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ бытия в самом себе, в отличие от его ОПРЕДЕЛЕННОЙ, отграниченной, утверждающей себя таковой ВОВНЕ, положенности себя границами именно таковой, каково оно есть.
Но, субъект-объект наличествуют в САМОМ бытии, как неопределенности. Субъект-объект, как существующие друг в друге, как творящие друг друга, как ПЕРЕХОДЯЩИЕ ДРУГ В ДРУГА, НЕ МОГУТ ИМЕТЬ В БЫТИИ РАЗЛИЧНОЙ определенности (напр., самосознание- субъект, есть, одновременно, и сознание- объект), как исходя из ОБРАЗА их существования, так, собственно, и исходя из их содержания понятия бытия, в котором, по определению, все относительно. В бытии НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ГРАНИЦ, И В ТО ЖЕ ВРЕМЯ, В БЫТИИ ЕСТЬ РАЗДЕЛЕНИЕ НА СУБЪЕКТ-ОБЪЕКТ. Гегелю, берущему началом бытие, лишь как ОБЪЕКТ, в своем развитии к самому себе, как субъекту, решать проблему разделения субъект-объекта не было нужды. А как быть- мне? Взглянем на философию Гегеля не с точки зрения ее отрицания, а с точки зрения НЕОБХОДИМОСТИ Гегелем ОГРАНИЧЕНИЯ бытия, как объекта, дабы впоследствии дальнейших ограничений, объект смог превратиться в субъект. Граница, введенная Гегелем в его абсолютную систему вместе с качеством, в процессе развития количества в самом себе, как САМООПРЕДЕЛЯЮЩЕГОСЯ, оказывается вовсе НЕ СТАВШЕЙ. Она сама эволюционирует у Гегеля вместе с определяющим ее количеством. Так, Гегель пишет: «Количество, взятое в его непосредственном соотношении с собой, или, иными словами в определении положенного притяжением равенства с самим собой, есть НЕПРЕРЫВНАЯ величина, а взятое в другом, СОДЕРЖАЩИМСЯ в нем определении одного, оно – ДИСКРЕТНАЯ величина» (Гегель. 1974. Т.1. С. 246). Подобное различие самого себя, как равного, тождественного самому себе в самом себе, приводит у Гегеля к появлению ОПРЕДЕЛЕННОСТИ количества, т.е. такого количества, которое ОГРАНИЧЕНО своей ВОЗНИКШЕЙ определенностью: « Что же касается перехода от чистого количества к определенному количеству, то он имеет свое основание в том, что в то время, как в чистом количестве РАЗЛИЧИЕ как различие между непрерывностью и дискретностью имеется ЛИШЬ В СЕБЕ, в определенном количестве это различие, напротив, положено, и положено, так, что отныне количество вообще, выступает как различенное, или ОГРАНИЧЕННОЕ» (Гегель. 1974. Т.1. С.247). Оставим пока в стороне вопрос о том, что подобное развитие границ Гегелем, было дано, в конкретном случае СТАНОВЛЕНИЯ количества. Выделим лишь факт, что развитие, становления границ Гегелем рассматривается, как переход из абсолютной неразличенности, абсолютной безграничности через промежуточное РАЗДЕЛЕНИЕ этой безграничности на ДИСКРЕТНОЕ И НЕПРЕРЫВНОЕ, особенность которых от границы и безграничности Гегель отдельно подчеркивает в примечании: «Не следует поэтому рассматривать непрерывные и дискретные величины как ВИДЫ, один из которых не обладает определением другого, на самом же деле они отличаются друг от друга лишь тем, что одно и то же ЦЕЛОЕ один раз полагается под одним из СВОИХ определений, а другой раз под другим» (Гегель. 1974. Т.1. С. 246). В настоящее время Парнюк М.Л., обобщая понятия непрерывности и прерывности на действительность их существования не только в атрибуте количества, но и в самой материи, пишет: «Хотя в категории прерывности заложена идея конечности, ограниченности бытия, а в категории непрерывности- идея бесконечности бытия, эти категории не тождественны по содержанию с категориями конечности и бесконечности... В содержании категорий «прерывное» и «непрерывное» фиксируется делимость и неделимость бытия, НО ЕЩЕ НЕ ВЫЯВЛЯЕТЬСЯ ГРАНИЦА ДЕЛИМОСТИ И НЕДЕЛИМОСТИ бытия, ибо в бытии еще не выявляются определения» (Парнюк. 1983. С.171). Налицо- устойчивое содержание понятия дискретности и непрерывности в течение двух веков, содержание РАЗЛИЧАЮЩАЯ границу, и дискретность, безграничность и непрерывность по принципу ПЕРВИЧНОСТИ для бытия дискретности и непрерывности, и вторичности- границ по принципу СТАНОВЯЩЕГОСЯ и СТАВШЕГО (Ср: «Дискретное, будучи результатом становления, выражает относительное постоянство бытия, непрерывное- его изменчивость, становления, переходы...поскольку дискретное изменяется, оно становиться непрерывным. Поскольку непрерывное успокаивается в результате движения, оно становиться дискретным...Становление бытия выступает как непрерывный переход прерывного...» (Парнюк. 1983. С.165)).
При сравнении содержания понятий дискретного и непрерывного с моим пониманием способа существования субъект-объекта, оказывается, что не нужно прилагать никаких усилий, чтобы обозначить субъект, как ДИСКРЕТНОЕ бытие, а объект, как НЕПРЕРЫВНОЕ бытие, ибо понятия дискретности и непрерывности идеально совпадают с требованием ОБОЗНАЧИТЬ в НЕОПРЕДЕЛЕННОМ бытии, РАЗДЕЛИТЬ само бытие через ПЕРЕХОДЯЩИЕ друг в друга, однородные по существу субъект-объект. Усилия необходимы:
а) для анализа некоторых расхождений между пониманием непрерывного и дискретного Гегелем и Парнюком;
б) для осмысления именно субъект-объекта в качестве дискретного и непрерывного бытия.
Первое включает в себя, в основном, тот факт, что Гегель понимал, что дискретное и непрерывное отличается друг от друга тем, «что ОДНО и то же целое один раз полагается под одним из своих определений, а другой раз под другим»,- в то время, как Парнюк считает, что в бытии вообще «не выявляются определения». Различие, в общем-то, несущественное, если различать определения и определенность вещи. Действительно, определенность вещи, понимаемая Гегелем, суть качества вещи (внутренняя, имманентная определенность), т.е. то, чем вещь есть сама по себе. Таковой определенности субъект-объекта ВНУТРИ БЫТИЯ, как неопределенного в себе, быть не может. Но бытие, необходимо разделенное в себе на субъект-объект, одинаково может оставаться в себе неопределенным, полагая свою множественность субъектов, как МЕНЯЮЩИХ постоянно свою АКЦИДЕНТАЛЬНУЮ (акцидентальную- по отношению к объекту) определенность. Потенциальная универсальность субъекта- суть БОГАТСТВО определений субъекта, ни одно из которых не выражает его общей СУЩНОСТИ именно из-за того, что каждое из них может стать его индивидуальной сущностью в тот или иной момент времени его существования. Но, став сущностью (определенностью), определение останется, по-прежнему, лишь явлением сущности субъекта, как самоутверждающего в объекте, ибо сущность субъекта не в его определении тем, или иным образом, а в ПОЛАГАНИИ своего существования в объекте тем или иным ВОЗМОЖНЫМ, НАИБОЛЕЕ ОПТИМАЛЬНЫМ (для субъекта) образом, в «Я-есмь», а не во-вторичном: «каков Я-есмь», «кто-я есмь» и т.д. То же касается и объекта, как самоопределяющегося в себе, посредством субъекта. Другими словами, дело- не в том, есть или нет у бытия определений- они, как показывает философская практика, имеются у бытия в избытке. Дело в том, что ВНУТРИ бытия нет определенностей, а есть лишь определения.
Другая проблема у Гегеля и Парнюка лишь затронута ими, но не раскрыта. Эта проблема, суть которой сводиться к вопросу: в чем различие деления чтойности границей и дискретностью? Нет. Безусловно, ясно, что деление границей означает деление РАЗЛИЧНЫХ определенностей, а деление дискретностью- тождественных определенностей. Неясно одно- ПОЧЕМУ деление дискретностью относительно, суть ПЕРЕХОД одного в другое, непосредственно, в то время, как деление границей суть ПОЛАГАНИЕ, опосредование одного другим, ОТРИЦАНИЕ одного другим?
И тот, и другой философы указывают на причину этого: дискретность и непрерывность суть разделение в СТАНОВЛЕНИИ. Границы же суть СТАВШЕЕ, ссылаясь на эту причину, можно предположить, что дискретность- еще не ставшая граница, что дискретность выражает потребность дискретного для своего существования в чем-то еще, что она НЕ МОЖЕТ еще существовать, как СТАВШЕЕ, и интерпретировать это однозначно, как МОМЕНТ ОБРАЗОВАНИЯ вещи, границ, со временем исчезающее. Но этот же тезис можно истолковать и иначе (по моему) : дискретность и непрерывность- это непреходящее, это СПОСОБ существования бытия. Обращаясь к сознанию, легко увидеть, что с исчезновением объекта (сознания, как внешней причины самосознания- другими словами, при изоляции человека от сферы разумного), самосознание, со временем быстро теряет сваю активность, РАСТВОРЯЯСЬ в СВОЕМ сознании, а вместе с затуханием продуцирования сознания, исчезает и само сознание, и остается говорить о нем словами П.Т. Шардена: «Животное знает...Но оно еще не знает о своем знании». Понимание дискретности и непрерывности, как способа существования бытия, имеет то достоинство, что оно определяет бытие, как относительно существующее, т.е. является неотъемлемым атрибутом бытия, которое не суть только становление, но и существование становящегося.
С другой стороны, ссылка на причину существования тем или иным образом, еще не есть указание на СПОСОБНОСТЬ существования данным образом. Т.Е. в самом содержании понятий дискретного и непрерывного должно быть заложено объяснение их отличия от безграничного и ограниченного. И подобное отличие есть. Возьмем, к примеру, безграничное и непрерывное. И то и другое- не имеет границ, и то и другое- длится: прервись непрерывное- неизбежно возникнет граница, возникни граница- прервется непрерывное. Но безграничное- это не непрерывное. Психологически, пытаясь определить безграничное ли суть перед нами, мы стремимся взглядом все далее и далее в поисках препятствия, в поисках границы. Непрерывное же, существующее так же без границ, в общем-то, не означает само по себе отсутствие границ ВООБЩЕ. Оно, по сути, тоже, как безграничное, существующее без границ, означает лишь отсутствие границ ВНУТРИ непрерывного и, как таковое, суть лишь имманентная безграничность, равнодушная к тому, существует или нет ПРЕДЕЛ у непрерывного (подобно тому, как находясь на корабле посередине пустынного океана, мы видим непрерывность его водной поверхности, но это ничего не говорит нам о его конечности, ограниченности). Непрерывность, по существу, может мыслить одинаково, как ограниченную или неограниченную (безграничную). Поэтому, для конечного (ограниченного) и бесконечного (безграничного) непрерывность не есть противоположение одного другому, а есть ОБЩЕЕ, объединяющее и конечное и бесконечное, и, как общее, оно имманентно им обоим в них самих (подобно тому, как определив границу понятия млекопитающие, нам становится безразличным, является ли конкретно млекопитающее ежом, или белкой, ибо нельзя понятием «млекопитающее» отграничить указанные понятия друг от друга. Понятие «млекопитающее» для них неразличимо, непрерывно. Математической иллюстрацией безграничности, служит неопределенный ИНТЕГРАЛ, как БЕСПРЕРЫВНОЕ УМНОЖЕНИЕ аргумента и функции, данных в их непрерывности друг по отношению к другу, и постоянное причисление к самому себе, как к ЦЕЛОМУ (геометрический образ: площадь фигуры), в то время, как непрерывность суть постоянное дифференцирование, постоянное ДЕЛЕНИЕ внутри себя на аргумент (их приращения) (геометрический образ: тангенс угла касательной к некоей непрерывной функции). Вполне естественно, поэтому, если принимать определенность, как границу, мыслить безграничное, как отсутствие границ вообще, и непрерывное, как отсутствие границ внутри себя и равнодушие к наличию внешних границ- изменением, причем, для безграничного, как полного отсутствия границ, изменение приобретает абсолютный характер в качестве полной неопределенности. Для определения безграничности важно не само изменение, а его АБСОЛЮТНЫЙ характер, ибо именно то, что нечто изменяется, еще не означает отсутствия границ у изменения. Только в том случае, если изменение абсолютно, оно безгранично, и потому безграничностью будет именно АБСОЛЮТНОСТЬ изменения. В ТО ВРЕМЯ, как для непрерывности- абсолютность изменения не есть собственным ее признаком, ибо непрерывность, как понятие, не содержащее требования к ограниченности, определенности или неопределенности извне, суть безгранична только в самой себе, относительно самого себя, относительно КАЖДОГО деления, каждого дифференциала в себе, которое РЕАЛЬНО нельзя выделить из-за сплошного характера непрерывности, но которое МОЖНО произвести бесконечное количество раз В ЛЮБОМ месте непрерывности. Кроме того, оставаясь по своей сути, безграничным в себе, непрерывность еще не означает РАВЕНСТВА. Это особенно очевидно при наличии у непрерывности ВНЕШНИХ границ, ибо продолжая оставаться НЕПРЕРЫВНОЙ, непрерывность приобретает РАЗЛИЧНЫЕ характеристики, различное МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ ОТНОСИТЕЛЬНО своих границ: центра и периферии. Таким образом, непрерывность, в отличии от безграничности суть ВСЕГДА относительность изменения, где изменение, как неопределенность, определяется через другое изменение.
Теперь обратим внимание на границу. Граница, составляющая с ОПРЕДЕЛЕННОСТЬЮ (как отрицание другого и утверждение себя) ОДНО ЦЕЛОЕ, ТО ЧТО ЕСТЬ В СВОИХ ГРАНИЦАХ и, благодаря им, «есть то, что оно есть», суть не сама определенность, а АБСОЛЮТНАЯ определенность (у Гегеля- КАЧЕСТВО, как первая положенность вещи).).
Т.е. сущность понятия границы вещи заключается НЕ В ТОМ, что вещь имеет определенность (определенности)), а в том, что эта вещь уже не есть этой же вещью. Определенность вещи должна быть СУЩНОСТНОЙ, утверждающей существование вещи среди ДРУГИХ вещей в плане НЕЗАВИСИМОСТИ, т.е. абсолютности существования. Что же касается дискретности, то в отличие от границы, она суть ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ определенности. Дискретность не есть границей, хотя, когда мы говорим «граница», мы уже подразумеваем прерывное, ибо, то, что имеет границу прерывает на ней свое существование. Но дискретность и не есть непрерывность, ибо прерывая себя, дискретность и определяет себя относительно прерывания. Дискретность не суть относительность изменения, а суть относительность определенности. Дискретность – не абсолютна. Она ПОДВИЖНА, относительна. Прервав непрерывность, мы определили ее, как ДАННОЕ изменение непрерывности. Т.е. это изменение, как ОПРЕДЕЛЕННОЕ делением изменение, само по себе осталось ТЕМ ЖЕ изменением непрерывности и, тем самым, суть непрерывностью, но непрерывностью, отДЕЛЕННОЙ от ВСЕЙ непрерывности, в которой она пребывает.. Деление, свойственное дискретности, ОПРЕДЕЛЕНО каждый конкретный момент, но равнодушно к МЕСТУ деления, ибо суть по-прежнему, деление непрерывности, но уже БЕЗ внутренней относительности к самой себе (ибо разделенное непрерывное есть нечто целое в самом себе). Внутри себя, как непрерывное, отделенное от непрерывного, дискретность есть определенное делением целое изменение, но как целое изменение, она уже НЕ ЛЮБОЕ изменение, и потому, суть ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ себя ВОВНЕ, но определенность ЗАВИСЯЩАЯ от места деления, а потому, ОТНОСЯЩАЯСЯ ко всеобщему, к остальной непрерывности, окружающей дискретность и ВХОДЯЩЕЙ в дискретность, как непрерывность дискретности в СЕБЕ, а потому дискретность суть относительность определенности.
Легче всего представить дискретность понятия. Так, в том же примере с понятием млекопитающих, подобно тому как белка и еж в своей конкретности понятий различны между собой и ВНЕШНИ в той же КОНКРЕТНОСТИ (т.е. в собственной определенности- дискретности), данной по отношению к понятию млекопитающих, которое выступает (по отношению к ним обоим ОБЩЕЙ и равнодушной к их конкретности непрерывности отношения понятий «еж» и «белка» к любым млекопитающим, образуемым непрерывный объем понятия «млекопитающих»). Подобное понимание непрерывности и дискретности САМИХ ПО СЕБЕ, исходя из их собственной определенности, дает хорошее понимание, прежде всего, мыслительного бытия.
Что есть: мыслительное бытие? Согласно моему определению бытия, мыслительное бытие суть самосознание и сознание другого (других)- как субъекта и объекта (объектов), существование которых есть, одновременно, и ПОРОЖДЕНИЕ их друг другом. В качестве СУБЪЕКТИВНОГО представления объект сознания суть СПЛОШНАЯ НЕПРЕРЫВНОСТЬ мышления, в которой субъект, утверждаясь, занимает определенное место.
Как это понимать? Начнем с примера: «Даже на деле высказываясь по-новому или ставя прежнее в новую связь, средневековый сочинитель проводил анонимную или (что в данном случае одно и то же) всеобщую истину. Личное достижение автора...в том и состояло, чтобы добиться наибольшей адекватности абсолюту и, значит, наибольшей и более всего ценимой надличности...». У авторов же Возрождения: «Общие места присваиваются, вплетаются в подчеркнуто личное высказывание...для автора-гуманиста...решает дело не сколько заимствованный материал, сколько его свободное и непринужденное интонирование, перекомпоновка...всяческое обыгрывание чужого слова, не средневековое его присвоение в качестве надличностной мудрости, бесхозного общего места, а именно хозяйское обращение с осознанно-чужим и далеким, как если бы оно было домашним, спонтанно возникающим здесь...» (Баткин. 1989. С.35,49,53).
Что это за «бесхозные общие места»? – Буквально: те положения, те МЫСЛИ, справедливость которых не надо ДОКАЗЫВАТЬ, ибо они признаются всеми за истину.
Т.е. те мысли, которые составляют СОДЕРЖАНИЕ сознания КАЖДОГО субъекта, и потому БЕСХОЗНЫ- НЕ ПРИНАДЛЕЖАТ ни одному из субъектов ПЕРСОНАЛЬНО. Являясь мыслями, они суть то, что НЕ ЗАВИСИТ от воли субъекта (не потому что он не может их изменить, а потому, что ему «не приходит в голову», что надо что-то менять). Ими можно пользоваться, НО ИЗМЕНЯТЬ их по своему усмотрению НЕЛЬЗЯ. Данная мысль, воспринимаясь, как принадлежащая всем, а значит КАЖДОМУ, не обладает «моей» и только «моей» причинностью. Она- мысль-объект, которой «Я» могу оперировать, опять же, по определенным правилам, признаваемым всеми, но ИЗМЕНИТЬ произвольно «Я» ее НЕ СМОГУ, ибо она как раз, и выражает ту НЕПРЕРЫВНОСТЬ мышления, которая ДЛИТСЯ между субъектами, не позволяет самосознанию замкнуться на себя. Но общее, как легко заметить, еще не непрерывное. Общее может быть и тождественным, со СТАВШИМИ границами. Непрерывность мышления заключается в таком следовании объективных мыслей, при котором не возникает логической ПРЕРЫВНОСТИ, Т.Е. ЛОГИЧЕСКИЕ ОПЕРАЦИИ ТОЖЕ ОБЪЕКТИВНЫ. Таким образом, не просто существование «общих» объективных мыслей, но и их «ПЕРЕТЕКАНИЕ» из одной в другую, их следование одной за другой ЕДИНОЙ ЦЕПЬЮ делают объект НЕПРЕРЫВНЫМ. Но к этой непрерывности причин и следствий, непрерывности объекта субъект добавляет СОБСТВЕННУЮ причинность существования, а потому он своей причинностью прерывает непрерывность объекта, внося в объект свое самосознание, и потому ПРОДУЦИРУЕМОЕ им самим сознание не адекватно «входящему» (порождающему) в него сознанию, именно потому, что в продуцируемое в объект им сознание необходимо включена его собственная причинность- его самосознание.
Как же при этом будет изменяться объективное сознание? Оно- не прерывается. Оно лишь ВЫДЕЛЯЕТСЯ в качестве самосознания, фиксируется его изменение в аспекте определенности. Оно по сути ВЫРАЖЕНИЕ непрерывности, которую оно ограничивает. Говоря простым языком, дискретность индивидуального сознания- это самосознание, сформированное той частью непрерывности, которую оно ограничивает (прервало). А если совсем просто: индивидуальное сознание, как дискретность, формируется тем кругом общения, чтения, физической практики, которые образуют его НЕПОСРЕДСТВЕННУЮ среду. Но, этого, конечно, для индивидуального сознания- недостаточно, ибо, как говорилось выше, оно суть дискретность, но не только дискретность, а дискретность, которая своей причинностью ПРЕРЫВАЕТ непрерывность, и , одновременно, этой своей индивидуальной причинностью ВВОДИТ в непрерывность, своё «интонирование», свою «перекомпоновку», всячески «обыгрывая чужое слово» (чужую мысль). Оно одновременно, и выражение непрерывности, как общее, но «спонтанно возникающее здесь», и, как «спонтанно возникающее здесь», СВОЕ, в котором царствует СВОЯ причинность. Поэтому деление между СВОИМ и ЧУЖИМ, между субъективным и объективным необходимо условно, относительно, подвижно...Сколько раз из собственного опыта мы принимали за свое чужое, и сколько раз отрекались от своего? (Ср.: «Мы редко вдумываемся в чужую мысль, поэтому когда нам самим приходит такая же, мы без труда убеждаем себя, что она совершенно самобытна- столько в ней тонкостей и оттенков, которых мы не заметили в изложении ее автора» (Вовенарг. 1988. С.152). Переход личностного, субъективного в общее, объективное, не раз подчеркивали специалисты по этике. Например,: «Спервоначалу чье-то личное заблуждение становиться ОБЩИМ, а затем уже общее заблуждение, становиться ЛИЧНЫМ. Вот и растет эта постройка, к которой каждый прикладывает руку так, что самый дальний свидетель события оказывается осведомлен лучше, чем непосредственный, а последний человек, узнавший о нем- гораздо более убежденный, чем первый. Все происходит самым естественным образом, ибо каждый, кто во что-то поверил, считает актом великодушия УБЕДИТЬ в том же другого человека и ради этого, не смущаясь добавляет кое-что СОБСТВЕННОГО сочинения, если, по его мнению, это необходимо, чтобы во всеоружии встретить сопротивление другого или справиться с непониманием, которое тому, по его мнению, свойственно» (Монтень. М. Опыты: в трех книгах. Кн.3. Гл.II). Конечно, на всякий пример можно найти контрпример:. Так Диоген Лаэртский в жизнеописании Диогена Синопского писал: «Однажды он (Д.С.) просил подаяния у человека со скверным характером. «Дам, если ты меня убедишь»,- говорит тот. «Если бы я мог тебя убедить,- сказал Диоген,- я бы убедил тебя удавиться» (Диоген. М. 1979 С.253). И даже, более категорично: «Каждое убеждение достаточно сильно, чтобы заставит себя отстаивать ценой жизни» (Монтень М. Там же). Свидетельств тому- ни счесть. Это Сократ и Дж.Бруно, это и Р.Бэкон, и Ю.Р. Майер, это и Л. Больцано и Р.Дизель. Список – бесконечен... Но так ли уж значительно противоречие подобных фактов моему тезису о дискретности (т.е. относительности деления непрерывности) субъекта и непрерывности объекта? Вообще-то разумному существованию свойственно УБЕЖДАТЬ. Что это значит? Это значит- распространять свою субъективность на объект. Причем, ВТОРИЧНЫМ является соответствие субъективной истине- это уже выявили первые софисты. Убеждать- означает не только распространять свою субъективность на объект. Это значит ПРЕОДОЛЕВАТЬ ОПРЕДЕЛЕННОЕ сопротивление объекта.
Откуда же берется это сопротивление в непрерывности существования мышления? Вот тут и сказывается ДИФФЕРЕНЦИРОВАННОСТЬ непрерывности, НЕРАВНОЗНАЧНОСТЬ ее самой себе в разных местах. Дискретность субъекта суть ПРЕРЫВАНИЕ непрерывности в ОПРЕДЕЛЕННОМ месте, и потому суть определенность ее изменения существования, заданная именно данной ему непрерывностью. Причем, более того, благодаря своей причинности, субъект не только суть выразитель СЕБЯ в этой определенной непрерывности, но он и ХОЗЯИН этой непрерывности, формирующий, ограничивающий ИЗНУТРИ эту определенность («интонирование, перекомпоновка... всяческое обыгрывание чужого слова, не средневековое его присвоение в качестве надличностной мудрости»). Таким образом, налицо:
а) несовпадение деления дифференцированной непрерывности двумя дискретностями, одно из которых –субъект, другое- объект;
б) различение собственных причинностей;
в) появление «субъективного образа объективного мира», т.е. появление в нашем случае субъективной (преображенной субъектом) непрерывности.
Все это, разом, в качестве не тождественности субъекта и объекта может служить (и служит) реальной причиной сопротивления объекта субъекту в сфере разумного. Реальным фактором, подтверждающим это, является одиночество, как один из атрибутов мыслителя. Еще Гераклит говорил: «Довольно с меня и немногих, довольно с меня и одного, довольно с меня и ни одного». Сенека вторил: «Уходи в себя, насколько можешь; проводи время только с теми, кто может сделать тебя лучше, допускай к себе только тех, кого ты сам можешь сделать лучше...Значит, незачем тебе ради честолюбивого желания выставлять на показ свой дар, выходить на середину толпы и читать ей вслух, либо рассуждать перед нею; по-моему, это стоило бы делать, будь твой товар ей по душе, а так никто тебя не поймет» (Сенека. 1986. С.14).
Что касается современной науки, то здесь, как писал Бертран Рассел: «Без способности к умственному одиночеству культура была бы невозможна». А наш академик В.И. Вернадский однажды написал своим коллегам по академии: «Вся история науки доказывает на каждом шагу, что в конце концов постоянно бывает прав одинокий ученый, видящий то, что другие своевременно осознать и оценить были не в состоянии» (Данин. 1981. С. 177),
В чем сущность одиночества, намеренного (или необходимого) дистанцированного РАЗРЫВА субъекта от других субъектов, выражающих одну и ту же непрерывность? В том, что субъект в своей самости, продуцируя в объект, НАХОДЯЩИЙСЯ в нем самом, СУБЪЕКТИВНОЕ СОЗНАНИЕ (т.е. сознание, в котором уже присутствует причинность субъекта), НЕ РАСТВОРЯЕТСЯ полностью в непрерывности объекта (в непрерывности других сознаний, выражающих объект), а возвращается таковым обратно к субъекту, где вновь обогащается новым опытом субъекта, и т.д.. Т.е. дискретность субъекта со временем его существования усиливается таким накоплением субъективного в нем. А значит со временем растет его УДАЛЕННОСТЬ (оформленность) от других субъектов, составляющих объект. Отмечая этот факт, уже Сенека писал: «Дальше от народа пусть держиться тот, в ком душа еще не окрепла и не стала СТОЙКОЙ в добре: такой легко переходит на сторону большинства» (Сенека. 1986. С.14). Т.е. дело не в том, что субъект обретает границы, а в том, что он СТРЕМИТСЯ утвердить свою причину в объекте, отождествить свою причинность с причинностью объекта, но в итоге лишь ОСОЗНАЕТ себя объектом (индивидуальностью), по отношению к другим субъектам, объектом, имеющим СВОЮ причинность не в непрерывности сознания-объекта, а в дискретности существования сознаний-субъектов. Осознав себя объектом, он, тем самым, осознал свое ПРАВО быть таковым, как он есть, а значит осознал свое право не изменятся, свое право на ИСТИНУ,- «На том стою, и не могу иначе!» Осознав свое единство с объектом, субъект, тем более, не стал самим объектом, не стал всей непрерывностью, и не порвал с самой непрерывностью. Просто она (непрерывность) в своей бесконечной дифференцированности прервалась более глубоко (например, в настоящем времени за счет истории, памяти. Так Ярошевский М.Г. пишет: «»Назад к Аристотелю» у Брентано означало: «вперед от Вундта» с его поэлементарным анализом сознания как лишенной активности и предметности совокупности явлений «непосредственного опыта»... «Назад к Спинозе» у Выгодского означало: «вперед от Джемса», не увидевшего в эмоциях ничего, кроме дрожания мышц»... (Ярошевский. 185. С.8,9).
Сколь отличным может быть современный срез объекта от исторического, показывают, например, сетования Гельмгольца о непринятии его современниками идеи сохранения энергии (переход тепловой энергии в механическую, и наоборот), которая у него возникла при обращении к истории...и многое другое). Да и сама непрерывность объекта мышления в современности может быть настолько необъятной, что различные дискретности в ней почти не пересекаются (Ср,: «Декарт говорил в одном письме к Больцелю, что уединение нужно искать в больших городах, и для этой цели он рекомендует Амстердам, из которого послано письмо. Действительно, я не понимаю, почему гул биржи, не может быть столь же приятен, как шум дубового леса, особенно для философа, который не занимается коммерческими делами и может разгуливать среди купцов, как среди дубов: ведь и купцы со своей стороны, в суматохе и делах, столь же мало обращают внимания на досужего странника, как дубы на поэта» (Лихтенберг Г.К. «Афоризмы»), не говоря уж о добровольном отказе от мышления в том или ином аспекте: («Этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда»), или неклассическое: «Я не знаю, как тебе возразить, но ты- не прав»,- переходящее в ЧУВСТВОВАНИЕ правоты и неправоты, приязни и неприязни, т.е. в иную плоскость неразрывно связанных с мышлением индивида субъективных чувств и ощущений, в осознании их связи с его мышлением.
Человек, даже в своей специфике, в дискретности своего проявления, В ОТРИЦАНИИ своей взаимосвязи с непрерывностью мышления, не может окончательно прервать эту взаимосвязь, оставаясь, при этом, разумным, ибо от Демокрита («Для меня один человек- что целый народ, а народ- что один человек» (См. Сенека.1986. С.14), до Маркса («Человек- это свернутое общество, а общество- это развернутый человек»), человек, как дискретность, относительность определенности суть Шеллинговский субъект, положенный, как ВОЗМОЖНОСТЬ быть ВСЕМ в непрерывности мышления. Он может сменить профессию, подвергнуться стрессу и изменить свои взгляды, оказаться в таких условиях, которые ВЫНУДЯТ его заниматься другим, БЫТЬ другим и т.д. Именно благодаря относительности его определенности, человек (или небольшая группа людей) своей субъективностью может охватить обширные сферы относительно самостоятельных участков мышления, увеличить свой вес, как объекта, выразить собой сам объект, стать АВТОРИТЕТОМ, в значительной степени определяющим сам объект, существование последнего. Это очевидно в науке. Причем, что особенно очевидно именно в науке, авторитет определяет именно само мышление других субъектов, независимо оттого, верно это или нет в отношении самой Природы. Нет. Практика, безусловно, ограничивает мышление, но, как мы уже говорили,- только ИЗВНЕ. Так, печально известное : «Magister Dixit» в адрес Аристотеля, или, ближе к нам: «печально известное торможение развития математики в Англии понятием ньютоновских «флюксий», или физики, опять же, ньютоновским пониманием света, как корпускулы, или астрономии, к чему, на этот раз, приложила руку Парижская Академия, своим заключением: «камни с неба падать не могут»...Или совсем уж рядом Ландау, с его, ставшим знаменитым: «В глиняных горшках сверхпроводимость искать не надо» (См. Сухотин. 1991. С. 191-192) и многие другие (Ср.: «Вплоть до середины века. Берцелиус отстаивал учение о «жизненной силе». Самое печальное, что силу удара, им наносимого, следовало по законам механики, помножить на его колоссальный для многих непререкаемый авторитет.
А вот что писал Л. Гамет о выдающимся немецком физикохимике В. Нернсте: «...в старости Нернста был период, когда редкий смельчак отваживался опубликовать какие-либо выводы, не согласующиеся с приближенными частными уравнениями состояния, которые позволили Нернсту во времена его молодости совершить много полезного. Те же кто пытался, сталкивались с гневом Юпитера, который, обычно, уничтожал обидчика» (Охлобыстин. 1989. С.171). Все эти факты говорят о том, что мышление определяет себя само и свобода этого определения от практики – довольно значительна. Конечно, авторитет, сам по себе, может играть и положительную роль.
Например, вряд ли «Происхождение видов» Ч. Дарвина вышло бы в свет без поддержки знаменитого Ч. Лайеля, авторитет которого помог «обойти» мнения специалистов, вряд ли Н.Бор решился напечатать статью об атоме, без одобрения Резерфорда и т.д.
Дело- не в этом. Дело в том, что признавая существование авторитета, мы признаем возможность раздвигания субъектом пределов своего мышления, своей СУБЪЕКТИВНОСТИ. НЕЗАВИСИМО ОТ ТОГО- ПРАВ ОН, ИЛИ НЕТ- до пределов объекта (или специфической области мышления, как мышления, представляемой за объект), а значит, и относительность определенности того или иного объекта. Таким образом, В СЕБЕ сам процесс мышления не ограничен ничем, кроме другого мышления как мышления тождественного первому по качеству и обуславливающего его существование. Но именно из-за однокачественности двух или многих мышлений, разделяющая их границ УСЛОВНА, относительна, подвижна, благодаря чему, например, возникают АКАДЕМИЧЕСКИЕ ШКОЛЫ, в которых мысли последователей какого-нибудь научного авторитета движется ВСЛЕД ВЕХАМ, обозначенным его мышлением, его пониманием проблем естествознания. И тогда его граница мышления, расширившись, своеобразно «поглотив» мышление других, обусловив их существование, становятся для «эпигонов» ОБЪЕКТОМ (объективным мышлением) : «Magister Dixit»- в чей-то адрес. Но при этом не происходит исчезновение этих субъектов мышления (эпигонов), ибо: «Ни один человек, не смотрит на мир совершенно также, как другой, и различные характеры будут по-разному применять принцип, всеми и одинаково признаваемый. Даже один и тот же человек, не всегда равен самому себе в своих взглядах и воззрениях, и более ранним убеждениям приходится так часто уступать место более поздним» (См. Гете И.В. Введение в «Пропилеи»). Или: «Но...чтобы ум неограниченно находился во власти другого, не может статься, так как никто не может перенести на другого свое естественное право, или свое способность свободно рассуждать» (Спиноза. 1957. Т.2. С. 258).
Вспомним теперь современное определение дискретного: «Дискретное- такой момент бытия, который неразличим по качеству, который еще не приобрел и конкретных количественных определений, но, вместе с тем и различим как отдельность, как одно» (Парнюк. 1983. С.163). Сличение понятия дискретного с мыслительным бытием дает полное сходство, ибо мыслительное бытие людей:
А) неразличимо по качеству (как мышление);
Б) неопределенно количественно, ибо мыслить возможность, например, вечного двигателя, флогинстона, «жизненной силы», или более ярко, Бога- может как один человек, так и «подавляющее большинство людей; и вот эта (или другая), мысль, являясь основополагающей, определяющей мышление этих людей, позволяет их объединить (и объединяет), в ОДНО, отличное от другого не по качеству- мышлению (и верующие и атеисты МВСЛЯТ Бога хотя бы тогда, когда ведут спор о возможности его существования), но по ОТНОШЕНИЮ к данной мысли.
В категории «непрерывность» отражаются однородность, тождественность самому себе бытия, сомкнутость, компактность, цельность, тотальность, сплошной его характер...» (Парнюк. 1983. С.161).
Опять же, именно однородность, ОБЩНАСТЬ (ОДИН РОД) позволяет дискретности мышления одного индивидуума расширяться в социуме таким образом, чтобы его дискретность (относительность определенности другой индивидуум принимал за свои, оставаясь при этом ДРУНИМ, индивидуально реализующим эти границы в своем бытии, Так, например, ОТО А.Эйнштейна обросла в настоящее время «паутиной» её интерпретаций в космогонии. Ньютон же, попади он во времена Герца, восхитился беспредельностью развития физики, носящей ныне его имя, а возможно, и возмутился переосмыслением его трудов и законов, как это сделал бы, например, Аристотель, попав в среду схоластов, толкующих его учение с точки зрения «откровения» Библии». Тем самым, индивидуальность одной дискретности, которая охватывает множество индивидуумов, дополняющих, расширяющих и переосмысляющих ее посредством СВОЕГО бытия, приобретает характер тотальности, многогранности, полноты, а значит, совершенства или ЦЕЛОСТНОСТИ. И чем более количество индивидуумов вносит свою лепту в обоснование и углубление какой-нибудь идеи, тем более многогранник- образно говоря- начинает напоминать шар, тем выше степень возможного дифференцирования непрерывности- тем более сплошной, всеобъемлющий, УНИВЕРСАЛЬНЫЙ характер приобретает та или иная идея.
Мысль о существовании непрерывности мышления как ОБЪЕКТА, в общем-то, уже существует в настоящее время, и приобрела вполне конкретные очертания. Так, Овчинников Н.Ф., анализируя творчество К. Поппера, пишет; «Журналы и книги- это нечто значительно больше, чем символическое выражение субъективного опыта авторов текстов. Это- особый мир знания- знания в объективном смысле, которое совершенно независимо от намерений какого-либо субъекта, а также от чьей-либо веры или согласия, претензии или действия. Короче говоря, это особый мир третий по счету мир» (-К. Поппера. Первый мир- мир Природы, существующий вне нашего сознания. Второй- мир индивидуального сознания, мир внутреннего опыта, со своими законами существования и развития, отличный от законов второго мира, и от мира природы» (Овчинников. 1988. С.241). Замечая, что: «Мысль о том, что, кроме нашего личного знания, необходимо существует еще и другое, в некотором смысле независимо от него, давно уже выдвигалась. В трудах многих философов и естествоиспытателей мы можем найти утверждение о существовании особого мира науки, теоретического мира, мира идей»,- Овчинников Н.Ф. приводит одну из родственных МЛФ разработок по этому вопросу: «Признание идей, выдвигаемых тем или иным мыслителем, зависит от характера сведений, исторически зафиксированных в коллективном знании эпохи.
Коллективное знание КАЖДОГО ДАННОГО времени принимает или отталкивает от себя множество наработанных сведений, считаясь лишь со своим ВНУТРЕННИМ строем. По отношению к индивидуальному знанию оно ОБЪЕКТИВНО, ибо, как писал Ильенков Э.В., существует «различие и даже противоположность между мимолетными состояниями отдельной личности, совершенно индивидуальными и не имеющими никакого значения для другой личности, и ВСЕОБЩИМИ необходимыми и в силу этого ОБЪЕКТИВНЫМИ формами знания» (Ильенков. 1979. С.129),-и, в конце концов, заключает: «Поскольку мир объективного знания создается МНОЖЕСТВОМ людей в их совместной деятельности, он может быть назван коллективным знанием, и противопоставлен индивидуальному. Третий мир, объективное знание, коллективное знание- все это различные наименования ОДНОГО И ТОГО ЖЕ» (Овчинников .1988. С.238, 14, 245). Здесь же, но уже в более конкретной форме, вплетается в НЕРЕРЫВНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ по этому вопросу и мнение Ярошевского М.Г. Его дискретность очевидна: он исходит не из факта независимости существования «изреченного слова»- не из факта необходимости «совместных усилий», а из факта независимого ДУБЛЯЖА тех или иных открытий в определенное историческое время, таких как идея атома в древнегреческой и древнеиндийской философии, дифференциальное исчисление Ньютона и Лейбница, до конца своих жизней оспаривавших друг у друга приоритет на это открытие, уравнение состояния для одного моля идеального газа Менделеева и Клапейрона, открытие обратной зависимость объема идеального газа от давления Бойлем, Мариоттом, и физиком любителем Р. Тоунли, идея сохранения энергии Гельмгольца, Джоуля, Майера, открытие неэвклидовой геометрии Лобачевским, Бояйи и Гауссом, или открытие Беллом и Мажанди различий между функциями задних и передних корешков спинномозговых нервов, не говоря уж об открытиях химических элементов, где большинство их открывались независимо несколькими людьми.
Исходя из этого факта, Ярошевский М.Г. пишет: «Имеется объективный, независимый от творческих возможностей отдельных индивидов вектор движения познания. Мы часто пользуемся выражением «время созрело». Под этим...подразумевается... «событийное» время, т.е. концентрация в определенную эпоху событий, неотвратимо порождающих определенный эффект...Проекты (программы) построения новой психологии (Вундта, Брентано, Сеченова)... не появились бы, если бы для этого не созрели предпосылки в научной АТМОСФЕРЕ эпохи» (Ярошевский. 1985. С. 238). Эти проекты появились, практически, одновременно, независимо друг от друга и существенно отличались между собой. Несомненно, Ярошевский М.Г. под «объективным вектором движения познания», под «влиянием общих запросов логики развития научного познания», под «предпосылками» и «концентрацией событий», имел ввиду нечто объективное в самом познании, т.е. какую-то среду, типа «научную АТМОСФЕРУ эпохи». Объективным выражением этой научной атмосферы была потребность создания новой психологии,- суть то , что позволило трем программам ее построения не только одновременно и независимо появиться на свет, но и сразу получить широкое признание. Вместе с объективными предпосылками содержащими (языком Ярошевского), в категориальной форме накопленный психологией эмпирический материал, потребность создания новой психологии стала той точкой НЕПРЕРЫВНОСТИ, из которой исходили Вундт, Брентано и Сеченов. Но, исходя из общих предпосылок и потребностей, как в психологии Вундт, Брентано и Сеченов, вследствие своей разной дискретности, вследствии своего разного «местоположения» в мыслительной непрерывности объективных посылок и потребностей, как в психологии, так и В ОБЩЕСТВЕ, по-разному, прервали эту непрерывность- двое: посредством, соответственно декартовской и аристотелевской концепцией организма (души, психики), третий – посредством Дарвина.
Налимов В,В, прямо писал: «...парадигма есть некое интеллектуальное ПОЛЕ- размытое поле аксиом, определяющих что есть научное (читай: объективное- прим. мое) в науке» (Налимов. 1978. С.45). БЕЗ определенной непрерывности смысла, мышления, так называемой «научной атмосферы», в которой «витают» те, или иные идеи, феномен независимости открытий одного и того же, в разных местах одновременно НЕ ОБЪЯСНИТЬ.
Безусловно, материальная культура играет большую роль в формировании тех или иных идей, мыслей, но не способна объяснить ВСЕГО, например, отсутствия колеса, у высокоразвитых исторических цивилизаций Южной и Центральной Америки и т.д.
Непрерывность мышления, как объекта, выявлена не только в науке, но и в обыденном МАССОВОМ сознании (см. напр., Грушин. 1987), и, даже такого мышления, которое существует вопреки насаждаемым средствами массовой информации стереотипам мышления, поведения. Итак, на мой взгляд, я довольно убедительно показал необходимость и реальность существования объекта мышления, как непрерывного, а субъекта мышления- как дискретного бытия.
Данная интерпретация субъекта и объекта имеет, в отличие от предыдущих такие достоинства, как:
а) раскрытие СВЯЗИ субъект-объекта с бытием, через их существенное свойство быть ОТНОСИТЕЛЬНЫМИ;
б) содержит в своем определении такие традиционные черты субъект-объекта, как единичность- общность, индивидуальность- универсальность, одновременно подчеркивая относительность этих характеристик субъект-объекта, ибо, например, субъект суть, как дискретное (т.е. лишенное качества деление) и единичное (одно) и общее (содержащее в себе, как в относительной определенности, общее).
Далее. Если взять за основу характеристику субъект-объекта, как неких видов дискретного и непрерывного бытия, то мы можем различить онтологичное существование определенности и изменения в неразумной природе. Самый элементарный пример: волны на поверхности моря. Существующие каждая, как нечто одно, они прерывают непрерывность морской глади, ПРЕБЫВАЯ в этой непрерывности, питаясь этой непрерывностью. Пример, что и говорить, хорош, только вряд ли он кого-нибудь убедит.
Ну, что ж... Копнем глубже, проникнем в «дебри» науки. Вспомним, в качестве единения понятий морской волны, человека и строгой науки, слова Карла Усена, с какими он вручил де Бройлю нобелевскую премию «Одна поэма, хорошо известная каждому шведу, начинается словами: «Моя жизнь- волна!». Предпочти он это выражение, в его словах содержалось бы предчувствие глубочайшего понимания природы материи, ставшего доступным человеку ныне...» (Цит. По Данин. 1981. С.112). Возьмем систему «атом- электромагнитное поле». Известно, что каждый ВИД атомов имеет свою индивидуальность излучения, свой СПЕКТР, СВОЮ СПЕКТРАЛЬНУЮ СЕРИЮ, КОТОРАЯ, ПО СВОЕЙ ПРИРОДЕ дискретна. ДИСКРЕТНОСТЬ ИЗЛУЧЕНИЯ атома, однако, во-первых, не есть ПОЛНЫМ отрицанием его непрерывности и определяется как УСИЛЕНИЕ (а не ОТРИЦАНИЕ) УЗКИХ участков НЕПРЕРЫВНОГО спектра интенсивности излучения, во-вторых, в плазме, которой свойственны КОЛЛЕКТИВНЫЕ (т.е. самоорганизующиеся, самосогласованные) процессы, благодаря эффекту Доплера и, особенно эффекту Штарка, происходит не только РАСЩЕПЛЕНИЕ (т.е. УМНОЖЕНИЕ) спектральных линий того или иного атома (иона) в плазме), не только их некоторое СМЕЩЕНИЕ (СДВИГ В СПЕКТРЕ), ПОД ВОЗДЕЙСТВИЕМ ИНДУЦИРОВАННОГО в коллективных процессах электрического поля плазмы, но и УШИРЕНИЕ этих линий до степени их ПЛОХОЙ РАЗЛИЧИМОСТИ на фоне непрерывного спектра (в частности, в космосе, в спектрах туманностей, содержащих ионизированный водород. Т.е., таким образом, в самоорганизующейся плазме «атом-ион-излучение», налицо явление моего толкования дискретности составляющих эту систему элементов и ее перехода в непрерывность.
С другой стороны, для тех же плазменных самоорганизующихся систем при определенных условиях, наблюдающихся, в частности в космических туманностях Н II, существует и обратный процесс превращения непрерывного спектра их излучения в дискретный (образование космических мазеров). Таким образом, поскольку причинность существования туманностей Н II, находиться в них самих, и особенно потому, что эта причинность суть САМООРГАНИЗАЦИЯ элементов, их составляющих, т.е. такая причинность, которая не только ПРОДУЦИРУЕТ свое существование, как ряд необходимых следствий ее существования, но и существование той причинности, которая ее саму продуцирует- другими словами, потому, что мы условились называть БЫТИЕМ, содержанием которого являются ДИСКРЕТНЫЕ частицы (АТОМЫ, ИОНЫ, ЭЛЕКТРОНЫ), и непрерывные коллективные процессы последних, выделяющие их из внешнего мира, как ОДНО- нет никаких причин, которые нам бы помешали сами туманности Н II отождествить с понятием ОБЪЕКТА, а их элементы с понятием СУБЪЕКТА ПРИРОДЫ.
Два других примера, приведенных мной далее, в принципиально РАЗНЫХ материальных системах СХОЖИ, из-за характерного для них АВТОКАТАЛИЗА. Так, рассмотрим углерод-азотный цикл в ядрах звезд, где атомные ядра углерода играют роль катализатора превращения протонов в ядра гелия, а атомные ядра азота- роль автокатализатора. Вполне естественно рассматривать недра звезд, как имеющие причину своего существования в самих себе. И этой причиной, по которой звезды есть звезды, а не иные тела является регулируемые термоядерные реакции синтеза элементов. В частности, для углерод-азотного цикла, это можно интерпретировать и так- непрерывность превращений:


Суть не только причинность существования звезды, т.е.- собственная причинность, но и ПРОДУЦИРОВАНИЕ самое себя (N, C) в водородной среде, т.е. БЫТИЕ на ядерном уровне организации материи, когда ДИСКРЕТНОСТЬ ядер атомов образует непрерывность, ПЕРЕХОД из одного в другое, ИНИЦИИРУЯ при этом САМ переход.
Тот же принцип автокатализа мы встречаем и в химии, на молекулярном уровне, когда промежуточные продукты инициируют саму реакцию, в которой они возникают. Только здесь не изменятся сами атомы, изменяются молекулы, и, что самое важное- ВАЛЕНТНОСТИ атомов из которых они состоят, их степени окисления, являющиеся ВЫРАЖЕНИЕМ на химическом уровне ДИСКРЕТНОСТИ субъектов химического взаимодействия. В свою очередь, валентность томов имеет много общего с дискретностью СПЕКТРА. Она не только может ИЗМЕНЯТЬСЯ в течение реакции, но и, формально, БЫТЬ ДРОБНОЙ (напр. кластерные соединения). Сам процесс химической реакции обуславливается трансформацией атомных орбиталей в МОЛЕКУЛЯРНЫЕ ПУТЕМ гибридизации (Т.Е. «СМЕШЕНИЯ» форм и энергий внешних электронов разных энергетических подуровней атомов. Собственно, каждая химическая связь одного атома с разными другими атомами и частями молекул УНИКАЛЬНА и, в то же время, не неподвижна, изменчива в рамках сваей дискретности. Современная теория активированных комплексов прямо содержит в себе понятие непрерывности изменения связей реагирующих веществ с образованием новых. Но это не значит, что, например, радикально-ионный механизм реакции отрицает химическое бытие. Дело не в том, чтобы соблюдалась ФИЗИЧЕСКАЯ непрерывность преобразования. Дело в том, чтобы соблюдалась непрерывность возникновения собственного существования из собственного существования, как это, например, наблюдается в живой природе: растения из растений, животные- из животных, птицы- из птиц и т.д. В пределах одного вида, будь его особи эгоистичны, полностью лишены инстинкта стадности (как, например, паучиха, убивающая паука), сохраняется, благодаря размножению, конкуренции и т.д., его самовоспроизведение, рождение этих особей из самих себя.
Это вынужденное взаимодействие порождает собой ОБЪЕКТ: причинность своего существования в другом, СЕБЕ ПОДОБНОМ. Дискретность особей данного генофонда, совокупности их свойств, строения, характерных признаков и т.д. не только заложена в генах («атомах» живого), но, и в воспроизведении этих особенностей в морфологии живого существа. Открытие Менделя, а потом, и переоткрытие этого открытия: существование доминантных и рецессивных генов, положило начало понимания не только дискретности свойств живого, но и их непрерывности: частичная доминантность, гибридизация, кроссинговер, обратная связь работы генома и т.д. – все это высвечивает ПЕРЕХОД дискретности генов в непрерывность генома вида.
Все это, включая ряды Вавилова Н.И.- сопоставимые со спектром атомов и «древом жизни» П.Т. де Шардена с ТОЖДЕСТВЕННОЙ дифференциацией филы, свидетельствующей как о дискретности биота, так и о его взаимозаменяемости частей (Ср: часть плацентарного биота до третичного периода вследствие изоляции в Австралии породила подбиот сумчатых, В Южной Америке, изолированной несколько позже, уже в третичном периоде часть биота плацентарных породила целый биот в уменьшенном виде: своих псевдохоботных, своих псевдогрызунов, своих псевдолошадей, своих псевдообезьян и т.д.). Что это иное, если не проявление БИОЛОГИЧЕСКОГО БЫТИЯ с биологическими субъектами (особями, видами...) и с биологическими объектами (видами, родами, биоценозами и т.д., вплоть до биосферы)?
Итак, из моего понимания субъект-объекта не только следует, но и НАЛИЧЕСТВУЕТ в действительности субъект-объектное бытие в неразумной природе. Но, достаточно ли будет характеризовать субъект и объект, как ТОЛЬКО дискретное и непрерывное бытие? Ведь, по сути, ВЫДЕЛЯЯСЬ из непрерывного, дискретное есть ЧАСТЬЮ непрерывного, а непрерывное, состоя из дискретного (дифференцируясь постоянно в себе) не есть ЧИСТАЯ безграничность. Другими словами, любой субъект суть, одновременно и объект, а объект –суть ОБОБЩЕНИЕ различной, в том числе, и исторически выверенной различно явленной относительности субъект-объекта. Недаром, по-прежнему, нельзя определиться, положим, в отношении вида животных- что он есть: субъект или объект? По отношению к отдельным особям этого вида, их популяциям- вид, суть объект. По отношению к РОДУ, СООБЩЕСТВУ животных того или иного климатического региона, биоценоза- вид- это субъект. Так что есть вид? Обязательно ли для определения субъект-объекта выходить ЗА ГРАНИЦЫ бытия, чтобы обнаружить их определенность как именно субъекта и объекта? В споре двух человек одинаково ли их можно назвать субъектами?- Может один из них, действительно, суть субъект, а другой, если не объект, если не выражение объекта в споре, то субъект, в котором объективного НАМНОГО больше, и потому брошенный ему упрек в субъективности его мышления будет несправедлив?.. Вполне естественно, что, поскольку я определил субъект-объект одинаковыми в своем существовании (одинаковыми по сущности и явлению своей сущности, одинаковыми по основанию своего существования, как порождающими свое существование своим существованием) -(Хайдеггер- отдыхает)- поскольку их главной чертой является ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ бытия, то, вполне логично предположить их различие (причем- действительное, а не относительное, мнимое) в ОТНОШЕНИИ друг к другу а так, как бытие есть ТОЛЬКО субъект и объект, их противоположение должно выявляться НЕ к чему-то ТРЕТЬЕМУ, а к друг другу, что, кстати, методологически следует из понятия диалектического противоположения.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

ГЛАВА 6. ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ БЫТИЯ.

Попытки определения субъект – объекта через единичное и общее, индивидуальность и универсальность, элементарность и сложность (системность) – можно добавить – возможность и необходимость (есть такая попытка у Шеллинга в связи с анализом им философских понятий Декарта и Спинозы), с моей точки зрения имеют тот общий недостаток, что они не определяют однозначно ОТЛИЧИЕ одного от другого. В своём существовании субъект – объект могут выступать то как единичное, то как общее, то как индивидуальное, то как универсальное и т.д. В связи с этим возникает идея, что характерным для существования их обоих является ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ (в чём-то «перекликается с Хайдеггеровским бытием, как «присутствием»). Приняв одно из двух возможных определений для субъекта, мы можем принять противоположное для объекта, и наоборот. В таких системах координат БЫТИЕ субъект – объекта будет ИСТИННЫМ, как показывают философские системы субъективного и объективного идеализма.
Но будет ли таковое бытие ПОЛНЫМ, если истинно и то и другое, противоположные друг другу? Будут ли они истинны до своего ЛОГИЧЕСКОГО конца? Не лучше ли принять за абсолютность истины её относительность? Т.е., не лучше ли принять в качестве исходного понимание субъект-объекта, как бытия, в качестве ОТНОСИТЕЛЬНО сущих? Другими словами, поскольку субъект существует как субъект, ТОЛЬКО поскольку есть объект его существования, а объект существует как объект, если его продуцируют субъекты, то мерой существования каждого из них будет противоположное (мерой существования объекта - субъект, и наоборот), а сама мера будет зависеть от противоположного, что, собственно, и есть относительность.
Неоформленность, ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ суть постоянный момент в философском традиционном понимании бытия. Так Н. Кузанский писал: «Ведь всякая форма, привходя в материю, дает ей бытие и имя…Но поскольку все формы, не существующие в отвлеченном виде…в собственном смысле не создают бытия, но это последнее возникает только благодаря их соединению с материей, постольку необходимо, чтобы существовала форма, полностью отвлеченная и осуществленная в себе без какого бы ни было недочета, дающая материи возможность быть, привходящей в неё форме- действительность, а связи их обеих- вечное существование» (Кузанский. 1980.Т.2. с.174, 175).
Гегель писал: « Бытие, например, понимают, как пребывающую во всех изменениях, допускающую бесконечное количество определений, материю… Но все такие дальнейшие и более конкретные определения уже не оставляют бытие чистым бытием, таковым, каково оно непосредственно есть вначале. Лишь в этой чистой неопределенности и благодаря ей оно есть ничто, невыразимое, отличие бытия от ничто есть одно лишь мнение» (Гегель.1974.Т.1. С.220). (Ср.: «Все, друг мой, что мы называем в вещах реальным, таково только благодаря своему участию в абсолютной сущности, но ни одно из этих отражений не представляет её в полной неразличенности, кроме одного, в котором все достигает такого же единства мышления и бытия, как в абсолюте,- кроме разума; познавая самого себя, полагая всеобще, абсолютно ту неразличенность, которая в нем есть, как материю и форму всех вещей, он единственный непосредственно познает все божественное» (говорит Бруно) (Шеллинг. 187. Т.1. С.561,562).
Бытие в таком предполагаемом мной виде есть ничто иное, как НЕЧТО ОТНОСИТЕЛЬНОЕ, где нечто- есть СУЩЕЕ («То, что есть»), ибо, безусловно, то, что есть- существует, но само существование без нечто БЕССМЫСЛЕННО. Существует всегда НЕЧТО и существует лишь тогда, когда ему самому (и в нем самом) дано собственное существование, наравне, или в отношении с другими существованиями (или существованиями ДРУГИХ), что, собственно и есть БЫТИЕМ. При этом вполне естественно добавлять: бытием ВЕЩИ, что сближает понятия бытия и существования, но между ними есть существенное различие, ибо говоря: бытие вещи, мы тем самым, НЕ РАЗДЕЛЯЕМ бытие и вещь, как свойственно разделять вещь и ее существование, а ограничиваем бытие, вещь, как ОПРЕДЕЛЕННОЕ нечто, свойственное именно этой вещи, или вещи ВООБЩЕ, в отличии ее, скажем, от мышления. Причем, в бытие своем, вещь или человек как бы становятся центром собственного мира существования, где отсутствует ЧЕТКАЯ ГРАНИЦА между внешним и внутренним (говоря языком Гегеля: «...бытие есть вообще нерефлектированная непосредственность и переход в другое» (Гегель. 1974. Т.1. С.313).
Итак, бытие есть относительное сущее. Субъект и объект, как нечто, имеющие свою причину существования в себе самих, также совместно есть сущим. (Ср.: «Возникает естественное желание возвыситься до того, чему может быть присуще не только ОПРЕДЕЛЕННОЕ бытие, а бытие ВООБЩЕ cujus actus est existere [действие которой есть существование]. Это только всеобщий, абсолютный субъект бытия, который мы [415] называем само сущее» (Шеллинг. 1987. Т.2. С.415,416)), существующим ВНЕШНЕ друг к другу одинаково определенным образом, например, как мыслящие (ибо объект и субъект- одинаково суть- индивидуальное и общественное сознание), но существующим ОДНОВРЕМЕННО И НЕОПРЕДЕЛЕННО В СОВМЕСТНОМ сознании (настолько, неопределенном, что для того, чтобы понять, является ли мысль МОЕЙ, а не чужой, и, НАСКОЛЬНО моей, необходимо совершить ВНУТРЕННЕЕ действие- рефлексию), способные изменяться в своем существовании, переходить одно в другое, и т.д. Вполне естественно, что понятие, выражающее некую вещь, имеющую причинности своего существования – как собственную, так и ДРУГОГО- в самой себе, вещь, которая РЕАЛЬНО существует лишь постольку, поскольку в ней существуют обе причинности, порождающие друг друга, суть САМООПРЕДЕЛЯЮЩЕЕСЯ понятие, отражающее самоопределяющуюся вещь. А поскольку и то, и другое- суть самоопределяющиеся- они необходимо должны быть определенными конкретно, в каждый момент времени, но определенными по существу (когда конкретность их определений выноситься за скобки смысла). И.е. бытие, как в понятии, так и в действительности, которую это понятие призвано отражать, НЕОБХОДИМО должны быть неопределенным и в то же время- САМООПРЕДЕЛЯЮЩИМСЯ, а потому и ОТНОСИТЕЛЬНЫМ, мерой которому служит оно само. Именно исходя из данного позиционирования, можно утверждать, например, что критика Лукачем Д., с марксистских позиций гегелевского бытия, как ОБЪЕКТИВНО неопределенного (См. Лукач. 1991. С.160-161), неубедительна: «Он (т.е. Маркс) говорил: «...причем, вовсе не случайно или непродуманно- о предметности, а не просто о бытии, то есть о том, что бытие, как исходный пункт содержит уе все определения своего бытия, они не «развиваются» постепенно из абстрактного понятия его, но a limine принадлежат бытию самого бытия. Поэтому Маркс, обобщая, мог сказать: «Непредметное существо есть невозможное, нелепое существо» (Маркс, Энгельс. Т.42. С.163)».
Подобное утверждение близко к мировоззрению номиналистов и противоречит теории эволюции природы, мышления и общества (конкретно, в биологии, в частности доктрине неспециализированного предка (Э.Копа), от которого, по этой теории, отпочковывается на филогенетическом дереве весьма разлапистая ветвь. Существуя некогда АКТУАЛЬНО, этот предок (например, для амфибий- лабиринтодонт НЕ ИМЕЛ тех УСТОЙЧИВЫХ определенностей (и даже некоторых- не имел- ВООБЩЕ), свойственных позже другим группам земноводных. Во времена оные он был просто амфибией, ПОТЕНЦИАЛЬНО вмещающей в себя все будущие определенности, которые лишь впоследствии, в процессе развития приобрели субстанциональный статус. Объединяя же в ПОНЯТИИ, «амфибия» ВСЕХ земноводных, АБСТРАГИРУЯСЬ от частностей, мы, в мышлении только мысленно повторяем «наоборот» тот эволюционный путь, который проделали амфибии в действительности, что, кстати, сам К. Маркс и делает, выясняя в своем «Капитале» СУЩНОСТЬ прибавочной стоимости, прослеживая исторический путь оной к простейшему производству. Стоит отметить, что бытие самоопределяется не только В СЕБЕ, НО И САМО, ибо те же первые земноводные ВООБЩЕ, не суть современные земноводные. Современный капитализм- не капитализм времен К. Маркса, и т.д.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

ГЛАВА У. ОТНОШЕНИЕ ПОНЯТИЙ СУБЪЕКТ-ОБЪЕКТА К ПОНЯТИЯМ ЭЛЕМЕНТ- СИСТЕМА.

Я выделил данную тему из предыдущей потому, что здесь я буду говорить, в основном, о настоящем использовании понятий элемент – система. Важной ступенью в понимании субъекта является понятие делимости. Косвенно понимание субъекта, как некоемого НЕДЕЛИМОГО содержится в понимании субъекта, как единичного, ибо единица – не только целое, но и НАЧАЛО ряда, гегелевская « основа, содержащая в самом себе род и вид».
Более непосредственным свойство субъекта быть неделимым фигурирует в философских системах, где субъект связывается с понятием индивидуальности. Казалось, в наш век, когда был разделён а-том («неделимый»), за атомом – разделено его ядро и очередь дошла до деления ЭЛЕМЕНТАРНЫХ частиц, говорить о неделимости материи – было бы воистину глупо. Безусловно, материя ВООБЩЕ делима до бесконечности. Проблема деления материи волновала уже первых натурфилософов. Необходимость бесконечности деления материи и необходимость её конечности со всем драматизмом рассудочного противоречия была обнажена элеатами. Демокрит и Эпикур, уступая логике бытия, вынуждены были задуматься над тем, что же стоит за атомом? И великое «прозрение» о том, что «электрон также неисчерпаем, как атом», по сути, лишь конкретизация одной из великих спекулятивных идей натурфилософии для данного времени научных изысканий, для данного уровня знаний.
Но также безусловно и то, что любое конечное, как ЦЕЛОЕ, а потому, КАЧЕСТВЕННО отличное от частей, его составляющих, суть ПРЕДЕЛ, деления, за которым уже нет целостности, нет качества целого (например, при делении клетки на её составляющие, исчезает признак, позволяющий относить различные рибосомы, митохондрии, мембраны и пр. к живому. Шеллинг в своё время писал: «Следовательно, материя упомянутого продукта может быть нерушимой лишь постольку, поскольку она совершенно неделима, НЕ КАК материя вообще (ибо постольку она должна бы делимой), но как материя этого ОПРЕДЕЛЁННОГО продукта… Она должна быть делима, и делима, как каждая материя, бесконечно, неделима, как эта определённая материя, также бесконечно, т.е. так, что посредством бесконечного деления в ней не окажется ни одной части, которая не представляла бы целое, не отражала бы целого» (Шеллинг. Т.1. 1987. С.140). Фактически, процесс деления затрагивает как качественную, так и количественную стороны существования вещи. Когда говорят о количественном делении вещи, то подразумевают под кнечностью её деления наименьший носитель качества определённого конечного, который принято именовать элементом (Ср.: «Элемент… обычно представляется интуитивно ясным…-имеется ввиду минимальный компонент системы или же максимальный предел её расчленения…» (Блауберг, Юдин. 1973. Гл. У.§5). В общем-то, ЛЮБАЯ вещь при разрушении её на её составляющие, ТЕРЯЕТ своё качество, т.е. при расчленении вещи, сама вещь РЕАЛЬНО исчезает из действительности, а, вместе с ней, и её КАЧЕСТВО.
Поэтому элементы вещи, по идее, уже не могут обладать качеством этой вещи. Тем не менее, её части сами по себе должны обладать неким свойством, благодаря которому они могут объединиться в одно целое и, тем самым, образовать новое качество, охватывающее собою все части целого.
Таким образом легко заключить, что элементы – это носители некоего свойства, позволяющего им объединиться в одно целое и воспринять в себя новое качество целого.
В системном подходе таким свойством служит ФУНКЦИЯ элементов, составляющих целое (Ср.; Поскольку элемент выступает как своеобразный предел возможного в данном членении объекта, СОБСТВЕННОЕ его СТРОЕНИЕ (или состав) обычно не принимаются во внимание в характеристике системы…
В общем случае элемент не может быть описан вне его функциональных характеристик, - с точки зрения системы важно не то, каков субстрат элемента, а то, что делает, чему служит элемент в рамках целого. В системе…элемент и определяется, прежде всего, по его ФУНКЦИИ: как минимальная единица, способная к относительно самостоятельному осуществлению определённой функции» (Блауберг, Юдин. Там же).
Функция, как ВНЕШНЕЕ проявление отношения зависимости (взаимозависимости) между вещью и её частями, по существу, есть выражение СОВПАДЕНИЯ собственных причинностей целого и части в определённых областях их существования и СВЯЗИ их друг с другом, являющейся через их взаимозависимость. Действительно. Элемент системы – это нечто, имеющее своё назначение в области существования системы, т.е. нечто, участвующее в существовании системы определённым образом и, своим участием дающее взможность существовать самой системе.
С другой стороны, элемент – не есть сама система. Он есть нечто, имеющее такое свойство, которое НЕОБХОДИМО системе для её существования, т.е. он имеет свойство, ПРОИСТЕКАЮЩЕЕ из природы самого элемента, посредством которого сам элемент ВКЛЮЧЁН в систему, как её ЧАСТЬ. Другими словами, НАЗНАЧЕНИЕ (смысл) элемента СОВПАДАЕТ с его свойством, а СВЯЗЬ между элементом и системой позволяет системе УПРАВЛЯТЬ свойством элемента. Именно в этом сущность функции элемент- система, как ОТНОШЕНИЯ между двумя нечто, отношения, определяющего эти нечто, как элемент и систему. Но такого определения явно недостаточно, как справедливо замечают Блауберг и Юдин, Ведь вполне естественно, что: «С такой функциональной характеристикой (элемента) связывают представление об АКТИВНОСТИ элемента в системе»,- и это – естественно, ибо назначение элемента суть ВЫПОЛНЕНИЕ им определённой функции в существовании системы, т.е. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ самого элемента в системе, как относительно самостоятельной единицы, притом этой активности нередко придаётся решающее значение. Однако это порождает парадоксальную ситуацию: ОБЪЯСНЕНИЕ активности предполагает ПОИСК какого-то её источника ВНУТРИ элемента, а это значит, что мы должны отказаться от представлений об элементарности элемента» (Блауберг. Юдин. Там же.).
Т.е. указанные авторывполне отчётливо подчёркивают ВНЕШНЮЮ сторону некоего неделимого, участвующего НЕПОСРЕДСТВЕННО в образовании и существовании системы, причины активности которого в существовании данной системы при определении элемента через функцию, остаются «по ту сторону» системной реальности. Таким образом, современное понятие элемента, как бы, РАЗДЕЛЯЕТ его на две стороны: внешнюю и внутреннюю без объяснения и обоснования их единства, и, тем самым, омертвляет элемент, оставляя за ним одну лишь МЕХАНИЧЕСКУЮ функциональность, тогда как действительность, как и логика (тех же Блауберга и Юдина) подтверждает как гегелевскую мысль (…единичность, субъект есть понятие, положенное как ТОТАЛЬНОСТЬ» (Гегель. 1974. Т.1. С. 345) – т.е. понятие, отметающее в себе всякое ограничение своего проявления в виде функциональности), так и мысль Шеллинга о том, что элементы, « несмотря на то, что таково представление обычной физики (а в настоящее время – свойственное и для «онаучненной» МЛФ – прим. – моё),- не части, а сущность самой материи» (Шеллинг. 1987. Т.1. С.140). Ср. из МЛФ: «Понятие «часть», таким образом, является более общим, чем понятие «элемент», оно применимо к элементам, образующим вещь (все они являются её частями), к их отдельным связям и даже ко всей их совокупности, т.е. к структуре» (Аверьянов. Базалин. 1983. С 219). Элемент, как СУЩНОСТЬ, имеющая причинность в себе, как ТОТАЛЬНОСТЬ явлений этой сущности, НЕ МОЖЕТ БЫТЬ МЕНЬШИМ части, как функции. Само по себе понятие элемента указывает на САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ его существования, тогда как понятие части- НА ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ существования «нечто» существованию другого «нечто». Элемент, сам по себе, может быть частью многих систем и, в то же время, существовать сам по себе. Часть же, по своему определению, ВСЕГДА должна ВХОДИТЬ в систему, чтобы именоваться ЧАСТЬЮ той или иной системы.
С другой стороны, элемент, хоть и является, по существу, относительно самостоятельной сущностью, НЕ ЕСТЬ всегда СУБЪЕКТОМ, ибо субъект, как элемент, суть «тотальность» КАК включённости СУЩНОСТИ ЭЛЕМЕНТА В ОБЪЕКТ, ТАК И ЕЁ проявления В ОБЪЕКТЕ. «Так, например, система «камень- человек» (человек с камнем в руке) – суть действительно система, в которой человек и камень суть не только элементы, но и РАЗЛИЧНЫЕ сущности. Но они НЕ ЕСТЬ СУБЪЕКТАМИ по отношению друг к другу, ибо они не имеют тождественных сущностей, хотя между ними и существует СВЯЗЬ. Другое дело – два человека, два животных, две молекулы, СВЯЗАННЫЕ между собой социальным, биологическим или химическим процессом и т.д.
Возьмём, к примеру, мир живого, основа которого – его ЭЛЕМЕНТ – клетка, которая, одновременно является и субъектом – элементом живого мира. Она суть САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ единица живого мира среди простейших (одноклеточных) организмов, она же суть элемент – часть многоклеточного организма, но часть особая, часть, в которой содержится ВСЯ сущность многоклеточного организма. Клетки простейших многоклеточных способны МЕНЯТЬ свою специализацию, как происходит, например, с клетками разрезанной на 300 частей планарии, часть (клетка) всем известной гидры оказывается равной целому (самой гидре). С более продвинутыми в эволюционном развитии животными проблема сложнее, но и тогда в процессе ОНТОГЕНЕЗА сложный организм начинает развиваться из ОДНОЙ клетки и КАЖДАЯ клетка этого организма имеет в себе ПОЛНУЮ генетическую информацию о нём. При повреждениях тех или иных тканей известны процессы регенерации или КОМПЕНСАЦИИ (когда из-за невозможности восстановления функции того или иного органа, его функции частично или даже полностью берут на себя КЛЕТКИ других органов), которые также свидетельствуют об универсальной способности клетки исполнять ЛЮБЫЕ функции, свойственные клеткам данного организма, вплоть до пока что, гипотетичного КЛОНИРОВАНИЯ высших животных. Н. Кузанский в своё время писал: «УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ элементов восходит к самым узким видам…а наиболее узкий, составленный из элементов нисходит к универсальнейшим элементам, без которых он несамостоятелен, как актуальность к потенции» (Кузанский. 1980. Т.1., С. 235).
Химические элементы (т.е. атомы, хотя такое отождествление двух понятий я не разделяю) проявляют РАЗЛИЧНЫЕ свойства (Ср.: «…Из теории химического строения вытекает, что химическое поведение атома меняется в зависимости от того, в какой системе взаимодействий он находится… Диалектическое единство устойчивости и изменчивости атомов обеспечивает многообразие конкретных проявлений химической формы материи на атомном уровне, раскрывает НЕИСЧЕРПАЕМОСТЬ атома в химическом ФУНКЦИОНИРОВАНИИ атомных частиц в тех или иных конкретных условиях» (Федина. Лен. 1989. С. 42, 48). И в то же время широко известно САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ существование атома ВНЕ тех или иных ХИМИЧЕСКИХ систем.
Об универсальности человека, как элемента общества, написано более, чем достаточно, как и об универсальности (взаимопревращениях) элементарных частиц.
Универсальность элемента не понять через понятие наименьшей ЧАСТИ системы, как и его самостоятельность. Но и сам элемент как субъект, не понять через идущее из натурфилософии (оно уже есть у Аристотеля) понятие элемента, как сущности материи (точнее, сущности того или иного ОПРЕДЕЛЁННОГО вида материи. И в то же время:
А) элемент не есть всегда субъект, ибо сущность элемента суть не всегда слвпадает с сущностью системы, объекта:
Б) субъект не есть всегда элемент, ибо сущность субъекта выражает сущность всей системы, для которой он суть субъект, а значит, сам субъект бесконечно ДЕЛИМ в рамках объекта, делим не в смысле способа существования, а в смысле ЯВЛЕНИЯ своей КОНКРЕТНОЙ сущности, проявления своей конкретной активности, ОПРЕДЕЛЯЕМОЙ объектом (системой), т.е. делим по своей определённости, по ПРИВХОДЯЩЕМУ признаку, по своим приобретаемым и теряемым свойствам.
В общем-то само понятие элементарности субъекта и системности, сложности объекта относительно. Да. Субъект элементарен, как причинность своего собственного существования, как собственная причинность существования данного субъекта. Но субъект бесконечно сложен, ибо собственную причинность его существования формирует объект, ибо в самом субъекте содержится объект, содержится иная, но качественно схожая причинность, которую он, в свою очередь, продуцирует вовне в форме субъективной активности.
Также и объект. Он сложен, вмещая в себя причинности множества субъектов, состоя из причинностей этих субъектов, но он и элементарен как ПРИЧИННОСТЬ, формирующая каждую ЭЛЕМЕНТАРНУЮ индивидуальную причинность субъекта, выступающая как результат своей деятельности, ЕДИНИЦЕЙ вмещающей или МОГУЩЕЙ вместить его в себя целиком.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

ГЛАВА IУ. ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПРОТИВОПОЛОЖЕНИЯ СУБЪЕКТ-ОБЪЕКТА. ИХ КРИ

Субъект, как было ранее сказано, исторически понимался как ПОДЛЕЖАЩЕЕ, ЕДИНИЧНОЕ. Но, с развитием диалектической логики выяснилось, что единичное не только предполагает собой множественность, но и само есть общее. Ф. Шеллинг писал: «В высказывании мы говорим о нём (т.е. о субъекте) – он то или это, например, человек здоров или болен», «вещь тёмная или светлая», однако что такое субъект, прежде чем мы это высказали? Очевидно, то, что, только может быть этим, например, здоровым или больным; итак, всеобщее понятие субъекта – это ЧИСТОЕ МНОЖЕСТВОВАНИЕ» (Шеллинг. 1987. Т.2. С. 200 – 201). Гегель, определяя субъект, писал: «Точно также ЕДИНИЧНОЕ есть единичное в том числе, что оно есть субъект, основа, содержащая в самом себе род и вид, само есть субстанциональное…1) субъект, единичное как единичное (в сингулярном суждении) есть нечто всеобщее; 2) в этом отношении он поднимается над своей единичностью. Это расширение есть ВНЕШНЕЕ расширение, субъективная РЕФЛЕКСИЯ, сначала неопределённая особенность (…оно отчасти соотносится с собой, отчасти с другим). 3) Некоторые суть всеобщее; таким образом, особенность расширена до всеобщности, или, иначе говоря, всеобщность, определённая ЕДИНИЧНОСТЬЮ субъекта, есть СОВОКУПНОСТЬ ВСЕХ…» (Гегель. 1974. С. 384, 360).
Далее, определяя субъект, он же (Гегель) пишет: « Эта реализация понятия, в которой всеобщее есть эта единая, ушедщая НАЗАД В СЕБЯ ТОТАЛЬНОСТЬ, чьи различные члены суть ТАКЖЕ ЭТА ТОТАЛЬНОСТЬ, и которая через снятие опосредствования определила себя как непосредственное единство, - эта реализация понятия есть ОБЪЕКТ» (Гегель. 1974. Т.1. С. 379).
В отношении субъект-объекта однако недостаточна диалектика противоположений единичного и общего. Действительно, субъект, взятый в своей дефиниции единичного, предполагает собой множественность иных субъектов, имеющих СВОИ причины существования, которые ОГРАНИЧИВАЮТ выбранную нами причину как нечто единичное. Единичность же ограниченного субъекта, причинность, ВОЗВРАЩАЮСЯЯСЯ К СЕБЕ ВСЛЕДСТВИЕ ЭТОГО ОГРАНИЧЕНИЯ, уже суть не множественность отдельных субъектов, а единая… «тотальность», определяющая субъект как субъект, и, в то же время, как единичное, с одной стороны. С другой стороны единичность субъекта суть в своём ТОТАЛЬНОМ участии ограничения, есть возвращённая к себе причинность и суть отражение внешней тотальности, внешнего единства, всеобщего участия, и потому суть ОБЪЕКТ. Т.е. любое субъективное действие, любая субъективная мысль, как РЕАЛИЗАЦИЯ собственной причинности, ПРЕТЕРПЕВАЯ ВО ВНЕШНИХ причинностях субъектов, возвращается к субъекту в форме ВСЕОБЩЕГО основания этой реализации, тем самым, возвышая субъект до объекта.
Всё это так. Говоря единичное, мы подразумеваем существование многих, ограничивающих единичное. Кладя границы единичному многими, мы, тем самым, это единичное и эти многие заключаем в понятие всеобщего, в котором единичное, как ограниченное ВСЕЙ совокупностьюсуть само выражение этой всеобщности и потому оно, единичное, и есть всеобщее.
Всё это – так. Но субъект, приобретая черты всеобщего, или, наоборот, РАСПРОСТРАНЯЯ вокруг себя свою причинность, становящуюся причинностью иных сознаний, как их объект, и, тем самым, обращая свою субъективность из единичного во всеобщее, остаётся, тем не менее, субъектом, независимо оттого, единичное он или всеобщее.
Также и объект, независимо оттого, есть ли он для субъекта единичное или всеобщее МНОЖЕСТВА субъектов, суть для собственной причинности сознания данного субъекта всегда объект. Всё это свидетельствует о РЕЛЯТИВНОСТИ, невозможности определения субъект-объекта через понятия единичного и всеобщего (так, единичное миросозерцание, миропонимание таких личностей как Маркс, Энгельс, Ленин, стало миропониманием ВСЕГО советского общества; черты характера (подозрительность, нетерпимость) и понимание классиков марксизма-ленинизма Сталиным, опять-таки стали чертами и пониманием всего советского общества в своём подавляющем большинстве; и даже «развитый» под влиянием ОДНОЙ личности зазвучало, как «развитой». Поневоле вспоминается одно из определений государства в философии, данное Т. Гоббсом: «…государство есть ЕДИНОЕ ЛИЦО, ответственным за действия которого сделало себя путём взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем, чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как СОЧТЁТ необходимым для их мира и общей защиты» (Гоббс. 1964. С. 197), или ещё проще: изречение Людовика ХУI: «Государство – это я!».
Оставаясь в рамках противоположности единичное – общее, субъект-объект отождествляются с формальными субъект – предикат, как неизменно данными, оторванными друг от друга, лишёнными не относительно, но абсолютно различной по своей принадлежности собственной причинности.
Более ёмкими, содержательными в последнем смысле являются понятия индивидуальности и универсальности (тотальности), через которые были попытки определить субъект- объект. Логика понятий вполне естественно ведёт мышление от противоположения единичного общему, к противоположению, а более обще – к РАЗЛИЧЕНИЮ единичного между собой. И это различение единичного есть ничто иное, как ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ. При помощи понятия собственной причинности происходит не только наполнение СОДЕРЖАНИЕМ понятия индивидуальности, но и ОБОСНОВАНИЕМ самого существования индивидуальности. Ещё Боэций понимал под индивидуальностью следующее: « (слово) «индивидуальный» имеет несколько значений: индивидуальным, то есть НЕДЕЛИМЫМ, называется то, что вообще не может быть РАЗДЕЛЕНО, как ЕДИНИЦА или ум… индивидуальным называется то, что СКАЗУЕМОЕ не подходит ко всем другим, ему ПОДОБНЫМ, как Сократ: ведь несмотря на то, что все прочие люди подобны ему, СОБСТВЕННЫЕ его свойства м сказуемое Сократ не подходит к ним» (Боэций. 1990. С.47). Намного ли изменились указанные характеристики индивидуальности спустя много веков?
Вот одно любопытное высказывание, интересное, кстати, тем, что принадлежит доктору МЕДИЦИНСКИХ наук и в нём идёт речь о БИОЛОГИЧЕСКИХ субъектах: «Индивидуальность как биологическое качество формулируется необычайно рано. Оно отображает НЕДЕЛИМОСТЬ, ЦЕЛОСТНОСТЬ и совокупность ОСОБЕННОСТЕЙ каждого конкретного субъекта» (Говалло. 1991.) С.3).
А теперь сравним это высказывание не только с определением Боэция, но и с гегелевским: «…субъективность содержит в себе момент ОСОБЕННОСТИ… Жизнь, которая предпосылает себя себе же как своё другое, есть, во-первых, геологическая природа; как таковая она есть только основа и почва жизни. Она должна быть, правда, жизнью, ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬЮ, СУБЪЕКТИВНОСТЬЮ, но это ещё не подлинная субъективность, расчленённость здесь ещё не сведена ВОЕДИНО. Поскольку это жизнь, моменты ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ и ВОЗВРАЩЕНИЯ, или СУБЪЕКТИВНОСТИ, должны конечно, присутствовать и здесь» (Гегель. 1975. Т.2. С. 363).
Таким образом, я понимаю индивидуальное в русле исторической традиции как то единичное, которое в силу своей единичности целостно и не может быть разделено, и также имеет свои ОСОБЕННОСТИ, выступающие в своей совокупности, как собственный признак индивидуума. Действительно, может ли быть ОСОБЕННОСТЬ чем-то несущественным для единичности? Именно ОСОБЕННЫМ это неделимое ОТЛИЧАЕТСЯ от другого и ЯВЛЯЕТСЯ другим. Поскольку же оно существует как ОПРЕДЕЛЁННОЕ НЕДЕЛИМОЕ, ПОСТОЯНСТВО его индивидуальности суть явление его веутреннего момента, определяющего эту индивидуальность, в противоположность ВНЕШНИХ ИЗМЕНЧИВЫХ определяющих моментов его же существования. СОБСТВЕННАЯ причинность индивидуума, противостоя внешним причинам, тем самым ВЫДЕЛЯЕТ этого индивидуума, НАДЕЛЯЕТ его особенностью, и в этом смысле обосновывает его САМОТОЖДЕСТВЕННОСТЬ его же особенностью, направленной ВОВНЕ в форме деятельности (Ср.: Л. Фейербах, проводя анализ философии Лейбница, писал: «Таким образом, где отсутствует принцип различия, там нет принципа самодеятельности. Ведь я являюсь самим собой лишь в отличие от других; устрани то, чем я отличаюсь от других, и ты ликвидируешь мою ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ; моя деятельность сводится исключительно к самодеятельности, при этом я её сознаю как мне принадлежащую, я её отличаю или могу отличить от деятельности всякого другого существа, которое, воздействуя на меня, вызывает во мне сострадание. Поэтому самодеятельность НЕОТДЕЛИМА ОТ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ, от единичности. А единство связано с МНОГООБРАЗИЕМ… Как понятие АТОМА в виде чего-то самостоятельного есть понятие атомов, так понятие индивида есть понятие индивидов» (Фейербах. Т.2. 1974. С. 143) или: «…каждое истинно индивидуальное существо есть одновременно действие и причина самого себя» (Шеллинг. Т.1. 1987. С. 143)).
Казалось бы, по всем, так сказать, параметрам понятие субъекта подходит к понятию индивидуальности. Что же нас может теперь не удовлетворять? Определение субъекта, как индивида, или, чтобы подчеркнуть его нерасторжимость (общность) с объектом, как индивидуального бытия, меня не удовлетворяет потому, что сам индивид УЖЕ есть объект. Это становится очевидным сразу же при обращении внимания на понятие, противоположное индивидуальности – универсальность. Здесь я воспользуюсь исследованием «Государя» Макьявелли, проделанным Баткиным Л.М. в контексте культуры итальянского Возрождения. Вот что Баткин пишет: «Но возьмём понятие homo universalis в некотором формальном и обобщённом плане, опустив предметные подробности. Чтобы соответствовать логике универсальности, не обязательно изучать искусства и науки, уметь поддержать разговор на всякую тему, быть физически и нравственно совершенным и т.д. Это всё можно вынести за скобки. Что же останется? Характерная неопределённость, «безмерность» мощного контура, обводящего… ВСЁ. «Универсальный человек» СПОСОБЕН СТАТЬ ВСЕМ, чем доступно стать человеку.
Эта идея лучше всего выражена в известных сентенциях Пико дела Мирандолы о том, что человек – «творение неопределённого образа», у которого нет «НИЧЕГО СОБСТВЕННОГО», никакого «точного места» или «СВОЕГО облика», ничего присущего ТОЛЬКО ему одному, словом, НИКАКОЙ «ОГРАНИЧЕННОЙ ПРИРОДЫ», законы которой стесняли бы его поступки. Он в силах «быть тем, ЧЕМ ХОЧЕТ»
Мудрый государь у Макьявелли, кажется, именно таков?» (Баткин. 1989. С. 192). Причём, не обязательно у субъекта должен наличествовать такой образ мысли (т.е. образ ПЕРЕРАСТАНИЯ (вынесения «за скобки») субъектом своей особенности, своей индивидуальности, оставления за собой лишь «СПОСОБНОСТИ СТАТЬ», способности «БЫТЬ ВСЕМ», чем доступно стать человеку) свойственен только эпохе Возрождения (Ср.: «Иначе говоря, я хочу тем самым подчеркнуть, что существенные, конституирующие акты сознания и нашей духовности происходят всегда на фоне того, что можно было бы назвать опытом сознания. Не сознания о чём-то, а опытом самого сознания, как ОСОБОГО РОДА СУЩЕГО, онтологически укоренённого, в котором имеют место некие очевидности, некое невербальное или терминологически НЕДЕЛИМОЕ состояние «я есть, я мыслю», которое на грани ПРЕДЕЛЬНОЙ ИНДИВИДУАЦИИ, когда нечто не допустимо ещё до того, как я могу это видеть и испытать, длит наше (твоё, моё) несомненное для нас жизненное присутствие в мире. Но я тут же хотел бы заметить, что на грани этой индивидуации одновременно имеет место и ПРЕДЕЛЬНАЯ УНИВЕРСАЛИЗАЦИЯ. Это как бы некая таинственная точка, в которой какой-то вывороткой внутреннего осуществляется абсолютный реализм. Или предельный солипсизм – только на мне, ЧЕРЕЗ МЕНЯ» (Мамардашвили. 1989. С. 285) – и необязательно это всего лишь образ мысли. Это фактическое положение дел, когда призывают пожертвовать ЛИЧНЫМ (т.е. своей индивидуальностью) ради общего, ибо способность свершить такой акт означает не утрату своей определённости, индивидуальности, а вынесения её «за скобки» и обнаружение своей ПРИЧАСТНОСТИ, своего ПРОИСХОЖДЕНИЯ из общего, из ОБЪЕКТА, ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ оставшейся «в скобках» неопределённой собственной причинности с иной (объективной) причинностью, существующей в субъекте. Именно ВЫРАЖЕНИЕ мыслей и действий, одобряемых большинством общества, является гарантией всё большей ОБЪЕКТИВИЗАЦИИ личности, при которой она необходимо жертвует свои индивидуальные черты, если они не совпадают с общепринятым (или ШИРОКО принятым, принятым во влиятельных кругах и т.д.) СТАНДАРТОМ.
ОБРАТНЫЙ процесс субъективации объекта я упоминал ранее и остаётся только добавить: ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ, свойственная понятиям индивидуальности и универсальности для бытия создаёт, несмотря на такое достоинство, по сравнению с единичным и общим, иметь своим непосредственным содержанием понятие ПРИЧИННОСТИ собственного существования в самом себе всё ту же преграду невозможности определения через них понятий субъект- объекта.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

ГЛАВА III. Субъект-объект суть бытие..

Искомое понятие, которое могло бы послужить непосредственно родовым для понятия субъекта, должно, по моему мнению, включать в себя следующее содержание:
1) в нём должна отражаться субстанциональность субъекта;
2) в нём должна отражаться активность субъекта, как действительно существующего для других (т.е. оказывающего на других воздействие).
Таковое понятие в философии есть. Мало того, традиционно это понятие связывается с субъектом. Это понятие БЫТИЯ.
Уже Аристотель подчёркивал тождественность бытия субстанции: «…суть бытия каждой вещи означает то, что эта вещь ЕСТЬ САМА ПО СЕБЕ…» (Аристотель. Т.1. 1975. С. 191), опираясь на мнение большинства своих предшественников. В центре смыслового понимания бытия, таким образом, оказались ни свойства, ни отношения (которые МОГУТ быть бытием и суть ОПРЕДЕЛЁННОЕ бытие), и даже не существование, а ВЕЩЬ САМА ПО СЕБЕ,
В дальнейшем произошло СМЕЩЕНИЕ содержание понятия бытия с вещи самой по себе на понятие её СУЩЕСТВОВАНИЯ, встречающееся ещё не только у, например, Д. Юма, но и в марксистко-ленинской философии ( См. напр., Тугаринов. 1988. С. 102).
Уже для Ф. Аквинского разделённость бытия, как существования, от собственной причинности вещи, была настолько очевидной, что их совпадение ему казались уникальным случаем: «… но любая сущность, или чтойность, может мыслиться и без того, чтобы нечто мыслилось о её бытии; ведь я могу помыслить, что есть человек или феникс и, однако, не знать, имеют ли они бытие в природе вещей. Стало быть, ясно, что бытие есть нечто отличное от сущности, или чтойности, исключая, пожалуй, только один случай: можно представить, что СУЩЕСТВУЕТ ВЕЩЬ, ЧЬЯ ЧТОЙНОСТЬ ЕСТЬ САМО ЕЁ БЫТИЕ» (Фома Аквинский. 1988. С. 243), а именно, такая вещь, в которой совпадают её природа и её бытие, та, которая была бы причиной самой себя.
Н. Кузанский посредством четырёх модусов бытия даёт такое его содержание:
-бытие суть:
А) сущность вещей, как их абсолютная необходимость;
Б) пребывание «форм вещей, истинных в себе» с различиями « в природном порядке»;
В) конкретное, определившееся («тот, каким вещи в определившейся возможности актуально то или это»);
Г) АБСОЛЮТНАЯ возможность – то, чем вещь МОЖЕТ БЫТЬ,- содержание, с учётом замены сущности, имеющей своё основание не в боге, а в самой себе, возвращающая бытию понимание последнего, как собственной причинности, РАСКРЫВАЮЩЕЙСЯ, как пребывание причинности в себе с причинностями других (См. Кузанский. Т.1. 1980. С. 117).
Р. Декарт же прямо отождествлял субстанцию с бытием: «Но в действительности ум есть не что иное, как субстанция, т.е. бытие» (Декарт Р. Т.1. 1989. С. 462).
Требование к содержанию в понятии бытия понятия субстанциональности ясно выражено и у Лейбница: «Независимость Бога проявляется в бытии и в деятельности:
-в бытии – в том… что он необходим и величен и, как говорят обыкновенно, существует сам по себе; отсюда следует также, что он безграничен» (Лейбниц. 1989. С. 468).
Н.А. Бердяев, отталкиваясь от гносеологического противопоставления субъекта – объекта,идущего от Канта, замечает, что подобное изменение понимания субъекта, как познающего, объекта, как познаваемого, в послекантовской философии имело слабость в том, что получалось, будто: «Познающий не есть бытие, ему лишь противостоит бытие, как объект его позгания» (Бердяев. 1939. С. 117). Но, пишет он далее, поскольку сам акт познания не есть нечто, находящееся в бытии – объекте, внебытийственен, то «продукты мысли, продукты субъективации субъект принимает за реальность, за БЫТИЕ В СЕБЕ». Но это означает признание бытийственности самого субъекта, т.е. «ВНУТРЕННЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ» (Бердяев. 1939. С. 118).
Проблема бытия в смысле существования развивается у Киркегарда, как ВНУТРЕННЕГО существования субъекта: «…он настаивал на экзистенциальности самого познающего субъекта, на изначальной погруженности его в тайну существования» (Бердяев. 1939. С. 119), у Ясперса и Хайдеггера, делающего различие между существованием в себе и существованием, «выброшенным в мир».
Но вернёмся к Канту. Его непосредственная формулировка бытия следующая: «…бытие не есть реальный предикат, иными словами, оно не есть понятие о чём-то таком, что могло бы быть прибавлено к понятию вещи. Оно есть только полагание вещи или некоторых определений само по себе» (Кант. Т.3. С. 521).
Хайдеггер, рассматривая это определение, указывал, что: «…в кантовском определении бытия как полагания заложено рабство с тем, что мы называем основанием. Positio, penere – значит устанавливать, ставить, класть, лежать, предлежать, лежать в основании» (Хайдеггер. 1976. С. 23).
Кантовская революция в понимании субъект – объекта, таким образом, привела к ВЫДЕЛЕНИЮ субъекта из материального БЫТИЯ (ДВА бытия – материальное и духовное). Результатом развития этой выделености в идеалистической философии явилось ПЕРЕНЕСЕНИЕ бытия из материи в само мышление, в сам субъект.
Т.е. познание субъектом бытия материи суть ничто иное, как бытийствование самого субъекта, схваченное им в рефлексии самого процесса познания. Таким образом, в идеалистической философии субъект, как познающий, оказывается погружённым в своё собственное бытие, которое суть внутреннее существование и существование, «выброшенное в мир». Но, собственно, ВСЯ история философии, вся история понятия бытия ПРОТИВОРЕЧИТ РАЗДЕЛЕНИЮ понятий субъекта и бытия (и в этом Хайдеггер прав, характеризуя бытие как присутствие (НО! – присутствие кого и в чём?!!). Бытие, само по себе, не суть существование ни у Канта, ни у Хайдеггера, ни у Бердяева, ни у Шеллинга, ни у Гегеля. Бытие есть ОДНОВРЕМЕННО как существование, так и причина (основание) своего существования, т.е. нечто, ВЫХОДЯЩЕЕ за пределы понятия чистого существования (Ср.: «…следует указать, что во всяком бытии мы различаем: а) то, что есть, субъект бытия, или как принято говорить, существо; б) само бытие, которое является предикатом по отношению к тому, что есть… (Шеллинг. Т.2. С. 401)). Возникает в общем-то парадоксальная ситуация: субъект, как нечто, содержащееся в бытии, суть ПРИЧИННОСТЬ бытия, и, в то же время, бытие суть ПРЕДИКАТ в отношении субъекта, т.е. нечто, ОПРЕДЕЛЯЮЩЕЕ сам субъект, нечто, являющееся причиной самого субъекта (ср. человек, как субъект, продукт общества, и в то же время, частица, ТВОРЯЩАЯ само общество).
Подобное соотношение между причинностями я уже иллюстрировал. А именно: отношение между самосознанием, являющимся одновременно само-сознанием и причинностью сознания, и сознанием, на основе которого формируется самосознание.
Таким образом, сравнивая отношения самосознания и сознания, с одной стороны, и отношения субъекта с его существованием – с другой, я необходимо получаю следующее: бытие суть субъект, определяемый и определяющийся собственным существованием. Самосознание – суть субъект, определяемый и определяющийся сознанием. Но сознание – не суть само существование. Сознание само по себе «чтойность», обнаружившая в себе собственную причинность. Мало того, благодаря самосознанию, в сознании обнаруживается нечто, не тождественное самосознанию, нечто как СОЗНАНИЕ, имеющее ВНЕШНЮЮ причинность, а именно: границы, положенные ЧУВСТВЕННЫМ отражением, имеющим свою причинность в ТЕЛЕ.
Да. Действительно. Мышление СВОБОДНО, оно САМООПРЕДЕЛЯЕТСЯ, но самоопределяется в ГРАНИЦАХ, положенных чувствованием. Вполне естественно, что границы должны быть СУЩЕСТВЕННЫ как для чувствования, так, главным образом, и для сознания, иначе сознание было бы не удержать в этих границах.
А следовательно, границы, как нечто существенное ДЛЯ СОЗНАНИЯ, должны обладать сущностью самого сознания, т.е. они должны быть ОСОЗНАНЫ (как минимум, ВОСПРИНЯТЫ (=ВОСПРИЯТИЕ), и, как осознанные, должны стать ЧАСТЬЮ сознания. ОДНАКО, должны стать частью сознания, причинность которой не только ВНУТРЕННЯ, но, поскольку она – граница – и ВНЕШНЯ.
Есть ещё одна граница индивидуального сознания, положенная в социальности – в ДРУГИХ индивидуальных сознаниях, в других причинностях сознания, которые при общении ЯВЛЯЮТСЯ данному сознанию и существуют, как ГРАНИЦА данного сознания в образах «моего» и « чужого» сознания ВО МНЕ. Таким образом, в сознании, определяющемся в ЦЕЛОМ самосознанием, существует НЕЧТО, именующее не только внутреннюю причинность существования, но и ВНЕШНЮЮ причинность, ОПРЕДЕЛЯЮЩУЮ, в свою очередь, само самосознание. Это НЕЧТО, имеющее причинность, не может быть существованием сознания, ибо имеет, пусть – внешнюю, но ПРИЧИННОСТЬ самого себя. Это то, что издавна и, практически, до сих пор именуют ОБЪЕКТОМ (Ср.: «В составе сознания с совершенною очевидностью наличествуют следующие три слагаемые: нечто сознаваемое, т.е ОБЪЕКТ сознания, некто сознающий, т.е. СУБЪЕКТ сознания, и какое-то отношение между субъектом и объектом… Субъект и объект суть два полюса сознания, отличающиеся друг от друга следующим образом: объектов сознания много, они постоянно сменяются… При всех этих сменах объектов субъект всё время есть одно и то же моё я» (Лосский. 1992. С. 140).
В гносеологическом плане, чья безграничная экспансия на понятия «субъект – объект» не вызывает сомнений, под объектом так или иначе понимается то, о чём можно мыслить, сказать и что можно воспринимать – словами А.Ф. Лосева (См. Лосев. 1991. С. 119 – 120), а также то, на что может ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ субъект. «В советской философской литературе сложилось два подхода к трактовке понятий «субъект» и «объект» и соответственно к сущности их взаимодействия…- пишут Ахлибининский Б.В. и Арлычев А.Н. (Ахлибининския, Арлычев. С. 15, 16).- Если первые признают, что объект познания существует независимо от взаимодействия с субъектом, то вторые рассматривают субъект и объект как взаимосвязанные, вычленяя в качестве объекта познания лишь ту часть объективной реальности, которая прямо или опосредованно взаимодействует с субъектом».
Как видим, то, что является очевидным для Лосского, вовсе не очевидно для представителей МЛФ, понимающих объект как непосредственно саму материю вообще, или материю, данную во взаимодействии с субъектом. Поскольку граница водораздела в советской философии на предмет отношения субъект-объекта проходит в области полярности понятий «взаимодействие – мышление», необходимо, прежде всего, остановиться на этом вопросе. Начнём с примеров.
Мы наблюдаем звёзды, свет которых приходит к нам через множество лет. Вполне вероятно, что если бы свет от них доходил к нам мгновенно, картина неба была бы совсем иной. Многие звёзды потухли бы, многие – исчезли бы во вспышке сверхновой БЕЗ ОСТАТКА (есть и такой теоретический вариант). Отсюда вопрос, опирающийся на законы физики: если подобная звезда на днях превратилась без остатка в хаос потоков газа и пыли, разлетающихся во все стороны, то с чем мы тогда взаимодействуем, изучая спокойный свет от этой звезды? Можно сказать, что с этим светом, несущем нам информацию о прошлом оной звезды и, тем самым, опосредованно, и с самой звездой. Но мы НЕ МОЖЕМ С НЕЙ ВЗАИМОДЕЙСТВОВАТЬ ни опосредованно, ни, тем более, опосредственно, потому что ЕЁ УЖЕ НЕТ.
Другой пример. Й.В. Сталин умер в 1953 г., захоронен в 1962-м, а мы всё с ним взаимодействуем (если считать познание личности неотрывным от взаимодействия)! Конечно, можно возразить, что под взаимодействием имеется ввиду не только ФИЗИЧЕСКОЕ взаимодействие, но и качественно иное, например, химическое, биологическое, социальное. Тогда в каком же типе взаимодействий мы участвуем, когда взаимодействуем в процессе познания с вещами, которые во внешнем мире уже НЕ СУЩЕСТВУЮТ? Причём, не обязательно они когда-то БЫЛИ. Они могут не существовать как вещи ВООБЩЕ!!! (например, флогистон (не говоря о кентаврах), изучению свойств которого посвятило жизнь не одно поколение учёных), и тем не менее, мы не можем с ними ДЕЙСТВИТЕЛЬНО взаимодействовать, о чём убедительно свидетельствует Лосев А.Ф. ТВ своей «Философии мифологии», ибо миф суть РЕАЛЬНОСТЬ, тем более, если он является в одеяниях науки. Ведь вполне очевидно даже для МЛФ, что внешний мир отражается в нашем мышлении и мы мыслим мир таким, каким он нам ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ.
Когда же мы поступаем согласно мышлению, т.е. действуем ФИЗИЧЕСКИ, как тело, осознанно, то наши действия целесообразны (т.е. полагание цели разумно) с НАШЕЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ только тогда, когда мы исходим из реальности не действительного, а прежде всего, мыслимого нами мира, что далеко не одно и то же, хотя и действительный и мыслимый миры могут во многом и совпадать. Отсюда, из очевидного ПРИМАТА в осознанном действии сознания, можно заключить, что наше человеческое существование, как существ мыслящих, заключено именно в мышлении. Вполне очевидно из приведённых выше примеров, из понимания нашего ОСОЗНАННОГО ФИЗИЧЕСКОГО действия, не только как действия, адеквкатного материальной действительности, но и как действия, выражающего ответ на МЫСЛИТЕЛЬНОЕ действие, адекватное не только существованию внешнего мира, но и, существенно, существованию МЫСЛИТЕЛЬНОГО мира, вытекает идея о взаимодействии в СОЗНАНИИ субъекта сознания, естественно, не с самой вещью, как объектом материи, а с её мысленным образом. Возьмём обратный, изложенный ранее, пример. Со времён появления на Земле человека его тело постоянно ВЗАИМОДЕЙСТВУЕТ с потоками НЫНЕ открытых или ещё не открытых излучений. Значит ли это, что он познавал их? Значит ли его ФИЗИЧЕСКОЕ взаимодействие с данными излучениями то, что они были ОБЪЕКТАМИ для него, если человек сам существовал в своём ВНУТРЕННЕМ мире и во внешнем мире так, как будто их не было вообще?
Можно, являясь сторонником идеи объекта как материи, взаимодействующей с субъектом (человеком) возразить: вещь становится объектом, если её взаимодействие с субъектом ОЩУЩАЕТСЯ самим субъектом. И ОПЯТЬ это окажется недостаточным, ибо нам свойственно ощущать множество вещей, с которыми мы физически взаимодействуем, но которые мы, как РАЗУМНЫЕ (а ведь именно в разумности, в сознании кроется источник субъективности) как СУБЪЕКТЫ, не замечаем в своём мысленном мире. Вполне конкретный исторический пример. Два химика в процессе исследований получают одну и ту же непримечательную на внешний вид бурую жидкость. Один из них не увидел в ней ничего особенного, другой заинтересовался ею и, тем самым, дал повод впоследствии первому едко заметить; «Не Балар открыл бром, а бром открыл Балара». Оба химика имели одинаковую возможность, как исследователи, познать неизвестное вещество, их взаимодействие с бромом было поначалу одинаково, но результат (ОСМЫСЛЕНИЕ) этого взаимодействия –РАЗЛИЧЕН.
Таким образом, для того, чтобы вещь стала ОБЪЕКТОМ познания, она необходимо должна приобрести ПОНЯТИЕ, сначала неопределённое, типа «нечто», - потом более конкретное (проникающее сквозь плотную упаковку, или жидкое, с удельным весом, температурой кипения и т.д.), т.е. занять МЕСТО среди других понятий: и лишь после этого ею можно оперировать в МЫШЛЕНИИ. Вещь сама становится объектом мышления, ВЗАИМОДЕЙСВУЮЩИМ с субъектом мышления. Звезды уже НЕТ, но остаётся её ПОНЯТИЕ в познающем субъекте, понятие, с которым он взаимодействует, расчленяет, интегрирует, сверяет с внешней действительностью, данной в мышлении. Нейтрино или кварк- ещё только понятия, а они уже, как ПОНЯТИЯ, действительны в мышлении. Понятие субъективной реальности, декартовское «cogito» - не пустая абстракция, а содержательная конкретность мышления, Человеку сказали, что он – безнадёжный больной, и он, действительно, заболевает тяжелейшим недугом, хотя никакого ИНОГО взаимодействия, кроме понятия болезни, высказанного авторитетом медицины в отношении данного человека применено не было. Таким образом, наше существование в окружающем нас мире есть существование в ПОНЯТИЯХ, но не самих по себе, а схваченных единым процессом мышления, образующем и образуемом субъектом мышления (Л. Витгенштейн утверждал: «Границы моего мира означают границы моего языка»). Необходимо всегда иметь в виду, что наше существование, это, прежде всего – ДВОЙСТВЕННОЕ существование– тела с его чувственным отражением, как основанием своего претерпевания, и сознания, чьё Я есть отражением, и в то же время, СУЩНОСТЬЮ не тела, НО САМОГО МЫШЛЕНИЯ, существенно вынесенное ВОВНЕ из бытия тела, но остающегося в атрибутивной зависимости от самого тела, причинности его существования.
Отсюда вполне естественно вытекает не только СВОБОДА мышления, но и особое ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ, ОТЛИЧНОЕ от биологического, свойственного телу, как организму. Когда человек мыслит, он ставит объекты своего мышления в определённые отношения и связи друг к другу и к самому себе. В существовании самого себя в мысленном мире субъект, в том числе, и ВЗИМОДЕЙСТВУЕТ мысленно с этим миром, ибо ВНУТРИ сознания присутствует не только собственная его причинность, но и внешние причинности, как осознанные. Действительно, когда мы говорим: «Твоё мнение субъективно», - мы подразумеваем под этим, что кроме собственной причинности человека, утверждающего что-либо, ничто иное не подтверждает это утверждение в действительности; когда же мы говорим: «Моё мнение объективно»,- мы подразумеваем под этим, что кроме собственной причинности человека, утверждающего что-либо, ничто иное не подтверждает это утверждение в действительности; когда же мы говорим: «Моё мнение объективно»,- это означает ничто иное, как АППЕЛЯЦИЮ к причинности, лежащей вне наших желаний, вне нас..
Мышление, как условнорефлекторный процесс, ВЫНЕСЕННЫЙ за пределы непосредственной потребности организма, ВЗАИМОДЕЙСТВУЯ в себе, отнюдь НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО имеет своим результатом биологическое или физическое ДЕЙСТВИЕ, хотя и МОЖЕТ привести к ним (наличие собственной формы взаимодействия лишний раз подчёркивает субстанциональность сознания).
Таким образом, в сознании есть субъект сознания – САМО –сознание, формирующий как собственная причина, сознание, и само сознание, СОЗНАНИЕ ИНОГО, как кратко выразился Мамардашвили М.К. (Мамардашвили. 1990. С. 42), сознания «остранённого» от самого себя, открытого для созерцания и рефлексии самим собой, сознания, как объекта, имеющего причинность не только в самом себе – в самосознании, но и в ином, порождающем ОСТРАНЁННОСТЬ сознания от самого себя.
Следовательно, вполне очевидно, что в мышлении как БЫТИИ наличествует субъект бытия- самосознание, и объект (объекты) бытия – сознание иного. Таким образом, бытие сознания – это, как минимум, существование субъект-объекта мышления, а не существование субъекта. Но до сих пор я, фактически, рассматривал объект (объекты) сознания, существующий в САМОМ субъекте, как ПОЛАГАНИЕ (определение, утверждение) субъектом чего-то в СЕБЕ, но ВНЕШНЕГО самому себе, имеющего кроме собственной причины (самого субъекта), некие ВНЕШНИЕ причины. Отсюда, если забыть о примате материи, забыть о сознании, как субстанциональном ОТРАЖЕНИИ, т.е. о сознании, как атрибуте материи в высшей его форме, - прямой путь к субъективному идеализму.
С другой стороны, сознание иного, т.е. объекты сознания, в свою очередь, в причинно-следственных связях обнаруживающие себя как СОЗНАНИЕ, т.е. порождающие само-сознание, субъект сознания – есть в этом процессе осознание собственной ЦЕЛОСТНОСТИ сознания, а значит, и целостности процесса, его порождающего, что является свидетельством сознания о ЕДИНСТВЕ сознания об ином. Многочисленные объекты сознания, как формирующие своё самосознание, выступают в процессе нахождения самоё себя как целостности, СВИДЕТЕЛЬСТВОМ взаимосвязи их друг с другом. И самосознание в своей остранённости воспринимает их как ЕДИНЫЙ, ЦЕЛОСТНЫЙ объект, порождающий его самого. Т.е. само порождение единого, целостного самосознания множественностью объектов сознания служит самосознанию в его остранённости свидетельством существования ОДНОГО ОБЪЕКТА, производящего непосредственно ОДНО самосознание.
Отсюда, если опять же, забыть о примате материи над сознанием – прямой путь к объективному идеализму в форме «личностного» (принадлежащего «моему» сознанию) «духа».
Даже при первом взгляде на оба течения идеализма очевидна логическая незавершённость второго. Действительно, с точки зрения сторонников первого течения, существование и развитие сознания – это продуцирование самосознанием как первой причиной, самоё себя как сознания. С точки же зрения сторонников второго течения сознание иного должно необходимо порождать самосознание. Но это означает существование сознания ДО своего сознания, существование сознания «НЕ ВО МНЕ», т.е. сознание ИНОГО сознания, порождающего МОЁ сознание. В своей (в частности – Гегелевской) завершённости объективный идеализм суть априорное постулирование АБСОЛЮТНОГО объекта мышления (внеличностного общего духа), в своём развитии приходящего к самому себе через порождение субъекта мышления, как осознание «духом» самого себя. В таком виде объективный и субъективный идеализм СХОДЯТСЯ, становятся тождественны. Действительно, если объективный идеализм суть развитие объекта мышления через ряд опосредований и положенностей (т.е. через ряд САМО-ограничений себя) в свою противоположность – в субъект, то субъективный идеализм – суть развитие субъекта мышления, опять же, через ряд самоограничений в свою противоположность – в огбъект мышления. Субъект и объект в таком понимании мыслятся изначально безграничными, а без границ нет возвращения к самому себе, ибо оно также безгранично как в пространстве, так, что немаловажно, и во времени. Любое ограничение безграничного никогда не свершится, а потому для развития субъект-объекта необходимо изначальное РАВЕНСТВО того и другого, дабы они, КАК ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ друг друга, могли ОГРАНИЧИТЬ друг друга.
Самосознание, сознание самого себя, не может возникнуть без существования самого сознания, ибо, чтобы осознать себя, нужно УЖЕ БЫТЬ самим собой. Сознание же не может возникнуть без самосознания, ибо неосознанное сознание лишено ПРИЧИННОСТИ самого себя –БЫТЬ ИМЕННО сознанием. Т.е., чтобы СТАТЬ сознанием, нужно ОСОЗНАТЬ себя таковым.
В материалистической философии легко представить процесс существования субъект-объекта следующим образом: сознание, как ОБЪЕКТ, для рождающегося человека, ЛИШЁННОГО как сознания, так и самосознания, уже СУЩЕСТВУЕТ ВНЕ ЕГО – в родителях, близких, обществе. Сознание ПРЕДИЦИРУЕТСЯ на биологически подготовленное существо. Возникший предикат, как существование ОТОЖДЕСТВЛЁННОЙ причинности чужого сознания, суть одновременное образование собственного самосознания, которое, в свою очередь, продуцирует своё сознание, а то – усиливает самосознание и т.д.
Таким образом, ОБЪЕКТОМ самосознания есть первоначально и позднее сознание иного сознания в самом себе. Сознание иного сознания в САМОМ СЕБЕ, - как причинности существования собственного самосознания, есть сознание об ОБЪЕКТЕ, причинность которого выходит за рамки контроля (управления) самосознания. Сознание об ином сознании, имеющем причинность своего существования ВОВНЕ субъекта, есть, одновременно, полагание иного сознания ВНЕ СЕБЯ, ОБЪЕКТА, на который направлена собственная субъективность.
Таким образом, бытие – это не существование субъекта, это не существование субъекта и объекта. Бытие – это САМИ субъект и объект, существование которых есть, одновременно и ПОРОЖДЕНИЕ их друг другом.
Ср.:»Таким образом, здесь возникает следующая связка: мы живы в том акте, который выполняем сейчас, если держим живыми, а не умершими в тексте, своих предшественников. Если жив Кант, если мысленно я держу Канта живым, то жив и я. И, наоборот, если жив я, если я могу помыслить нечто кантовское как возможность моего собственного мышления, а не учёности, то жив и Кант» (Мамардашвили. 1989. С. 287 – 288).

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

ГЛАВА III. Субъект-объект суть бытие..

Искомое понятие, которое могло бы послужить непосредственно родовым для понятия субъекта, должно, по моему мнению, включать в себя следующее содержание:
1) в нём должна отражаться субстанциональность субъекта;
2) в нём должна отражаться активность субъекта, как действительно существующего для других (т.е. оказывающего на других воздействие).
Таковое понятие в философии есть. Мало того, традиционно это понятие связывается с субъектом. Это понятие БЫТИЯ.
Уже Аристотель подчёркивал тождественность бытия субстанции: «…суть бытия каждой вещи означает то, что эта вещь ЕСТЬ САМА ПО СЕБЕ…» (Аристотель. Т.1. 1975. С. 191), опираясь на мнение большинства своих предшественников. В центре смыслового понимания бытия, таким образом, оказались ни свойства, ни отношения (которые МОГУТ быть бытием и суть ОПРЕДЕЛЁННОЕ бытие), и даже не существование, а ВЕЩЬ САМА ПО СЕБЕ,
В дальнейшем произошло СМЕЩЕНИЕ содержание понятия бытия с вещи самой по себе на понятие её СУЩЕСТВОВАНИЯ, встречающееся ещё не только у, например, Д. Юма, но и в марксистко-ленинской философии ( См. напр., Тугаринов. 1988. С. 102).
Уже для Ф. Аквинского разделённость бытия, как существования, от собственной причинности вещи, была настолько очевидной, что их совпадение ему казались уникальным случаем: «… но любая сущность, или чтойность, может мыслиться и без того, чтобы нечто мыслилось о её бытии; ведь я могу помыслить, что есть человек или феникс и, однако, не знать, имеют ли они бытие в природе вещей. Стало быть, ясно, что бытие есть нечто отличное от сущности, или чтойности, исключая, пожалуй, только один случай: можно представить, что СУЩЕСТВУЕТ ВЕЩЬ, ЧЬЯ ЧТОЙНОСТЬ ЕСТЬ САМО ЕЁ БЫТИЕ» (Фома Аквинский. 1988. С. 243), а именно, такая вещь, в которой совпадают её природа и её бытие, та, которая была бы причиной самой себя.
Н. Кузанский посредством четырёх модусов бытия даёт такое его содержание:
-бытие суть:
А) сущность вещей, как их абсолютная необходимость;
Б) пребывание «форм вещей, истинных в себе» с различиями « в природном порядке»;
В) конкретное, определившееся («тот, каким вещи в определившейся возможности актуально то или это»);
Г) АБСОЛЮТНАЯ возможность – то, чем вещь МОЖЕТ БЫТЬ,- содержание, с учётом замены сущности, имеющей своё основание не в боге, а в самой себе, возвращающая бытию понимание последнего, как собственной причинности, РАСКРЫВАЮЩЕЙСЯ, как пребывание причинности в себе с причинностями других (См. Кузанский. Т.1. 1980. С. 117).
Р. Декарт же прямо отождествлял субстанцию с бытием: «Но в действительности ум есть не что иное, как субстанция, т.е. бытие» (Декарт Р. Т.1. 1989. С. 462).
Требование к содержанию в понятии бытия понятия субстанциональности ясно выражено и у Лейбница: «Независимость Бога проявляется в бытии и в деятельности:
-в бытии – в том… что он необходим и величен и, как говорят обыкновенно, существует сам по себе; отсюда следует также, что он безграничен» (Лейбниц. 1989. С. 468).
Н.А. Бердяев, отталкиваясь от гносеологического противопоставления субъекта – объекта,идущего от Канта, замечает, что подобное изменение понимания субъекта, как познающего, объекта, как познаваемого, в послекантовской философии имело слабость в том, что получалось, будто: «Познающий не есть бытие, ему лишь противостоит бытие, как объект его позгания» (Бердяев. 1939. С. 117). Но, пишет он далее, поскольку сам акт познания не есть нечто, находящееся в бытии – объекте, внебытийственен, то «продукты мысли, продукты субъективации субъект принимает за реальность, за БЫТИЕ В СЕБЕ». Но это означает признание бытийственности самого субъекта, т.е. «ВНУТРЕННЕГО СУЩЕСТВОВАНИЯ» (Бердяев. 1939. С. 118).
Проблема бытия в смысле существования развивается у Киркегарда, как ВНУТРЕННЕГО существования субъекта: «…он настаивал на экзистенциальности самого познающего субъекта, на изначальной погруженности его в тайну существования» (Бердяев. 1939. С. 119), у Ясперса и Хайдеггера, делающего различие между существованием в себе и существованием, «выброшенным в мир».
Но вернёмся к Канту. Его непосредственная формулировка бытия следующая: «…бытие не есть реальный предикат, иными словами, оно не есть понятие о чём-то таком, что могло бы быть прибавлено к понятию вещи. Оно есть только полагание вещи или некоторых определений само по себе» (Кант. Т.3. С. 521).
Хайдеггер, рассматривая это определение, указывал, что: «…в кантовском определении бытия как полагания заложено рабство с тем, что мы называем основанием. Positio, penere – значит устанавливать, ставить, класть, лежать, предлежать, лежать в основании» (Хайдеггер. 1976. С. 23).
Кантовская революция в понимании субъект – объекта, таким образом, привела к ВЫДЕЛЕНИЮ субъекта из материального БЫТИЯ (ДВА бытия – материальное и духовное). Результатом развития этой выделености в идеалистической философии явилось ПЕРЕНЕСЕНИЕ бытия из материи в само мышление, в сам субъект.
Т.е. познание субъектом бытия материи суть ничто иное, как бытийствование самого субъекта, схваченное им в рефлексии самого процесса познания. Таким образом, в идеалистической философии субъект, как познающий, оказывается погружённым в своё собственное бытие, которое суть внутреннее существование и существование, «выброшенное в мир». Но, собственно, ВСЯ история философии, вся история понятия бытия ПРОТИВОРЕЧИТ РАЗДЕЛЕНИЮ понятий субъекта и бытия (и в этом Хайдеггер прав, характеризуя бытие как присутствие (НО! – присутствие кого и в чём?!!). Бытие, само по себе, не суть существование ни у Канта, ни у Хайдеггера, ни у Бердяева, ни у Шеллинга, ни у Гегеля. Бытие есть ОДНОВРЕМЕННО как существование, так и причина (основание) своего существования, т.е. нечто, ВЫХОДЯЩЕЕ за пределы понятия чистого существования (Ср.: «…следует указать, что во всяком бытии мы различаем: а) то, что есть, субъект бытия, или как принято говорить, существо; б) само бытие, которое является предикатом по отношению к тому, что есть… (Шеллинг. Т.2. С. 401)). Возникает в общем-то парадоксальная ситуация: субъект, как нечто, содержащееся в бытии, суть ПРИЧИННОСТЬ бытия, и, в то же время, бытие суть ПРЕДИКАТ в отношении субъекта, т.е. нечто, ОПРЕДЕЛЯЮЩЕЕ сам субъект, нечто, являющееся причиной самого субъекта (ср. человек, как субъект, продукт общества, и в то же время, частица, ТВОРЯЩАЯ само общество).
Подобное соотношение между причинностями я уже иллюстрировал. А именно: отношение между самосознанием, являющимся одновременно само-сознанием и причинностью сознания, и сознанием, на основе которого формируется самосознание.
Таким образом, сравнивая отношения самосознания и сознания, с одной стороны, и отношения субъекта с его существованием – с другой, я необходимо получаю следующее: бытие суть субъект, определяемый и определяющийся собственным существованием. Самосознание – суть субъект, определяемый и определяющийся сознанием. Но сознание – не суть само существование. Сознание само по себе «чтойность», обнаружившая в себе собственную причинность. Мало того, благодаря самосознанию, в сознании обнаруживается нечто, не тождественное самосознанию, нечто как СОЗНАНИЕ, имеющее ВНЕШНЮЮ причинность, а именно: границы, положенные ЧУВСТВЕННЫМ отражением, имеющим свою причинность в ТЕЛЕ.
Да. Действительно. Мышление СВОБОДНО, оно САМООПРЕДЕЛЯЕТСЯ, но самоопределяется в ГРАНИЦАХ, положенных чувствованием. Вполне естественно, что границы должны быть СУЩЕСТВЕННЫ как для чувствования, так, главным образом, и для сознания, иначе сознание было бы не удержать в этих границах.
А следовательно, границы, как нечто существенное ДЛЯ СОЗНАНИЯ, должны обладать сущностью самого сознания, т.е. они должны быть ОСОЗНАНЫ (как минимум, ВОСПРИНЯТЫ (=ВОСПРИЯТИЕ), и, как осознанные, должны стать ЧАСТЬЮ сознания. ОДНАКО, должны стать частью сознания, причинность которой не только ВНУТРЕННЯ, но, поскольку она – граница – и ВНЕШНЯ.
Есть ещё одна граница индивидуального сознания, положенная в социальности – в ДРУГИХ индивидуальных сознаниях, в других причинностях сознания, которые при общении ЯВЛЯЮТСЯ данному сознанию и существуют, как ГРАНИЦА данного сознания в образах «моего» и « чужого» сознания ВО МНЕ. Таким образом, в сознании, определяющемся в ЦЕЛОМ самосознанием, существует НЕЧТО, именующее не только внутреннюю причинность существования, но и ВНЕШНЮЮ причинность, ОПРЕДЕЛЯЮЩУЮ, в свою очередь, само самосознание. Это НЕЧТО, имеющее причинность, не может быть существованием сознания, ибо имеет, пусть – внешнюю, но ПРИЧИННОСТЬ самого себя. Это то, что издавна и, практически, до сих пор именуют ОБЪЕКТОМ (Ср.: «В составе сознания с совершенною очевидностью наличествуют следующие три слагаемые: нечто сознаваемое, т.е ОБЪЕКТ сознания, некто сознающий, т.е. СУБЪЕКТ сознания, и какое-то отношение между субъектом и объектом… Субъект и объект суть два полюса сознания, отличающиеся друг от друга следующим образом: объектов сознания много, они постоянно сменяются… При всех этих сменах объектов субъект всё время есть одно и то же моё я» (Лосский. 1992. С. 140).
В гносеологическом плане, чья безграничная экспансия на понятия «субъект – объект» не вызывает сомнений, под объектом так или иначе понимается то, о чём можно мыслить, сказать и что можно воспринимать – словами А.Ф. Лосева (См. Лосев. 1991. С. 119 – 120), а также то, на что может ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ субъект. «В советской философской литературе сложилось два подхода к трактовке понятий «субъект» и «объект» и соответственно к сущности их взаимодействия…- пишут Ахлибининский Б.В. и Арлычев А.Н. (Ахлибининския, Арлычев. С. 15, 16).- Если первые признают, что объект познания существует независимо от взаимодействия с субъектом, то вторые рассматривают субъект и объект как взаимосвязанные, вычленяя в качестве объекта познания лишь ту часть объективной реальности, которая прямо или опосредованно взаимодействует с субъектом».
Как видим, то, что является очевидным для Лосского, вовсе не очевидно для представителей МЛФ, понимающих объект как непосредственно саму материю вообще, или материю, данную во взаимодействии с субъектом. Поскольку граница водораздела в советской философии на предмет отношения субъект-объекта проходит в области полярности понятий «взаимодействие – мышление», необходимо, прежде всего, остановиться на этом вопросе. Начнём с примеров.
Мы наблюдаем звёзды, свет которых приходит к нам через множество лет. Вполне вероятно, что если бы свет от них доходил к нам мгновенно, картина неба была бы совсем иной. Многие звёзды потухли бы, многие – исчезли бы во вспышке сверхновой БЕЗ ОСТАТКА (есть и такой теоретический вариант). Отсюда вопрос, опирающийся на законы физики: если подобная звезда на днях превратилась без остатка в хаос потоков газа и пыли, разлетающихся во все стороны, то с чем мы тогда взаимодействуем, изучая спокойный свет от этой звезды? Можно сказать, что с этим светом, несущем нам информацию о прошлом оной звезды и, тем самым, опосредованно, и с самой звездой. Но мы НЕ МОЖЕМ С НЕЙ ВЗАИМОДЕЙСТВОВАТЬ ни опосредованно, ни, тем более, опосредственно, потому что ЕЁ УЖЕ НЕТ.
Другой пример. Й.В. Сталин умер в 1953 г., захоронен в 1962-м, а мы всё с ним взаимодействуем (если считать познание личности неотрывным от взаимодействия)! Конечно, можно возразить, что под взаимодействием имеется ввиду не только ФИЗИЧЕСКОЕ взаимодействие, но и качественно иное, например, химическое, биологическое, социальное. Тогда в каком же типе взаимодействий мы участвуем, когда взаимодействуем в процессе познания с вещами, которые во внешнем мире уже НЕ СУЩЕСТВУЮТ? Причём, не обязательно они когда-то БЫЛИ. Они могут не существовать как вещи ВООБЩЕ!!! (например, флогистон (не говоря о кентаврах), изучению свойств которого посвятило жизнь не одно поколение учёных), и тем не менее, мы не можем с ними ДЕЙСТВИТЕЛЬНО взаимодействовать, о чём убедительно свидетельствует Лосев А.Ф. ТВ своей «Философии мифологии», ибо миф суть РЕАЛЬНОСТЬ, тем более, если он является в одеяниях науки. Ведь вполне очевидно даже для МЛФ, что внешний мир отражается в нашем мышлении и мы мыслим мир таким, каким он нам ПРЕДСТАВЛЯЕТСЯ.
Когда же мы поступаем согласно мышлению, т.е. действуем ФИЗИЧЕСКИ, как тело, осознанно, то наши действия целесообразны (т.е. полагание цели разумно) с НАШЕЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ только тогда, когда мы исходим из реальности не действительного, а прежде всего, мыслимого нами мира, что далеко не одно и то же, хотя и действительный и мыслимый миры могут во многом и совпадать. Отсюда, из очевидного ПРИМАТА в осознанном действии сознания, можно заключить, что наше человеческое существование, как существ мыслящих, заключено именно в мышлении. Вполне очевидно из приведённых выше примеров, из понимания нашего ОСОЗНАННОГО ФИЗИЧЕСКОГО действия, не только как действия, адеквкатного материальной действительности, но и как действия, выражающего ответ на МЫСЛИТЕЛЬНОЕ действие, адекватное не только существованию внешнего мира, но и, существенно, существованию МЫСЛИТЕЛЬНОГО мира, вытекает идея о взаимодействии в СОЗНАНИИ субъекта сознания, естественно, не с самой вещью, как объектом материи, а с её мысленным образом. Возьмём обратный, изложенный ранее, пример. Со времён появления на Земле человека его тело постоянно ВЗАИМОДЕЙСТВУЕТ с потоками НЫНЕ открытых или ещё не открытых излучений. Значит ли это, что он познавал их? Значит ли его ФИЗИЧЕСКОЕ взаимодействие с данными излучениями то, что они были ОБЪЕКТАМИ для него, если человек сам существовал в своём ВНУТРЕННЕМ мире и во внешнем мире так, как будто их не было вообще?
Можно, являясь сторонником идеи объекта как материи, взаимодействующей с субъектом (человеком) возразить: вещь становится объектом, если её взаимодействие с субъектом ОЩУЩАЕТСЯ самим субъектом. И ОПЯТЬ это окажется недостаточным, ибо нам свойственно ощущать множество вещей, с которыми мы физически взаимодействуем, но которые мы, как РАЗУМНЫЕ (а ведь именно в разумности, в сознании кроется источник субъективности) как СУБЪЕКТЫ, не замечаем в своём мысленном мире. Вполне конкретный исторический пример. Два химика в процессе исследований получают одну и ту же непримечательную на внешний вид бурую жидкость. Один из них не увидел в ней ничего особенного, другой заинтересовался ею и, тем самым, дал повод впоследствии первому едко заметить; «Не Балар открыл бром, а бром открыл Балара». Оба химика имели одинаковую возможность, как исследователи, познать неизвестное вещество, их взаимодействие с бромом было поначалу одинаково, но результат (ОСМЫСЛЕНИЕ) этого взаимодействия –РАЗЛИЧЕН.
Таким образом, для того, чтобы вещь стала ОБЪЕКТОМ познания, она необходимо должна приобрести ПОНЯТИЕ, сначала неопределённое, типа «нечто», - потом более конкретное (проникающее сквозь плотную упаковку, или жидкое, с удельным весом, температурой кипения и т.д.), т.е. занять МЕСТО среди других понятий: и лишь после этого ею можно оперировать в МЫШЛЕНИИ. Вещь сама становится объектом мышления, ВЗАИМОДЕЙСВУЮЩИМ с субъектом мышления. Звезды уже НЕТ, но остаётся её ПОНЯТИЕ в познающем субъекте, понятие, с которым он взаимодействует, расчленяет, интегрирует, сверяет с внешней действительностью, данной в мышлении. Нейтрино или кварк- ещё только понятия, а они уже, как ПОНЯТИЯ, действительны в мышлении. Понятие субъективной реальности, декартовское «cogito» - не пустая абстракция, а содержательная конкретность мышления, Человеку сказали, что он – безнадёжный больной, и он, действительно, заболевает тяжелейшим недугом, хотя никакого ИНОГО взаимодействия, кроме понятия болезни, высказанного авторитетом медицины в отношении данного человека применено не было. Таким образом, наше существование в окружающем нас мире есть существование в ПОНЯТИЯХ, но не самих по себе, а схваченных единым процессом мышления, образующем и образуемом субъектом мышления (Л. Витгенштейн утверждал: «Границы моего мира означают границы моего языка»). Необходимо всегда иметь в виду, что наше существование, это, прежде всего – ДВОЙСТВЕННОЕ существование– тела с его чувственным отражением, как основанием своего претерпевания, и сознания, чьё Я есть отражением, и в то же время, СУЩНОСТЬЮ не тела, НО САМОГО МЫШЛЕНИЯ, существенно вынесенное ВОВНЕ из бытия тела, но остающегося в атрибутивной зависимости от самого тела, причинности его существования.
Отсюда вполне естественно вытекает не только СВОБОДА мышления, но и особое ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ, ОТЛИЧНОЕ от биологического, свойственного телу, как организму. Когда человек мыслит, он ставит объекты своего мышления в определённые отношения и связи друг к другу и к самому себе. В существовании самого себя в мысленном мире субъект, в том числе, и ВЗИМОДЕЙСТВУЕТ мысленно с этим миром, ибо ВНУТРИ сознания присутствует не только собственная его причинность, но и внешние причинности, как осознанные. Действительно, когда мы говорим: «Твоё мнение субъективно», - мы подразумеваем под этим, что кроме собственной причинности человека, утверждающего что-либо, ничто иное не подтверждает это утверждение в действительности; когда же мы говорим: «Моё мнение объективно»,- мы подразумеваем под этим, что кроме собственной причинности человека, утверждающего что-либо, ничто иное не подтверждает это утверждение в действительности; когда же мы говорим: «Моё мнение объективно»,- это означает ничто иное, как АППЕЛЯЦИЮ к причинности, лежащей вне наших желаний, вне нас..
Мышление, как условнорефлекторный процесс, ВЫНЕСЕННЫЙ за пределы непосредственной потребности организма, ВЗАИМОДЕЙСТВУЯ в себе, отнюдь НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО имеет своим результатом биологическое или физическое ДЕЙСТВИЕ, хотя и МОЖЕТ привести к ним (наличие собственной формы взаимодействия лишний раз подчёркивает субстанциональность сознания).
Таким образом, в сознании есть субъект сознания – САМО –сознание, формирующий как собственная причина, сознание, и само сознание, СОЗНАНИЕ ИНОГО, как кратко выразился Мамардашвили М.К. (Мамардашвили. 1990. С. 42), сознания «остранённого» от самого себя, открытого для созерцания и рефлексии самим собой, сознания, как объекта, имеющего причинность не только в самом себе – в самосознании, но и в ином, порождающем ОСТРАНЁННОСТЬ сознания от самого себя.
Следовательно, вполне очевидно, что в мышлении как БЫТИИ наличествует субъект бытия- самосознание, и объект (объекты) бытия – сознание иного. Таким образом, бытие сознания – это, как минимум, существование субъект-объекта мышления, а не существование субъекта. Но до сих пор я, фактически, рассматривал объект (объекты) сознания, существующий в САМОМ субъекте, как ПОЛАГАНИЕ (определение, утверждение) субъектом чего-то в СЕБЕ, но ВНЕШНЕГО самому себе, имеющего кроме собственной причины (самого субъекта), некие ВНЕШНИЕ причины. Отсюда, если забыть о примате материи, забыть о сознании, как субстанциональном ОТРАЖЕНИИ, т.е. о сознании, как атрибуте материи в высшей его форме, - прямой путь к субъективному идеализму.
С другой стороны, сознание иного, т.е. объекты сознания, в свою очередь, в причинно-следственных связях обнаруживающие себя как СОЗНАНИЕ, т.е. порождающие само-сознание, субъект сознания – есть в этом процессе осознание собственной ЦЕЛОСТНОСТИ сознания, а значит, и целостности процесса, его порождающего, что является свидетельством сознания о ЕДИНСТВЕ сознания об ином. Многочисленные объекты сознания, как формирующие своё самосознание, выступают в процессе нахождения самоё себя как целостности, СВИДЕТЕЛЬСТВОМ взаимосвязи их друг с другом. И самосознание в своей остранённости воспринимает их как ЕДИНЫЙ, ЦЕЛОСТНЫЙ объект, порождающий его самого. Т.е. само порождение единого, целостного самосознания множественностью объектов сознания служит самосознанию в его остранённости свидетельством существования ОДНОГО ОБЪЕКТА, производящего непосредственно ОДНО самосознание.
Отсюда, если опять же, забыть о примате материи над сознанием – прямой путь к объективному идеализму в форме «личностного» (принадлежащего «моему» сознанию) «духа».
Даже при первом взгляде на оба течения идеализма очевидна логическая незавершённость второго. Действительно, с точки зрения сторонников первого течения, существование и развитие сознания – это продуцирование самосознанием как первой причиной, самоё себя как сознания. С точки же зрения сторонников второго течения сознание иного должно необходимо порождать самосознание. Но это означает существование сознания ДО своего сознания, существование сознания «НЕ ВО МНЕ», т.е. сознание ИНОГО сознания, порождающего МОЁ сознание. В своей (в частности – Гегелевской) завершённости объективный идеализм суть априорное постулирование АБСОЛЮТНОГО объекта мышления (внеличностного общего духа), в своём развитии приходящего к самому себе через порождение субъекта мышления, как осознание «духом» самого себя. В таком виде объективный и субъективный идеализм СХОДЯТСЯ, становятся тождественны. Действительно, если объективный идеализм суть развитие объекта мышления через ряд опосредований и положенностей (т.е. через ряд САМО-ограничений себя) в свою противоположность – в субъект, то субъективный идеализм – суть развитие субъекта мышления, опять же, через ряд самоограничений в свою противоположность – в огбъект мышления. Субъект и объект в таком понимании мыслятся изначально безграничными, а без границ нет возвращения к самому себе, ибо оно также безгранично как в пространстве, так, что немаловажно, и во времени. Любое ограничение безграничного никогда не свершится, а потому для развития субъект-объекта необходимо изначальное РАВЕНСТВО того и другого, дабы они, КАК ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ друг друга, могли ОГРАНИЧИТЬ друг друга.
Самосознание, сознание самого себя, не может возникнуть без существования самого сознания, ибо, чтобы осознать себя, нужно УЖЕ БЫТЬ самим собой. Сознание же не может возникнуть без самосознания, ибо неосознанное сознание лишено ПРИЧИННОСТИ самого себя –БЫТЬ ИМЕННО сознанием. Т.е., чтобы СТАТЬ сознанием, нужно ОСОЗНАТЬ себя таковым.
В материалистической философии легко представить процесс существования субъект-объекта следующим образом: сознание, как ОБЪЕКТ, для рождающегося человека, ЛИШЁННОГО как сознания, так и самосознания, уже СУЩЕСТВУЕТ ВНЕ ЕГО – в родителях, близких, обществе. Сознание ПРЕДИЦИРУЕТСЯ на биологически подготовленное существо. Возникший предикат, как существование ОТОЖДЕСТВЛЁННОЙ причинности чужого сознания, суть одновременное образование собственного самосознания, которое, в свою очередь, продуцирует своё сознание, а то – усиливает самосознание и т.д.
Таким образом, ОБЪЕКТОМ самосознания есть первоначально и позднее сознание иного сознания в самом себе. Сознание иного сознания в САМОМ СЕБЕ, - как причинности существования собственного самосознания, есть сознание об ОБЪЕКТЕ, причинность которого выходит за рамки контроля (управления) самосознания. Сознание об ином сознании, имеющем причинность своего существования ВОВНЕ субъекта, есть, одновременно, полагание иного сознания ВНЕ СЕБЯ, ОБЪЕКТА, на который направлена собственная субъективность.
Таким образом, бытие – это не существование субъекта, это не существование субъекта и объекта. Бытие – это САМИ субъект и объект, существование которых есть, одновременно и ПОРОЖДЕНИЕ их друг другом.
Ср.:»Таким образом, здесь возникает следующая связка: мы живы в том акте, который выполняем сейчас, если держим живыми, а не умершими в тексте, своих предшественников. Если жив Кант, если мысленно я держу Канта живым, то жив и я. И, наоборот, если жив я, если я могу помыслить нечто кантовское как возможность моего собственного мышления, а не учёности, то жив и Кант» (Мамардашвили. 1989. С. 287 – 288).

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

ГЛАВА II. СУБЪЕКТ МАТЕРИИ

Вернёмся к трём мнениям по поводу существования субъективного в Природе, и, учитывая проведённый мной анализ и спекулятивную посылку субъекта сознания, рассмотрим основания, которые имеются у представителей второй и первой точек зрения для утверждения того, что субъективное существует:
а) в живой природе вне зависимости от существования в этой природе сознания;
б) на всех уровнях взаимодействия материальных систем, как свойство всеобщего процесса отражения.
А далее сделаем на основании моих умозаключений по этим вопросам логический шаг от понятия субъекта сознания к понятию субъекта материи.
§ 1. Есть ли субъекты чувствования, ощущения?
Один из сторонников субъекта чувствительности (чувство как «первичная СУБЪЕКТИВНОСТЬ») Скоробогатов аргументирует появление субъективности на уровне чувства необходимостью соотнесения чувства ВНУТРЕННЕГО состояния к пространству отображаемого предмета. Отсюда – свойство вынесенности самого ощущаемого за пределы образа предмета. А именно свойство вынесенности, раздельности отражающего и отражаемого Скоробогатов считает основанием самой субъективности (См. Скоробогатов. 1984. С. 49). С точки зрения РАЗДЕЛЬНОСТИ ощущения внешнего мира и чувствования ощущения вне ощущения – чувствование, действительно, суть ВЫНЕСЕННОСТЬ «нечто» за пределы ощущения: «нечто» внутреннее (чувство чувства) чувствует ощущение внешнего мира.
Но с другой-то стороны в отношении животного, как целого, обладающего такой своей ЧАСТЬЮ нервной системы – чувством, являющимся СООТНЕСЕНИЕМ внутреннего состояния животного с ощущением внешнего мира, чувство есть необходимо ПРИСУТСТВИЕ внутреннего состояния в САМОМ ОЩУЩЕНИИ, нераздельность внутреннего состояния от ощущения в самом чувстве.
Другими словами, животное в чувстве ощущает не сам внешний мир целиком, а лишь СВОИ БИОЛОГИЧЕСКИЕ ПОТРЕБНОСТИ во внешнем мире, т.е. ощущает во внешнем мире само себя. Разделённость ощущения от чувствования оно воспринимает опять же чувствованием несоответствия ощущения своих внутренних потребностей ощущению присутствия этих внутренних потребностей своего существования вовне.
Животное в чувствовании НЕ ПРОТИВОПОСТАВЛЯЕТ ощущение самого себя и внешнего мира. Оно всегда ощущает внешний мир как ПРОДОЛЖЕНИЕ самого себя. Внешние и внутренние ощущения у животного неразделимы. Чувствование, как РЕГУЛЯЦИЯ ощущений, лежащее за областью самих ощущений, не есть, при этом, чувствование ощущений как чего-то ВНЕШНЕГО самому себе. Чувство, внешнее ощущению, как НЕТОЖДЕСТВЕННОЕ самому ощущению, есть. Одновременно, чувствование чувствующего и ощущающего, как одного и того же – животного. Т. е. регулируя, интегрируя ощущения, чувство не выходит за пределы своих ощущений, и в этом неразлично от ощущений, не образует чувствующее вне ощущающего, ибо оно лишь опосредует одно ощущение другим ощущением, а не самим собой, ибо чувствующее и ощущающее – суть одно и то же. Поэтому, с точки зрения определения субъекта сознания животное, как субъект чувствования, представлено быть не может. Вынесенность чувствования за пределы ощущения, с моей точки зрения- это соотнесение того или иного ощущения с ощущениями ВСЕЙ жизнедеятельности организма.
Губанов Н.И., в общем, солидируясь со Скоробогатовым В.А., однако склонен рассматривать специализацию нервной системы на внутреннюю (висцеральную) и внешнюю (экстероцептивную) чувствительности и установление между ними соотношения, не началом, а УГЛУБЛЕНИЕМ изначальной субъективности, свойственной всему живому, и проявляющейся в чувствовании в форме идеальности и знаковости, в ощущении, восприятии в знаковой форме, в противовес объективному СОДЕРЖАНИЮ чувствования – образности (Губанов. 1986. С. 126, 127), между которыми он проводит следующее различие: если образ имеет соответствие с предметом, то знак, как нечто, заменяющее сам предмет, отношение, или свойство, лишь указывает на то содержание, которое в нём самом отсутствует (Губанов. 1986. С. 50, 52).
Вообще-то естественно полагать, что ЗНАКИ вещей, не являясь самими вещами, создают ситуацию ВОЗМОЖНОСТИ оперирования знаками вещей без одновременного оперирования самими вещами, что, вполне очевидно, и происходит в активном мышлении – рефлексии. Однако, сама по себе знаковость отображения предмета не есть субъективностью (ощущения, чувствования, аналогичной субъективности сознания.
Действительно, с одной стороны, знаковость «в силу неисчерпаемости свойств материи и избирательности органов чувств» (Губанов. 1986. С. 58), воспроизводящих предмет, свойство или отношение в форме знака, отвечающего особенностям воспроизводящего, уже в «естественном», по определению Губанова Н.И. знаке (например, ощущение горечи во рту) приводит к изменению основы воздействия на основу собственного отражения этого действия (напр., замена наличия двух электроотрицательных центров молекулы, инициирующей горький вкус, расположенных на расстоянии 0,15 нм друг от друга, возбуждением определённого ансамбля нейронов).
Таким образом, горечь во рту ещё сама по себе не определяет конкретно то или иное вещество, а лишь одну часть его. То же самое и со зрением, определяющим не сам предмет, а его форму, цвет, движение и т.д. Субъективность по Губанову Н.И.- это несоответствие естественной знаковости самому предмету (недаром в живой природе существует мимикрия), что влечёт за собой несоответствие действия животного согласно сложившейся объективной обстановке. Вполне очевидно, что естественная знаковость – это ощущение не столько самого предмета, сколько АТРИБУТИВНОСТИ свойств и отношений, с ним связанных.
Безусловно, основываясь на этой разнице, можно с уверенностью утверждать, что изменение самим предметом своего свойства, поведения и т.д., или приобретение другим предметом свойства, поведения, аналогичного первому – ведут к ошибочности отражения, к несоответствию естественного знака с самим предметом, приводящего к ошибочности ответного действия организма, т.е. к проявлению организмом субъективной активности. Но говорит ли это о субъективности самого отражения?- Видимо, нет. Ведь при этом нельзя сказать, что ощущение дало неправильную информацию об атрибуте. Естественный знак и его соответствие атрибуту предмета остались теми же. Изменилась атрибутивность самого предмета или появился ДРУГОЙ предмет с подобной же атрибутивностью. По сути, данная субъективность является не субъективностью самого ощущения, а субъективностью организма, реагирующего не на отражение самого предмета, а на отражение его атрибута. Чувственный образ в таком ракурсе является возвращением к объективности реагирования организма на СУММАРНОЕ, интегрированное отражение множества атрибутов вещи. Т.е. чувственный образ, по сути, не столько ПОЯВЛЕНИЕ содержания (а значит, и объективности) в знаковом отражении, сколько УВЕЛИЧЕНИЕ этого содержания (действие возникает как отражение не одного параметра предмета, а их множества в совокупности их принадлежности к этому предмету).
Следовательно, активность животного (т.е. проявление его субъективности) обусловлена не активностью отражения, остающегося в ощущении пассивно соответствующим (в меру возможностей, в меру избирательности) предмету (его атрибуту), а активностью самого организма этого животного, вызванной этим отражением. Т.е., хотя, по-прежнему, нельзя отрицать собственной активности. Присущей ощущению и чувствованию, и то, и другое выступают не в САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ значении, а в ПОДЧИНЁННОСТИ деятельности самого организма, ибо ПРОДУЦИРОВАНИЕ, например, безусловным рефлексом собственных отражений суть продуцирование отражений самого себя (как отражения) или внешней среды, а продуцирование отражений самого себя, как ОРГАНИЗМА, находящегося во внешней среде.
Т.е. естественная знаковость не есть показателем субъективности САМОГО отражения. Чтобы стало яснее отличие между ощущением, чувством и сознанием – давайте сравним естественную знаковость с искусственной. В естественной знаковости соответствие знака отражаемому объекту НЕ ПРОИЗВОЛЬНО. Отражаемый объект, каким бы не было его содержание, своим воздействием (или воздействием своего атрибута) детерминирует появление знака – отражения, в каких бы то ни было особенностях, в какой бы то ни было деструктивности. Т.е. одно и то же внешнее воздействие в ответ вызывает в организме один и тот же знак (если не по интенсивности и не по абсолютной тождественности, то по существу).
Искусственная знаковость (например, речь) имеет в себе значительный момент условности, когда слову придаётся тот или иной смысл ПО СОГЛАШЕНИЮ людей МЕЖДУ собой, а не исходя из объективного содержания вещи, которое оно заменяет. Детерминация слова действительным содержанием вещи отсутствует, практически, полностью. Существует детерминация слова словами, а смысла – смыслами других, связанных с данным словом и с данным смыслом слов и смыслов, соответствие которых смежным вещам, их содержанию и пр. уже в разуме УСТАНОВИЛОСЬ ранее. Т.е. слово, как знак, не есть произвольная работа нервной системы, воспроизводящей в форме знака-слова содержание вещи, а суть ОПОСРЕДОВАНИЕ, ОСОЗНАНИЕ содержания вещи сознанием о содержании других вещей и лишь после этого, отражению содержания вещи придаётся знак, устанавливается знаковое соответствие.
Таким образом, продуцирование сознания суть продуцирование новых отражений, новых знаков. Другими словами, если естественный знак формируется биологическими особенностями нервных клеток независимо от других подобных знаков, а значит, особенностями организма, то искусственный знак формируется непосредственно другими искусственными знаками.
Таким образом, ощущение, чувствование – отражения специализированной ЧАСТИ организма, которая, аккумулируя, организуя эти отражения в себе, суть одновременно и основанием претерпевания всего организма, но она есть такое основание (как часть), которое ОПОСРЕДУЕТ это претерпевание организма своими особенностями. Именно это опосредование и есть активностью ощущения и чувствования. Но само опосредование говорит лишь о существовании иной причинности, не говоря ничего о происхождении этой причинности. В то же время опосредование ощущением, чувствованием суть опосредование своей функциональной деятельностью, которая уже сама по себе, как функция, подразумевает, как деятельность ОДНОЙ с организмом основы ЗАВИСИМУЮ ТОЖДЕСТВЕННУЮ собственную причинность, как ЧАСТЬ организма (целого), как имеющую с организмом общее происхождение из ОДНОЙ оплодотворённой яйцеклетки, собственную причинность, детерминированную ИЗВНЕ (остальным организмом) и ИЗНУТРИ (общностью происхождения).
Следовательно, собственная причинность ощущения, чувствования суть лишь РАЗВИТИЕ собственной причинности организма в одном из множества аспектов, НЕ ВЫШЕДШЕЕ ЗА ПРЕДЕЛЫ этой причинности. Т.е. причинность ощущения, чувствования, как существующих, СУЩЕСТВЕННО внешняя.

§ 3. Есть ли иные субъекты отражения, кроме субъекта сознания?
Что касается раздражимости, то она, являясь биологическим отражением, не является биологической ЧАСТЬЮ организма, а потому суть непосредственное основание претерпевания не самого себя, и суть прямым выражением биологической сущности клетки, не имея подобной сущности в себе. Собственная причинность раздражимости, таким образом, если таковая и есть (а я считаю, что есть), уже НЕ БИОЛОГИЧЕСКАЯ, а ХИМИЧЕСКАЯ, и потому отнесение отнесение раздражимости к биологическому отражению, которому одновременно приписывается субъективность, есть само по себе аргументацией в пользу атрибутивности субъективности отражению на всех уровнях организации материи, что и утверждают сторонники первого направления в МЛФ по Дейнеко в вопросе о существовании субъективности в Природе. Я категорически возражаю против мнения о наличии субъективности в таких формах отражения как чувствование, ощущение и раздражение, опираясь на то, что все они лишь ОСНОВАНИЯ претерпевания организма. А само понятие основания лишь ПРОЯВЛЕНИЕ причинности, но не сама причинность, которая в данном случае, находится ВО ВНЕ отражений, в то время, как в сознании причинность основания претерпевания оказывается в самом основании, обнаруживающим себя отличным от причинности существования организма.
Если же взять субъективность, как атрибут отражения не только живой природы, но и Природы вообще, то здесь за субъективность свойственно принимать то основное, что характеризует отражение, а именно: те особенности, в которых формируется само отражение. Другими словами, следует принять, что поскольку отражение не есть КОПИЯ отражаемого предмета на иной субстратной основе, ибо иная субстратная основа имеет свои особенности существования, то отражение всегда суть ИСКАЖЕНИЕ образа («следа») в своих особенностях.
В свою же очередь, отражение, как ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ действия, являясь основой претерпевания вещи, определяющего ответное действие отражающей вещи, суть ИСКАЖЁННОЕ основание ВНЕШНЕЙ активности вещи, выраженной ответным действованием.
Если смотреть на такое доказательство субъективности поверхностно, то естественно утверждать субъективность, как проявление собственной активности действия, обусловленного собственным (искажённым, конечным и т.д.) отражением, атрибутом отражения ВООБЩЕ.
На самом же деле, отражение, как основание, формирующее ответное действие, в свою очередь, в любых известных формах отражения, кроме сознания, само является ФОРМИРУЕМЫМ, формируемым сущностью вещи, и потому его активность суть проявление активности самой вещи. И, таким образом, субъекта ОТРАЖЕНИЯ, кроме субъекта СОЗНАНИЯ, НЕ СУЩЕСТВУЕТ.

§ 3. Можно ли говорить о субъекте МАТЕРИИ?.
Прослеживая процесс эволюции отражения в живой материи, я особо выделял понимание отражения вплоть до сознания, как АТРИБУТА организма, функционально сосредоточенного в ОДНОЙ ЕГО ЧАСТИ (нервной системе – это не касается лишь одноклеточных и первых многоклеточных организмов), и не имеющем собственной причинности, отличной от причинности всего организма. Другими словами, я говорил о том, что не активность отражения в живом являлась источником активности живого, но активность живого является причиной активности отражения. Отражение живого лишь многократно УСИЛИВАЕТ ЭФФЕКТИВНОСТЬ проявленной живым активности.
Отсюда вполне логично вытекает вывод о том, что ОРГАНИЗМ животного имеет СОБСТВЕННУЮ причинность существования, ВЫДЕЛЯЮЩУЮ его в нечто целое, отличное от окружающего его мира, и активное по отношению к этому миру. Собственную причинность в живом мире выделить чрезвычайно легко. Известно, что программа развития любого организма заложена не где-нибудь снаружи, а в ДНК клетки, из которой развивается организм. Само изменение (существование) ДНК, опять же, существенно зависит от особенностей самой ДНК. Так: «Подсчитано, что у дрозофилы естественный радиационный фон ответственен лишь за 0,1% спонтанных (естественных) мутаций…» (Алиханян. Акифьев. Чернин. 1986. С. 201). Следовательно, на долю мутаций, произошедших у дрозофилы из-за ВНУТРЕННИХ причин (при нормальных условиях), приходится 99,9%, и, хотя у генома человека эта доля снижается до 75% - она остаётся весьма значительной.
Далее. Факт, что радиация индуцирует ТЕ ЖЕ типы мутаций, которые возникают и при спонтанном мутагенезе (Алиханян, Акифьев, Чернин. 1986. С. 163), опять же, свидетельствует о том, что внешние причины изменения ДНК, прежде всего, влияют на СОБСТВЕННУЮ причинность ДНК, детерминирующую развитие организма.
Другими словами, радиация (естественно, в умеренных дозах, не приводящих к летальному исходу или репродуктивной изоляции организма), благодаря ВНУТРЕННЕЙ причинности ДНК, действует на саму ДНК не случайным, а ИЗБИРАТЕЛЬНЫМ способом. Внутренняя закономерность, присущая эволюции организмов того или иного вида, видна и в факте ДЕТЕРМИНАЦИИ каждой установившейся мутации и форм вторичных последующих мутаций. Характер эволюции,- замечает Татаринов Л.П. (Татаринов. 1985. С. 16),- автогенетический, внутренне запрограммированный». Без существования внутренней причинности абсолютно невозможно объяснить происхождение и механизм крупных ароморфозов, затрагивающих существенную часть генома и происходящих в минимальные по эволюционным меркам сроки. Ничем, кроме внутренней причинности, нельзя объяснить и факты, подобные следующему: «…почему одна и та же морфологическая особенность появляется в одной группе организмов многократно, тогда как в других, даже сходных по организационному и адаптивному типу, предпочитается иной путь эволюции. Так, у ящериц приспособление к планирующему прыжку всегда сопряжено с удлинением ребер, поддерживающих кожную складку. Такие удлиненные ребра формировались в эволюции ящериц по крайней мере трижды – у верхнепермских целюзаврид… позднетриасовых кюнеозаврид… и современного летучего дракона… из агамовых… Ни в одной другой группе позвоночных мы не встречаемся с таким приспособлением, а среди ящериц нет планирующих форм, у которых не были бы удлинены ребра. У планирующих млекопитающих – летяг и шестокрылов аналогичная кожная складка натянута между парными конечностями и не поддерживается ребрами» (Татаринов. 1987. С. 98).
Надо заметить, что автогенетический характер эволюции отнюдь не противоречит дарвиновскому принципу естественного отбора. Ограничение характера эволюции внешней средой по-прежнему, значимо. Но это ограничение – ВНЕШНЕ. Организм, его генетический путь развития, потенциально содержат МНОЖЕСТВО ВАРИАНТОВ своего существования (своей реализации), из которых путём естественного отбора выбирается лучший. Но это – отдельная тема. Здесь же важно принципиальное положение о существовании собственной причинности у организма, не находящейся в его атрибуте отражения.
Принцип обратных МАТЕРИАЛЬНЫХ связей, по моему мнению, лежащий в основании появления собственной причинности, существует и на генетическом уровне, и на филогенетическом (о психическом я уже говорил). Пример первого: саморегуляция работы и тиражирования ДНК. Пример второго: «Большого внимания заслуживает сформулированный Гиляровым принцип ОБРАТНОЙ СВЯЗИ при регуляции филогенетических процессов. При этом приобретение какой-либо особенности в одном органе через цепь СОПРЯЖЁННЫХ изменений в других органах создаёт предпосылки для дальнейших изменений в том же направлении.
Гиляров проиллюстрировал этот принцип на примере филогенетического приспособления членистоногих к наземной жизни (т.е. изменение окружающей среды оказало НЕСПЕЦИФИЧЕСКОЕ воздействие на членистоногих (прим. – моё)). В этом случае усиление защитной функции покровов, сопряжённое с уменьшением их проницаемости и ослаблением кожного дыхания, способствует отбору на развитие трахей, что в свою очередь, благоприятствует освобождению покровов от дыхательной функции и создаёт предпосылки для дальнейшего усиления их защитной функции» (Татаринов. 1987. С. 97-98).
Собственная причинность, как СВЯЗЬ (сопряжение) свойственна не только живой природе, но и неживой, о чём я уже писал. Особенно она заметна в автокаталитических химических реакциях, далёких от равновесия термодинамических систем. «В сильно неравновесной области НЕ СУЩЕСТВУЕТ УНИВЕРСАЛЬНОГО ЗАКОНА (т.е. закона, общего для всех систем – прим. Моё), из которого можно было бы вывести заключение относительно поведения всех без исключения систем» (Пригожин. Стенгерс. 1986. С. 200). Т.е. подобные системы настолько ИНДИВИДУАЛЬНЫ, настолько выделяется их собственная причинность, что найти нечто ОБЩЕЕ (относящееся ко многим) в их поведении, по крайней мере, на сегодняшний момент невозможно.
Итак, делаю вывод. Собственная причинность материального тела имеет место в Природе на всех уровнях (кроме биологических, химических, мною уже приводились примеры самоорганизации плазмы и другие физические нелинейные процессы (сама нелинейность их есть результат внутреннего взаимодействия частиц и волн друг с другом)), Собственная причинность в неживых телах и есть источник их активности, их эволюции к живой природе.
Наличие собственной причинности материальных вещей ставит вопрос: может ли являться их собственная причинность существования источником субъективности материи ВООБЩЕ? Буквально вопрос звучит так. По своему определению субъект сознания – это самосознание – собственная причина существования сознания. Собственную причину существования имеют и неодушевлённые тела. Значит ли это, что эти собственные причины являются субъектами этих тел?
Традиционно собственная причинность существования самого себя в философии считается собственным признаком субстанции. Следовательно, ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ собственной причины существования сознания, как субъективности, с собственной причиной существования материи в одном понятии СУБСТАНЦИИ не имеет никаких логических препятствий уже хотя бы потому, что понятие субстанции в своём определении НЕ СОДЕРЖИТ никаких ограничений относительно природы НОСИТЕЛЯ субстанциональности – будь то материей или её атрибутом в форме сознания (ИДЕАЛЬНОГО – в рамках терминологии МЛФ).
Логические трудности (со времён Спинозы) начинаются в проблеме СУЩЕСТВОВАНИЯ двух и более субстанций, имеющих каждая причинность своего существования в самой себе, т.е. не нуждающихся в своём существовании ни в чём другом, кроме самоё себя.
Но кто сказал. ЧТО ТА ИЛИ ИНАЯ СУБСТАНЦИЯ должна иметь лишь собственную и ЕДИНСТВЕННУЮ причину существования?!!. Исторически декартовская, спинозовская две и одна субстанции в лейбницевской философии приобрели множественность КОНЕЧНЫХ, ограниченных потенцией своей АКТИВНОСТИ монад. Понятия конечных субстанций стало привычным в философии. Помыслить конечную субстанцию, участвующую в едином процессе мироздания, можно лишь ограничив её активность, её внутреннюю причинность внешними причинностями других конечных субстанций.
С развитием естествознания спекулятивный, натурфилософский образ конечной, «чувствующей» субстанции, отброшенный когда-то научным сообществом на задворки истории, вдруг обнаружил себя сначала в моделях микромира, а потом в теориях катастроф и синергетики, в принципах обратной связи и самосохранения, приобрёл необычайную важность не только в освобождении теории эволюции животного мира от безбрежного моря случайности, но и в эволюции таких ключевых неорганических систем, как звёзд и планет.
Спекуляция стала ТЕОРИЕЙ САМОрегуляции, САМРорганизации, САМОдвижения, ибо «само-« - предполагает собственную причинность для того или иного действия, изменения. Поэтому и с точки зрения конечности множества субстанций мы не встречаем никакой действительно логической трудности. Логика сосуществования конечных субстанций давно уж открыта естествоиспытателями и изложена многочисленными моделями так называемых «открытых систем», ПРЕОБРАЗУЮЩИХ внешнюю причинность в активность собственной причины существования. А поскольку в Природе НЕТ абсолютно замкнутых на себя тел (даже «чёрные дыры» - и те являют себя в образе гравитационного воздействия и его следствиях), каждое же тело суть, как целостность, как связь ВНУТРИ себя в виде ВВЫДЕЛЕННОГО этой связью из других, КОНЕЧНАЯ СУБСТАНЦИЯ, и образ её существования, как субстанции, отнюдь не зависит от природы материального носителя.
Отсюда- единственная особенность, ВЫДЕЛЯЮЩАЯ мышление из бесконечного ряда различных субстанций заключена в атрибутивности этой субстанции как отражения, к материальным субстанциям. Впрочем, само отражение, преобретя специфический материальный носитель – мозг, само существенно превратилось из атрибута в функционирующую, сложную ЧАСТЬ материи-организма.
Диалектика развития отражения заключается в том, что обрести СВОБОДУ от материи оно смогло лишь существенно МАТЕРИАЛИЗОВАВШИСЬ.
На этом можно было и закончить мой мысленный путь от субъекта сознания к субъекту материи. Но действительно ли я достигнул последнего, в высшей степени верного понимания субъекта как конечной субстанции? И потом, что будет при этом противоположностью субъекта – объектом? Я словно забыл о последнем. Пора бы о нём вспомнить. И тут, при обращении к объекту обнаруживается первая действительно магическая неувязка. В марксистко-ленинском понимании объект суть материя, обладающая собственной причинностью («существующая вне и независимо от нашего сознания, нашей субъективности). Даже в самом демократическом понимании объекта и субъект в МЛФ объект, имеющий собственную причинность существования, противопоставляется субъекту, имеющему ТАКЖЕ собственную причинность, как познаваемое к познающему. Если же определить субъект, как субъект материи, то необходимо определить и материальные отношения между субъектом и объектом материи.
Другой проблемой, возникающей при определении субъекта, как конечной субстанции, есть проблема определения его активности. Понятие субстанции, как того, что имеет причину существования в самом себе, указывает на независимость своего существования от другого, указывает на собственное существование, но вовсе не указывает на действительность своего существования среди других существующих. А без других существующих понятие субъекта как субстанции, теряет значительную часть своей определённости, не может быть внешне АКТИВНЫМ, т.е. активным ВООБЩЕ, ибо активность чего-то подразумевает под собой ОТНОШЕНИЕ к чему-то ВНЕ себя. Активность возникает из РАЗЛИЧЕНИЯ своего внутреннего существования, обусловленного собственной причиной, и внешнего существования, обусловленного причинами существования других конечных субстанций. Т.е. для субъекта недостаточно определение его, как субстанции. Ибо вполне очевидно, что он, являясь субстанциальной ЕДИНИЦЕЙ, есть, прежде всего, не сама субстанциальная единица, а субстанциальная единица, выражающая ОПРЕДЕЛЁННОЕ отношение к другим субстанциальным единицам, и, тем самым, как ОПРЕДЕЛЁННАЯ КОНКРЕТНОСТЬ субстанции, ВЫХОДИТ в своей конкретности за пределы определённости самой субстанции как только собственной причинности, посредством своей КОНЕЧНОСТИ, посредством необходимости явления в себе самом собственной причинности и причинности других. Отсюда возникает вопрос: есть ли такое понятие в философии, которое бы более точно отвечало понятию субъекта?

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

ГЛАВА 1. СУБЪЕКТ ОТРАЖЕНИЯ. (Часть 2)

Согласно данной выше схеме соотнесём существенный признак субъекта сознания со спецификой сознания, как высшей формы отражения:
1. Субъективное – суть внутренняя сторона сознания, которая имеет причину существования в самой себе, обладает активностью превращения собственной причины существования в причину существования другого, и отождествляет человека с собой.
2. Специфика сознания, как формы отражения, в том, что оно имеет основание своего существования, как отражения материи, в самом себе, т.е., другими словами, сознание, как отражение, имеет причину своего существования в самом себе. Сознание, возникшее как форма отражения и УПРАВЛЕНИЯ биологически нейтральной деятельности человека, опосредуется от чувственного отражения, являющегося выражением сущности организма, и потому НЕ ЕСТЬ БИОЛОГИЧЕСКИМ основанием его претерпевания. Являясь сущностью для самого себя, оно способно активно воздействовать на чувственное отражение, не растворяясь в нём, а также способно ВОСПРИНИМАТЬ воздействие чувственного отражения, взаимодействовать с ним, и, посредством его – со своим организмом.
Налицо следующие различия:
а) субъективное – лишь ВНУТРЕННЯЯ сторона сознания, которая имеет причину существования в самом себе, в то время, как сознание В ЦЕЛОМ имеет причину существования в самом себе;
б) субъективное отождествляет человека с собой, сознание ОПОСРЕДУЕТ себя от организма.
Но и то, и другое – АКТИВНЫ.
Воспримем эти различия буквально, т.е. в том виде, в котором они даны, и попробуем их осмыслить.
Первое. Наличие причины существования «нечто» в самом «нечто» означает, как минимум, ОТНОСИТЕЛЬНО независимое существование этого «нечто» от любых других «нечто». К примеру, натрий имеет причину своего существования, как определённый по свойствам щелочной металл, а не галоген, водород или сера, в самом себе: в строении атома, во взаимодействии электронов облака с ядром и друг другом и т.д. И, потому, что он имеет причину своего существования, как именно натрия, а не калия, кислорода или неона, в самом себе, он, тем самым, пока он существует, ОТЛИЧЕН от других атомов, есть нечто целое, существующее В ПРЕДЕЛАХ своей причинности, как нечто ОСОБОЕ, выделяющееся от других, а потому относительно независимое от их существования.
То же можно сказать и о ступенях развития нервной системы от единственного нейрона до чувствования, как ЧАСТИ организма, ибо, благодаря своим особенностям, эта часть отлична от других частей организма, и это отличие имеет причину в самой нервной клетке, нервной системе. Но нервная система, во-первых, как ЛЮБАЯ ДРУГАЯ часть организма, развивающаяся из единственной оплодотворённой яйцеклетки, ограничивает (вплоть до чувствования) свою причинность, тем самым, отождествляя её с причинностью существования ЦЕЛОГО организма (ограничение генетической программы) – т.е. причина существования нейрона РАСТВОРЯЕТСЯ в общей причине существования организма. Во-вторых, выполняя специфическую функцию отражения организмом возмущений внешней среды, нервная система выступает в материализованной форме ОСНОВАНИЯ претерпевания организма, а не самой его сущностью.
Другими словами, и в плане подчинённости своего развития, и в плане совпадения причинности, и в плане функционирования нервная система вплоть до чувствования не проявляет СОБСТВЕННОЙ причинности в рамках целостности (общности генетической программы) организма. Но, тем не менее, эта причинность у неё есть, и определяет её поведение с различными органами животного, имеющими, как особенное, ИНЫЕ совпадения с ОБЩЕЙ причиной существования организма, но не совпадающими с причиной существования нервной системы. Собственная причина существования нервной системы проявляется и в её специфических заболеваниях и т.д. Таким образом, в любом случае даже при детерминировании целым существования части, причина существования в самом себе означает РАЗЛИЧИЕ между собой и другим. Следовательно, наличие в сознании какой-либо стороны сознания, имеющей собственную, отличную от причинности сознания, причину означало бы ничто иное, как ЧАСТЬ сознания, либо нечто ОТЛИЧНОЕ от сознания.
Такие прецеденты отождествления субъективности с частью сознания или неким отличным от сознания в истории психологии, философии были неоднократно, в том или ином виде характеризуя «нечто», управляющее нашим сознанием, начиная от Бога, кончая той или иной сферой бессознательного,-
- просто бессознательного (бессознательное мышление –начиная с работ Лейбница, через работы Гартли, Гербарта, Сеченова, Карпентера, теорию установок Узнадзе, до наших дней, напр., работы Хуцишвили Г.);
-подсознательного (Шопенгауэровская бессознательная воля, фрейдовское Оно (ид));
-надсознательного (фрейдовское супер-эго, надсознательное Ярошевского М.Г., как категорийная регуляция умственной деятельности в результате интеграции личностного и надличностного) и т.д.
Таким образом, предварительно надо найти ответ на вопрос – нужно ли искать субъективное САМОГО сознания ВНЕ сознания?
Провести нижнюю границу поисков довольно легко. Согласно моей логике мышление, конечно, определяется состоянием ВСЕГО человеческого организма и, непосредственно, чувствованием, но, благодаря опосредованию сознания управлением биологически нейтральной деятельностью организма, не ограничено ДО КОНЦА. Так, имея одно и то же мышление, можно направить его на удовлетворение собственных нужд организма, чувствования – спекулируя зерном, обогатиться; а можно направить его к сфере звёзд и, упав при этом в яму, чуть не свернуть себе шею, как свидетельствует история о Фалесе. Именно благодаря биологически нейтральной деятельности, сознание приобрело свободу, значительно ослабило тяжесть оков, соединяющих его с организмом. Таким образом, из управления сознанием «снизу», т.е. чувствованием, значительно ослабило тяжесть оков, соединяющих его с организмом. Таким образом из управления сознанием «снизу», т.е. чувствованием, само сознание «ускользает» за границы, в которых возможно такое управление, и потому оно становится существенно неуправляемым чувствами – существенно, ибо его сущность находится вне чувствования. яЧувства могут лишь ВЛИЯТЬ, но не НАПРАВЛЯТЬ сознание, обуславливать, но не управлять сознанием.
Сложнее вопрос о бессознательном мышлении. В моём описании эволюции бессознательное мышление объясняется отдельными «прорывами» условнорефлекторной деятельности с возрастающей сложностью по обслуживанию инстинктивных программ. Подобно тому, как не все условнорефлекторные процессы оказались и в сфере сознания. Могут ли они выступать в роли управляющего агента самим сознанием? История науки накопила множество фактов как о том, что решение той или иной задачи приходит из сферы бессознательного (интуитивно во сне).
Но здесь важно – не откуда приходит решение, а чем оно вызвано. Поскольку же оно вызвано направленной работой сознания, то именно сознание является в данном процессе управляющим бессознательным мышлением.
И, пожалуй, самым сложным вопросом является вопрос об управлении сознанием чем-то, являющимся продуктом развития самого сознания, но не как часть сознания, а как нечто, выходящее из сферы сознания.
Но, что бы это не было, оно, по законам эволюции, могло сформироваться уже на ОСНОВАНИИ ГОТОВОГО сознания (подобно тому, как условный рефлекс мог сформироваться на основании готового безусловного рефлекса, многоклеточный организм – на основании готовых одноклеточных, атом – на основании готовых электронов и ядер и т.д.), и тогда субъект имел бы такое же отношение к сознанию, какое сознание, в своё очередь, имеет к чувственности. Т.е. субъекта не было бы в сознании, как и сознания нет в чувственности. Другими словами, сознание само по себе было бы лишь ОБЪЕКТИВНЫМ, что противоречит тезису о субъективности самого сознания (или хотя бы его стороны).
Следовательно, стоя на позициях исключительной принадлежности субъективности сфере сознания, необходимо признать, что субъективное, как имеющее причину своего существования в себе, не может быть ничем иным, как частью сознания, т.е., прежде всего, сознанием, имеющим некую особенность в мире сознания. Как я писал ранее – причинность самоё себя есть ничто иное, как ОБНАРУЖЕНИЕ самоё себя самим собой, будь-то чувствование, ощущение, раздражимость, или автокатализ, или ЛЮБАЯ самоорганизующаяся система в живой или неживой природе. И в то же время причинность самоё себя означает САМОуправление (управление самим собой).
Что происходит при ударении камня о камень? – Колебания частиц, их составляющих. Почему – колебания?- и не разлёт частиц камней в разные стороны? Потому что, колеблясь, частицы «обнаруживают» существование друг друга и связь между собой. Интеграция этих связей суть феномен камня, суть ОБНАРУЖЕНИЕ частицами камня самих себя в этом камне посредством взаимодействия друг с другом ВНУТРИ этой интеграции связей, путём ВОЗВРАЩЕНИЯ своего взаимодействия с другим (из-за конечности камня) к самому себе опосредованым интегрирующим взаимодействием всех частиц камня и потому УПРАВЛЯЮЩИМ данной частицей камня, как частью (элементом) целого. И. даже в самой аморфной по структуре системе, в том же камне, при взаимодействии возникают активные центры (напряжения, микротрещины и микровключения), которые вольно-невольно оказываются в роли ОПРЕДЕЛЯЮЩИХ результаты этого взаимодействия.
Т.е. ,в отношении сознания, как обнаружившего самоё себя, своё действие, само сознание необходимо распадается на обнаруживающее и обнаруженное, на управляющее и управляемое, на сознание, осознающее себя сознанием, и сознание, осознаваемое осознавшим себя сознанием. Т.е. целостное сознание распадается на сознание сознания (самосознание) и само сознание. Две части сознания есть одинаково сознанием, не выходящим ВНЕ ИМ ЖЕ ОПРЕДЕЛЁННОЙ ОБЛАСТИ. НО САМОСОЗНАНИЕ, КАК ОСОЗНАНИЕ СЕБЯ («Я») СУЩЕСТВУЮЩИМ В ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ СВОЕГО БЫТИЯ, СУТЬ ОСОЗНАНИЕ СОБСТВЕННОЙ ПРИЧИНЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ САМОЁ СЕБЯ.
Однако не надо путать обнаружение сознанием самого себя (появление самосознания), как появления собственной причинности существования сознания, без которой, собственно, не может быть самого сознания (также, как не может быть ощущения без ощущающего – собственно, ощущение (сознание), вроде бы, и есть: нейроны, регистрирующие неадекватность сенсорного сигнала работе рефлекса своим возбуждением (ассоциации условных рефлексов бессознательного мышления), но нет ЯВЛЕНИЯ ощущения (сознания), как такового, нет ВОСПРИЯТИЯ ощущения (сознания), а значит, нет и самого ощущения (сознания), как ощущения, а есть лишь ВОЗБУДИМОСТЬ (чувственность), СПОСОБНАЯ обнаружить себя как ощущение (как сознание)) с обращением сознания на самоё себя, как обнаружением этой причины в самом себе – т.е. с рефлексией, появившейся гораздо позже самого само- и сознания, хотя именно рефлексия позволила ВЫДЕЛИТЬ в самом сознании, как часть сознания, само самосознание. Таким образом, из онтологической схемы возникновения сознания, действительно, возникают две части сознания – самосознание и сознание, причём, ОДНОВРЕМЕНО. Т.е. сознания не может быть без самосознания, как, естественно, и наоборот. А значит, самосознание, являясь собственной причиной сознания, есть, одновременно, и его СЛЕДСТВИЕМ. Последнее парадоксальное утверждение не есть уникальным в логических парадоксах возникновения нового в природе вообще. Достаточно вспомнить сакраментальный вопрос о яйце и курице или обратить внимание на возникновение раздражимости, ощущений и чувств в эволюции отражения- что я и постарался, собственно, сделать.
Но что это означает в приложении к определению субъективного в сознании? В моей интерпретации: самосознание – это, прежде всего, сознание, как сознание самого себя; это – ЧАСТЬ сознания (ведь очевидно, что ВСЁ сознание не замыкается только на сознании самого себя, но и выполняет функции осознания окружающего сознание мира), причём, УПРАВЛЯЮЩАЯ сознанием часть, и потому – суть ПРИЧИНА сознания. С другой стороны, как было сказано, самосознание суть само сознание и, таким образом, самосознание, являясь причиной сознания, одновременно, есть причиной самого себя, оставаясь при этом ЧАСТЬЮ сознания. Т.е., таким образом, можно, не нарушая логики, сказать и так: самосознание суть часть сознания, имеющая причину своего существования в самом себе. Т.е., сформулировав таким образом дефиницию самосознания, я, тем самым, отождествил существенное (т.е. определяющее) свойство субъекта с его носителем (самосознанием). Последним препятствием для подобного полного отождествления служит тот факт, что субъективное, в свою очередь, отождествляет человека с собой, а сознание ОПОСРЕДУЕТ себя от организма, причём последнее, по мнению таких философов, как Андреев И.Л., Гурьев Д.Д., является непременным условием становления самого сознания(восприятие руки, языка, а потом – и всего организма в качестве ОРУДИЯ своей деятельности, но не ЧАСТИ самого себя). Здесь можно шутливо, но логически верно возразить, что, не говоря уж о древних, сам Кант, совершивший переворот в понимании субъект-объекта, в общем-то считал разумную душу бессмертной, в отличие от бренного тела. Ещё более весомым было бы указание на противоречие в логике самой МЛФ по этому вопросу, ибо, вполне определённо её представители если и избегают противопоставлять сознание материи в онтологическом плане, в гносеологическом – имеют тенденцию к высказываниям о том, что сознание – НЕМАТЕРИАЛЬНО, а следовательно, поскольку субъективное – часть сознания, не материально и оно. Отсюда делается вывод: если данные философы говорят истину, то сознание так или иначе отлично от материи, НЕ ЕСТЬ материя.
Но если сознание – не есть материя, значит, оно не может отождествлять себя с материей, что очевидно из их разделения: сознания, осознавшего свои отличия от материи, и материи. Следовательно, субъективное, как часть сознания, тоже не может отождествлять себя с телом. Тогда данное определение субъективного, как части сознания, отождествляющей себя с телом – ложно. Такая логика не может устраивать ни тех, кто придерживается мнения об истинности обоих тезисов об отношении материи, сознания и субъективности, ни меня, ибо ничего не говорит о действительном их соотношении. Моё мнение по этому вопросу заключается в том, что самосознание, как сознание своего существования, включает в себя и сознание постоянной зависимости своего существования от тела, которая, однако, не является сущностью сознания, а лишь АТРИБУТОМ его существования в данной форме.
Таким образом, отождествление самосознания с телом мною рассматривается как ВКЛЮЧЁННОСТЬ сознания атрибутивности телесного существования в сознание существования самого себя. Если это действительно так (а это – действительно, так, исходя из соображения о том, что в сознание входит не только отражение существования деятельности своего тела, а и отражение биологически нейтральных для человека тел, более того, сознание, как отражение, обладающее собственной сущностью, включает в себя не только, и, главное, не столько отражение себя и другого, сколько СОБСТВЕННОЕ существование себя, как сущности), то отождествление самосознания с субъектом оказывается полным. Т.е., таким образом, можно утверждать, что субъектом сознания есть самосознание.
Установив этот факт, пойдём в обратном направлении, раскрывая его значимость. Итак, что значит:
-самосознание суть субъект?
Это значит, что оно есть причина существования самого себя – т.е. сознания.
Что значит:
-нечто есть причина существования самого себя?
То, что оно не нуждается в своём существовании ни в чём другом, внешнем. Словами Мамардашвили М.К.: «Я мыслю, и для этого нет никаких внешних причин и оснований» (Мамардашвили. 1990. С. 36). Собственная причинность существования означает СВОБОДУ существования – это ФАКТ существования нашего сознания и никакими внешними природными, экономическими, социальными внешними причинами НЕ ОБЪЯСНИТЬ ни самоё мышление, ни его содержание. Один из двух рабов, служащих одному и тому же хозяину, хочет обрести свободу, другой предпочитает оставаться рабом. Один раб убивает болезненным способом себя, чтобы не сражаться на арене, другой убивает на арене других, чтобы остаться жить самому; два учёных, живущих в одно время и наблюдающих одно и то же явление – свет, приходят к ПРОТИВОПОЛОЖНЫМ выводам о его природе, а любой великий учёный тем и велик, что сумел найти с помощью мышления, прежде всего, СВЯЗЬ между множеством природных явлений, каковую никто до него, а иногда и он сам, НЕ НАБЛЮДАЛ. Два философа, живя в одно и то же время великих СОЦИАЛЬНЫХ потрясений, создают свои ПРОТИВОПОЛОЖНЫЕ этические системы, одна из которых пронизана верой в светлое будущее человека, другая низводит его до животного. Не видеть этого- значит, грешить против истины. О. Бальзак в «Утраченных иллюзиях» писал: «Идеи могут быть обезврежены только идеями», мысль может быть ограничена только мыслью. Сознание, воспринимая влияющие на него чувства, ощущения, в СЕБЕ САМОМ суть независимый мир мысли, где РОЖДЕНИЕ каждой новой идеи (в частности – идеи новой технологии) принято в археологии, например, приравнивать к генетической мутации организма.
Конечно, отрицать внешние природные, экономические и, особенно, социальные причины в формировании мышления СОВСЕМ было бы также ошибочно, но они могут определять мышление ВНУТРИ, лишь только как ОСОЗНАННЫЕ самим мышлением в той или иной форме, приняв вид той или иной мысли.
Итак, собственная причинность существования суть прежде всего, СВОБОДА существования, притом, свобода, УПРАВЛЯЕМОГО самим собой существования. Что значит эта свобода в отношении сознания?
Свобода не сводится к случайности столкновений движущихся аксонов нейронов между собой (т.е. в произвольном образовании условного рефлекса), свобода не сводится к образованию третичного качества (в виде понятий, суждений, умозаключений о предметах внешнего мира и о самих себе). Свобода мышления, обуславливаясь данными свойствами мышления (т.е. представлением о том, что понятие о предмете – не есть сам предмет («удвоение» предмета), возможностью образования ассоциаций между понятиями) суть СПОСОБНОСТЬ самому устанавливать те или иные связи, порождая мысленный объект и ассоциации, связанные с его существованием. Т.е. свобода мышления - ПРОДУЦИРОВАНИЕ самого себя. Действительно, это уже подразумевалось мною при рассмотрении взаимоотношений сознания и самосознания, но не было выделено. Исправлю свою вынужденную ошибку (вынужденную потому, что передо мной ранее стояла задача не рассмотрения взаимоотношений сознания и самосознания, а приведения в соответствие знаний о существенном признаке субъекта со знаниями о возникновении самого сознания), и рассмотрю эти взаимоотношения под углом взаимосвязи сознания и самосознания в их существовании, исходя из их определений, данных мною ранее.
Итак, воспримем сознание, как, главным образом, отражение действительности (внешнего мира). В этом случае можно говорить о свободе, как об ошибках, связанных с трансформацией свойств вещи, данной человеку в ощущении, неполноте (ограниченности) восприятия вещи его ощущениями и случайности, связанной с движением аксонов нейронов, как пределах активности, пределах собственной причинности существования сознания. Но вряд ли при этом подобную активность можно назвать свободой сознания. В сознании при его образовании происходит нечто другое. Сознание обнаруживает себя таким, каким оно есть, со всем своим объективным (в смысле – соответствующим предметам внешнего мира) содержанием мысли, с его изъянами, с его НЕЗАВЕРШЁННОСТЬЮ и несовершенством. И это обнаружение сознанием самого себя суть ОСОЗНАНИЕ своей незаконченности, несовершенства, из которого проистекает ПРИЧИНА продуцирования самого себя из самого себя, активная самоорганизация и самодостройка, КОНСТРУИРОВАНИЕ самого себя на основании самого себя.
Названное мной, несмотря на его недостатки, объективное содержание мыслей испытывает могучее давление со стороны самосознания, организующего сознание в единую совершенную систему. И под этим давлением самосознания, в которое включены и конечность (недостаточность) знания о внешнем мире, и искажения, и изъяны в отражении этого мира, и случайность столкновения аксонов в чувственном стремлении их друг к другу, с одной стороны, и объективное содержание отражения – с другой, сознание само по себе ИЗМЕНЯЕТСЯ, стремясь к соответствию самого себя и своей причины (т.е. к соответствию самого себя, ЕЩЁ не обнаруженного самим собой, к самому себе осознанному). Вполне естественно при этом понимать, что подобный процесс, ПОЛНОСТЬЮ изолированный от внешней среды, от поступления из внешней среды новых ощущений, новых чувств, довольно быстро бы закончился. Но их поток в течение жизни не прекращается. Ощущения и эмоции ОСОЗНАЮТСЯ в лоне идей и ассоциаций, уже существующих в нашем сознании, и, в качестве осознанных, становятся ЗНАНИЯМИ, МЫСЛЯМИ, ЧАСТЯМИ становящегося сознания, включёнными в непрекращающийся процесс сознания ИЗМЕНЯЮЩЕГОСЯ сознания.
Отсюда: вполне естественный вывод того, что давно в МЛФ и на языке МЛФ звучит, например, так: «…знания не существуют в отрыве от сознания, они составляют содержание сознания. Сознание же, в свою очередь, неотъемлемая черта сущности человека. Потому-то ПРОИЗВОДСТВО ЗНАНИЙ – это ещё и ПРОИЗВОДСТВО СОЗНАНИЯ…» (Семёнов. 1990. С.8).
Проблема умосозерцания и рефлексии подробно была рассмотрена мной в другой работе (См. Царёв П.П. «Натурфилософия как рефлексия естествознания»). Здесь лишь я, стремясь к логической завершённости каждой мысли, отмечу, что свобода сознания, продуцирующего самое себя, ВНЕШНЕ, безусловно, ограничена, как ощущениями, так, особенно, и чувствами, генерализирующими ощущения. Положим, становящееся сознание, несомненно, стремится стать ставшим. Естественно при этом, что субъективизм, как активность самодостраивающегося сознания, в своей активности, т.е. в самом себе ПОЛАГАЕТ свои особенности существования, как отражения и т.д. в продуцирующееся им сознание, в том числе, и о внешнем мире, ИСКАЖАЕТ в стремлении сознания к увеличению к своей целостности (т.е. в стремлении сознания к увеличению самосознания себя единым (возвращающимся к себе) феноменом) действительное отражение внешнего мира. Как причина в себе – оно имеет право сделать это. Как ОРГАН УПРАВЛЕНИЯ телом, в том числе (до некоторой степени) и чувствами и ощущениями, сознание не только способно на свободу осознавания этих ощущений и чувств, но и к концентрации их на одной стороне действительности и игнорировании другой, на ИЗМЕНЕНИИ самого характера ощущений и чувств (видении того, чего нет, превращении с помощью логических операций убеждения самого себя чувства поражения в чувство победы) и т.д. Но дальнейший рост субъективизма в сторону усиления различий между отражаемым ощущениями и чувствами внешним миром и отражением этого мира, продуцирующимся самим сознанием, в ФИЗИЧЕСКОЙ деятельности человека приводит к чувству неудовлетворённости от этой деятельности, к учащающимся стрессовым состояниям, к вынужденному усиленному контролю над ощущениями (который, в свою очередь, ведёт к торможению продуцирования).
Поскольку стресс, в частности, по мнению некоторых специалистов, сыграл не последнюю роль в образовании самого мышления (и даже – изменению генетического аппарата человека), вполне приемлема в контексте моей идеи о роли чувств в становлении условнорефлекторных связей между подвижными нейронами, мысль о том, что гуморальное состояние мозга влияет как на прочность уже сложившихся нейронных связей, так и на их появление. Т.е. рост, например, отрицательных эмоций ведёт к повышенной возбудимости нейронов, учащённым разрывам старых связей между ними, повышенной случайности и иной закономерности образования новых связей, что изменяет детерминированность изменения сознания самосознанием, а значит, и самого самосознания. Другими словами, самосознание – не точка, к которой стремится сознание, а постоянно изменяющаяся ОБЛАСТЬ сознания, обуславливающаяся в своей НЕОПРЕДЕЛЁННОСТИ (незавершённости) чувствованием, и обуславливающая свою независимость самосознанием самое себя., как ОТЛИЧНОГО от чувствования способом отражения биологически нейтрального мира свойств и отношений в его взаимосвязи не только с самим собой, но и с чувствами, ощущениями, а через них – и с сознанием.
Таким образом, то, что я пытался ВЫВЕСТИ путём формирования моего понимания эволюции отражения, и, с этой стороны, НЕЗАЩИЩЁННОЕ от критики (чего, например, стоит факт, что каждый нейрон имеет не один, не два, и даже не десять, а более десяти тысяч контактов с другими нейронами в свете СХЕМАТИЗМА нашего понимания его работы), дано человеку НЕПОСРЕДСТВЕННО в эмпирии относительно независимости его ощущений и чувств, а значит, и непосредственного отражения организмом внешней среды, от сознания, дано человеку НЕПОСРЕДСТВЕННО в эмпирии осознания собственной причинности сознания, осознания собственного Я, ЗАКЛЮЧЁННОГО в наши тела, но не тождественного нашим телам, а лишь ЗАВИСЯЩЕГО ВНЕШНЕЙ обусловленностью от этих тел. И с этой точки зрения (т.е. с точки зрения ФИЛОСОФСКОЙ спекуляции, лежащей в области очевидности существования самого себя для самого себя), моя позиция неуязвима и суть ОСНОВАНИЕ моего понимания эволюции отражения, критерий его правильности если не в физической реальности, то в ЛОГИЧЕСКОЙ, что означает, прежде всего, гносеологически выверенное требование для ЛЮБОГО понимания эволюции отражения представить эту эволюцию таким образом, чтобы она имела своим конечным пунктом непосредственную данность существования сознания самому себе, т.е. удовлетворяло требованию философской спекуляции.
С другой стороны, философская спекуляция, как непосредственная данность существования сознания самому себе, непосредственный опыт сознания над самим собой, суть исходная категория для обратного анализа от сознания к материи.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

ЧАСТЬ II. ПРИОБЩЕНИЕ К СУБЪЕКТУ ВСЕЛЕННОЙ.

Итак, из обстоятельств дела я выделил существенный признак субъекта, которым наделяют субъект. Я дал определение, что есть отражение и каковы отношения этого атрибута материи с другими, смежными с ним атрибутами, проследил его эволюцию от отражения в неорганической природе до сознания и установил специфику сознания, как высшей формы отражения. Таким образом, я систематизировал предварительный материал для размышлений, НЕОБХОДИМЫЙ (т.е. это не значит, что его достаточно) для составления собственного суждения о понятии субъекта. С этой целью я, прежде всего, попытаюсь сопоставить общепринятое понимание субъекта, как субъекта исключительно сознания с его существенным свойством, со спецификой сознания, как высшей формы отражения, и на основании данного сопоставления сделать умозаключение: что же именно понимается не под существенным свойством субъекта сознания, а под самим субъектом сознания. Уже сейчас, исходя из обстоятельств дела, можно предположить, опираясь на общепринятую точку зрения, что субъект сознания – не есть САМО сознание, разделённое на субъективную и объективную «стороны». Поэтому, следующим шагом в данном исследовании сознания с точки зрения причастности его к субъективному было бы перейти от рассмотрения субъекта сознания к СУБЪЕКТУ ВООБЩЕ (т.е. абстрагировать понятие субъекта от особенностей его, как субъекта именно сознания) и, на основании полученной дефиниции субъекта перейти к понятию объекта, их взаимоопределений и взаимосуществования.
И наконец, в «заключении» будет рассмотрен полученный результат моих размышлений в ракурсе понимания отношений материи и сознания в МЛФ.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

Глава 8. Достоверность изложенной эволюции отражения.

Если с пониманием отражения как основания претерпевания, и эволюции его в неживой и живой (т.е. – включая раздражимость) природе профессионал ещё может согласиться, то эволюцию отражения и её интерпретацию от рефлекса до мышления включительно, предполагаемую мной, он, не долго думая, по внешним признакам может легко отнести в разряд спекулятивных. Но кажущаяся повисшей в воздухе, недоказуемая интерпретация эволюции отражения в живой природе, на самом деле, имеет, если не онтологические, то глубокие гносеологические корни.
В принципе, на сегодняшний день ЛЮБАЯ попытка построения эволюционной модели отражения в живой природе из-за скудности данных естествознания по этому вопросу будет СПЕКУЛЯТИВНА. Но отсутствие достаточного количества фактов ещё никогда не останавливало учёного от попыток теоретического осмысления тех фактов, которые всё же имеются в наличии. С гносеологической точки зрения это оправдано существованием необходимой взаимосвязи эмпирии и теории. С одной стороны, теория развивается с расширением эмпирического материала, с другой стороны, теория ПРЕДСКАЗЫВАЕТ наличие ещё необнаруженного человеком эмпирического материала в природе. Т.е., другими словами, теория расширяет эмпирию, эмпирия обогащает теорию – и только подобное ДВИЖЕНИЕ человеческой мысли к истине можно назвать научным. С онтологической точки зрения это оправдано тем, что изучая тот или иной предмет, мы никогда не можем быть уверенными в том, что знаем – достаточно или ещё недостаточно фактов для построения истинной теории этого предмета мы имеем. Тот же недостаток фактов наблюдается и при построении теоретической картины эволюции отражения. Например, знакомы ли мы с процессами мышления настолько, чтобы определить их как точку на графике развития нервной системы, чтобы провести экстраполяцию к ним Павловского условного рефлекса? Ведь интуиция, как непосредственное умозрение вещи, вполне может помочь нам узнать вещь, проникнуть в глубину её сущности, как раз, при нехватке этих фактов (например, учение Декарта о мышлении, заложившее в науку понятие рефлекса) или при ускользающей в подсознание СВЯЗИ этих фактов, вскрывающих одно целостное явление. И в то же время у нас нет сколько-нибудь подробного механизма работы интуиции, которой постоянно пользуемся. В частности, отвергая спекулятивность, мы в вопросе об интуиции впадаем в логический парадокс, ибо нельзя же всё время восхищаться интуицией только в прошедшем времени, когда уже будет ДОКАЗАНО со всей скрупулезной точностью для науки данного времени (не говоря уже о науке будущего, для которой любая самая надёжная теория будет выглядеть не иначе, как спекуляция), а не во время самого прозрения! Стесняться спекулировать в пограничных областях наших знаний – значит, обречь процесс познания на застой, предпочесть процессу познания СОСТОЯНИЕ познания.
Может показаться глупым – вытаскивать из подвалов памяти дискредитировавший (по академическому мнению) себя в науке спекулятивный метод познания. Но обращаться за этим к памяти – нет никакой нужды. Взглянем на современную физику. Здесь можно ещё согласиться с тем, что построение альтернативных МНОГОЧИСЛЕННЫХ моделей общей теории относительности, даже при общепризнанной нехватке фактов (что, в принципе, уже позволяет отнести эти модели в разряд спекулятивных, хотя подобного аргумента для такого вывода ещё недостаточно) суть ТЕОРЕТИЧНО, а не спекулятивно. Но когда, как раз, в связи с недостатком фактов, дополнительными критериями истинности той или иной теории провозглашаются понятия простоты теории, красоты и т.д. – то это уже область эстетики, человеческого понимания мира в человеческих категориях и потому суть СПЕКУЛЯЦИЯ, спекуляция, применяемая, пусть как дополнительное средство познания, но здесь и сегодня, а не в заклеймённом прошлом. Я поступлю также, как и физики. Итак, первым критерием истинности того или иного теоретического построения должен быть критерий соответствия данного построения тем фактам и основанным на них теоретическим положениям, которые на данный момент считаются если неоспоримыми явлениями живого отражения и его эволюции, то хотя бы, широко признанными.
С этой целью возьмём за основу для сравнения понимания эволюции отражения в качестве нервной деятельности и связанных с ним фактов, данное Асратяном Э.А., Шангаловым Г.Х. и Вартаняном Г.А., Петровым Е.С. в таких синтезирующих МЛФ трудах, как «Марксистко-ленинская диалектика. В 8-ми кн.» и «Материалистическая диалектика. В 5-ти т.».
В общем-то, саморегуляция по принципу обратной связи признаётся в МЛФ одной из основных существенных черт, присущих жизни вообще. С этих позиций появление нервной системы в МЛФ рассматривается, как естественный процесс выделения в многоклеточном организме специального органа, обеспечивающего определение ПОТРЕБНОСТИ организма для поддержания гомеостаза, что свойственно и одноклеточным организмам (т.е. в отсутствии нервной системы), выполняющего функции ПОДКРЕПЛЕНИЯ (удовлетворение мотивации, возникающей на основе потребности) и интеграции (См. Вартанян. Петров. 1983. С. 266 – 268). С тем, что функции подкрепления возникают лишь у многоклеточного организма – трудно согласиться, да и Вартанян с Петровым, в общем-то, в данном вопросе осторожны, ссылаясь на то, что «сам механизм активации одноклеточных….и дезактивации…остаётся неясным»ю Гораздо важнее в этом плане то, что появившаяся в процессе эволюции нервная клетка, ВОСПРИНИМАЯ потребности и удовлетворение потребностей РАЗЛИЧНЫХ органов, становится, тем самым, как клетка (т.е. на одном уровне организации с органами), развивающаяся в дальнейшем, также в орган, ОТНОСИТЕЛЬНО самостоятельным органом самого организма.
Действительно, если ей свойственно ВОСПРИНИМАТЬ (а, тем более, ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ) работу органолв, то они для неё выступают как нечто ВНЕШНЕЕ. Т.е. качественный скачок с появлением нервной клетки связан, прежде всего, с ВЫДЕЛЕНИЕМ ОДНОУРОВНЕВОЙ с органами (клетками) тела системы, способной ОЩУЩАТЬ ВНУТРЕННЕЕ состояние тела, и уж ПОТОМ, на основании этой способности УПРАВЛЯТЬ телом, как единым целым, регулируя его взаимоотношения с окружающей средой.
Новое ведь не в том, что животное начало раздражаться и отвечать на раздражение… Даже – не в том, что животное регулирует действия своих клеток (это возможно, как указывалось ранее, и химическим способом с помощью ВНУТРЕННЕЙ среды), а в том, что появилась одноуровневая с организмом специализированная клетка, способная раздражаться, воспринимать работу других клеток организма, как нечто ВНЕШНЕЕ ей самой.. Момент ВНЕШНЕГО отношения нервной клетки к собственному организму, нельзя сказать, чтобы был упущен в МЛФ. Нет. Уже из факта признания СПЕЦИАЛИЗАЦИИ нервных клеток естественно следует их ОБОСОБЛЕННОСТЬ от органов организма. Но сам смысл данной внешности нервных клеток был в МЛФ лимитирован. Ну, например, мы, чтобы уловить присутствие понятия ВНЕШНОСТИ нервных клеток, акцентировав своё внимание на необходимости для работы нервных клеток их способности ВОСПРИНИМАТЬ состояние ДРУГИХ клеток организма, на что и указывают Вартанян и Петров. Но они из этого факта не делают никаких выводов. Выводы, правда, делаются ими из самого факта специализации КЛЕТКИ (т.е. определённого одинаковым уровнем организации материи элемента БИОЛОГИЧЕСКОГО движения и взаимодействия), в том смысле, что нашлась, возникла специализированная биологическая основа для отражения внешних (и внутренних) воздействий на организм в целом. Возникла такая устойчивая (а специализация всегда подразумевает устойчивость, как ХАРАКТЕРНОЕ отличие от других) основа, которая в дальнейшем позволяет, в свою очередь, произойти специализации уже ВНУТРИ себя (т.е. позволяет увеличивать свою сложность). Но подобные выводы направлены, так сказать, ВОВНЕ факта внешности нервной клетки другим соматическим клетками организма, а не на рефлексию этого факта. Фиксируется только внутренний примитивизм нервной системы у кишечнополостных, практически, не дающий никаких преимуществ для многоклеточных по сравнению с одноклеточными организмами (увеличенную скорость передачи сигналов по нервной системе у многоклеточных, у гриба-микромицета, например, компенсирует способность существовать в благоприятных условиях, распадаясь на множество одноклеточных организмов и соединяясь вновь в одно тело, при нехватке для них, например, пищи; тем самым всё также повышается выживаемость данного вида). Да и описывая существование кишечнополостных вл внешней среде Асратян и Шингаров подчёркивают более ОБЩНОСТЬ реакций на возмущения у многоклеточных и одноклеточных, характеризуя реакции многоклеточных, как «примитивные» и «обобщённые» (Асратян, Шингалов. 1983. С. 185, 186), что ассоциативно связывается с «неспецифической» раздражимостью одноклеточных. Упущение из виду такой важной характеристики, как ВНЕШНОСТЬ, уже ПЕРВОЙ нервной клетки появившейся в процессе эволюции по отношению к остальным клеткам организма (хотя, как видно из контекста тех же Асратяна и Шингалова, Вартаняна и Петрова – главный качественный сдвиг в существовании организма имел глубоко ВНУТРЕННЕЕ для такого организма значение и, гораздо меньше – ВНЕШНЕЕ, выраженное в его поведении) может сказаться и далее. Например, другой автор, Скоробогатов, мучимый также, как и я, вопросом о начале субъективности, аргументирует появление субъективности уже у животных, обладающих чувствительностью, тем, что, по его мнению, лишь на данном уровне развития нервной системы возникает необходимость «соотнесения чувства внутреннего состояния к пространству отображаемого предмета» (Скоробогатов. 1984. С. 49), что, однако, несправедливо по отношению к той самой первой клетке, которая уже за счёт своей ВЫНЕСЕННОСТИ ТВ качестве специализированной клетки из общей структуры организма суть АРБИТР между внешними для неё как внешней средой, так и самим организмом. Недаром те же Асратян и Шингаров подчёркивают значение экспериментов А.Б. Когана, Ф. Хромовой, Л.М. Чайлахяна, А.А. Зубкова и др., в которых убедительно было доказано, что первые по ступени развития нервной системы животные «…способны к выработке примитивных и кратковременных приобретённых реакций, которые могут рассматриваться как отдалённые прототипы условного рефлекса» )Асратян, Шингалов. 1983. С 186).
Как легко понять, в отличие от современного описания значимости для живой природы появления нервной клетки, описание, данное в этой работе, ставит во главу угла понятие нервной клетки, как отражающей внешние и внутренние воздействия ВСЕГО организма (как целого) – в аспекте ВНЕШНОСТИ обоих для неё самой. Т.е. по своему характеру нервная клетка, прежде всего, внешняя как к внутренним органам, так и ко внешней среде. Только на основании этого факта возможно её функционирование, именно как НЕРВНОЙ клетки. Другое дело в характере внешних отношений нервной клетки и клеток примитивного организма, с одной стороны, и нервной клетки с внешней средой. В первом случае взаимодействие суть СОДЕЙСТВИЕ, во втором – взаимодействие суть ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ. В первом случае отношения направлены на поддержание инерции, гомеостаза, во втором – на оказание СОПРОТИВЛЕНИЯ. Ведь, вполне естественно, что оптимальные условия, подходящие для клеток ВСЕГО организма ВНУТРИ организма, будут являться оптимальными условиями существования ПЕРВЫХ нервных клеток.
Противоречит ли сказанное официальному описанию простейших нервных систем? – Скорее, оно конкретизирует это описание, даёт более полное понимание необходимости появления нервной клетки. Действительно, о чём говорится в общепринятом описании по поводу последнего? – Необходимость появления нервной клетки диктуется как потребностью РЕГУЛЯЦИИ различных органолв и клеток многоклеточного организма, так и в ускоренном акте противодействия внешней среде. Разве данное в этой книге альтернативное описание это отрицает? Нет.
Не противоречит оно общепринятому мнению и в главном: для многоклеточного организма, конечно, важны и регуляция работы различных органов, тканей и просто групп клеток с той или иной специализацией, и скорость акта противодействия внешней среде. Но прежде всего, ему нужен механизм повышения ГОМЕОСТАЗА ВСЕГО организма в целом, т.е. гомеостаза, прежде всего ВНУТРЕННЕЙ СРЕДЫ (Ср.: «Возникновение центральной нервной системы создало возможность…для реализации действий, необходимых для восстановления нормальной внутренней среды, ГОМЕОСТАЗА» (Вартанян, Петров. 1983. С. 268)). Только этот механизм способен резко повысить БИОЛОГИЧЕСКУЮ ПРОДУКТИВНОСТЬ, опосредовать в какой-то мере внешнее воздействие «сверхощущаемыми» рецепторами нервных клеток. Мало этого- именно исходя из понимания формирования первых нервных клеток для выполнения функции сохранения гомеостаза, легко сделать выводы и о ПРОИСТЕКАЮЩИХ из этой основной функции нервной клетки других функциях: управления, как согласования, интегрирующей функции и т.д., и новых свойствах, форме, присущей нервной клетке:
1. В более узком по сравнению с другими клетками диапазоне благоприятного для неё существования (а значит, в более чуткой восприимчивости).
2. В большой и целенаправленной скорости передачи сигнала.
3. В широкой разветвлённости (аксоны и дендриты).
И лишь над всем этим – ТРАДИЦИОННЫМ пониманием образования и функционирования первых нервных клеток базируется мой тезис о ВНЕШНОСТИ нервной клетки другим клеткам организма. То, что это так – косвенно признаётся и в МЛФ. За это свидетельствуют как сам факт специализации нервной клетки, так и потребность исполнения своих специфических функций только в условиях определённой обособленности от других клеток. Последнее лишь возрастает с ростом специализации нервной клетки с ходом эволюции – изоляция аксонов для проведения электрических импульсов, особые, отличные от условий существования органов всего организма, требования к среде для клеток головного мозга (мозг питается кровью особого состава, у него – свои выделения и яды, он может испытывать недостаток особых, необходимых лишь ему веществ, в отличие от других клеток аэробное окисление глюкозы служит для нейрона ЕДИНСТВЕННЫМ источником энергии и т.д.).
Для чего это нужно? Кроме того, что именно внешность нейрона суть ФОРМА, посредством которой нейрон может выполнять свои функции по стабилизации гомеостаза многоклеточного организма, а значит, через неё и объясняется суть функционирования нейрона самого по себе (т.е. при объяснении возникновения нейрона мы ссылались на потребность организма, теперь же, подчёркивая внешность нейрона остальным клеткам организма, я, тем самым, ОГРАНИЧИВАЮ его потенциальную способность к вариантам дальнейшего развития нервной системы не только возрастающими требованиями к нему развивающегося, усложняющегося организма, но и заложенной в нём изначально, как ОСОБЕННОМ, собственной природой), именно акцентирование внимания на внешности нейрона внутренним органам, тканям, и группам клеток организма позволяет, на мой взгляд, перекинуть мысленный мост, соединяющий в эволюции «первый» примитивный нейрон с нейронами, участвующими в столь сложном явлении безусловного рефлекса.
Эта тема- образование безусловного рефлекса – осталась, в общем-то, за рамками внимания дискуссий представителей МЛФ. Достаточно сослаться на тех же Асратяна и Шингалова, которые видят, если не сам условный (даже – не безусловный!) рефлекс, как у моллюсков (!), то его прототип у кишечнополостных, чтобы иметь представление о бытующем, по крайней мере, до 1983 года в МЛФ мнении о том, что ВСЯ эволюция нервной системы у животных за МИЛЛИАРДЫ лет свелась к выработке УСТОЙЧИВОГО, долговременного, сложного (от примитивного( УСЛОВНОГО рефлекса. Конечно, это – огрубление, даже, в каком-то смысле, окарикатуривание действительного положения дел в МЛФ по данному вопросу, но, во-первых, воспроизводя в 1982 году такие слова на бумаге, нельзя остальных (т.е. многочисленных читателей) держать за болванов; во-вторых, в отличие от безусловного и условного рефлексов, образованию самого безусловного рефлекса в марксистко-ленинской литературе, действительно, уделено мало внимания (как, впрочем, и раздражимости).
Что же, однако, даёт нам понимание внешности нейрона к остальным клеткам организма для устранения существующего ныне пробела в описании эволюции нервной системы? Ранее, подчёркивая факт внешности нейрона как клеткам СОБСТВЕННОГО ОРГАНИЗМА, так и внешней среде, я подчеркнул существование различий в отношениях этой внешности, что включает в себя как количество и разнообразие внешних и внутренних факторов, воздействующих на акцепторы нейрона, так и их природу и ширину диапазона.
Что это даёт для понимания эволюции отражения живой природы? Первое, и самое важное: органы, ткани и группы клеток – суть части и элементы ОДНОГО ЦЕЛОГО, чьё существование, функционирование подчинены существованию целого. Т.е., в принципе, в отсутствии внешних возмущений, работа частей примитивных «нервных» животных налажена столь хорошо, что и без нерва они могут существовать неопределённо долго – до сбоев в работе ПО ВНУТРЕННИМ каким-либо причинам.
Далее. В гомеостатической среде количество возмущений, их величина, как и ответная реакция тканей, групп клеток на нервное возбуждение, опять же, детерминировались самой природой их существования. Т.е., другими словами, нейрон, передав сигнал от одной клетки другой, мог быть не озабочен реакцией донора, ибо эта реакция детерминирована природой самого донора (классический пример: сердце виноградной улитки поддерживает свой ударный ритм в питательном растворе с добавкой серотонина (нейромедиатора), т.е для работы сердца улитки вообще НЕ ОБЯЗАТЕЛЕН КОНТРОЛЬ со стороны нейрона, которому достаточно лишь «отдать приказ»).
Другое дело – регуляция взаимодействия организма с внешней средой: действия раздражителя здесь уже не обусловлены природой самого организма. В силу независимости своего существования раздражитель может ответить любой, непредсказуемой в рамках существования организма реакцией. Поэтому для взаимодействия с внешним раздражителем нервной клетке уже недостаточно передать сигнал в соответствующий орган. Нервной клетке необходимы КОНТРОЛЬ, информация о реакции внешнего раздражителя на то или иное ответное действие организма с различными характеристиками интенсивности, частоты и т.д.
Таким образом, из сравнения отношений нейрона с внешней средой и клетками своего организма вполне естественно следует вывод, что отношения его с клетками своего организма должны быть БОЛЕЕ ПРОСТЫМИ.
Опираясь на этот вывод и утверждение о том, что непосредственной причиной возникновения нейрона была потребность организма в увеличении гомеостаза именно своей внутренней среды, я ПРЕДПОЛАГАЮ, что «первая» нервная клетка, по крайней мере, ПРЕИМУЩЕСТВЕННО выполняла функции поддержания гомеостаза регулированием (или, лучше – согласованием) ВНУТРЕННИХ работ клеток организма. В таком виде нейрон выступал СРЕДСТВОМ ПЕРЕДАЧИ потребностей и подкрепления одних клеток организма другим.
Ну, а как же быть с экспериментами ряда исследователей (А. Б. Когана, Ф. Хромовой, Л.М. Чайлахяна, А.А. Зубкова, Г.Г. Поликарпова и др.), на которые ссылаются Асратян и Шингалов, утверждая существование прототипа условного рефлекса у кишечнополостных? Здесь, в общем-то, я не вижу противоречия между моей СПЕКУЛЯТИВНОЙ по существу (особенно, если не забыть сослаться на такие здравые вещи, как-то: прежде, чем начинать наводить порядок снаружи, нужно навести его внутри, сначала сам исправься, а потом пеняй другому и т.д.) гипотезой и эмпирией. Дело в том, что нейрон, хоть и является средством передачи, но ЖИВЫМ средством. И он, как ЖИВОЕ (в этом- НОВОЕ качество системы регулирования гомеостаза многоклеточных) способен из СВОИХ оснований, как то: посредством изменения своего ВНУТРЕННЕГО (т.е. внутриклеточного) химизма при протекании через него сигнала – может РАЗЛИЧАТЬ сигналы, ЗАПОМИНАТЬ (в химизме) часто повторяющиеся из них, повышать и понижать порог своей чувствительности или генерации потенциалов действия и т.д.
Насколько далеко можно зайти, следуя вполне респектабельной биологической теории памяти- можно узнать, прочитав статью Цитоловского Л.Е. «Внутренний мир нейрона» (Цитоловский. 1978). Куда там до него Асратяну и Шингалову! Те ищут в нейроне лишь прототип условного рефлекса, Цитоловский же – сознание. Причём, ищет он, опираясь на факты нейрофизиологии. Так насколько же должен быть богатым мир одного нейрона, чтобы толкать Цитоловского на подобную аналогию!
Вполне естественно после этого рассматривать «первый» нейрон способным на необычайно сложное, «живое» поведение. Но значит ли это, что в нейроне можно найти прототип условного рефлекса, а, тем более, сознание? Рассматривая ранее химическую, да и иные формы движения материи, я уже отмечал наличие в них процессов, основанных на использовании принципа обратной связи, благодаря которому поведение тех или иных систем становится нелинейным, неоднозначным, необычайно сложным. Но, тем не менее, я старался отмежеваться от того понимания, что такие системы, обладающие, в принципе, «свободой воли» (точки бифуркации) считать способными иметь волю или сознание. Находя в неживой природе процессы, схожие с явлением памяти, я соглашался с современными авторами, что такие процессы – не суть память (в том смысле, в каком, положим, химическая форма отражения не есть пред-сознанием или пра-сознанием – т.е. не есть иной, высшей формой отражения, хотя и то, и другое – суть отражения). Конечно, нельзя процессы, ПОДОБНЫЕ явлениям человеческой памяти или свободы воли в неживой и неразумной природе отождествлять с самими явлениями человеческой памяти и свободы воли, типа: «то же, но более примитивное, простое). Но можно и нужно находить в «первом» нейроне - по функции, ПЕРЕДАТЧИКЕ сигнала, свойства живого ВООБЩЕ, и, что более, может быть, важно, свойства ЧАСТИ организма, т.е. живого, подчиняющегося интересам более общей целостности. Таким образом, я не вижу оснований тому, чтобы ХИМИЗМ клетки, подчиняющийся принципу обратной связи и дающий нервной клетке возможности для сложного поведения в качестве передатчика, считать прототипом рефлекса, основанного уже, непосредственно, на БИОЛОГИЧЕСКОМ взаимодействии нервных клеток, хотя и склонен видеть, как тому свидетельствует всё предыдущее содержание книги (в частности, моё понимание раздражимости клетки) схваченные в общем ряду эволюции различные формы ОДНОГО свойства – отражения. В моём же непосредственном понимании (без ссылки на Цитоловского) разнообразное поведение одного нейрона в простейших многоклеточных при его взаимодействии с другими клетками в качестве живого передатчика – это (в аспекте отражения) высшая форма не химического отражения, а БИОЛОГИЧЕСКОЙ РАЗДРАЖИМОСТИ, в которой химическое отражение СНЯТО, опосредовано, подчинено биологическому.
Как видим, основные положения и факты, касающиеся понимания возникновения нервной системы не входят в противоречие с моим тезисом о внешности нервной клетки клеткам организма, тезисом, помогавшим мне смоделировать процесс развития нервной клетки в нервную систему, главнейшим элементом которой является рефлекс. Достоинством предлагаемого перехода от раздражимости клетки одноклеточного организма через нейрон в многоклеточном к рефлексу я считаю то, что именно преимущественно внутреннее функционирование «первых» нейронов объясняет, почему, несмотря на весьма скромную внешнюю выраженность преимуществ такого приобретения, оно имеет исключительно важное значение для самого организма не только в плане непосредственной необходимости (повышение гомеостаза внутренней среды, а значит, и всего организма путём целенаправленного химического воздействия через синаптическую щель), но и (на чём, собственно, и акцентируется внимание исследователей эволюции нервной системы) в плане основания для будущего развития нервной системы.
И то, и другое становятся для многоклеточного организма возможным только после того, как первые нервные клетки смогли сносно выполнять требующуюся для всего организма функцию поддержания гомеостаза на более высоком уровне, т.е. сделать более постоянной по своим параметрам внутреннюю среду. Но, как и в случае с появлением «первой» нервной клетки в организме, видимо, ОПРЕДЕЛЯЮЩАЯ роль в развитии всего организма и нервной системы, как его части, была за ЦЕЛЫМ (т.е. за организмом). Увеличение объёма организма и последующая ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ его тканей, возможная, подчёркиваю, лишь в условиях стабилизации внутренней среды организма (стабилизация внутренней среды организма имела ДВА следствия; первое – различия между внутренней и внешней средой стали постоянными и всё более различающимися, второе – клетки получили возможность создавать более устойчивые кооперативные связи между собой) влекла за собой аналогичные изменения нервной системы животного. Т.е. увеличение количества нервных клеток и их дифференциацию. Т.о., возможность, благодаря клеточному целенаправленному регулированию функций организма, перейти к дальнейшей специализации самих нервных клеток по взаимосвязи различных специализированных органов животных и дальнейшей интеграции единиц управления, не рассматривается мной, как ОТДЕЛЬНЫЙ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ процесс эволюции нервной системы, которая уже с самого начала своего развития и, благодаря своей специфике, как СВЯЗИ различных органов между собой, претендовала, согласно моему пониманию, на роль субстанционального носителя, выражающего СУЩНОСТЬ всего организма, но которая НЕ БЫЛА ТАКОВОЙ не только потому, что не была единственной (внутренняя среда, по-прежнему, несла, да и сейчас несёт не только функции чисто материальной связи обмена веществ между клетками организма, защитные функции (иммунная система) и т.д., но и управленческую функцию (гуморальная система)), но и потому, что её развитие детерминировалось развитием организма в целом.
Следуя фактам, первая специализация клеток сопровождается их дифференциацией на две ткани: поверхностная или пограничная, и ткань внутренней среды Соответственно, и специализация нервных клеток – «вкраплений», по моему тезису, должна следовать вслед за специализацией клеток организма. Это, так сказать, ВНУТРЕННЯЯ потребность организма. Обеспечение нервной клеткой стабильности гомеостаза внутри организма ещё недостаточно для функционирования ВНЕШНЕЙ ТКАНИ ОРГАНИЗМА, СОПРИКАСАЮЩЕЙСЯ НЕПОСРЕДСТВЕННО С ВНЕШНЕЙ СРЕДОЙ. Но для пограничной ткани, соприкасающейся с внешней средой, увеличение гомеостаза означает способность всего организма или приспосабливаться к внешней среде, или находить более благоприятную внешнюю среду, или формировать её по собственным потребностям. Другими словами, результатом обеспечения нервной клеткой гомеостаза организма с внешней средой ВО ВНЕ организма. Т.е., организм, защитив себя от внешней среды внутри себя более чётким и целенаправленным реагированием на факт проникновения возмущений внешней среды в себя, необходимо должен был начать реагировать, как организм, на возмущения ВНЕ себя. Т.о.,но лишь как СЛЕДСТВИЕ удовлетворения внутренних потребностей организма к гомеостазу, нервная клетка стала выполнять функции ВНЕШНЕЙ защиты и ориентации организма во внешней среде. Но, в связи со спецификой отношений нервной клетки со внешней средой, по сравнению с её отношениями с клетками собственного организма, нервные клетки вслед за другими клетками организма, ДИФФЕРЕНЦИРУЮТСЯ САМИ на клетки, воспринимающие возмущения внешней среды, управляющие также ответной реакцией организма, и на клетки, воспринимающие, согласовывающие работу внутренних тканей организма. Уместно заметить здесь три вещи:
1. Поскольку «первые» не дифференцируемые нервные клетки должны были обеспечивать поддержание гомеостаза всего организма, а основные возмущения шли с периферии организма, то при дальнейшей их дифференциации морфологические и пространственные характеристики этих клеток не должны были претерпевать больших изменений;
2. Внешняя регуляция поведения организма требовала образования в регуляции обратной связи с эффекторами действия, без которой подобная регуляция, в принципе, не может быть удачной, ибо результат ответного воздействия организма на возмущающее его жизнедеятельность тело, вследствие независимого от самого организма поведения этого тела, значительно непредсказуем. Поэтому нервный механизм воздействия в этом случае должен обязательно включать в себя момент КОРРЕКТИРОВКИ. Тем самым, нервный акт превращается в ПРОЦЕСС, имеющий наименование РЕФЛЕКСА;
3. Трудно предположить, что рефлекторная деятельность, регулирующая внешнее поведение организма, была бы:
а) результатом деятельности одного нейрона;
б) изолированной от управления деятельностью внутренних тканей.
Поэтому, с одной стороны, рефлекторная деятельность является результатом кооперации нервных клеток, с другой стороны, она необходимо должна быть сопряжена с нервными клетками внутренней регуляции.
Тем самым, для последнего это означает также эволюцию нервных клеток, как средства связи, к рефлексу, как средству управления (если животное вынуждено рефлекторно двигаться – необходимо меняется и внутреннее состояние организма, причём, меняется в зависимости от меры проявления рефлекса.
Итак, внутренним, собственным основанием изменения нервной системы была КООПЕРАЦИЯ нервных клеток, положившая начало формирования нервной ткани.
Переходя к рассмотрению соответствия моего и общепринятого понимания рефлекса, необходимо, опять же, особо отметить ПОДЧИНЁННУЮ роль возникновения и развития рефлекса потребностей нервной системы потребностям организма. Естественный отбор оставлял в живых тех особей, у которых наиболее удачными оказывались вновь приобретённые после дифференцировки тканей органы, рефлекторная деятельность которых ОДНОТИПНО включалась в рефлекторную деятельность организма. Появление же самого рефлекса связано было с появлением тканей, групп клеток, способных привести организм в состояние внешнего взаимодействия организма со средой.
Что касается механизма работы рефлекса, то здесь важными в ракурсе эволюции отражения являются следующие факты:
1. Закон перехода нервного импульса по афферентным нервам через спинной мозг на эфферентные нервы (закон Белла-Мажанди).
2. Факт разделения (специализации) нейронов на сенсорные и эксимоторные.
3. Факт управления теми и другими.
Эти факты говорят о том, что в процессе исполнения рефлекса принимают участие, минимум, три (группы) клетки. Следовательно, переход нервной системы от преимущественной функции средства передачи к функции управления (рефлекса) означал не только кооперацию и дальнейшую интеграцию нервных клеток в нервную ткань, не только УВЕЛИЧЕНИЕ общего количества нервных клеток, но и появление НОВОЙ СПЕЦИАЛИЗАЦИИ у нейронов, т.е.- появление нейронов нового вида, функция которых не только в том, чтобы воспринимать раздражение сенсорных и эксимоторных нейронов, как нечто ВНЕШНЕЕ себе, не только ПЕРЕДАВАТЬ, но и ФОРМИРОВАТЬ новый сигнал.
Таким образом, раздражение сенсорных и эксимоторных нейронов, являющееся, в сущности, ОТРАЖЕНИЕМ этими нейронами внешнего на них воздействия всё равно, будь то воздействие непосредственно внешней среды или эффекторного органа, суть для нейронов нового вида ВОЗДЕЙСТВИЕ на него (как внешнее основание собственного отражения, собственной раздражимости). Очевидно, что ответное раздражение нейронов нового вида (его характер, интенсивность и т.д.) будет целиком зависеть от характера и интенсивности двух оказанных на него раздражений – воздействий. А от ответного раздражения будет, в свою очередь, зависеть и весьма вариабельное даже для коленного рефлекса проявление самого рефлекса. Подобное представление о рефлексе можно назвать сильно упрощённым, схематичным, но оно, как выражение сущности механизма рефлекса, не входит в противоречие с общепринятым пониманием сущности рефлекса.
Далее. Классически рефлекс подразделяется на безусловный (врождённый) и условный (приобретённый), причём, условный рефлекс формируется уже на базе готового безусловного. «процесс включения истории становления условного рефлекса в логику выработанного условного рефлекса, пишет Шингаров Г.Х. (Шингаров. 1974. С. 162), - можно представить следующим образом:
а) первоначальный безусловный рефлекс:
реальная причина (безусловный раздражитель)→ деятельность организма→ подкрепление;
б) процесс создания условного рефлекса:
индифферентный раздражитель→ деятельность организма→ подкрепление;
в) готовый условный рефлекс:
сигнал (содержащий в «снятом» виде причину безусловного рефлекса)→ деятельность организма→ подкрепление».
Т. е., по сути образование условного рефлекса – это образование между нервными клетками ВРЕМЕННЫХ новых связей. ЭВОЛЮЦИОННО Вартанян и Петров описывают появление условного рефлекса в живой природе так:
-рост числа и сложности врождённых программ ответов на внешние раздражители (у меня: рост количества безусловных рефлексов, создание иерархии в управлении безусловными рефлексами – «рефлекса рефлексов», т.е. инстинкта, приводит к потребности животного уметь переключать сигнал с эффекторных центров одной программы (инстинкта) на эффекторные центры другой программы.
Возможность к данному переключению появилась в связи с ростом количества «нервных элементов», их специализацией и локализацией этих элементов в ОДНОМ МЕСТЕ организма – головном мозге. Подчинённость развития нервной системы развитию организма отразилась, по моему мнению, в словах Вартаняна и Петрова о том, что: «Примитивные условные рефлексы как бы ОБСЛУЖИВАЛИ негибкие системы безусловных рефлексов- инстинктов, делали их более пластичными» (Вартанян, Петров. 1983. С. 271).
ПОЧЕМУ я считаю, что «обслуживание» безусловных рефлексов- инстинктов (т.е. уже, собственно «нервных элементов») является не собственным развитием нервной системы, а её развитием, ПОДЧИНЁННЫМ развитию организма? Главное заключается в том, что безусловные рефлексы (как и инстинкты) являются для организма ВРОЖДЁННЫМИ, т.е. генетически запрограммированными. Жёсткое закрепление в генетической программе их места в организме, функционального «обслуживания» работы строго определённых органов, свидетельствует об их материальной зависимости от морфологии животного, об их материальной «приземлённости», если можно так выразиться – «скромности», ограниченности в плане общего функционирования организма, их задач, непосредственно направленных на обеспечение эффективного существования организма в ЦЕЛОМ. Т.е. первые примитивные условные рефлексы, «обслуживая» инстинкты, обслуживали, тем самым, самих служителей.
Тем не менее, ссылаясь на поговорку времён феода («вассал моего вассала – не мой вассал») нельзя не согласиться и с тем, что появление условных рефлексов резко увеличило самостоятельность нервной системы благодаря интеграции врождённых программ при помощи ВРЕМЕННЫХ связей. Как раз, свойство временности данных связей заключало в себе немаловажное преимущество подобной интеграции перед интеграцией путём увеличения иерархичности, которое заключалось не только в том, что условные рефлексы «смягчали» жёсткость врождённых программ, но и в том, что условные рефлексы, появляясь и исчезая, оставляли в целостности эти программы, не разрушали их.
В общем-то, как видим, канва моего изложения развития отражения не очень-то отличается от общепринятой, совпадая ПО СУЩЕСТВУ: рост нервной ткани безусловных рефлексов→ рост количества безусловных рефлексов→ образование программ безусловных рефлексов→ образование временных связей (условных рефлексов) между безусловными рефлексами, являющимися частями различных врождённых программ. Но одним из достоинств, на мой взгляд, моей схемы является попытка ОБЪЕДИНИТЬ два ряда понятий, связанных непосредственно с эволюцией нервной системы, таких, как нервная клетка – безусловный рефлекс- условный рефлекс- мышление, и: раздражение- ощущение- чувствование- сознание. В данной попытке я связываю с появлением безусловного рефлекса появление ощущения. Я утверждаю, что особое ВНУТРЕННЕЕ отражение, формирующееся нейроном в процессе рефлекса и есть ощущением. В отличие от раздражимости ощущение суть не просто отражение клеткой (нейроном) чего-то внешнего, и дальнейшая передача этого отражения, а ОБРАЗОВАНИЕ нового отражения из двух и более отражений- взаимодействий. Т.е. ощущение, по моему, как элементарный психический акт, суть не интеграция в своём отражении двух (и более) ОТРАЖЕНИЙ, а преобразование их в новые «отражения отражений». Механизм такого преобразования неизвестен, но известно, что нервные импульсы, сигналы – отражения взаимодействий в своём ОДНОВРЕМЕННОМ движении по аксонам нейрона существенно независимы друг от друга до тех пор, пока из аксонов они не попадут в, собственно, клетку- нейрон.

Действительно, поскольку движение отражений протекает ВНУТРИ нейрона, то специфика этой ОСОБОЙ клетки (В ЧАСТНОСТИ – НАЛИЧИЕ ДЛИННЫХ АКСОНОВ), как раз, и задаёт законы и форму существования этих импульсов таким образом, что эти импульсы выступают в качестве ЯВЛЕНИЙ, ИМЕЮЩИХ СОБСТВЕНННЫЕ основания , т.е по существу, эти импульсы являются для нейрона отражениями, которые ЛОКАЛИЗОВАНЫ в ЕГО аксонах в форме СОЛИТОНОВ – нелинейных, бегущих по аксонам волн.
Таким образом, исходя из научных данных, есть РЕАЛЬНАЯ возможность нелинейного ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ нервных импульсов как, одновременно, двух (и более) ОТРАЖЕНИЙ друг с другом в этом нейроне. РЕЗУЛЬТАТОМ такого взаимодействия и будет являться раздражимость САМОГО нейрона. Т. е. отражение ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ОТРАЖЕНИЙ.
В аспекте СУБЪЕКТИВНОСТИ ощущения:
-ощущение, по моему мнению, суть, как отражение взаимодействия СОБСТВЕННЫХ отражений, не есть непосредственное отражение ВНЕШНИХ вещей и их структуры, а существенно, отражение в своём отражении особенностей самого себя. Другими словами, внешний мир «предстаёт» перед рефлексивной клеткой ОПОСРЕДОВАННО – как существование её самой. Особенности её существования (в возмущённом, невозмущённом состояниях, в различных возбудимостях) и есть для такой клетки особенностями внешнего мира (т.е. происходит ЗАМЕЩЕНИЕ в таком «удвоенном» отражении отражения структуры, форм объектов, их процессов и состояний, воздействующих на клетку извне, АНАЛОГИЧНЫМИ (и не очень-то поставленными в строгое соответствие) отражениями собственных структур, форм, процессов и их изменений. А поскольку отражение внешнего мира в форме своих особенностей (вкус, цвет, запах) есть главной отличительной особенностью ощущений, то я их отождествляю с понятием безусловного рефлекса. Но, отмечая ранее появление ощущений у животных, я непреминул уточнить, что имея ощущения, первые «ощущающие» животные ещё НЕ ОЩУЩАЛИ СВОИХ ОЩУЩЕНИЙ, ибо для ощущения своих ощущений нужна ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ. Обладая даже весьма развитой иерархической системой рефлексов (т.е. инстинктом), животное продолжает во многом напоминать автомат с «детерминированной и жёсткой» программой. В таком виде ему не надо ощущать свои ощущения. Распознавание сигнала и реакция на него запрограммированы во врождённой рефлекторной системе, чья вариабельность весьма ограничена. Рефлекторная система сама обязана принять меры и привлечь все возможные ресурсы организма для ответной реакции. А уж если она не смогла… Ну, что ж… Таким уж уродился. А различные переживания в мире врождённой детерминации совсем ни к чему.
Тем не менее, образование инстинктивных программ («рефлексов рефлексов» должно каким-то образом служить дальнейшей эволюционной ступенькой в образовании чувств.Мне кажется недостаточным, что смысл подобной эволюции безусловных рефлексов в инстинкты, обычно, сводится к вопросу об интеграции безусловных рефлексов в довольно немногочисленные иерархические системы или в разветвлённые временные цепи. Это – формальная сторона дела, которая не может объяснить потребность и ЛОГИКУ появления чувствительности. На мой взгляд, их может объяснить МЕХАНИЗМ образования нервных иерархических систем.
Итак, вполне естественно думать, что появление многочисленных, относительно изолированных друг от друга безусловных рефлексов способствовало появлению потребности тела к интеграции этих рефлексов в инстинкты. Но собственная сущность инстинктов заключается в УПРАВЛЕНИИ интегрированными в инстинкт рефлексами. А что значит – управлять рефлексом? Это значит, как минимум, ЗАТОРМАЖИВАТЬ или СТИМУЛИРОВАТЬ его деятельность в зависимости от внешних причин, не имеющих непосредственного отношения к самой этой деятельности (например, воздействие рефлекса глотания на рефлекс дыхания – чтобы что-то проглотить, нужно задержать дыхание, но подобная потребность возникает ИЗВНЕ рефлекса дыхания). Значит, появление инстинкта – это появление добавочного к рефлексу механизма регулирования (т.е. появление новых нейронов, а следовательно, общее увеличение объёма мозга). Поскольку нет никаких оснований считать инстинкт КАЧЕСТВЕННО отличающимся от безусловного рефлекса, то естественно предположить, что и инстинктивный механизм управления рефлекторным. Простейшим вариантом достижения регуляции безусловного рефлекса является вариант разъединения сенсорно-моторного акта рефлекса и выделение в нём сенсорной составляющей, санкционирующей начало его работы, которой и можно манипулировать.
Действительно, рефлекс приводится в действие сигналом ИЗВНЕ. Если такового нет – рефлекс не сработает (в безусловнорефлекторном варианте: не вижу мяса – нет и слюны). Таким образом, «перехватив и манипулируя сенсорным импульсом, можно регулировать сам рефлекс (замечу: отсюда у высших животных появляется переключение ВНИМАНИЯ). Из каких потребностей животного происходит та или иная регуляция рефлекса? Очевидно, из-за потребностей животного в другом рефлекторном действии, которое вызвано другим сенсорным сигналом и реализации которого мешает действие первого рефлекса. Поскольку оба рефлекса санкционируются сенсорными сигналами, то и регуляция их совместной (либо – сложной) работы может происходить посредством выработки нейроном, к которому подведены оба «выделенных» сенсорных сигнала, СВОЕГО СОБСТВЕННОГО, воздействующего, в свою очередь, на рефлекторные клетки двух регулируемых этим нейроном рефлексов. Таким образом, в итоге, изменяется СУММАРНАЯ реакция (раздражимость) рефлекторных нейронов на сенсорное раздражение, а значит, и работа (или полное торможение) самих рефлексов. Но будет ли достаточным подобное регулирование рефлексов?
Первое, что бросается в глаза – это НЕСООТВЕТСТВИЕ его работы действительной, СОПОДЧИНЁННОЙ потребности существования самого рефлекса в организме. Т.е. его работа не соответствует ВНЕШНЕЙ для ВСЕГО организма действительности, так как регулирование рефлекса «регуляторным» нейроном становится ВНЕШНИМ для рефлекса, ограничивая (=НАРУШАЯ) его САМОрегуляцию.
Отсюда, соответственно, следующим шагом в совершенствовании управления, надо полагать, было бы появление нейрона с НОВОЙ специализацией, а именно: нейрона, раздражение которого зависело бы от РАЗБАЛАНСИРОВКИ сенсорного сигнала и работы рефлекса. Функция данного нейрона заключалась бы в том, что при исчезновении внешней корректировки работы рефлекса инстинктивной программой, своим сигналом он бы сразу (а не путём длительного процесса «подгонки под соответствие» эксимоторного сигнала сенсорному) вывел работу рефлекса в «нужную тональность». Таким образом достигалась бы компенсация вынужденной задержки в работе регулируемого рефлекса. По моему мнению, именно появление нейрона, способного вследствие выполняемых им функций компенсации недостатков в работе управляемого рефлекса, приобретать, хранить и выдавать информацию (если можно её так назвать) о несоответствии (и его величине) сенсорного сигнала и работы рефлекса, и послужило началом образования чувствительности.
Действительно, эмоции, а, тем более, чувства, выполняют, прежде всего, функцию сигнализации об «успешности или не успешности выполнения деятельности, соответствия или несоответствия предметов и явлений потребностям и интересам человека («Философский словарь. А-Я.» 1987. С.543). Поэтому из данного определения вролне следует, что есть материальный носитель (нейрон), содержащий такую информацию, и способный её передавать. Я же попытался всего лишь дать ответ, как он появился, какое он занимает в нервной системе место, и какие выполняет функции. Осталось только выяснить, каким образом этот элемент ОЩУЩЕНИЯ СВОЕГО ОЩУЩЕНИЯ (ибо сравнение в нейроне сенсорного сигнала и сигнала рефлекторной клетки, суть ОБНАРУЖЕНИЕ ощущения, - т.е. сигнала рефлекторной клетки) может стать элементом чувствительности. Т.е. каким образом ощущение клетки может выйти за пределы рефлекторного процесса.
Вполне естественно, что рост иерархичности нервной системы управления имеет свой предел, за которым такое управление становится неэффективным. Рост сложности приводит к росту неустойчивости. Или, в интересующем аспекте субъективности: рост иерархичности приводит к росту неадекватности реагирования организма с внешней средой (постоянные искажения и компенсации сенсорных сигналов на разных взаимосвязанных уровнях иерархии увеличивают процент неопределённости реакции животного).
Вплотную же к необходимости приобретения в ходе эволюции животным чувствования нас подводит проблема регулирования скорости рефлекса. Естественно ожидать, что нейрон, моделирующий сенсорные сигналы двух рефлекторных клеток, должен моделировать их с учётом ВОЗМОЖНОСТИ задержки одного из рефлексов на ОПРЕДЕЛЁННОЕ ВРЕМЯ. Тем самым, в функции регуляции этим нейроном двух рефлекторных актов обязательным компонентом управления должна быть регуляция СКОРОСТИ ПРЕВАЛИРУЮЩЕГО РЕФЛЕКСА. Но, увеличивающаяся разветвлённость иерархической системы инстинкта не позволяет последнему оценить ОБЩУЮ картину состояния ВСЕХ заторможенных и активированных рефлексов, лежащих в его основании. Т.е., например, при выполнении двух, относительно независимых частей программы ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО, или просто РАЗДЕЛЬНО, затормаживание функций двух рефлексов, входящих в каждую из этих частей, возможно на ОДНО определённое для каждого этого рефлекса время, то одновременное затормаживание обоих рефлексов может иметь особое значение для организма и потому – другое время задержки. Т.е. ОБЪЕКТИВНО, для соответствия действий животного внешней среде ВРЕМЯ задержки ответной реакции должно быть УМЕНЬШЕНО, а РЕГУЛЯЦИЯ двух рефлексов ОТСУТСТВУЕТ (или опосредована длинной цепочкой нейронов). Другими словами, для оперативного регулирования СКОРОСТЕЙ работы БЕЗусловных (т.е. закреплённых за ОТДЕЛЬНЫМИ ОРГАНАМИ животного) рефлексов оказался необходим механизм управления генерального НЕСПЕЦИФИЧЕСКОГО, персонально ненаправленного действия. Таковой механизм появился у животного давно – по моему мнению, раньше нервного. Этот механизм регуляции ВНУТРЕННЕЙ средой клетки (гуморальная регуляция, таким образом, не был новым приобретением. Различные нейроны при помощи своих рецепторов регулировали состав внутренней среды организма и раньше, в том числе, и через железы внутренней секреции. Но, в связи со СПЕЦИАЛИЗАЦИЕЙ нейронов для их успешной рефлективной деятельности большое значение в своё время приобрела проблема ИЗОЛЯЦИИ их, а особенно, аксонов, по которым идёт сигнал от ВНЕШНИХ рецепторов, от КОЛЕБАНИЙ состава внутренней среды, дабы отражение предметов внешнего мира такими колебаниями не искажалось. Когда же, по моему мнению, появились нейроны, раздражение которых зависело от неадекватности работы рефлекса сенсорному сигналу, то у нервной системы, в свою очередь, появилась возможность РЕГИСТРИРОВАТЬ интегративную возбудимость этих клеток и регулировать её путём влияния не на внутреннюю среду ВСЕГО организма, а лишь на внутреннюю среду мозгового вещества, чему способствовала как локализация управляющих нейронов в одном месте организма, так и специфические вещества, выделяемые только нейронами – вещества-маркеры. Возникшая неспецифическая гуморальная связь между изолированными друг от друга рефлексами и должна, по моему мнению, вносить свою лепту в управление инстинкта. Подобная связь, именно из-за своей неспецифичности ИНТЕГРАТИВНА. Она охватывает весь мозг целиком. Поэтому регулирование, в свою очередь, внутренней среды мозга является, одновременно, регулированием всей нервной системы. Вполне естественно при этом ожидать появления в мозге нейронов, способных «улавливать» своими рецепторами изменения гуморальной среды в разных частях мозга и регулировать саму среду, т.е. появление таких нейронов, акцепторы которых функционально не были бы прочно закреплены за определёнными рефлексами и инстинктами, но связаны между собой.
Однако гуморальная регуляция именно из-за своей неспецифичности, медлительности и ненаправленности, влияя на состояние всей внутренней среды, не может быть эффективной для регуляции работы нейронов, требующей, как раз, их независимости работы от внутренней среды. Сигнал без адресовки – слишком груб. Тем не менее специфика гуморальных нейронов с их функционально незакреплёнными аксонами, была следующим шагом по усовершенствованию нервной системы в направлении образования условного рефлекса. Действительно, отличием условного рефлекса от безусловного является то, что в условном рефлексе УСТАНАВЛИВАЮТСЯ (а не заложены генетически раз и навсегда) ВРЕМЕННЫЕ нейронные связи. Это возможно только тогда, когда есть нейроны с незакреплёнными функционально аксонами, способными перемещаться в веществе мозга по направлению к возбуждённым нейронам, регистрирующим несоответствие сенсорного сигнала работе рефлекса и в своём возбуждении ВЫБРАСЫВАЮЩИМ во внутреннюю среду мозга вещества-маркеры. Т.е. важно особо заметить – аксоны свободного нейрона движутся НЕ ВСЛЕПУЮ, не наугад, а в направлении градиента концентрации веществ-маркеров. Соединяясь с возбуждёнными нейронами двух независимых рефлексов, свободные нейроны образуют СПЕЦИАЛЬНУЮ, узко направленную связь, в дальнейшем способную перерасти в систему управления. Т.е. история повторяется, но на новом уровне. Если на заре жизни многоклеточных организмов внутренняя среда, как связь, выступила субстанциональной основой сущности многоклеточного организма, то позже, в развитии нервной системы внутренняя среда, но уже МОЗГА, выступила субстанциональной основой сущности самого мозга, развитие которого с появлением ВРЕМЕННЫХ связей нейронов стало существенно независимым от самого тела животного, его других органов.
Да, действительно, образование временных связей существенно детерминировалось строением и функциями самого животного, но уже ОПОСРЕДОВАННО, через установление собственных временных связей между нейронами. Тем самым, ДЕТЕРМИНИЗМ, связывающий тело и нервную систему в рамках подчинённости второй первому значительно ОСЛАБ.
Гуморальная и условнорефлекторная интеграция нервной системы, с одной стороны, и объединение гуморальной системы управления всего организма с гуморальной системой исключительно мозга привело к резкому усилению значимости мозга, как органа, управляющего всем организмом. Функция обслуживающей деятельности организма нервной системы сменилась управляющей функцией. То, что мозг стал ЦЕНТРАЛЬНОЙ, главенствующей частью организма и определило дальнейшую эволюцию млекопитающих. Что же касается механизма, собственно, чувствования, то оно начинается в обнаружении изменения внутренней среды гуморальным нейроном и в его рефлекторной реакции (выделение соответствующих нейрогормонов во внутреннюю среду), способствующей возникновению условнорефлекторной связи, а заканчивается в интегрирующих деятельность этих нейронов центрах удовольствия и страдания, в нейронах которых чувство обнаруживает себя, «сталкиваясь» с другими чувствами в рефлекторных процессах регулирования и возбуждения.
Подобного (не обязательно – такого же) описания работы и эволюции нервной системы я не встречал нигде. Но значит ли, что это – лишь вымысел?
Определённо известно, что в эволюционном плане ранее других отделов мозга образовался так называемый мозговой ствол («мозг рептилий»), который ответственен за исполнение таких ОСНОВНЫХ БЕЗУСЛОВНЫХ рефлексов, как рефлексы глотания, дыхания, сердцебиения и некоторых других наиболее древних инстинктов. И при этом управлении, в мозговом стволе нет, практически, ничего, что обуславливало бы чувственность.
НАД стволом, что само по себе свидетельствует о более позднем происхождении, находится промежуточный мозг («старый мозг млекопитающих»). И именно в этом отделе мозга (в гипоталамусе) сосредоточены центры эмоций. Что особенно интересно – центры эмоций сосредоточены именно на таком участке мозга, который, одновременно, является не только центром регуляции эндокринной системы организма, но и САМ ЕСТЬ нервной тканью, образующей ТИПИЧНУЮ ЭНДОКРИННУЮ железу. Более позднее происхождение чувственности по сравнению со временем происхождения безусловных рефлексов можно аргументировать и тем, что наблюдаемые нами наиболее древние рефлексы либо лишены чувственности, либо чувственная окраска их слаба. Чаще всего мы воспринимаем чувствами работу такого рефлекса лишь благодаря рецепторам других нейронов, контролирующих работу того или иного органа. Например, задержка дыхания оказывает влияние, прежде всего, на чувственность головы, чем на тянущие ощущения в области диафрагмы. Известными фактами являются и существование 2специфической» настройки каждого из органов чувств не только под влиянием адекватного данному органу чувств раздражителя, но и при воздействии на другие органы чувств, и генерализированное активирующее действие ретикулярной формации, в частности, промежуточного мозга, без которого возбуждения, приходящие в кору головного мозга по специфическому пути, не могут объединяться в различные ассоциации и временные связи, и «шевеление» нервных клеток (АМЕБООБРАЗНОЕ движение), активность которого поставлена в зависимость от напряжённости работы мысли человека. Наше представление о мозге не входит в противоречие ни с теорией образования условного рефлекса (в том числе, и со «структурной» гипотезой памяти об установлении ассоциативных связей между нейронами благодаря веществам-маркерам на базе безусловного, ни с самим механизмом действия безусловного рефлекса (напр., акцептор действия по Анохину П.К.), ни с представлением о «вторичности» качеств, возникающих в процессе ощущения, ни с представлением об эмоциях, как интегрирующих сигнал об успешности или не успешности, законченности или незаконченности деятельности организма, той или иной инстинктивной программы, ни даже с целостной концепцией эволюции нервной системы. Напр., по Н.А, Бернштейну, состоящей из пяти этапов (палеокинетическая регуляция (у меня – передаточная функция нейронов, где явления, напоминающие по Н.А. Бернштейну электростатическую индукцию, можно отнести к особенностям БИОЛОГИЧЕСКОЙ регуляции, т.е. к особенностям нервной клетки; неокинетическая у меня – безусловный рефлекс» синергетическая – у меня – «ощущение ощущений», инстинкт- целостная регуляция рефлексов. Здесь различия уже более существенны, ибо если Бернштейн Н.А. под синергетической регуляцией понимал регуляцию организма, не отнесённую к миру внешних объектов, то я под инстинктом понимаю регуляцию, в некотором смысле, внутреннюю, связанную с торможением и активацией безусловных рефлексов, действие которых, по Н.А. Бернштейну, не имеет явно выраженного целевого конечного результата и обращены на собственное тело, но не полностью, а в качестве средства обеспечения наиболее оптимального выполнения работы того или иного рефлекса, той или иной программы, ИМЕЮЩИХ внешний раздражитель и требующих произведения организмом ВНЕШНЕЙ реакции на раздражитель; пространственная- у меня – чувство, как интеграционная гуморальная регуляция: регуляция предметных действий – у меня- чувство чувства, внешняя эманация работы которого есть базис мышления), каждый из которых служит ступенью перехода от управления ТЕЛОМ к управлению действиями тела, направленными на изменение и использование ПРЕДМЕТОВ в своих интересах.
И хотя мои представления об эволюции нервной системы опираются и объясняют существенные факты, их нельзя назвать доказанными без соответствующих экспериментальных проверок. Тем не менее, они оригинально и непротиворечиво сочетают в себе естественнонаучные знания о нервной системе с философскими представлениями о свойствах раздражимости, ощущений, эмоций и мышления, а потому заслуживают внимания.
Что же касается возникновения мышления, то моё представление об этом и вовсе тождественно общепринятым представлениям (например, о роли труда, как инстинктивной формы деятельности животных, из которой выделяется биологически нейтральная фаза деятельности (См. Андреев. 1988. С. 145), «вплетённая в эпизодические действия по достижению биологически значимых целей»,- и требующая в своей всё возрастающей сложности «переключения внимания на средства, как особые биологически нейтральные цели» (Гурьев. 1990. С. 30, 25), в дальнейшем трансформируемая в орудийную, как ОПОСРЕДОВАННУЮ (последнюю досознательную) изготовленным средством труда (Видинеев 1978. С. 63), и наконец, появляется сам труд, когда в орудийной деятельности реализуется сознательно поставленная цель.
Безусловно, в описании данного процесса происхождения мышления многое мною упущено и не рассмотрено. Но, на мой взгляд, схвачено главное: выделение из мира инстинктов, опутанных временными связями условных рефлексов, самого мира условных рефлексов, которые способны обуславливать КОМПЛЕКС биологически нейтральных действий. Необходимость регулирования этих действий приводит к обнаружению условными рефлексами данного типа существования самих себя. Опосредование их существования от чувственности, интегрирующей в себе управление потребностями и подкреплениями организма и, тем самым, олицетворяющей ВЕСЬ организм путём исполнения биологически нейтральной деятельности, делает невозможным отождествление системы условных рефлексов с самим организмом и потому, в отличие от чувственной интеграции нервной системы, выраженной в гуморальном виде, как совпадение себя самой с организмом, обнаружение системы условных рефлексов самой себя (что немаловажно – в своей значительной независимости образования временных связей между собой) есть обнаружение НЕЧТО, существующего в организме, но отделённого от организма, ЗАСТАВЛЯЮЩЕГО организм с точки зрения его потребностей производить ту или иную биологически нейтральную работу. Идея существования этого «нечто» в человеке имеет, пожалуй, тот же возраст, что и сам человек, существуя ли в образе души, энтелехии или, в современном варианте, «гомункулуса» Ф.Крика. Т. е., подводя итог, я хочу подчеркнуть то, что отражение из внутреннего основания претерпевания путём эволюции пришло к совпадению основания и сущности организма в чувственности, и стало, в конце концов, само сущностью в сознании. Другими словами. Оно, ОБНАРУЖИВ себя и, тем самым, РАЗДЕЛИЛО себя на обнаружившего и обнаруженного, стало ПРИЧИНОЙ САМОГО СЕБЯ.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

Глава 7. ОСОБЕННОСТИ РАЗЛИЧНЫХ ОТРАЖЕНИЙ.

Взаимодействие в МЛФ, как понятие, связанное (иногда даже отождествляемое) с понятием движения, классифицируется по своим особенностям аналогично классификации самого движения, т.е. на механическое, физическое, химическое, биологическое и т.д. взаимодействия. В общем же, под формами взаимодействия (движения) понимаются в МЛФ такие взаимодействия, которые, прежде всего, выражают целостные изменения каждого из группы объектов, объединённых той или иной специфической чертой, отличающей их от других объектов в своём существовании, что, в частности, находит своё отражение в наличии законов существования этих объектов, общих для всех их. Большое значение для классификации этих форм взаимодействий имеет эволюционный принцип (одна форма взаимодействия должна возникать из другой). Возьмём, к примеру, химическую систему и постараемся определиться относительно её – что для неё есть химическое взаимодействие (и, соответственно, химическое отражение), какую оно имеет специфику и т.д. в соответствии с определением форм взаимодействия. Итак, что понимается под именно химическим взаимодействием?
1. Группа объектов (носители взаимодействия) – атомы, молекулы (ионы, радикалы).
2. Под химическим взаимодействием понимается образование и исчезновение обобществлённых атомами, молекулами ВНЕШНИХ электронов атомов, молекулы ( Ср.: «Вообще на некотором этапе от понимания химических реакций как взаимодействий между атомами веществ произошёл переход к пониманию их как взаимодействий внешних электронов и образующихся при этом ионов атомов» (Войшвилло Е.К. Понятие как форма мышления. М., 1989. С. 120). Следовательно:
3. Специфической чертой объектов химического взаимодействия является способность к обобществлению внешних электронов (чаще всего – с образованием при этом обобществлённых электронных ПАР – что я, для удобства изложения, и буду, в основном, иметь ввиду, чтобы не усложнять текст).
4. Это взаимодействие подчиняется многочисленным химическим законам.
5. Это взаимодействие генетически появляется, как развитие физического (законы существования электронов в атоме и пр.), но не сводится к нему, т.е. имеет свои, присущие только химическому взаимодействию, особенности.
По Будрейко Н.А. (Будрейко Н.А. Философские вопросы химии. 1970. С. 24 – 34), особенности следующие:
А) химическое взаимодействие суть взаимодействие «атомных остовов и их валентных электронов… вызывающее качественный скачОк в развитии материи, образование химической связи, новых, более сложных материальных структур (молекул, ионов, радикалов и т.п.) являющихся носителями и более высокой формы движения – химической»;
Б) химическое взаимодействие, как взаимодействие «атомных остовов и их валентных электронов» произрастает из физического движения, но не сводится к нему. Как это выглядит? Естественно, группа носителей химического взаимодействия существует и в физическом плане. Естественно, она подчинена физическим законам. Естественно, она, как и её элементы, может быть создана и разрушена целиком физическим путём. Но КРОМЕ этого, в определённой физической реальности эта группа и её элементы ОТКЛОНЯЮТСЯ (и даже противоречат) от чисто физических законов существования, проявляя при этом свои специфические свойства. Т.е., например, ВОПРЕКИ законам физики, при сжимании, нагревании смеси газов, давление их может резко упасть или оставаться постоянным за счёт явления, отсутствующего в физической реальности, а именно – за счёт протекания ХИМИЧЕСКОЙ РЕАКЦИИ, химического ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ. И тогда мы говорим: отражением физического воздействия на данную систему служит внутреннее для этой системы химическое изменение состава смеси газов, протекающее благодаря химическому взаимодействию их атомов и молекул. И уже не физическая реальность определяет их таким образом, что другие, физические изменения (увеличение объёма смеси газов, температуры, упругости, электропроводности и пр. твёрдых и жидких систем) суть только СОПУТСТВУЮЩИЕ данному химическому взаимодействию, определяющему их. Т.е.:
В) химическое взаимодействие выражает их ЦЕЛОСТНЫЕ изменения.
Следовательно, исходя из ОБЩИХ оснований, по которым (в принципе, справедливо) в самой МЛФ выделяется химическое взаимодействие, можно заключить, что химическая система, как таковая, существует ТОЛЬКО ВО ВРЕМЯ протекания в этой системе химической реакции. В остальное время эта система ничем не отличается от физических систем и может выделяться из них только физическими способами.
Итак, я определил, ЧТО я имею ввиду под химическим взаимодействием и его особенностями, оставаясь при этом в рамках МЛФ. Обратим теперь внимание на химическое отражение. Для иллюстрации возьмём мысленно ОТДЕЛЬНО две какие-нибудь МОЛЕКУЛЫ, т.е. такие системы, у которых уже ИЗНАЧАЛЬНО ДО их взаимодействия есть ХИМИЧЕСКАЯ связь – обобществлённые внутри этих молекул электроны (если нагляднее, более конкретно – электронные пары). До и после химической реакции эти молекулы ведут себя исключительно как ФИЗИЧЕСКИЕ тела: движутся, сталкиваются, разлетаются – т.е. оказывают друг на друга чисто ФИЗИЧЕСКОЕ воздействие. Тем не менее, ДЛЯ СЕБЯ эти молекулы, поскольку они имеют изначально химическую связь, суть ничто иное, как ХИМИЧЕСКИЕ системы, т.е. такие системы, свойства которых определяются СУЩЕСТВОВАНИЕМ в них обобществлённых электронов. Естественно поэтому для химических систем ожидать и наличие в них специфического химического отражения, отражения, в том числе, и физических воздействий (наглядный пример: при протекании двух параллельных конкурирующих между собой химических реакций из одного исходного вещества выход продукта той или иной химической реакции зависит от ФИЗИЧЕСКИХ условий протекания реакции, которые, как раз, и определяют отражение в молекулах исходного продукта, реализуемое в молекулы РАЗНЫХ продуктов реакции). Поскольку основанием существования химических систем служат обобществлённые электроны, ОПРЕДЕЛЯЮЩИЕ химические и некоторые производные от химических физические свойства, разумно будет предположить, что химическим отражением данной молекулой физического воздействия было бы изменение определённости существования этих обобществлённых электронов. Пример тому – существование молекул-резонансов, молекул, пребывающих в так называемом ВОЗБУЖДЁННОМ, активированном (после НЕУПРУГОГО столкновения с другой молекулой) состоянии, обладающих уникальными свойствами, хотя мы с полным правом можем утверждать, что химического взаимодействия НЕ ПРОИЗОШЛО.
Более определённо, явственно это видно в статическом взаимодействии бензольного кольца с заместителями первого и второго рода. В бензольном кольце три пары электронов обобществлены одновременно шестью атомами углерода, образуя при этом довольно прочную ЕДИНУЮ химическую связь. Поэтому химические замещения по атому водорода, хотя и суть химическое взаимодействие бензола с другими молекулами, для самого кольца суть ВНЕШНИ. ОТРАЖЕНИЕМ такого рода взаимодействий будет, как раз, существование, ИЗМЕНЕНИЕ плотности обобществлённого электронного облака в пара-, орто- и мета- положениях атомов углерода, что влечёт за собой изменения в химических и физических свойствах этого кольца.
То же можно сказать и об образующихся в ходе реакции предельных (и, по своему характеру изменения – непредельных) жирных одноосновных кислот, когда относительно изолированная углерод – водородная связь атома углерода в α-положении, ОСТАВАЯСЬ всё той же связью, изменяется, начиная отличаться от других подобных связей в данной молекуле.
Таким образом, химическим ОТРАЖЕНИЕМ, в отличие от химического взаимодействия, в первом приближении, взятом мною, как ТРАДИЦИОННОЕ понимание того и другого, суть не ОБРАЗОВАНИЕ и РАЗРУШЕНИЕ, а СУЩЕСТВОВАНИЕ химической связи. Но уже в таком виде мы можем понять ту основную особенность химического взаимодействия и отражения, которая, ОБЪЕДИНЯЯ их, делает их отличными от физического и прочих взаимодействий и отражений, а именно то, что определяя их, как химические, служит одно и то же – факт обобществления внешних (валентных) электронов. Поскольку пока мы не отходили от традиционного понимания химических отражения и взаимодействия – с этим вряд ли кто будет спорить.
Теперь мы вернёмся к пониманию взаимодействия как случайного (внешнего) и необходимого (внутреннего) оснований претерпевания. Как представить химическое отражение в данном ракурсе? Из традиционного понимания отражения и на основании естественнонаучных фактов мы выяснили, что ПРИЧИНОЙ, т.е., в каком-то смысле (неполном, неатрибутивном) – ОСНОВАНИЕМ всех изменений свойств молекулы как целостности, выступает СУЩЕСТВОВАНИЕ обобществлённых внешних электронов атомов (т.е. существование связи). Но, если подумать, то окажется очевидным, что САМО существование этих электронов ещё не суть само отражение. Ни они сами, ни их взаимодействие друг с другом и с атомными остовами, ни их пространственное расположение ещё не суть отражение, как ОСНОВАНИЕ… Отражением будет не их существование ВООБЩЕ, а существование их, как неизменного основания претерпевания ВСЕЙ молекулы не в субстратном смысле, а в области СВОЙСТВ, динамика которых сопровождает и ОПРЕДЕЛЯЕТ сами субстратные изменения (в призме понятия сущности как существования связи также не в субстратном смысле, а в смысле существования связи свойств – отражение как основание – суть такое существование связи свойств, которое ЯВЛЯЕТ саму связь свойств неизменной, изменяя лишь свойства, степень их реализации, их баланс в связи и т.д. Т.е. отражение суть не сущность вещи вообще, а сущность ЯВЛЕНИЯ вещи в тех или иных конкретных условиях). Неизменность существования обобществлённых электронов в химическом отражении при этом нужно понимать не как определённость, строгую детерминированность, покой, неподвижность, а лишь как длящуюся НЕПРЕРЫВНОСТЬ существования, которое само невозможно без непрерывного изменения. Этот факт ещё более разделяет основание в качестве субстрата от основания в качестве отражения, ибо само существование обобществлённых электронов в целом не есть, собственно, отражением. Им есть лишь такое существование этих электронов, которое ВКЛЮЧЕНО в изменение определённости свойств всей молекулы, т.е. их существование, как САМО изменение, при одновременном существовании их, как неизменного основания этого изменения, в этом же изменении, существующем и определяющемся существованием обобществлённых электронов. Такова, я думаю, «дистанция» между субстратом и отражением (т.е. отражение – не есть пара обобществлённых электронов, оно не есть, собственно, также и СВЯЗЬЮ, которую эти электроны образуют, оно не есть и существованием данной связи, оно даже не есть существованием связи свойств, возникающей при образовании субстратной связи (т.е. не есть сущностью), оно есть основанием явления существования последнего (т.е. – сущности). Отражение- это основание явления существования связи свойств в КОНКРЕТНОЙ реальности). Именно эта «дистанция» между субстратом и отражением, как его свойством в данном химическом отражении, как раз и позволяет рассматривать существование, как ИЗМЕНЕНИЕ обобществлённых электронов – СРЕДСТВОМ сохранения их существования данным образом, т.е. в обобществлённой паре. Субстратная связь изменяется (изменяются её форма, длина, энергетическая насыщенность, локализованность и т.д.), но сущность её, как существование связи свойств, т.е. сущность, которая в своём существовании ВКЛЮЧАЕТ в себя данное изменение, остаётся неизменной. Она лишь ЯВЛЯЕТ в форме отражения своё конкретное существование, изменяя определённости существования самих вещей (электронов, атомных остовов) таким образом, чтобы их свойства, как частей целостности (молекулы) компенсировали возмущение существования сущности в естественном состоянии. Если короче: существование связи свойств посредством отражения организует существование субстратной связи и субстратных своих частей таким образом, чтобы они индуцировали, в свою очередь, её существование, в разных конкретных условиях существования самой вещи, как целостности, обладающей своей сущностью.
Химическое же взаимодействие, понимаемое, как образование и исчезновение химических связей, суть КРАЙНЕЕ проявление химического взаимодействия вообще. Действительно, при образовании и разрушении химических связей образуется и разрушается то ВНУТРЕННЕЕ основание, которое суть ХИМИЧЕСКОЕ отражение. Т.е. воспринимая химическое взаимодействие только лишь как разрушение и образование химических связей (соответственно – и химического отражения), мы, тем самым, вынуждены были бы констатировать существование ВЗАИМООГРАНИЧЕНИЙ, ВЗАИМООТРИЦАНИЯ химических отражения и взаимодействия. И такие моменты есть. Особенно чётко это видно на примере взаимодействия атомов, у которых внутри нет, как у молекулы, обобществлённых электронов – они только образуются в ХОДЕ химической реакции, химического взаимодействия – а потому нет и химического отражения. В этом случае претерпевания атомов имеют ТОЛЬКО внешнюю химическую причину и внутреннюю только физическую причину. Обратный пример: мономолекулярные реакции, когда из исходного вещества самопроизвольно (при нагревании, например) начинают образовываться продукты реакции – имеют своим основанием внутреннюю химическую причину (отражение), но не имеют химического взаимодействия. Появление во вновь образовавшейся из атомов молекуле химического отражения и появление между продуктами распада химического взаимодействия (обратная реакция) – суть лишь отрицание, ограничение в первом случае химического взаимодействия химическим отражением, во втором – ограничение наоборот. Но чаще же всего мы имеем в химических превращениях и то и другое, обуславливающее существование того и другого в ОДНОМ АКТЕ, т.е. одновременно, например, в активированном комплексе, когда рвущиеся химические связи в то же время обуславливают образование и характер новых химических связей.
Итак, в чём же, конкретно, заключены отличия химического отражения от других форм отражения?
Во-первых, эти отличия, согласно моему тезису о противоположении отражения и взаимодействия, СОВПАДАЮТ с отличиями, свойственными химическому взаимодействию, т.е. по способу существования субстратного носителя (атом, молекула), по общности отражения, свойственной ГРУППЕ субстратных носителей и генезису из предыдущей формы отражения.
Во-вторых, они ОТДЕЛЕНЫ от химического взаимодействия принадлежностью и направленностью на самосохранение того или иного химического объекта.
Если мы переключим внимание на эволюцию химической формы отражения из физической, то мы увидим, в общем-то, такие же различия физического отражения от физического взаимодействия, что и на химическом уровне, за исключением, пожалуй, одного, уже явственно проступающего на атомном уровне организации материи.
Что же касается области ядерных взаимодействий и взаимодействий элементарных частиц, то и вовсе легко заметить, что сами взаимодействия и отражения имеют основаниями изменений в субстратном смысле не обобществлённые электроны на фоне относительно инертных атомных остовов, но ЗАХВАТЫВАЮТ ЦЕЛИКОМ весь субстрат, что особенно хорошо видно в процессах «глубокоупругих передач» (квазиделения) сталкивающихся ядер атомов, имеющих внешнюю схожесть с химическими реакциями обмена (Ср.: «Все сходятся и на том, что в процессе глубокоупругого взаимодействия так или иначе затрагиваются не только поверхностные «валентные» нуклоны, но и внутренние, если не все, то большинство» (Волков В.В., Михеев В.Л. Тяжёлые ионы и «ядерные молекулы»// Химия и жизнь. 1976. №3. С. 23). Это связано, видимо, с тем, что в качестве субстанциональной связи в данных объектах выступают не дискретные вещественные частицы, а ПОЛЯ различной природы, распределённые по всему объёму реагирующих частиц и охватывающие сами частицы (т.е. отсутствует локальность связи в пространстве).
Что же касается обычной ньютоновской механики, то, хотя здесь и можно установить место взаимодействия двух тел, но сами тела входят во взаимодействие и отражение, если можно так сказать, целиком: каждый атом одного тела участвует во взаимодействии также, как и атом, непосредственно контактирующий с атомом другого тела.
Безусловно, в низших по стадии развития субстратах появляются и существуют активные центры, но эти центры, скорее, СЛУЧАЙНЫ для субстрата, не имеют постоянного закономерного места и функции. Они равнодушны к природе самого субстрата и суть ОТХОЖДЕНИЕ от его природы в самом себе, ФЛУКТУАЦИЯ.
Поднимемся теперь выше – к биологическому взаимодействию. Здесь мы, прежде всего, замечаем разногласия в оценке простейшей биологической формы субстрата, попытки согласовать которые приняли такую форму: «Молекулярный и клеточный уровни – начальные уровни организации живого» (Пехов А.П. Молекулярный и клеточный уровни организации живого.// Марксистко-ленинская диалектика. В 8-ми кн. Кн. 5. М., 1984. С. 67). Вполне естественным выглядит желание авторов, подобных Пехову А.П., в русле МЛФ (и не только её, но и, например, гегелевской философии) отразить и преемственность биологической формы движения из химической (молекулярный уровень) и подчеркнуть особенности, собственно, биологической формы движения (клеточный уровень).
Но подобные попытки слабы, обычно, тем, что объединение субстратного основания с собственно феноменом биологического движения, чаще всего, остаётся формальным. По сути, эти две стороны организации живого так и остаются в мышлении разделёнными союзом «и». Что нам известно?
Начнём с субстрата. Обязательность такого подхода при определении жизни традиционна со времён Ф. Энгельса, определившего жизнь, как «способ существования белковых тел» (Маркс. Энгельс. Соч. Т. 20. С. 82). Как же тут, вопреки авторитету, быстро нарастающей традиции и просто атмосфере нетерпимости к инакомыслию, утверждать нечто иное, проигнорировав эти самые «белковые тела»? Другими словами, как отказаться от определения жизни через молекулярный субстрат, и начать просто – с клеточного? Или почему бы не определить жизнь через атомы – например, по процентному составу, так: жизнь – это особый способ существования соединений на углеродной основе, в которых, кроме углерода, содержатся водород, азот, кислород и фосфор? Чем не «определение» жизни? Последнее, однако, отнюдь не насмешка над знаменитым человеком. Оно, скорее, средство, используемое здесь мной для установления истины. Действительно, Энгельс жил давно и преследовал цели несколько иные – боролся против витализма. А потому ему простительно делать в определении жизни акцент именно на происхождении живого из неживого.
Но даже при этом недостатке определение Энгельсом жизни содержит в себе не только исторически заданную необходимость, но и нечто другое, на что, обычно, принято обращать лишь беглое внимание. Действительно, с одной стороны Энгельсом отмечен факт субстанционального химического носителя жизни – белковые тела. Но с другой стороны, эти субстанциональные носители не есть определителем жизни, ибо не они самые, а способ СУЩЕСТВОВАНИЯ этих тел есть жизнью. Можно пойти и дальше, ибо УКАЗАНИЕ Ф. Энгельсом на то, что жизнь есть не просто существование, но какой-то ОПРЕДЕЛЁННЫЙ способ, говорит о том, что белковые тела сами по себе, в каких-то иных комбинациях, или иных способах существования могут и не быть жизнью. Тем не менее, философская мысль пошла у нас в стране намеченным Ф. Энгельсом путём. Современные определения жизни довольно часто включают в себя подредактированные биологическими науками переименования субстанциональных носителей на уровне молекул. Обычно сейчас фигурируют в определениях жизни три их типа: белки, нуклеиновые кислоты и фосфорорганические соединения (См., напр., Жданов В.М. К определению понятия «жизнь». Вестник Академических медицинских наук СССР 1964. №1. С. 33; Платонов Г.В. Понятие сущности жизни и её определение// МЛД. В 8 кн. Кн. 5, М., 1984. С. 53). В частности, Платонов Г.В. настойчиво критикует авторов таких определений, которые избегают упоминать конкретные классы веществ – носителей биологической формы движения. Но достигает ли его критика цели? Конечно, наука должна базироваться на тех явлениях природы, которые мы знаем, и отрицать важность указанных им субстанциональных носителей жизни для понимания самой сущности жизни было бы глупо. Тем не менее, и соглашаться с такой однозначностью трактовки исключительности указанных Платоновым Г.В. субстанциональных носителей было бы не меньшей глупостью. Почему? Начнём по порядку.
1. Действительно, на данный момент у нас нет каких-либо прямых свидетельств существования жизни на какой-либо иной субстанциальной основе. Но нет и обратного. Есть лишь смутные, ненадёжные, выведенные исключительно на основании антропной гипотезы не в философском, а в естественнонаучном смысле (т.е. на основании того факта, что жизнь и мы – существует именно таким способом и именно на такой субстанциальной основе, ищутся ОТЛИЧИЯ данных субстанциальных носителей, позволившие бы объяснить и узаконить логичность, необходимость существования нас, как феномена природы. И, таким образом, в большей своей части подобные доказательства изначально страдают субъективизмом и логическим абсурдом – то, что надо доказать, берётся АПРИОРНО за верное).
2.. С другой стороны, при непредвзятом подходе (или другом предвзятом из чувства противоречия – но здесь важно не само чувство, а что подход – другой), например, через анализ роли кремния в настоящей НЫНЕ СУЩЕСТВУЮЩЕЙ жизни нам открываются поистине удивительные вещи. Оказывается, в лицезрении древа эволюции мы можем заметить, как, опуская взгляд к его корням, мы наблюдаем резкое увеличение количества кремния в организмах. Так, если у человека в организме содержится всего лишь 0, 001% кремния, то в таких простейших организмах, как диатомовые водоросли, его содержание доходит до 10%, а это необычайно много, если учесть, что около 90% веса этих организмов приходится на воду. И дело-то оказывается не только в кремниевых панцирях – хотя уже здесь, из факта способности этих водорослей в бескремниевой среде строить панцирь из пектиноподобного органического вещества, мы можем сделать вывод о том, что у диатомей есть некий тонкий адаптационный механизм, по видимому, древнего происхождения, который в необходимых случаях ВЕСЬМА ПРОСТО решает проблему «кремний или углерод». Дело в том, что кремний играет необычайно важную роль в жизнедеятельности простейших! Так, тем же диатомовым водорослям кремний необходим для синтеза ДНК. Если нет кремния, синтез ДНК замедляется у них в десять – двадцать раз. Полимеразы и другие связываемые ДНК протеины образуются в тельцах диатомей лишь в присутствии кремния (зато, кстати, большинство белков, если НЕ ВСЕ, могут появиться только во время кремниевого голодания. Ортокремниевая кислота в обмене веществ диатомов усиливает синтез аминокислот и белков, локализованных в хромосомах и хлоропластах, регулирует дыхание и синтез хлорофилла.
Есть и другие представители подобной кремниевой жизни: одноклеточные форамиферы, радиолярии. Без кремния не могут обойтись и широко известные амёбы и инфузории, кремниевые губки и т.д. Да. Мы по прежнему, несмотря на подобные факты (например, на предполагаемую роль глинистых минералов в модели образования жизни Бернала и пр.), не можем утверждать, что существует кремниевая или, хотя бы, кремнийорганическая жизнь, и не стоило, наверное, упоминать вышеприведённые факты. Но есть здесь один прелюбопытный, давно установленный факт: мицелий некоторых грибов (в золе которых найдено до 10% кремнезёма) отлично развивается в кремнийсодержащей среде при ПОЛНОМ ОТСУТСТВИИ ФОСФОРА, но при обилии кислорода (См. Воронков М.Г., Кузнецов И.Г. Земная кремниевая жизнь //Химия и жизнь. 1982. № 12). Отсюда возникает вопрос: так ли уж необходимо включать в обязательные субстанциональные носители фосфорорганические соединения?
3. Как упоминалось ранее, не все белки, нуклеиновые кислоты, фосфорорганические вещества способны выступать в качестве субстанциальных носителей жизни (многие такие вещества даже являются ядами для большинства живущих на Земле организмов (например, протеиновые яды змей). Ведь именно поэтому, в основном, попытка определения жизни через АТОМЫ углерода, водорода и пр. кажется мне нелепой. Существуют на Земле тысячи органических соединений, не имеющих ничего общего с жизнью.
Итак, с одной стороны, мы имеем факт, что не все белки, нуклеиновые кислоты, фосфорорганические вещества способны выступать в качестве субстанциальных носителей жизни. С другой стороны, по крайней мере, фосфорорганические вещества НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНЫ для феномена жизни. Отсюда, видимо, разумней было бы НЕ УКАЗЫВАТЬ в определении жизни носителей ХИМИЧЕСКОЙ природы, особенно, если учесть, что не они есть выразителями сущности жизни, как непосредственно, и её носителями (каковыми, например, являются КЛЕТКИ). Но, в то же время, чтобы быть последовательным, я должен необходимо указать в определении жизни на преемственность данного феномена от химической формы существования материи. Т.е. сам факт такой преемственности определений, в отличие от химической формы существования материи, рассматривать биологическую форму её существования не как существование связи обобществлённых электронов, а как существование связи между РАЗЛИЧНЫМИ молекулами, задействованными, детерминированными ЕДИНЫМ химическим процессом превращения. Более конкретно, словами Печуркина Н.С., основой жизни выступает МАТРИЧНЫЙ АВТОКАТАЛИЗ (Печуркин Н.С. Энергия и жизнь. Новосиб. 1988. С. 29), т.е. непрерывно ДЛЯЩАЯСЯ химическая реакция, замкнутая на своё самовоспроизведение. Таковое определение гораздо лучше отражает феномен жизни уже хотя бы потому, что является не просто ХАРАКТЕРНОЙ чертой, свойственной жизни, но позволяет рассматривать саму жизнь, как непрерывный процесс, как СВЯЗЬ между теми же белками, нуклеиновыми кислотами, фосфорорганическими соединениями, в рамках которой они существуют, выполняют определённые функции, изменяются и т.д. Но основа жизни – это ещё отнюдь не сама жизнь. Подобная трактовка жизни оставляет нас в лоне химического существования материи. Нам ведь важно в феномене жизни увидеть не только СПЕЦИФИЧНОСТЬ химической реакции, лежащей в его основе, но могущей проявляться и в неживой природе, притом в совсем не связанном с эволюцией неживого в живое (например, автокатализ кристаллов некоторых неорганических соединений в химически активной среде). Нам гораздо важнее отметить нечто новое, ВЫХОДЯЩЕЕ за пределы химической реакции как таковой. Или, хотя бы, ПОТЕНЦИЮ, позволяющую сделать это. Т.е. нам необходимо выявить функциональные отличия, по которым мы могли бы определить, что тот или иной феномен суть ПРОЯВЛЕНИЕ именно жизни. Сторонники функционального подхода к определению жизни (и те, кто пытается в определении жизни совместить функциональный и субстанциальный подходы) в МЛФ, склонны понимать жизнь, как то, чему свойственны самообновление, самовоспроизведение и САМОРЕГУЛЯЦИЯ (См., напр., Платонов Г.В. Понятие сущности жизни и его определение. // МЛД. В 8 кн. Кн. 5. М., 1984. С. 53; Скоробогатов В.А. Развитие форм отражения. Лен. 1984. С. 145 и др.). Ясно, что именно данные особенности, присущие химической реакции, должны возвысить эту реакцию над уровнем, собственно, химизма. Но в каких условиях сама химическая реакция матричного автокатализа может данные особенности проявить? Обычный ответ: в условиях ОТКРЫТОСТИ. Т.е. в условиях постоянного обмена веществом и энергией с внешней средой. Но при таком ответе мы, опять же, останемся на уровне мышления жизни, как химической реакции, не найдя нечто, что бы не вписывалось в законы химии. Следовательно, дело не только в самих особенностях матричного автокатализа… Тогда – в чём? Мы помним, что по Медведеву Н.В. особенность биологических систем заключается в НАКОПЛЕНИИ необходимых для протекания этой реакции химических веществ. Но я сам отверг исключительность этого свойства для живого!
Однако вернёмся ещё раз к этому вопросу, но с других позиций, а именно: я определил необходимым условием для существования жизни факт НЕПРЕРЫВНОСТИ протекания реакции матричного автокатализа. При изменяющейся внешней среде такую непрерывность невозможно обеспечить именно без определённых запасов химических веществ в самой клетке. Действительно, способность ЗАПАСАТЬ определённые вещества и легко освобождаемую при появлении нужды энергию – важное свойство живого, но не единственное. Иметь запасы – не единственный способ достичь непрерывности автокатализа. У живого есть ещё механизмы компенсации (вспомним о заменимых и незаменимых аминокислотах), механизмы замещения, механизмы ПРОИЗВОДСТВА необходимых веществ и т.д. И всё это становится возможным в своей совокупности при условии, что реакция матричного автокатализа ФОРМИРУЕТ И ПОДДЕРЖИВАЕТ собственную СРЕДУ ПРОТЕКАНИЯ вопреки (до известных пределов, конечно) требованиям изменяющейся внешней среды. То есть сущность жизни заключается не в самой по себе удивительной, многосложной реакции матричного автокатализа, которой свойственно самовоспроизведение, самообновление и саморегуляция, но в способности живого воспроизводить запасы веществ и энергии. Подобные функциональные свойства проявляются и в неорганической природе. Сущность жизни – в РЕЗУЛЬТАТЕ, к которому приводит подобная химическая реакция – в формировании и поддержании связи (связи, как субстанциальной основы сущности – существования связи свойств всего живого) с собственной средой протекания, в общем-то, резко ОТЛИЧНОЙ от внешней среды. Другими словами, удивительно в феномене жизни не то, что реакция автокатализа стремится к собственному воспроизведению, самообновлению и саморегуляции, а то, что все эти функции она воспроизводит в форме создания собственной среды существования. Отсюда автоматически вытекает особенность биологического взаимодействия. Биологическим действием будет называться ВНЕШНЕЕ или случайное основание в форме матричного автокатализа претерпевания среды протекания собственной реакции автокатализа и, соответственно, биологическим отражением или РАЗДРАЖИМОСТЬЮ будет называться ВНУТРЕННЕЕ основание в форме матричного автокатализа претерпевания среды протекания самого себя.
Дав подобные определения сущности жизни, биологическому действию и отражению, посмотрим вкратце, как они вписываются в наши знания о живом мире.
Во-первых, определением сущности жизни я ограничиваю сферу живого снизу таким субстанциальным носителем как клетка. Вирусы, являющиеся полноправными представителями реакций матричного автокатализа в моём представлении не будут являться жизнью. То есть, подобное определение сущности жизни оправдывает в неутихающих спорах по поводу отношения вирусов к миру живого позицию тех, кто отрицает принадлежность вирусов к живому (Ср.: «По-видимому, и вирус нельзя рассматривать как самоуправляемую систему, поскольку он проявляет жизненные функции не сам по себе, а лишь тогда, когда проникает в клетку хозяина» (Афанасьев В.Г. Мир живого: системность, эволюция и управление. М., 1986. С. 243)). Конечно, формально всегда трудно провести границу между какими-либо классами вещей и существ. Таковая граница будет всегда до некоторой степени УСЛОВНА, ибо по своему определению, граница всегда есть НЕЧТО, а не НИЧТО. Тем не менее, в существовании вирусов мы не видим никаких особенностей, которые нельзя было бы объяснить с точки зрения химических (и физических) законов, ибо их существование находится в прямой зависимости от условий среды их обитания. Другими словами, вирусы существуют, как основания жизни, лишь в равновесии с внешней средой, что, конечно же, в свою очередь, позволяет их рассматривать как непосредственных предшественников жизни (с учётом того, что они продолжали РАЗВИВАТЬСЯ В ПРИСУТСТВИИ ЖИЗНИ и жизнь, по-видимому, могла регрессировать к ним). С другой стороны, зная об огромной роли вирусов в явлениях транспозиции, зная об их способности, наконец, ВНЕДРЯТЬСЯ в генетический код клетки – хозяина, не говоря уж об их функциональной способности менять собственную среду протекания матричного автокатализа клетки-хозяина, трудно не признать за ними права на биологическое воздействие. Видимо, они играют ту же роль в биологическом взаимодействии, что и атомы – в химическом. Т.е. не способные к биологическому ОТРАЖЕНИЮ, они порождают биологическое ВОЗДЕЙСТВИЕ.
Во-вторых, биологическое воздействие клетки на клетку непосредственно суть всегда использование чужого клеточного материала, т.е. веществ чуждой среды матричного автокатализа, в своих интересах, для создания СОБСТВЕННОЙ среды. Таким образом, биологическое действие выражается в изменении определённости собственной среды в сторону несоответствия оптимальной (естественной) определённости ДЛЯ СЕБЯ, собственному признаку. Такие же изменения, которые идут на компенсацию данного несоответствия – суть явления отражения. Нужно при этом отметить, что хотя и те и другие изменения и процессы, им соответствующие, не суть ПОДОБНЫЕ или противоположные (не по направленности, а по характеру исполнения, структуре, веществам, в них участвующим), они происходят зачастую в ОДНОМ И ТОМ ЖЕ ОБЪЁМЕ, с одним и тем же набором ИСХОДНЫХ веществ. Т.е. отсутствует, так сказать, ПРОСТРАНСТВЕННАЯ разделённость. При биологическом воздействии собственная среда протекания реакции матричного автокатализа уже не есть АБСОЛЮТНО собственной.
В-третьих, как раз, в явление внедрения материала ДНК вирусов в ДНК клетки- хозяина наиболее ярко проявляется свойство внешнего основания (а ДНК вируса, несмотря на факт внедрения её в ДНК клетки, по-прежнему остаётся ВНЕШНИМ для ДНК клетки, ибо ведёт к постепенному разрушению последней) как СЛУЧАЙНОГО, т.е. незакономерного включения, НЕ СВЯЗАННОГО с матричным автокатализом клетки (размножается бесконтрольно сам по себе, используя клеточный материал и структуры клетки для своего размножения), хотя, конечно, место внедрения вирусом выбирается закономерно.
Следует разграничить, однако, вирусы, как биологически воздействующие на клетку, и химические мутагены, радиацию и пр., как химически и физически воздействующие на клетку агенты.
Первое, пожалуй, главное различие между теми и другими заключается в том, что если в биологическом взаимодействии клетки с вирусом материал и структуры клетки используются вирусом для своего воспроизведения (т.е. в МОМЕНТ взаимодействия вирус в своём автокаталитическом (и даже управляемом – для латентных (умеренных) вирусов) синтезе организует материал и структуры клетки – хозяина для поддержания функционирования самоё себя). Причём, несмотря на внедрение ДНК (РНК) вируса в геном клетки, вирус остаётся для существования клетки ВНЕШНИМ основанием. Для химических и физических же мутагенов взаимодействие с веществами, участвующими в матричном автокатализе, означает не конкуренцию двух оснований, а изменение самого основания клетки. Другими словами, если в первом случае с вирусом – биологическое воздействие приводит к биологическому отражению, то во-втором (для клетки) биологическое отражение будет вызвано физическим (химическим) взаимодействием.
Интересен также вопрос об идентификации отражения, как раздражимости в моём и в традиционном понимании. Так, например, Скоробогатов В.А., сетуя на обычную беглость анализа понятия раздражимости у современных авторов, выдвигает такое её определение: «Раздражимость – это особая форма отражения, выступающая в виде такого состояния живой протоплазмы, которое выражается макроэргической связью разнородных величин и воспроизводит качественно различные внешние воздействия в качественно однородной (неспецифической) форме» (Скоробогатов В.А. Развитие форм отражения. Лен. 1984. С. 25). Под макроэргической связью Скоробогатов разумеет связь между механическими, оптическими, электрическими, химическими свойствами и структурами клетки, их обуславливающими, друг с другом посредством функционирования универсальной энергетической «разменной монеты» - АТФ. Таким образом, Скоробогатов В.А. отмечает, что раздражимость, это:
-ПЕРЕВОД воздействий РАЗЛИЧНОЙ природы на клетку во внутреннее ОДНООБРАЗНОЕ изменение её состояния (т.е. при воздействии на клетку, она переходит из состояния покоя (основного состояния) в активные состояния, могущие иметь лишь количественные отличия друг от друга). Качественно однообразный ответ клетки на воздействия разной природы, по замыслу Скоробогатова, должен подчёркивать возросшую ЦЕЛОСТНОСТЬ такой немеханической, нефизической, нехимической системы, как клетка, а отсюда – её неделимость, элементарность.
В общем-то, с этим можно было бы согласиться, если бы Скоробогатов специально оговаривал, что однообразие ответа заключается лишь в ОДИНАКОВОЙ несводимости раздражимости ни к одному из неорганических отражений и воздействий. Но можно ли говорить об однотипности раздражимости для самой клетки? Ведь и сам Скоробогатов, разбирая понятие возбудимости, определяет последнюю, как «специализированная или дифференцированная (частичная) раздражимость» (Скоробогатов. Там же. С. 20), т.е., тем самым, он должен признавать, что раздражимость, как однотипная реакция на неживое воздействие, имеет различия (дифференциация, частные производные, специфичность, наконец) в СЕБЕ. Ведь неразумно думать, что более сложная, более высокоорганизованная форма существования материи имеет меньше способов существования, чем другие, первичные по отношению к ней! Достаточно вспомнить о механизмах замещения, компенсации, кислородного дыхания и сбраживания, и т.д., чтобы представить, сколь разнообразным может быть биологическое отражение на уровне клетки. Более того, Цитоловский Л.Е. утверждает: «А между тем клетка распознаёт, дифференцирует огромное множество разных сигналов. В нашем опыте тактильный и световой раздражители были выбраны, в сущности, наугад. И мы убедились, что клетка УМЕЕТ ИХ РАЗЛИЧАТЬ» (Цитоловский Л.Е. Физиология свободы воли.// Химия и жизнь. 1979. №7 С.24).
Тем не менее, определение Скоробогатовым раздражимости отнюдь не входит в противоречие с определением раздражимости, данным мной ранее, ибо несводимость раздражимости, как отражения, к процессам в неживой природе, требует наличия у живого собственного основания изменения своих определённостей, РАЗЛИЧНОГО ИХ ЯВЛЕНИЯ в форме (языком Скоробогатова) возбудимости. Раздражимость же, как неспециализированная форма отражения, может, в данном ракурсе пониматься как постоянная направленность реакции матричного автокатализа на сохранение собственной среды протекания независимо от природы внешнего воздействия. Т.е. каково бы ни было внешнее воздействие на клетку – внутреннее отражение будет всегда компенсационным, компенсационным именно благодаря стабильности собственной среды теми же материалами, структурами, процессами, которыми располагает клетка. А поскольку они взаимозависимы (сбалансированы) и имеют ОДНО основание, то раздражимость, как проявление ЦЕЛОСТНОСТИ клетки, так или иначе затрагивает ВСЕ, одни и те же (свои) механизмы балансировки и т.д., но в разной степени, в разной последовательности, с образованием разных временных комплексов, структур, связей и т.д.
Итак, можно утверждать, что данные мною понимания сущности жизни, биологических воздействия и отражения – не входят в противоречие с современными представлениями о жизни, а наоборот, скорее объединяет их, вскрывает более глубокую причинность данных нам в фактах явлений жизни. Единственным моментом, пожалуй, с которым нельзя согласиться, является утверждение Скоробогатова о том, что в неживой природе, в отличие от живой, всегда сохраняется равенство не абсолютных, а относительных (перепад, градиент) значений величин свойств оригинала и отражения. Цепные реакции, например, не вписываются в данное требование, что можно также сказать и о соответствии отражающихся величин. Так, например, работа, совершаемая над газом, может отразиться или в повышении его температуры, или в изменении его объёма, или в изменении его давления, а то и – в изменении всех трёх свойств одновременно (политропный процесс).
Таким образом можно, видимо, согласиться, что данные мной интерпретации сущности жизни, биологических воздействия и отражения, действительно, отражают реальность, а потому могут быть приняты как нечто, свойственное всем структурным уровням жизни независимо от степени их сложности и эволюционной продвинутости. Но внутри этой области мы встречаем наиболее крупное в эволюционном плане явление – возникновение многоклеточных организмов, в которых строительным материалом или субстанциальным носителем уже не являются химические вещества или их реакции. Таким носителем выступает КЛЕТКА. Естественно ожидать, что для этого уровня жизни будут несколько иными и его сущность и его взаимодействия, отражения.
Итак, в чём сущность многоклеточного организма? Для ответа посмотрим, предварительно, на явления отличия многоклеточного организма от одноклеточного.
Во-первых, таковое отличие – в самоограничении существования клетки, т.е. само существование клетки поставлено в зависимость от существования других клеток этого организма.
Во-вторых, появляется внутренняя межклеточная среда или очередной БУФЕР между внутриклеточной и внешней средами. Другими словами для существования КАЖДОЙ клетки (в том числе, и клеток эктодермы) ВНЕШНИЕ условия становятся более стабильными и пригодными.
В-третьих, вновь появившийся буфер есть ОБОБЩЕСТВЛЁННАЯ внешняя среда для клеток.
Все эти отличия подводят нас к тому, что данный буфер может служить и служит РЕГУЛЯТОРОМ совместного существования клеток. Таким образом, решающим для многоклеточного организма является не внутренняя среда клеток, не внешние условия, а именно этот второй буфер, осуществляющий между клетками СВЯЗЬ. Другими словами, сущностью многоклеточного организма является существование связи МЕЖДУ различными клетками одного многоклеточного организма. Отсюда – особенность взаимодействия и отражения многоклеточного организма заключается в ОПОСРЕДОВАНИИ того и другого. Так, взаимодействие одной или группы клеток этого организма с внешней средой НЕ ЕСТЬ ещё взаимодействием ВСЕГО организма. Взаимодействием будут являться те химические вещества, которые вырабатывает в ответ на взаимодействие клетка, ибо именно эти вещества изменяют многоклеточную среду, являющуюся сутью многоклеточного организма. Другими словами, взаимодействием организма в ЦЕЛОМ будет не прямой контакт с возмущающей его внешней средой, а контакт, ОПОСРЕДОВАННЫЙ собственным регулирующим компонентом межклеточной среды организма. В свою очередь, отражением организмом этого взаимодействия является не реакция других клеток на изменение внутренней среды, а ЯВЛЕНИЕ конкретного видоизменённого состояния внутренней среды этим клеткам. Таким образом, благодаря опосредованию как действия, так и отражения, внутренняя связь в простейшем многоклеточном организме биологически ПАССИВНА, несмотря на все её преимущества.
Дело меняется с появлением в организме в роли подобной связи специализированной нервной клетки, ибо её функция заключается в гораздо более тонком реагировании по сравнению с другими клетками на возмущения внешней среды. Благодаря ей, этой клетке, взаимодействие организма с внешней средой выносится ВОВНЕ ПРОСТРАНСТВЕННО, что увеличивает стабильность внутренней среды организма. Вполне понятно, как это происходит. Служа эффективным способом передачи возмущения (Ср.: у губок, например, передача раздражения идёт от КЛЕТКИ К КЛЕТКЕ со скоростью 0,2 см/сек, у кишечнополостных – 4 – 15 см/сек) ОДНОВРЕМЕННО ко множеству клеток, нервная клетка не только оставляет межклеточную среду более стабильной, беря функции передачи раздражения на себя, но и выступает в роли АКТИВНОЙ (влияющей на остальные клетки определяющим образом) СУЩНОСТИ многоклеточного организма. Т.е., связью между различными клетками теперь выступает НЕ ОБОБЩЕСТВЛЁННАЯ внутренняя СРЕДА, а определённая клетка (группа специфических клеток). Благодаря своей «сверхраздражимости» нейрон не только способен более эффективно уже на БИОЛОГИЧЕСКОМ (а не химическом) уровне выполнять свою основную задачу – внутреннее регулирование работы клеток, замещая в определённой мере функции внутренней среды, не только делает гомеостаз организма более полным, но и само управление переводит на биологический, более сложный уровень т.е. является элементом непосредственно биологического отражения целостности организма. Возникший, как обособленная внутренняя по расположению в организме и по исполняемым функциям (согласование работы клеток) часть организма, нейрон, одновременно оказывается ВНЕШНИМ к самим клеткам организма, выступая как СВЯЗЬ, МЕРОЙ их потребностей и подкрепления. Выступая к клеткам организма, как ВНЕШНЕЕ, вынося взаимодействие организма с внешней средой ВОВНЕ, нейрон, тем самым, обращается в своём развитии к регулированию отношений организма с внешней средой не опосредованно, как пассивная в этом смысле внутренняя среда, а непосредственно. Т.е. появление нервной клетки само по себе не приводит к революции механизма отражения, остающегося на уровне раздражимости. Революция происходит с появлением в живом организме РЕФЛЕКСА, СУТЬ КОТОРОГО В замыкании отражения на самоё себя. В рефлексе функции нервных клеток не заканчиваются областью раздражимости, которая суть отражение воздействия на эту клетку и передача раздражимости на эффекторные клетки. В рефлексе присутствует как СЕНСОРНОЕ раздражение от внешнего объекта, так и раздражение моторных клеток от их воздействия на внешнюю среду, которое по принципу обратной связи воздействует на раздражение от рецепторов и т.д. Другими словами, в рефлексе моментами взаимодействия выступают сами отражения, в результате чего появляется особое ВНУТРЕННЕЕ отражение – ОТРАЖЕНИЕ одновременно и воздействия на себя и своего воздействия на другое. Таким образом, животное начинает ОЩУЩАТЬ своё существование, но ещё не ощущает СВОИ ОЩУЩЕНИЯ. Т.е., словами Скоробогатова: «…первичное ощущение выступает как отражение отдельного свойства предмета в пространственной трёхмерной форме» (Скоробогатов. Там же. 1984. С. 44) и определяет ПЕРВИЧНУЮ (по Скоробогатову) субъективность, при которой «для животного существует лишь СОДЕРЖАНИЕ ощущения (его внешний референт или – отображаемое)» (Скоробогатов. Там же. С. 49).
Дальнейшее усложнение иерархии рефлексов, установление СВЯЗИ между рефлексами у животных, приводят организм к необходимости ощущать своё ощущение, т.е. ощущать самоё себя. Таким образом появляется ЧУВСТВЕННОСТЬ, предназначение которой заключается в выполнении функций регулирования рефлексов. Каков механизм чувственности? Возьмём, к примеру, коленный рефлекс. Из опыта вполне очевидно, что приведённый ударом по колену в действие, он не только производит действие, но мы, одновременно чувствуем его действие, что свидетельствует о существовании некоторого нервного механизма, ВОСПРИНИМАЮЩЕГО работу рефлекторной дуги, но не регулирующего её. Причём, это уже восприятие не внешнего и внутреннего отражения, а отражения ПРОЦЕССА их сосуществования, их связи, т.е. не ПРЯМОГО взаимодействия внешней среды и организма, а взаимодействия, ОТРАЖЁННОГО в самой нервной ткани, в СВОИХ особенностях, на своей стабильной субстратной основе, в принципе, ОПОСРЕДОВАННОЙ от своей же субстратной основы в той её части, где она связана со взаимодействием (может, иные, видоизменённые, специализированные химические вещества, может, иные изолированные на мембранах нервных клеток электрические потенциалы и т.д.). Т.е. чувствующее существо не воспринимает САМУ вещь с её качествами и свойствами, а воспринимает работу СВОЕЙ НЕРВНОЙ ТКАНИ С ПРИСУЩИМИ ПОСЛЕДНЕЙ КАЧЕСТВАМИ И СВОЙСТВАМИ. Таким образом, появляются так называемые «вторичные» качества вещей: цвет, запах, вкус… Уже в самом понятии регулирования рефлекса заложено основание для появления чувственности. Ведь для того, чтобы регулировать тот или иной рефлекс, нужна способность затормозить, заморозить обратную сенсорно-моторную связь рефлекса, т.е. способность ВЫДЕЛИТЬ, изолировать именно сенсорную часть от моторной (типа – сигнал поступает, но машина не работает, но не потому, что неисправна, а потому что срабатывает регулирующая блокировка).
Итак, в связи с МНОЖЕСТВЕННОСТЬЮ рефлексов у животного появляется потребность в РЕГУЛЯЦИИ их, в упорядочивании их и связывании в одно целое, в одну иерархическую систему. Но это ещё не есть сама чувственность. Это – образование рефлекса рефлексов (инстинкт). Вертикальная связь соподчинения должна быть дополнена горизонтальной. «пучки» рефлексов в точке их управления должны связаться между собой, чтобы ОБНАРУЖИТЬ самих себя, СВОЮ множественность как отражений взаимодействия с внешней средой и отражения этого взаимодействия (опосредование, ВЫТЕСНЕНИЕ взаимодействия со средой из организма ВОВНЕ организма требует появления СВЯЗИ между отражением и внешним взаимодействием).
Особенность инстинкта, заключающаяся в способности его размыкать сенсорно-моторную рефлексивную связь и выделять именно сенсорную составляющую рефлекса (напр., брачный ритуал у животных, в котором череда сменяющих друг друга рефлексов самца поставлена в зависимость от поведения самки и определяется рядом заторможенных или активизированных сенсорных сигналов), позволяет нервным клеткам, ответственным за данный инстинкт, образовать собственную СЕТЬ регуляции на сравнении, подавлении и стимуляции не сенсорно-моторного, а ЧИСТО сенсорного возбуждения (что происходит, например, когда животное «решает» - бросить ли ему добычу и спасаться бегством от охотника или напасть на него). Животное начинает чувствовать, т.е. на уровне чувств сравнивать свои ощущения. Но оно ещё не чувствует свои чувства. Для того, чтобы это произошло, необходимо появление новых нервных клеток, регистрирующих эту сенсорную обратную связь. Причина появления этих нервных клеток всё та же – чтобы выжить в условиях конкурентной борьбы, необходимо управлять чувствами. Саморегуляция чувств при этом недостаточна. С появлением множества «размыкающихся» сенсорно-моторных УСЛОВНЫХ рефлексов только дискретно-иерархического регулирования недостаточно. Появилась потребность в тотальном регулировании, при котором важен не сам сенсорный сигнал по своему характеру и специфике, а его значимость, его №вес» для выживания всего организма. Вполне очевидно, что тотальная регуляция сенсорных сигналов, как перевод нервной системы из одного состояния возбуждения в другое, необычайно расширяет разнообразие поведенческих реакций животного. В отличие от рефлексов, чувства не затормаживаются, а сосуществуют в центрах страдания и удовольствия, комфорта и дискомфорта, ожидая своего часа и воплощаясь в жизнь. Эта, так называемая ретикулярная (сетевидная) формация мозга играет в образовании чувствования чувства важнейшую роль. Так, «По мнению советского физиолога П.К. Анохина, все возбуждения, приходящие в кору мозга по специфическому пути, не могут объединиться в различные ассоциации и временные связи без соответствующего ГЕНЕРАЛИЗИРОВАННОГО активирующего действия ретикулярной формации ствола мозга» ( Логвин М.А. Проблема сознания и мозг. М., 1963. С.5).
Т.е., функции, выполняемые данной формацией, огромны. Во-первых, в центрах удовольствия и страдания генерализируется, абстрагируется от своей специфичности сам характер сенсорных сигналов (идущих к этим центрам, кстати, параллельно со специфическими сигналами, по неспецифическим нервным проводникам) при сохранении их индивидуального существования (в специфических приёмниках мозга) Животное ЧУВСТВУЕТ удовольствие или страдание, неважно, по каким причинам: то ли от яркого, резкого для глаз света, то ли от голода. И, в то же время, оно может легко определить, выбрать эту причину (благодаря своему расположению в мозговом стволе (продолговатый мозг, варолиев мост, средний и промежуточный мозг), ретикулярная формация обладает многосторонними связями с различными частями нервной системы).
Во-вторых, интегральный характер удовольствия и страдания, при сохранении конкретных особенностей его составляющих нервных импульсов, даёт ОСНОВУ для чувственной МОТИВАЦИИ животным своего поведения. Животное имеет возможность СТРОИТЬ своё поведение таким образом, чтобы ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО удовлетворять все свои потребности. Звенья чувствительной цепи при этом оказываются не изолированными друг от друга. Последнее звено оказывает своё усиливающее (ослабляющее) влияние на первое. У животного оказываются возможными состояния ПРЕДЧУВСТВОВАНИЯ (предчувствия), а значит, и СВЕРХЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ, или чувства своих чувств.
В-третьих, интегративный, полюсный характер чувств удовольствия и страдания суть основа чувственного противопоставления себя окружающим, выделения себя из окружающего мира по принципу – это Я чувствую, это МОИ чувства, это – МОЁ поведение, которое я могу сменить, ПОДРАЖАЯ другому существу.
Каким мог быть, исходя из этих предпосылок, дальнейший путь усовершенствования отражения? Прямолинейно – никаким, ибо сенсорно- моторный потенциал развития был уже исчерпан (сенсорно-моторный – на уровне рефлекса, сенсорный – на уровне чувствительности). Но у рефлекса, сенсорный – на уровне чувствительности). Но у животного могло совершенствоваться предчувствие – чувство, что через определённый промежуток актов его деятельности, оно достигнет конечной цели, достигнет УДОВЛЕТВОРЕНИЯ того или иного чувства, хотя промежуточные акты деятельности и не связаны непосредственно с конечным актом удовлетворения. Животного на пути к человеку останавливала лишь потребность прийти к конечной цели, ОСТАВАЯСЬ в рамках постепенной реализации своих чувственных потребностей. Другими словами, ВНЕЧУВСТВЕННАЯ деятельность оставалась для животного ВНЕ границ его существования (действительно, удовлетворению какого чувства животного может послужить обработка камня?). Нет. В принципе, процесс образования безусловных и условных рефлексов может продвинуть животное по ступеням совершенствования своего существования весьма далеко – от сложных инстинктов брачного ухаживания и построения гнёзд вплоть до того, что и слон может заговорить, не говоря уже о попугаях. Но, видимо, такое усложнение чувственного поведения имеет и свои пределы. У животного появляется потребность ВЫДЕЛИТЬ не связанные непосредственно с механизмом чувствования отражения своей деятельности, своего существования, в отдельный КЛАСС. Основания для этого уже имеются в самом механизме чувствования. Интегративный характер чувств в центрах удовольствия и страдания суть ничто иное, как АБСТРАГИРОВАНИЕ от конкретного чувствования, что при условии включения условных рефлексов в само чувствование ведёт к распространению неспецифического чувствования (страдания и удовольствия) цели к средствам его достижения. То есть, удовольствие начинает распространяться от направленности на результат к потенции на ПРОЦЕСС его достижения. Вместе с тем возникет потребность в механизме отбора и закрепления в чувственном аппарате тех или иных линий поведения, непосредственно не связанных с чувствованием. Ведь одно дело –отбирать и закреплять основные рефлексы по частоте повторяемости, и другое – целенаправленно, вычленяя необходимое и отбрасывая случайное. Т.е. животному оказался необходим механизм выработки поведения, опосредующий чувствительную область. Субстратным носителем такого механизма послужили нейронные клетки головного мозга. Соединение подобных клеток в АССОЦИАТИВНЫЕ цепи и разрушение этих цепей, как раз и служит явлением того механизма, которым вырабатывается поведение человека, прямо не относящееся к его чувственной деятельности, ОПОСРЕДУЮЩЕЕ И РЕГУЛИРУЮЩЕЕ эту чувственную деятельность, замкнутую на саму себя. Появляется феномен МЫШЛЕНИЯ И ЗНАНИЯ.
Что касается развития мышления, то оно протекало по той же схеме, что и развитие чувствования. Развитие мышления начиналось, видимо, с прорывов тех или иных инстинктивных программ, перегруженных условными рефлексами, в область мышления. Ассоциативные связи были расплывчатыми, короткими, изолированными друг от друга. Развитие мышления начиналось, видимо, с «прорывов» тех или иных инстинктивных программ, перегруженных условными рефлексами, в область мышления. Ассоциативные связи были расплывчатыми, короткими, изолированными друг от друга. Что касается первого недостатка, то в его преодолении огромное значение имела РЕЧЬ. Выражение словами (т.е. дискурсивно-дискретно, своей жизнедеятельности дублировало, конкретизировало и закрепляло в памяти человека те или иные её проявления. Язык постепенно превратился в активный, формообразующий мышление фактор.
Что касается второго и третьего недостатков – то они ликвидировались по мере роста самих «островков» мышления, усложнения их иерархических связей. И, хотя указанный процесс установления и разрушения ассоциативных связей, в принципе, уже можно называть (и, судя по письменным памятникам, типа: «он подумал» - уже и назывался) мышлением, а выражение в знаковой форме объективных свойств и связей мира – знанием, но… Но мышлением – мышление, а знанием – знание становятся только тогда, когда они (персонально – человек, обладающий ими) обнаруживают себя таковыми, ЗАМЫКАЯСЬ на себе.
Высшей (современной) же формой мышления мышление становится лишь как осознанное управление мышлением мышления, как МОЕГО мышления, мышления, которое «Я» формирую, и которым «Я» управляю, т.е. тогда, когда возникает у человека самосознание, сознание себя, как мыслящего.
Прослеживая процесс эволюции отражения от рефлекса до мышления, необходимо заметить, что, хотя и рефлекс, и чувства, и мышление человека основаны на первичном явлении отражения, присущем всем формам жизни (на явлении раздражимости), формы этого отражения РАЗЛИЧНЫ. Если раздражимость, как раздражимость – суть отражение ВНЕШНЕГО воздействия, протекающее в формируемой собственной среде, то раздражимость, как рефлекс, как чувство, как мышление – суть отражение СОБСТВЕННОЙ раздражимости. Причём, если рефлекс – это ещё отражение внешнего воздействия и собственного отражения, то чувство – это уже полностью отражение собственных отражений, в то время как мышление – это отражение, выступающее как рефлекс (ибо лежит ВНЕ области чувств, т.е. ВНЕШНЕ последним) и СУТЬ рефлекс (идея эта принадлежит ещё Сеченеву и была модна в МЛФ вплоть до последнего времени), опосредованный чувствами. Т.е. мышление – это ВОЗВРАЩЕНИЕ к первичным качествам внешней среды, как ВНЕШНЕЕ отражение собственных (чувственных) отражений в самом себе.
Другими словами, для мышления чувства есть внешние проявления собственного (мыслительного) существования. Мышление, таким образом, суть РЕФЛЕКС, ибо оно одновременно, как возвращающееся к себе, отражает само себя, как ВНУТРЕННЕЕ основание и чувствование, как ВНЕШНЕЕ основание своего собственного изменения. Против такого деления можно возразить: мол, и рефлекс, и чувствование, как замкнутые на себя, суть обнаружение самого себя и некоего внешнего (для чувств, например, рефлекса). Но здесь мною подразумевается большая разница. Ведь, ни рефлекс (вследствие неразделённости в нём сенсорно-моторного акта создающий неразрывную связь между самим организмом («мотором» - извините за каламбур, являющимся, как известно, неотъемлемой частью самого управления), ни чувство, находящееся в плену сенсорных сигналов (т.е. прямого влияния внешней среды), не являются САМОСТОЯТЕЛЬНЫМИ, замкнутыми на себя как по форме, так и по содержанию. В них замыкаются ВНЕШНИЕ отражения, в одном – непосредственно, в другом – опосредованно через существование собственной среды. Лишь мышление как процесс, также физиологически протекающий в собственной среде, внутри самого организма, ВНЕШНЕ его функциям существования, что находит своё выражение в различении ФИЗИЧЕСКОГО и ДУХОВНОГО своего Я. Именно, не просто – существование, а регистрация, ВЫДЕЛЕНИЕ своего отражающего Я из существования ВСЕГО организма и употребление своего отражающего Я в качестве хозяина самого отражения, и делает животное человеком. Физиологически, такой процесс самосознания не требует, практически, никаких изменений. Так, если представить наши знания (наше сознание) различными бугорками на поверхности холма, символически представляющего наше мыслительное Я, то необходимо всего лишь дать этому Я свободу формирования своей поверхности, свободу, ограниченную чувственностью. Именно эту свободу мыслительного Я, собственно, и ложат философы в основания субъективности.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

Глава 6. Отражение и свойство самосохранения.

Чтобы разрешить последний вопрос о действительности нового понимания категории отражения, вернёмся к следствию, вытекающему из такового определения. Т.е. вернёмся к проблеме участия отражения в процессе самосохранения вещи.
Что, по сути, означает существование внутреннего основания изменения определённости чего-либо? По сути, оно означает, что в вещи, как и в её определённости (более конкретно) существует НЕЧТО, не являющееся в процессе изменения определённости чем-то изменяющимся (конкретно – НЕИЗМЕНЯЮЩАЯСЯ определённость). Это нечто, как внутреннее и неизменное для самой изменяющейся определённости (стоит особо подчеркнуть – для данного конкретного процесса – в искусственном варианте – неизменные температура и масса идеального газа в законе Бойля-Мариотта, или, напротив, постоянные давление и масса идеального газа в законе Гей-Люссака), ОГРАНИЧИВАЕТ и ОПРЕДЕЛЯЕТ само изменение определённости именно своей неизменностью и своей связью с изменяющейся определённостью. Прежде всего, новое определение отражения включает в себя такие характеристики отражения, как преемственность и детерминация, о чём писал, в частности, Туркин Л.П. (Туркин Л.К. Принципы диалектического материализма: единство мировоззрения и метода. Красноярск. 1984). Именно неизменность «нечто» в процессе отражения детерминирует сам процесс и служит той общей точкой, которая соединяет исходную и конечную определённость. Также становится понятным требование Кашперского В.И. для функции отражения «относительно отделиться от субстанции» (Кашперский. Там же. 1989. С. 19) – в нашем случае – от основания. Становятся понятными его выражения типа: «ФОРМА нового качества» (Там же. С. 21) – для меня: НОВАЯ форма качества (как основания), «детерминирующее влияние целого на части» (Там же. С. 16) – у меня: целого, как основания и т.д.
Следовательно, новое определение отражения вполне способно объяснить замеченные в действительных процессах отражения особенности и характеристики, служащие ПРИЗНАКАМИ существования процессов самосохранения.
Далее. Обратим внимание на такой факт: основание, чтобы быть детерминантом изменения, чтобы быть внутренним основанием изменения, должно иметь связь с изменяющимся, а значит, посредством этой связи само изменение должно оказывать влияние на основание, которое, по моему определению, вопреки данному требованию, остаётся неизменным. Это возможно, в общем-то, из-за двух причин:
А) большой ИНЕРЦИОННОСТИ основания по отношению к изменяющейся определённости;
Б) наличию процесса СОХРАНЕНИЯ основания, в частности, в виде КОМПЕНСАЦИОННОГО механизма.
Отрицать какую-либо одну причину мы не вправе. Поскольку же нас, конкретно, интересует процесс сохранения основания – остановимся на нём, т.к. утверждать, что за неизменность основания несёт ответственность только лишь свойство инерции, столь очевидное для здравого смысла, мы не можем, ибо оно не объясняет всех ситуаций, при которых основание остаётся неизменным.
Начнём со сравнения отражений в природах: неживой и живой. По Медведеву Н.В. эти различия (их – два) следующие:
1. Отражение в живой природе происходит преимущественно за счёт энергии самого организма, накопленной им до (а не непосредственно) акта отражения. Сей необычно важный тезис говорит о стольких важных вещах, что нуждается в особом осмыслении:
а) что значит: энергия, накопленная до акта отражения? Во-первых, это значит, что организм имеет возможность не только НАКАПЛИВАТЬ энергию, но и ХРАНИТЬ её, в частности, в ПЕРЕРАБОТАННОМ ВИДЕ. То, что подобная энергия именно переработана, как раз, и позволяет философам марксистко-ленинской школы утверждать, что в процессе отражения должно быть обязательно качественное изменение состояния тел, организмов. При этом игнорируется количественное изменение определённости. Действительно, в живой природе при отражении легко видны, прежде всего, энергетические переходы и изменения субстратных тел (напр. АТФ в АДФ), их сопровождающих, что однако ещё не даёт права пренебрегать значением количественного отражения.
Во-вторых, это значит, что организм находится в постоянном НЕРАВНОВЕСНОМ состоянии со средой, т.е. непрерывно вынужден с ней взаимодействовать.
В-третьих, поскольку отражение происходит за счёт энергии самого организма, можно утверждать, что, выражаясь ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНЫМ языком, именно накопленная этим организмом энергия и служит той прокладкой, тем средством для самосохранения в процессе отражения, которое позволяет в этом отражении сохранять своё основание. Т.е., таким образом, мы получили искомое подтверждение в мире живой природы тезиса о внутренней направленности изменения на самосохранение с помощью известных механизмов освобождения (возбуждения организма – т.е. раздражимости) запасённой энергии.
В-четвёртых, запасённая организмом энергия означает СПОСОБНОСТЬ организма не только находиться в неравновесном, т.е. в НЕАДЕКВАТНОМ состоянии со средой, но и возможность к неадекватному реагированию, как ответному ДЕЙСТВИЮ в ответ на воздействие (СИГНАЛ) среды. Т.е. означает то, что и даёт нам повод говорить об АКТИВНОСТИ организма (втором отличии отражения в живой и неживой природе по Медведеву Н.В.).
2. Активность живой природы Медведевым Н.В., таким образом, постулируется как необходимость поддержания неравновесного со средой существования организма. Т.е. активность, как СЛЕДСТВИЕ неадекватного отражения, также направлена на самосохранение организма, хотя часто и имеет ОБРАТНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ (Ср.: «живое тело характеризуется большой активностью, самостоятельностью, и главное, определённой направленностью отражения внешней среды и внешнего реагирования на неё» (Медведев. Там же. 1963. С. 20).
Итак, со знаниями об отражении в живой природе мой тезис не входит в противоречие, а лишь подтверждается ими. Но как быть со знаниями о неорганической природе? Останемся на один абзац в лоне привычной для МЛФ схемы и при этом вернёмся к первому отличию отражения в живой и неживой природе, а именно, к тому факту, что если, согласно этому отличию, в живой природе отражение протекает за счёт энергии, накопленной организмом ДО взаимодействия с возмущением внешней среды, то, следовательно, в неживой природе отражение должно протекать только за счёт энергии НЕПОСРЕДСТВЕННО самого взаимодействия. Т.е., другими словами, действие одной вещи на другую сообщает или ПОРОЖДАЕТ (в случае, например, неупругого столкновения шаров) у второй вещи энергию, которая направляется основанием вещи на такое изменение своей определённости, которое позволило бы сохранить само это основание, т.е. более конкретно – в механике – на противодействие. Таким образом, оставаясь в лоне МЛФ, в том аспекте противоположения действия отражению, когда отражение понимается существующим «не внутри взаимодействия, а как способ связи различных взаимодействий» (Кашперский. Там же. 1989. С. 31) или существующим как «одновременно и результат, и ОСНОВА взаимодействия» (Чусовитин А.Г. Диалектика взаимодействия и отражения. Новосиб. 1985. С. 141) и т.д., я могу утверждать правоту своего тезиса на основании тех же данных, которыми привыкли оперировать философы в МЛФ, что нелишне было заметить, ибо меня КОРОБИТ оперирование естественнонаучным аспектом понятия энергии в философском доказательстве. Поступить по другому, т.е. ВЫДЕЛИТЬ философский смысл понятия энергии я не могу без дополнительных исследований, в МЛФ же такой категории НЕТ, в чём проявляется одна из многочисленных черт прокрустова ложа МЛФ – понятия движения, взаимодействия (кстати, весьма туманного за рамками философских исследований физики) есть, и притом, играют центральные роли в системе диалектического материализма, а понятия энергии – нет. Не из-за работы ли В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»?
Поэтому оставим пока подобное доказательство в стороне, приняв к сведению, и попробуем подойти к проблеме отражения в неживой природе с другой стороны, а именно – со стороны второго отличия отражения в живой и неживой природе. Что оно приписывает в ведение исключительно отражения живой природы? Активность. А теперь подумаем – не является ли анахронизмом мнение о неживой природе, как ИНЕРТНОЙ, ПАССИВНОЙ, уже хотя бы потому, что такая природа сама по себе БЕСПЛОДНА, не может ничего породить, в том числе, и АКТИВНУЮ, живую природу (ибо активность включает в себя и рождение)? Не является ли мнение о пассивной неживой природе противоречащим в корне самой МЛФ, пропитанной духом ЭВОЛЮЦИОНИЗМА? Не является ли это мнение осколком верования в то, что Бог некогда ВДОХНУЛ жизнь в этот окружающий нас мир? Или сказанного ещё недостаточно, чтобы ответить: «Да, является»?
Обратимся к данным естественных наук, например, астрофизике, геологии, химии (т.е. наук, изучающих объекты неживого мира), объединяющим синергетические явления. Разве естественные космические мазеры – гнёзда зарождающихся звёзд – не суть неравновесные системы, выплёскивающие наружу ПОСТЕПЕННО, саморегулируясь и самоорганизуясь, избыток энергии? Разве недра нашей Земли не активны? Разве автокатализ – не собственная активность химического вещества? – и т.д.
Да что там говорить! Ведь даже в том пресловутом упругом столкновении шаров, чтобы обменяться той же кинетической энергией разве эти шары не должны проявить определённую активность, не говоря уж о том, что для этого обмена её нужно запасти (иметь), чтобы было, чем обмениваться?) Другими словами, находиться в неравновесном состоянии с окружающей средой свойственно не только организмам, но и неорганическим телам. Таким образом, отличия отражения в неживой и живой природе, указанные Медведевым, не являются таковыми. Тогда есть ли они вообще, а, если есть – каковы они? Неужели мы вынуждены говорить об этих различиях лишь в количественном плане, употребляя слова «более», «менее», которые сами по себе дискуссионны (что более активно – атомная бомба с запасённой в ней ядерной энергией во время взрыва, или изматывающий себя в отчаянной погоне за добычей лев?). Например, отражение живого организма имеет более активный (?) характер, память его более детализирована (а банки памяти компьютера?!), у него появляются более сложные, СПЕЦИАЛИЗИРОВАННЫЕ органы отражения и т.д.?
Поскольку отражение было определено как внутреннее ОСНОВАНИЕ изменения определённости (внутреннее основание ПРЕТЕРПЕВАНИЯ –более точно, ибо – претерпевание – это, как раз, и есть изменение самого себя, своей определённости, без изменения самого себя, как основания той или иной определённости), то и особенностями отражений в живой и неживой природе должны необходимо быть особенности оснований этих отражений. Что же считать основаниями этих отражений?
Как указывалось ранее, основаниями отражений могут быть ЛЮБЫЕ разнородные субстанциональные свойства вещей. Тем не менее, исходя из факта относительной самостоятельности многих свойств (не атрибутивных) вещи, сама вещь в претерпевании может их терять и приобретать, оставаясь сама собой. Поэтому понятие свойства, вообще-то, не может однозначно выступать для отражения абсолютным основанием. Таким абсолютным основанием может служить лишь СУЩНОСТЬ, или ЧТОЙНОСТЬ вещи – то, что есть вещь сама по себе, несмотря на любые свои изменения, любые претерпевания. Но анализ сущности в аспекте её связи с отражением – вопрос, практически, неразработанный в МЛФ, как нет и единого мнения по вопросу о самой сущности, а значит, рассмотрение этой проблемы здесь увело бы нас далеко в сторону от предмета, являющегося центральным в этой работе. Те, кого интересует понятие сущности, могут обратиться к другой моей работе «Логика противоположений». Здесь же я привожу результат данных исследований. Сущность – это не просто связь, как иногда толкуется в МЛФ. Сущность – это СУЩЕСТВОВАНИЕ связи.
Здесь же я рассмотрю особенности отражений различных групп объектов, которые будут обоснованы проторенным в МЛФ путём, а именно: постулатом в доказательстве принятия той или иной особенности специфического отражения той или иной группы объектов мне будет служить тезис: взаимодействие суть противоположность отражения и, как противоположность, взаимодействие может выступать ОСНОВОЙ самого отражения. Принятие данного, если не общепризнанного, то альтернативного тезиса в самой МЛФ, делает моё доказательство действительным, заслуживающим внимания хотя бы некоторой части философов марксистко-ленинской школы, даже если предложенная в данной работе формулировка понимания отражения и взаимодействия ими же не будет принята в качестве исходной.
Далее, уже по существу, принятие тезиса о противоположении отражения и взаимодействия даёт мне возможность утверждать, что особенности внутреннего основания претерпевания должны иметь свои основания, свои истоки, своё СООТВЕТСТВИЕ в особенностях ВНЕШНЕГО основания.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

Глава 5. Взаимоотношения категорий движения, отражения и функции.

Т. Павлов, а за ним и многие другие склонны относить отражение к особому виду ДВИЖЕНИЯ (Ср.: «В трудах Т. Павлова, Л. Живковича, в философских обобщениях результатов исследований рефлекса, сигнальности, психики, сознания И.П. Павловым, С.Л. Рубинштейном, П.К. Анохиным рассматривается способ включения интеграции отражения в процессы движения, их неотъемлемость друг от друга» (Кашперский. Там же. 1989. С.17)). В связи с навязчивой идеей советских философов выразить через РЯДОВУЮ философскую категорию все свойства вещи (не только отражение, но и взаимодействие, изменение, единство бытия и небытия, покоя, устойчивости, процесса, состояния и т.д.), просто необходимо РАЗДЕЛИТЬ категории отражения и движения. В принципе, с такой идеей на философском уровне бороться трудно. Но!.. Этими же философами с категорией отражения тесно связывается понятие памяти – одного из основных явлений сознания, как отражения, без которого существование сознания не было возможным; и отражения, как самостоятельного атрибута, отличного от взаимодействия (память, грубо говоря, отражение ПРОШЛОГО взаимодействия). Действительно, анализу этого феномена отражения (памяти) философами МЛФ уделяется большое внимание. Его характеризуют как «след», «отпечаток», «внутренний опыт», т.е. то, что ОСТАЁТСЯ В ВЕЩИ, после того, как источник воздействия прекратил своё существование – т.е. ПАМЯТЬ. Один из доводов, кстати, у Т. Павлова, в пользу того, что действие на низших ступенях эволюции Природы сливается в значительной степени с внутренним состоянием отражения, был следующим: в неорганической природе тела не имеют и не накапливают никакого «внутреннего опыта» - не имеют «функции, аналогичной памяти живых существ, ибо отсутствуют расчленённость и организация следов в систему» (См. Тюхтин. Там же. 1990. С. 23), хотя и колеблется в данном вопросе, что, впрочем, и неудивительно после изобретения Эдисоном граммофона. Именно это изобретение в своё время поставило перед научным сообществом вопрос о наличии памяти в неорганической природе, которую в период повального увлечения этой идеей склонны были находить везде: от явлений остаточного магнетизма до электронных вычислительных машин. Действительно, если память – всего лишь запечатление, хранение и воспроизведение следов прежних воздействий, то почему бы под памятью не подразумевать следующий простейший феномен: в инерциальной системе отсчёта находятся три одинаковых упругих шара, два из которых изначально покоятся, а один движется, и, в своём движении, сталкивается (взаимодействует) с одним из покоящихся шаров. По законам физики результатом такого взаимодействия является ПРИОБРЕТЕНИЕ ранее покоящимся шаром движения, которое, как изменение, или, точнее, как явление изменения, запечатлевает в ранее покоящемся шаре взаимодействие с другим подвижным шаром. Приобретённое движение, вследствие закона инерции, имеет свойство СОХРАНЯТЬСЯ, т.е. имеет свойство сохраняться в движении ЗАПЕЧАТЛЁННОЕ взаимодействие этого шара с другим шаром. Причём, в принципе, имеет свойство сохраняться неопределённо долго. При столкновении же второго шара с третьим покоящемся шаром, происходит ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ взаимодействия первого шара со вторым.
Таким образом, все основные критерии памяти присутствуют уже в механических системах. Конкретным результатом подобного анализа понятия памяти явилось признание НЕДОСТАТОЧНОСТИ определения феномена памяти, как только запечатления, хранения и воспроизведения следов прежних воздействий. Так, например, в дискуссиях о наличии памяти в живых системах, был выявлен факт отсутствия качественной границы между воспроизведением структуры ДНК и кристалла (в частности, вирусы в латентном состоянии суть белковые КРИСТАЛЛЫ). Кстати, если бы НЕДРА Земли не имели свойства накапливать и хранить следы прежних воздействий, то такие науки, как палеонтология, археология, существенно, геология – вряд ли могли существовать, по крайней мере, в том виде, в котором они существуют теперь. Безусловно, феномен памяти у человека и, допустим, камня – имеет существенные различия, но, тем не менее, он присущ ВСЕЙ Природе. Можно, конечно, спорить об объёме термина и упрямо называть памятью именно человеческую память (что имеет под собой солидную базу аргументации и, видимо, правильно) или память животного, живого, а память неживого называть ПРЕД-памятью, подчёркивая их различия. Можно объединить их в одном понятии по тождественным, причём, также существенным для памяти и предпамяти признакам – для рассматриваемого в данной работе вопроса об отражении суть от этого не меняется, ибо в любом случае под памятью (предпамятью) будет пониматься СУЩЕСТВОВАНИЕ в вещи ОТРАЖЕНИЯ, как НЕИЗМЕНЯЮЩЕГОСЯ (т.е. неподвижного, не-двигающегося) или стремящегося к таковому состоянию, следа прежнего воздействия, и, таким образом, я имею право ОТРИЦАТЬ понимание отражения именно как особого вида ДВИЖЕНИЯ, даже если для образования, СОХРАНЕНИЯ и воспроизведения какого-либо «отпечатка», «следа» необходимо производить непрерывное движение, ибо и тогда о нём будет говориться, не как о движении самом по себе, а как о неизменяющемся в себе.
Таким образом, отражение не есть ни взаимодействие, ни вид движения. Кстати, если оставаться в рамках МЛФ – «убойным» аргументом против отождествления отражения с движением (видом движения) был бы аргумент, указывающий на то, что при понимании движения как взаимодействия, свойственном МЛФ, отражение не может быть движением, поскольку оно не есть взаимодействием (см. ранее). Но движение – не есть взаимодействие, поэтому данный аргумент действителен лишь для тех философов, которые признают большую посылку данного силлогизма.
В последнее время модным стало говорить об отражении как ФУНКЦИИ, т.е. не как о субстратном, а как об особом функциональном свойстве (см. напр. Тюхтин. О природе образа. М., 1963;, Кашперский. Там же. 1989 и т.д.). Если вернуться к заглавию моей работы, то можно предположить, что некоторых философов удивит причисление понятия функции к философским категориям (и это – на самом деле – удивительно), но поступить по другому – значит, образовать парадокс, ибо КАТЕГОРИЮ (субъект) необходимо выражать, согласно правилам формальной логики, через более ОБЩУЮ категорию (предикат), иначе определение будет построено неправильно. Поэтому, определяя отражение через функцию и учитывая, что одним из существенных свойств философских категорий является свойство ВСЕОБЩНОСТИ (или большой, максимально возможной общности), не дать понятию функции статуса категории было бы нелепо. Понять же, что стоит за подобным определением отражения из современной философской литературы – довольно трудно. Но в общих чертах это выглядит так.
Отражение, как функциональное свойство, суть такое свойство (непонятный момент – свойство чего, если не субстанции?), которое, видимо, НЕ ПРИНАДЛЕЖИТ по своей сущности ни к отражаемой, ни к отражающей вещи, а проявляется, как одновременное ОТНОШЕНИЕ (вопрос: так отражение суть всё же свойство или отношение в рамках систем философских категорий Тугаринова, Уёмова и др?) ЗАВИСИМОСТИ этих вещей друг от друга, что, конкретно, находит своё воплощение в понятии СООТВЕТСТВИЯ образа (отражения) оригиналу (изменяется оригинал – изменяется соответствующим образом и его отражение). «Функция, - пишет Кашперский В.И.,- это отношение направленной избирательной зависимости внутри субстанции… относительно отделяясь от субстанции, функция обретает способ бытия «между» состояниями последней, становится посредником преемственности этих состояний» (Кашперский. Там же. 1989. С. 19).
Отнять у отражения такую характеристику как отношение – было бы неблагодарным трудом, ибо в процессе отражения мы, как говорилось ранее, обязательно имеем в виду ДВЕ вещи, состоящие, естественно, в определённом отношении друг к другу (хотя бы в отношении отражаемой и отражающей вещей). Но является ли понятие отношения сущностным к понятию отражения? Как говорилось ранее, отношение зависимости (и даже адекватности) не характеризует однозначно категорию отражения, ибо таковое отношение свойственно не только при отражении, но и при взаимодействии (третий закон И. Ньютона), связи, в причинно-следственном ракурсе вообще. Учёт же САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ отражения от взаимодействия, являющегося источником, как раз, именно отношения зависимости одной вещи от другой, не позволяет согласиться с тем, что подобной зависимостью феномен отражения и исчерпывается. С точки зрения понимания Кашперским отражения как функции, данный тезис, конкретно, выглядит так. Если принять за отражение только отношение, как относительно независимый от двух вещей феномен, то именно эта относительная НЕЗАВИСИМОСТЬ, как раз, и служит показателем собственной СУБСТАНЦИОНАЛЬНОСТИ (causa sui) самого отражения. Но!.. С другой стороны, подобное отношение зависимости, и это надо чётко уяснить, суть не отношение зависимости между двумя субстратными вещами, а между вещью и своим «следом», «отпечатком» в другой вещи, а, как таковое, НИЧЕГО НЕ ОБЪЯСНЯЕТ в самом механизме отражения.
Т.е., в сущности, феномен отражения сам по себе, остаётся в стороне от такого его определения. Определение отражения через функцию находится, примерно, в том отношении к сущности отражения, как объяснение функциональной зависимостью связи между давлением, объёмом и температурой газа (формула Менделеева-Клапейрона) без молекулярно-кинетической теории.
Другими словами, как форма, лишённая содержания. И потому, даже если согласиться (учитывая самостоятельность феномена отражения, посредством которой и выявляется нами реальность его), что отражение суть функциональное (т.е. только зависимое – без учёта его независимости) свойство, нельзя исключить его субстанциональности: например, как свойства ЦЕЛОГО по отношению к своим частям. Ведь если подходить сугубо практически к понятию функции, то оно само по себе суть ОПРЕДЕЛЁННОЕ ЯВЛЕНИЕ ВЗАИМОСВЯЗИ между двумя относительно независимыми переменными, вещами, и, как определённое, суть ОГРАНИЧЕНИЕ явления самого по себе тем или иным образом. Но функция, как явление, не схватывает именно независимость существования этих вещей, остающуюся за рамками её определённости. Более того, функция, как явление, НЕ ЕСТЬ САМА ВЗАИМОСВЯЗЬ. Из понятия функции, как отношения, «вытряхнут» мало-мальский намёк на субстанциональность, на причинностность, на ПОНИМАНИЕ сущности происходящего в действительности. Поэтому легко понять соблазн философов марксистко-ленинской школы определить отражение через функцию, обходя стороной опасности анализа необходимо должной существовать связи между материей и сознанием, между материальным и духовным, отдалить в мышлении понятие духовного от понятия материального не только в область СВОЙСТВА субстанционального, но свойства ФУНКЦИОНАЛЬНОГО, т.е. лишённого по своему существу вопроса о содержании и механизме подобной зависимости между тем и другим.
Итак, ПРЕДЛАГАЕМЫЕ ВЫВОДЫ ПО ВОПРОСУ ОТНОШЕНИЙ КАТЕГОРИИ ОТРАЖЕНИЯ СО СМЕЖНЫМИ ЕЙ КАТЕГОРИЯМИ, СЛЕДУЮЩИЕ. Отнюдь не отрицая справедливость функционального подхода к проблеме отражения, предлагается не считать его сущностным, вскрывающим само это понятие по смыслу. Данный подход, действительно, характеризует, даёт информацию об ограничениях, накладываемых на отражение оригиналом и отражающей вещью, но не может дать, вследствие собственной ограниченности понятием только зависимости оригинала и отражения (исключая при этом понятие независимости) информацию о сущности самого отражения. В нашем случае такой информацией служит понятие внутреннего (необходимого) основания того или иного изменения определённости вещи, где основанием может служить, как отдельное (отдельные) субстанциональное свойство вещи, так и сама вещь, отделяющая себя от другой вещи именно тем или другим свойством (например, ОТРАЖЕНИЕ звука на пограничных слоях недр Земли обуславливается переходом этих недр с глубиной из одного состояния в другое при одинаковом субстанциональном носителе).
Подводя черту под анализом внешнего отношения по новому понимаемой категории отражения со смежными ей категориями, можно сказать, что среди альтернативных объяснений понятия отражения, даваемое в этой работе объяснение выглядит более полным, более адекватным данности явления отражения человеческой практике. Т.е. отражение само по себе не может быть ни видом движения, ни видом взаимодействия (но противопоставляется взаимодействию). Пониманием отражения как функции не вскрывается его сущность, поэтому ничто не мешает в теоретическом плане представить отражение ОСНОВАНИЕМ, если этому не мешает практика понимания собственно отражения как феномена в себе.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте

---

Глава 4. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ КАТЕГОРИЙ ОТРАЖЕНИЯ И ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ.

«В итоге анализа отношения движения, взаимодействия тел и отражения в них Т. Павлов заключает,- пишет Тюхтин В.С. (Тюхтин В.С. Разработка Теодором Павловым проблемы отражения.// Философские науки. № 1, 1990. С. 22), что отражение является особой формой движения, взаимодействия». К этому выводу Т. Павлова приводит анализ «ступеней эволюции отражения», когда «чем ниже опускаемся мы по ступеням эволюции отражения» (вот для чего необходимо было преждевременно ввести классификацию форм отражения!), тем «внешняя ответная реакция тела (химическая, физическая или механическая) сливается в значительной степени с внутренним состоянием отражения» (См. Павлов Т. Избр. Филос. Произв. М., 1962. С. 39). С Т. Павловым согласен, в общем-то, и Медведев Н.В., замечая: «В физических явлениях весьма широко представлен обмен энергией без качественного изменения тел» (Медведев Н.В. Теория отражения и её естественнонаучное обоснование. М., 1963. С. 15). В итоге, сближая в истоках известной нам эволюции материального мира действие и отражение на том основании, что взаимодействие МЕЖДУ телами имеет своим отражением тождественное взаимодействие ВНУТРИ тел частей, их составляющих, Т. Павлов и делает вывод о том, что отражение является особой формой взаимодействия. В настоящее же время крепнет тенденция ПРОТИВОПОСТАВИТЬ отражение взаимодействию.
Весьма примечательно в этом смысле доказательство, данное Смирновым С.Н.:
1. Указание на относительную САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ того и другого процессов («Теоретическая деятельность людей – это самостоятельный вид общественной деятельности. Теоретическое отражение действительности и её практическое преобразование не могут протекать как один и тот же процесс, реализуемый человеком в один и тот же момент времени… Процессы биологического отражения и взаимодействия также представляют собой самостоятельные процессы биологического движения материи – приспособительной деятельности живых организмов. Например, изменения, возникающие в зрительных рецепторах и нейронах зрительного анализатора мозга животных, являясь специфическим биологическим отражением внешнего мира – воспроизведением значимости объектов внешнего мира для жизнедеятельности организма, - отнюдь не являются биологическим взаимодействием с отражаемым объектом. Если это изменение и представляет собой взаимодействие животного с отражаемым объектом, то только физическое взаимодействие» (Смирнов С.Н. Диалектика отражения и взаимодействия в эволюции материи. М., 1974. С. 29)).
2. Указание на ВЗАИМООТРИЦАНИЕ взаимодействия и отражения («Взятая сама по себе, она (т.е. самостоятельность отражения) означает, что как всеобщее свойство материи, отражение не может быть продуктом, порождением, следствием взаимодействия… Взятая с учётом самостоятельности взаимодействия… она означает, что отражение и взаимодействие представляют собой взаимоотрицающие моменты движения любого материального образования» (Смирнов. Там же. С. 31).
3. Указание на ВЗАИМОПРЕДПОЛАГАНИЕ друг друга: «Как взаимопредполагающие друг друга… отражение и взаимодействие связаны не субординационным отношением первичности взаимодействия и вторичности отражения как следствия, продукта взаимодействия, а координационным отношением взаимодополняющих моментов движения. Суть этого отношения состоит в том, что проявление каждого из этих моментов движения не просто сопровождается проявлением другого, а предполагает проявление другого в форме, соответствующей своему собственному характеру, т.е. определяет проявление другого своей собственной спецификой» (Смирнов. Там же. С. 37).
4. Наконец, указание на их ВЗАИМООГРАНИЧЕНИЕ: «Воспроизведение внешнего мира субъектом отрицает всю совокупность его взаимодействий с внешним миром, сводя её к определённым процессам взаимодействия. Отражение – ограничение взаимодействия как такового. И наоборот, определённое взаимодействие субъекта с внешним миром отрицает всю совокупность процессов отражения, свойственных данному субъекту, сводя её к определённым процессам отражения определённых объектов внешнего мира. Взаимодействие – ограничение отражения, как такового…» (Смирнов. Там же. С. 48).
Всё это, в своей совокупности приводит к выводу о противоположении отражения и взаимодействия. Не со всеми аргументами Смирнова С.Н. можно согласиться, не все они взаимосвязаны. Да и само столь подробное цитирование объясняется не только вообще желанием представить как можно полнее аргументацию тезиса Смирнова В.Н. о противоположении отражения взаимодействию, но и любопытным его утверждением, будто «отражение и взаимодействие представляют собой взаимоотрицающие моменты ДВИЖЕНИЯ». Но об этом – позже.
Противоположение сознания деятельности довольно чётко выражено и Кашперским В.И.: «Теория систем и кибернетика дали материал, позволивший поставить вопрос о детерминирующей роли отражения в развитии, хотя это весьма специфическая, НЕСИЛОВАЯ функциональная детерминация… Это конечно результат (взаимодействия). Но такой, который приобретает САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ, САМОДВИЖЕНИЕ, СОБСТВЕННУЮ АКТИВНОСТЬ и становится серьёзным детерминантом внутри ВСЕЙ СИСТЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ» (Кашперский В.И. Отражение и функция. Роль процессов отражения в детерминации развивающихся систем (философско-методологический анализ). Свердловск. 1989. С.10, 29). Тем самым, Кашперский В.И. объясняет самостоятельность отражения и взаимодействия активностью того и другого, солидируясь, дополняя аргументацию Смирнова С.Н. Но, вместе с тем он подчёркивает тот факт, что отражение суть, всё тот же результат взаимодействия (вопреки мнению Смирнова С.Н.), который суть граница самого взаимодействия. С Кашперским В.И. согласен и Чусовитин А.Г., который настаивает также на РАЗЛИЧЕНИИ понятий отражения и взаимодействия, их самостоятельности, подчёркивая, что отражение не есть ни часть, ни только результат взаимодействия, но необходимо и его ОСНОВА (См. Чусовитин А.Г. Диалектика взаимодействия и отражения. Новосиб. 1985. С.130, 140, 141.
С другой стороны к различению взаимодействия и отражения подходит Шингаров Г.Х., справедливо замечая, что: «Категория «взаимодействие» описывает такие формы целостности, в которых исчезает «разнородность», «гетерогенность» действующих друг на друга объектов, в то время как «отражающий объект… модифицирует, ПЕРЕСОЗДАЁТ согласно своей ПРИРОДЕ то «всеобщее», которое присуще системе как целому» (Шингаров Г.Х. Теория отражения и условный рефлекс. М., 1974. С. 14, 41).
Как видим, наступление против отождествления понятий взаимодействия и отражения и за их противоположение ведётся широким фронтом. Таким образом, в связи с серьёзностью выдвигаемых против отождествления отражения и взаимодействия аргументов, здесь уместно поставить вопрос: а правильно ли будет утверждать, что химическая, физическая или механическая реакция (действие) тела сливается с внутренним состоянием отражения? Возьмём, к примеру, механическую (т.е. на первый взгляд – примитивнейшую) реакцию тела в элементарных системах.
1. Свободно лежащая на двух опорах балка с равномерно распределённой нагрузкой имеет в качестве реакции на силу тяготения и силы реакции двух опор не только поперечные (т.е. качественно тождественные оказываемому на балку действию) силы, распределённые хоть и в линию, но ДИФФЕРЕНЦИРОВАННО по длине балки (это что касается НЕ ТАКОЙ уж ПРОСТОТЫ отображения), но и ИЗГИБАЮЩИЙ МОМЕНТ, что уже качественно отличает внутреннее состояние балки от воздействующих на неё ВНЕШНИХ сил, хотя бы уже тем, что момент не является, собственно, силой.
2. Столкновение упругих шаров хоть и имеет в своей основе отражения и взаимодействия силы одной и той же электромагнитной природы, но совершенно различной формы, подобно тому, как силы Ван-дер- Вальса отличаются от сил кулоновского притяжения в атоме Бора, ибо силы воздействия шаров друг на друга приводят к отталкиванию шаров друг от друга, а внутренние электромагнитные силы, отражая внешнее воздействие, сохраняют целостность этих шаров.
Что же говорить обо всей физике, включающей в себя РАЗЛИЧНЫЕ ФОРМЫ движения (формы движения элементарных частиц, атомов, молекул)!
Но мы отметили пока лишь факт неслияния внутреннего и внешнего ВЗАИМОДЕЙСТВИЙ. Тем самым, если опираться на сказанное, отражение можно было бы отнести не к «чему-то», противоположному действию ВООБЩЕ, а к ВНУТРЕННЕМУ действию, как ответу на внешнее действие, т.е. оставить категорию отражения в «плену» категории взаимодействия, как особого, ВНУТРЕННЕГО действия. Т.е. тем самым, цель, поставленная в данной главе, а именно – противопоставление отражения действию,- оказалась пока не достигнутой.
Обратимся ко вновь созданному определению отражения, как внутреннего ОСНОВАНИЯ изменения определённости. Если взять его за действительное, как и факт противоположения отражения действию, то в силу закона противоположностей (противоположности должны иметь тождественность основания и область противоположения), действие я должен буду определить как ВНЕШНЕЕ ОСНОВАНИЕ изменения определённости чего-либо. Действительно, явлением как отражения (воспринимаемого детерминантой, или как «воспроизведение организации (структуры) на иной субстратной основе»), так и действия, выступает изменение определённости чего-либо. Ведь если подобное изменение имело место, то в этом повинны либо действие либо отражение. Но ни то, ни другое не являются сутью самого изменения определённости. Они лишь причины – те основания, по которым это изменение имело место. И, поскольку отражение и действие НЕ ЕСТЬ само изменение определённости, а лишь основания этого изменения, то, в силу того, что они – основания, с одной стороны, само изменение может существовать и при их исчезновении (движение по инерции), с другой – эти основания могут быть в наличии без протекания изменения (напр. статические силы). Причём, действие и отражение – основания, противоположные в своём ОТНОШЕНИИ к изменяющему определённость. Действие, в отличие от отражения, суть всегда ВНЕШНЕЕ основание, внешнее не по пространственному признаку, а по отношению этого основания к изменяющейся определённости самого этого «чего-либо»… Ведь, исходя из направленности изменения определённости вещи отражение заключает в себе цель: ИЗМЕНЕНИЕМ своей определённости СОХРАНИТЬ себя, свою сущность и детерминация происходящего изменения в вещи, как раз, и подчинена этой цели. Изменение же определённости действием обусловлено причиной, не зависящей от существования данной вещи, т.е. ВНЕШНЕЙ. Даже когда мы имеем в наличии внутреннее действие, то оно всегда суть обусловлено РАЗЛИЧИЕМ относительно самостоятельного существования части и части или части и целого (именно поэтому имеется возможность и внутреннего (для целого) отражения части в части или целого в части, и наоборот, по отношению к различным определённостям их существования).
Таким образом, действие и отражение различаются не по явлению (изменению определённости), а по отношению к этому явлению (внешнее и внутреннее) и по целеполагающей направленности этого изменения (в интересах себя, в интересах другого). Эти две характеристики отличий отражения и действия более компактно и полно можно выразить так: отражение – это НЕОБХОДИМОЕ основание изменения определённости чего-либо, а действие – это СЛУЧАЙНОЕ основание изменения определённости чего-либо.
Действительно, в такой интерпретации отражение, как основание, получает не только характеристику ВНУТРЕННЕГО по отношению к изменяющейся определённости (необходимость того или иного основания для того или иного изменения означает ВКЛЮЧЁННОСТЬ самого основания в это изменение, составляет с этим изменением единый процесс, и, наоборот, случайность основания для самого изменения подчёркивает лишь внешний, провоцирующий характер такого основания (Ср.: «Процесс отражения – одновременно и предпосылка, и неотъемлемый внутренний момент развития» (Кашперский. Там же. С. 21), но и характеристику НЕПОСРЕДСТВЕННОГО (для действия, соответственно, опосредующего) основания.
Далее. Отражение в такой интерпретации характеризует не только целенаправленность изменения (как собственная необходимость), но и указывает на ЗАВИСИМОСТЬ такого изменения от самого основания, т.е. на формирующую роль отражения в изменении. Что же касается различения отражения и взаимодействия по субстратной основе, то оно, в общем-то, не сущностное. Действительно, видя то или иное изменение, совершаемое телом при контакте с другим телом, мы склонны само это изменение толковать как действие, и говорим поэтому, что ВИДИМ действие. На самом же деле мы видим ЯВЛЕНИЕ этого действия в изменении, но не само действие, как основание этого явления. Поскольку же в своём явлении по существу отражение и действие МОГУТ СОВПАДАТЬ, то мы зачастую, отражение принимаем за САМО действие. В частности, поскольку мы принимаем за отражение, обычно, ОСОБЕННОСТИ, воспроизводимые в отражающем теле отражаемого тела, то, в случае качественной тождественности взаимодействующих тел в механике, мы зачастую не можем выделить отражение исходя из поиска особенностей отражаемого тела в отражающем. Ибо этих особенностей просто НЕТ, хотя само отражение в данном процессе взаимодействия двух тел ЕСТЬ. Но это отражение из-за КАЧЕСТВЕННОЙ ОДНОРОДНОСТИ взаимодействующих тел характеризует в своём явлении изменения не особенности того или иного тела, а лишь САМО их взаимодействие, как единственный феномен их различия. Так, в примере столкновения упругих шаров, их различия заключаются именно в их взаимодействии, поэтому и ОТРАЖЕНИЕ одного шара в другом суть отражение этого взаимодействия, хотя уже для приведённого ранее примера с балкой, отражение её взаимодействия в значительной степени определяется её особенностью (протяжённостью), что и приводит к особенности её отражения взаимодействия – к появлению момента силы. То же явление мы встречаем и на другом, неизмеримо высшем уровне отражения, ибо один человек, ВЫСКАЗЫВАЯ другому человеку ту или иную идею, имеет целью оказать ВОЗДЕЙСТВИЕ на мышление другого человека. Если же в то же время, у этого другого человека имеется та же идея, то отражением воздействия в мышлении этого второго человека является не сама идея (она уже у него есть), а факт ВОЗДЕЙСТВИЯ, осознание единомышленника, приводящее к РОСТУ УВЕРЕННОСТИ в правильности данной идеи и т.д. Таким образом, возвращаясь к тезису Т. Павлова о том, что на нижних ступенях эволюции внешняя ответная реакция тела сливается в значительной степени с внутренней – отражением, - можно ответить:
А) данный тезис строится a priori на различении особенностей двух тел, когда под отражением понимается вследствие наличия этих особенностей изменение не всего тела, а лишь особенностей, что, в принципе, неверно, ибо исключает из области отражения не только чисто механическое воздействие тождественных тел друг на друга, но и воздействие тел любого уровня организации материи, тождественных друг другу;
Б) тезис Т. Павлова строится на том основании, что нижние ступени эволюции заведомо более просты в своём исполнении, в своей структуре, в своих процессах, чем высшие, что ошибочно, ибо является утрированием принципа простоты. Действительно, если «электрон также неисчерпаем, как и атом», другими словами, если Природа неисчерпаема по своей сложности ВГЛУБЬ, чему свидетельство – физика элементарных частиц,- то любой уровень организации Природы тоже необычайно сложен, а значит, имеет РАЗЛИЧНЫЕ многочисленные особенности в своих носителях, которые могут изменяться под ВОЗДЕЙСТВИЕМ внешних тел (Ср.: «Мы привыкли видеть в понятии «физическое отражение» нечто тривиальное. Между тем реальные процессы физического отражения, наблюдаемые, скажем, при фотоусилении, акустическом резонансе, поляризации лучей, когерентных эффектах синхронизации волн-частиц в лазере и т.п., далеко не тривиальны. Они основаны на колебаниях, нелинейных эффектах, включают в себя труднообъяснимые явления делокализации частиц, их совокупной, системной синхронизации и многие другие» (Кашперский. 1989. Там же. С. 16);
В) а если говорить с точки зрения на отражение, принятой ранее мною, то в этом тезисе происходит смешение, отождествление основания изменения с самим изменением. Отражение по существу НЕ МОЖЕТ СЛИВАТЬСЯ с действием на ЛЮБОМ уровне организации материи, ибо оно всегда ВНУТРЕННЕ, обусловлено собственной причиной существования вещи. Действительно, нельзя отрицать того, что отражение – всегда внутренне, обусловлено собственной причиной существования вещи, а действие всегда ВНЕШНЕ изменению определённости вещи, и обусловлено причиной, чуждой собственному существованию вещи, будь та причина тождественна собственной причине или отлична от неё. Таким образом, отражение на любой ступени эволюции НЕ ЕСТЬ особым видом взаимодействия, а противоположно ему. Следовательно, толкование Т. Павловым отражения, как ВНУТРЕННЕГО взаимодействия, оказывается неверным.
На мой взгляд, неверным было бы отождествление и так называемого ПРОТОотражения (отражения в неорганической природе) с внутренним взаимодействием, из которого впоследствии вырастает, собственно, отражение, как функция (см. далее).
Заблуждение на этот счёт возникает, как я уже писал, из-за мышления о неорганической (а, особенно, физической, механической) природе, как СЛАБОДИФФЕРЕНЦИРОВАННОЙ или вовсе – недифференцированной по качеству, более простой по организации, по субстанциональному устройству, что противоречит современным знаниям в этой области отражения действительности.
Другое дело, если взаимодействие и отражение рассматривать изначально противоположными, но РАСХОДЯЩИМИСЯ, СТАНОВЯЩИМИСЯ всё более опосредованными по отношению друг к другу. Впрочем, это – один из возможных вариантов. Если присмотреться внимательней к схеме предлагаемого отношения категорий отражения и взаимодействия, то можно заметить, что, собственно противоположение отражения и взаимодействия было принято мною дедуктивно, на основании утверждений некоторых философов, но не на основании фактов, которыми обосновывались их убеждения. Мои определения взаимодействия (действия) были выведены (сконструированы) именно исходя из свойств противоположностей (общее их «происхождение» (основание), наибольшие различия (внутреннее – внешнее: необходимое- случайное) и область их проявления в форме таковых (изменение определённости чего-либо)). Ну, а как подобное определение взаимодействия соотносится с фактами, на основании которых эти другие философы противопоставили взаимодействие отражению?
1.Понятие взаимодействия, как основания изменения, несомненно, приписывает взаимодействию определённый относительный статус самостоятельности (основание, как нечто первое, на что опирается та или иная будь-то строительная или теоретическая конструкция).
2. Взятое как, одновременно, и следствие, и причина отражения, взаимодействие в своей самостоятельности противостоит отражению, т.е. предполагает и ограничивает отражение.
3. Взятое в своём различии с отражением, взаимодействие суть нечто общее (т.е. основывается на общности взаимодействующих вещей). Взаимодействие, оставаясь при этом всегда внешним для этих вещей (т.е. несмотря на общность этих вещей), всегда суть ВНЕШНЕЕ ОСНОВАНИЕ, отрицает в себе факт СЛИЯНИЯ этих вещей по их общности – общее продолжает оставаться «своим» и «чужим». Поэтому, очевидно, лучше говорить не о моментах общностей, а о моментах (свойствах) тождественностей вещей. Отражение же, в противоположность взаимодействию, суть нечто специфическое, преломляющее специфическое отображаемого в специфическое отражающего на основании их общности взаимодействия.
Таким образом, основные требования к новому понятию взаимодействия удовлетворительно исполнены.
Вывод: данное понимание взаимодействия не противоречит фактам.

@темы: Размышления субъекта о себе и об объекте