Субъект, как было ранее сказано, исторически понимался как ПОДЛЕЖАЩЕЕ, ЕДИНИЧНОЕ. Но, с развитием диалектической логики выяснилось, что единичное не только предполагает собой множественность, но и само есть общее. Ф. Шеллинг писал: «В высказывании мы говорим о нём (т.е. о субъекте) – он то или это, например, человек здоров или болен», «вещь тёмная или светлая», однако что такое субъект, прежде чем мы это высказали? Очевидно, то, что, только может быть этим, например, здоровым или больным; итак, всеобщее понятие субъекта – это ЧИСТОЕ МНОЖЕСТВОВАНИЕ» (Шеллинг. 1987. Т.2. С. 200 – 201). Гегель, определяя субъект, писал: «Точно также ЕДИНИЧНОЕ есть единичное в том числе, что оно есть субъект, основа, содержащая в самом себе род и вид, само есть субстанциональное…1) субъект, единичное как единичное (в сингулярном суждении) есть нечто всеобщее; 2) в этом отношении он поднимается над своей единичностью. Это расширение есть ВНЕШНЕЕ расширение, субъективная РЕФЛЕКСИЯ, сначала неопределённая особенность (…оно отчасти соотносится с собой, отчасти с другим). 3) Некоторые суть всеобщее; таким образом, особенность расширена до всеобщности, или, иначе говоря, всеобщность, определённая ЕДИНИЧНОСТЬЮ субъекта, есть СОВОКУПНОСТЬ ВСЕХ…» (Гегель. 1974. С. 384, 360).
Далее, определяя субъект, он же (Гегель) пишет: « Эта реализация понятия, в которой всеобщее есть эта единая, ушедщая НАЗАД В СЕБЯ ТОТАЛЬНОСТЬ, чьи различные члены суть ТАКЖЕ ЭТА ТОТАЛЬНОСТЬ, и которая через снятие опосредствования определила себя как непосредственное единство, - эта реализация понятия есть ОБЪЕКТ» (Гегель. 1974. Т.1. С. 379).
В отношении субъект-объекта однако недостаточна диалектика противоположений единичного и общего. Действительно, субъект, взятый в своей дефиниции единичного, предполагает собой множественность иных субъектов, имеющих СВОИ причины существования, которые ОГРАНИЧИВАЮТ выбранную нами причину как нечто единичное. Единичность же ограниченного субъекта, причинность, ВОЗВРАЩАЮСЯЯСЯ К СЕБЕ ВСЛЕДСТВИЕ ЭТОГО ОГРАНИЧЕНИЯ, уже суть не множественность отдельных субъектов, а единая… «тотальность», определяющая субъект как субъект, и, в то же время, как единичное, с одной стороны. С другой стороны единичность субъекта суть в своём ТОТАЛЬНОМ участии ограничения, есть возвращённая к себе причинность и суть отражение внешней тотальности, внешнего единства, всеобщего участия, и потому суть ОБЪЕКТ. Т.е. любое субъективное действие, любая субъективная мысль, как РЕАЛИЗАЦИЯ собственной причинности, ПРЕТЕРПЕВАЯ ВО ВНЕШНИХ причинностях субъектов, возвращается к субъекту в форме ВСЕОБЩЕГО основания этой реализации, тем самым, возвышая субъект до объекта.
Всё это так. Говоря единичное, мы подразумеваем существование многих, ограничивающих единичное. Кладя границы единичному многими, мы, тем самым, это единичное и эти многие заключаем в понятие всеобщего, в котором единичное, как ограниченное ВСЕЙ совокупностьюсуть само выражение этой всеобщности и потому оно, единичное, и есть всеобщее.
Всё это – так. Но субъект, приобретая черты всеобщего, или, наоборот, РАСПРОСТРАНЯЯ вокруг себя свою причинность, становящуюся причинностью иных сознаний, как их объект, и, тем самым, обращая свою субъективность из единичного во всеобщее, остаётся, тем не менее, субъектом, независимо оттого, единичное он или всеобщее.
Также и объект, независимо оттого, есть ли он для субъекта единичное или всеобщее МНОЖЕСТВА субъектов, суть для собственной причинности сознания данного субъекта всегда объект. Всё это свидетельствует о РЕЛЯТИВНОСТИ, невозможности определения субъект-объекта через понятия единичного и всеобщего (так, единичное миросозерцание, миропонимание таких личностей как Маркс, Энгельс, Ленин, стало миропониманием ВСЕГО советского общества; черты характера (подозрительность, нетерпимость) и понимание классиков марксизма-ленинизма Сталиным, опять-таки стали чертами и пониманием всего советского общества в своём подавляющем большинстве; и даже «развитый» под влиянием ОДНОЙ личности зазвучало, как «развитой». Поневоле вспоминается одно из определений государства в философии, данное Т. Гоббсом: «…государство есть ЕДИНОЕ ЛИЦО, ответственным за действия которого сделало себя путём взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем, чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как СОЧТЁТ необходимым для их мира и общей защиты» (Гоббс. 1964. С. 197), или ещё проще: изречение Людовика ХУI: «Государство – это я!».
Оставаясь в рамках противоположности единичное – общее, субъект-объект отождествляются с формальными субъект – предикат, как неизменно данными, оторванными друг от друга, лишёнными не относительно, но абсолютно различной по своей принадлежности собственной причинности.
Более ёмкими, содержательными в последнем смысле являются понятия индивидуальности и универсальности (тотальности), через которые были попытки определить субъект- объект. Логика понятий вполне естественно ведёт мышление от противоположения единичного общему, к противоположению, а более обще – к РАЗЛИЧЕНИЮ единичного между собой. И это различение единичного есть ничто иное, как ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ. При помощи понятия собственной причинности происходит не только наполнение СОДЕРЖАНИЕМ понятия индивидуальности, но и ОБОСНОВАНИЕМ самого существования индивидуальности. Ещё Боэций понимал под индивидуальностью следующее: « (слово) «индивидуальный» имеет несколько значений: индивидуальным, то есть НЕДЕЛИМЫМ, называется то, что вообще не может быть РАЗДЕЛЕНО, как ЕДИНИЦА или ум… индивидуальным называется то, что СКАЗУЕМОЕ не подходит ко всем другим, ему ПОДОБНЫМ, как Сократ: ведь несмотря на то, что все прочие люди подобны ему, СОБСТВЕННЫЕ его свойства м сказуемое Сократ не подходит к ним» (Боэций. 1990. С.47). Намного ли изменились указанные характеристики индивидуальности спустя много веков?
Вот одно любопытное высказывание, интересное, кстати, тем, что принадлежит доктору МЕДИЦИНСКИХ наук и в нём идёт речь о БИОЛОГИЧЕСКИХ субъектах: «Индивидуальность как биологическое качество формулируется необычайно рано. Оно отображает НЕДЕЛИМОСТЬ, ЦЕЛОСТНОСТЬ и совокупность ОСОБЕННОСТЕЙ каждого конкретного субъекта» (Говалло. 1991.) С.3).
А теперь сравним это высказывание не только с определением Боэция, но и с гегелевским: «…субъективность содержит в себе момент ОСОБЕННОСТИ… Жизнь, которая предпосылает себя себе же как своё другое, есть, во-первых, геологическая природа; как таковая она есть только основа и почва жизни. Она должна быть, правда, жизнью, ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬЮ, СУБЪЕКТИВНОСТЬЮ, но это ещё не подлинная субъективность, расчленённость здесь ещё не сведена ВОЕДИНО. Поскольку это жизнь, моменты ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ и ВОЗВРАЩЕНИЯ, или СУБЪЕКТИВНОСТИ, должны конечно, присутствовать и здесь» (Гегель. 1975. Т.2. С. 363).
Таким образом, я понимаю индивидуальное в русле исторической традиции как то единичное, которое в силу своей единичности целостно и не может быть разделено, и также имеет свои ОСОБЕННОСТИ, выступающие в своей совокупности, как собственный признак индивидуума. Действительно, может ли быть ОСОБЕННОСТЬ чем-то несущественным для единичности? Именно ОСОБЕННЫМ это неделимое ОТЛИЧАЕТСЯ от другого и ЯВЛЯЕТСЯ другим. Поскольку же оно существует как ОПРЕДЕЛЁННОЕ НЕДЕЛИМОЕ, ПОСТОЯНСТВО его индивидуальности суть явление его веутреннего момента, определяющего эту индивидуальность, в противоположность ВНЕШНИХ ИЗМЕНЧИВЫХ определяющих моментов его же существования. СОБСТВЕННАЯ причинность индивидуума, противостоя внешним причинам, тем самым ВЫДЕЛЯЕТ этого индивидуума, НАДЕЛЯЕТ его особенностью, и в этом смысле обосновывает его САМОТОЖДЕСТВЕННОСТЬ его же особенностью, направленной ВОВНЕ в форме деятельности (Ср.: Л. Фейербах, проводя анализ философии Лейбница, писал: «Таким образом, где отсутствует принцип различия, там нет принципа самодеятельности. Ведь я являюсь самим собой лишь в отличие от других; устрани то, чем я отличаюсь от других, и ты ликвидируешь мою ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ; моя деятельность сводится исключительно к самодеятельности, при этом я её сознаю как мне принадлежащую, я её отличаю или могу отличить от деятельности всякого другого существа, которое, воздействуя на меня, вызывает во мне сострадание. Поэтому самодеятельность НЕОТДЕЛИМА ОТ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ, от единичности. А единство связано с МНОГООБРАЗИЕМ… Как понятие АТОМА в виде чего-то самостоятельного есть понятие атомов, так понятие индивида есть понятие индивидов» (Фейербах. Т.2. 1974. С. 143) или: «…каждое истинно индивидуальное существо есть одновременно действие и причина самого себя» (Шеллинг. Т.1. 1987. С. 143)).
Казалось бы, по всем, так сказать, параметрам понятие субъекта подходит к понятию индивидуальности. Что же нас может теперь не удовлетворять? Определение субъекта, как индивида, или, чтобы подчеркнуть его нерасторжимость (общность) с объектом, как индивидуального бытия, меня не удовлетворяет потому, что сам индивид УЖЕ есть объект. Это становится очевидным сразу же при обращении внимания на понятие, противоположное индивидуальности – универсальность. Здесь я воспользуюсь исследованием «Государя» Макьявелли, проделанным Баткиным Л.М. в контексте культуры итальянского Возрождения. Вот что Баткин пишет: «Но возьмём понятие homo universalis в некотором формальном и обобщённом плане, опустив предметные подробности. Чтобы соответствовать логике универсальности, не обязательно изучать искусства и науки, уметь поддержать разговор на всякую тему, быть физически и нравственно совершенным и т.д. Это всё можно вынести за скобки. Что же останется? Характерная неопределённость, «безмерность» мощного контура, обводящего… ВСЁ. «Универсальный человек» СПОСОБЕН СТАТЬ ВСЕМ, чем доступно стать человеку.
Эта идея лучше всего выражена в известных сентенциях Пико дела Мирандолы о том, что человек – «творение неопределённого образа», у которого нет «НИЧЕГО СОБСТВЕННОГО», никакого «точного места» или «СВОЕГО облика», ничего присущего ТОЛЬКО ему одному, словом, НИКАКОЙ «ОГРАНИЧЕННОЙ ПРИРОДЫ», законы которой стесняли бы его поступки. Он в силах «быть тем, ЧЕМ ХОЧЕТ»
Мудрый государь у Макьявелли, кажется, именно таков?» (Баткин. 1989. С. 192). Причём, не обязательно у субъекта должен наличествовать такой образ мысли (т.е. образ ПЕРЕРАСТАНИЯ (вынесения «за скобки») субъектом своей особенности, своей индивидуальности, оставления за собой лишь «СПОСОБНОСТИ СТАТЬ», способности «БЫТЬ ВСЕМ», чем доступно стать человеку) свойственен только эпохе Возрождения (Ср.: «Иначе говоря, я хочу тем самым подчеркнуть, что существенные, конституирующие акты сознания и нашей духовности происходят всегда на фоне того, что можно было бы назвать опытом сознания. Не сознания о чём-то, а опытом самого сознания, как ОСОБОГО РОДА СУЩЕГО, онтологически укоренённого, в котором имеют место некие очевидности, некое невербальное или терминологически НЕДЕЛИМОЕ состояние «я есть, я мыслю», которое на грани ПРЕДЕЛЬНОЙ ИНДИВИДУАЦИИ, когда нечто не допустимо ещё до того, как я могу это видеть и испытать, длит наше (твоё, моё) несомненное для нас жизненное присутствие в мире. Но я тут же хотел бы заметить, что на грани этой индивидуации одновременно имеет место и ПРЕДЕЛЬНАЯ УНИВЕРСАЛИЗАЦИЯ. Это как бы некая таинственная точка, в которой какой-то вывороткой внутреннего осуществляется абсолютный реализм. Или предельный солипсизм – только на мне, ЧЕРЕЗ МЕНЯ» (Мамардашвили. 1989. С. 285) – и необязательно это всего лишь образ мысли. Это фактическое положение дел, когда призывают пожертвовать ЛИЧНЫМ (т.е. своей индивидуальностью) ради общего, ибо способность свершить такой акт означает не утрату своей определённости, индивидуальности, а вынесения её «за скобки» и обнаружение своей ПРИЧАСТНОСТИ, своего ПРОИСХОЖДЕНИЯ из общего, из ОБЪЕКТА, ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ оставшейся «в скобках» неопределённой собственной причинности с иной (объективной) причинностью, существующей в субъекте. Именно ВЫРАЖЕНИЕ мыслей и действий, одобряемых большинством общества, является гарантией всё большей ОБЪЕКТИВИЗАЦИИ личности, при которой она необходимо жертвует свои индивидуальные черты, если они не совпадают с общепринятым (или ШИРОКО принятым, принятым во влиятельных кругах и т.д.) СТАНДАРТОМ.
ОБРАТНЫЙ процесс субъективации объекта я упоминал ранее и остаётся только добавить: ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ, свойственная понятиям индивидуальности и универсальности для бытия создаёт, несмотря на такое достоинство, по сравнению с единичным и общим, иметь своим непосредственным содержанием понятие ПРИЧИННОСТИ собственного существования в самом себе всё ту же преграду невозможности определения через них понятий субъект- объекта.
Далее, определяя субъект, он же (Гегель) пишет: « Эта реализация понятия, в которой всеобщее есть эта единая, ушедщая НАЗАД В СЕБЯ ТОТАЛЬНОСТЬ, чьи различные члены суть ТАКЖЕ ЭТА ТОТАЛЬНОСТЬ, и которая через снятие опосредствования определила себя как непосредственное единство, - эта реализация понятия есть ОБЪЕКТ» (Гегель. 1974. Т.1. С. 379).
В отношении субъект-объекта однако недостаточна диалектика противоположений единичного и общего. Действительно, субъект, взятый в своей дефиниции единичного, предполагает собой множественность иных субъектов, имеющих СВОИ причины существования, которые ОГРАНИЧИВАЮТ выбранную нами причину как нечто единичное. Единичность же ограниченного субъекта, причинность, ВОЗВРАЩАЮСЯЯСЯ К СЕБЕ ВСЛЕДСТВИЕ ЭТОГО ОГРАНИЧЕНИЯ, уже суть не множественность отдельных субъектов, а единая… «тотальность», определяющая субъект как субъект, и, в то же время, как единичное, с одной стороны. С другой стороны единичность субъекта суть в своём ТОТАЛЬНОМ участии ограничения, есть возвращённая к себе причинность и суть отражение внешней тотальности, внешнего единства, всеобщего участия, и потому суть ОБЪЕКТ. Т.е. любое субъективное действие, любая субъективная мысль, как РЕАЛИЗАЦИЯ собственной причинности, ПРЕТЕРПЕВАЯ ВО ВНЕШНИХ причинностях субъектов, возвращается к субъекту в форме ВСЕОБЩЕГО основания этой реализации, тем самым, возвышая субъект до объекта.
Всё это так. Говоря единичное, мы подразумеваем существование многих, ограничивающих единичное. Кладя границы единичному многими, мы, тем самым, это единичное и эти многие заключаем в понятие всеобщего, в котором единичное, как ограниченное ВСЕЙ совокупностьюсуть само выражение этой всеобщности и потому оно, единичное, и есть всеобщее.
Всё это – так. Но субъект, приобретая черты всеобщего, или, наоборот, РАСПРОСТРАНЯЯ вокруг себя свою причинность, становящуюся причинностью иных сознаний, как их объект, и, тем самым, обращая свою субъективность из единичного во всеобщее, остаётся, тем не менее, субъектом, независимо оттого, единичное он или всеобщее.
Также и объект, независимо оттого, есть ли он для субъекта единичное или всеобщее МНОЖЕСТВА субъектов, суть для собственной причинности сознания данного субъекта всегда объект. Всё это свидетельствует о РЕЛЯТИВНОСТИ, невозможности определения субъект-объекта через понятия единичного и всеобщего (так, единичное миросозерцание, миропонимание таких личностей как Маркс, Энгельс, Ленин, стало миропониманием ВСЕГО советского общества; черты характера (подозрительность, нетерпимость) и понимание классиков марксизма-ленинизма Сталиным, опять-таки стали чертами и пониманием всего советского общества в своём подавляющем большинстве; и даже «развитый» под влиянием ОДНОЙ личности зазвучало, как «развитой». Поневоле вспоминается одно из определений государства в философии, данное Т. Гоббсом: «…государство есть ЕДИНОЕ ЛИЦО, ответственным за действия которого сделало себя путём взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем, чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как СОЧТЁТ необходимым для их мира и общей защиты» (Гоббс. 1964. С. 197), или ещё проще: изречение Людовика ХУI: «Государство – это я!».
Оставаясь в рамках противоположности единичное – общее, субъект-объект отождествляются с формальными субъект – предикат, как неизменно данными, оторванными друг от друга, лишёнными не относительно, но абсолютно различной по своей принадлежности собственной причинности.
Более ёмкими, содержательными в последнем смысле являются понятия индивидуальности и универсальности (тотальности), через которые были попытки определить субъект- объект. Логика понятий вполне естественно ведёт мышление от противоположения единичного общему, к противоположению, а более обще – к РАЗЛИЧЕНИЮ единичного между собой. И это различение единичного есть ничто иное, как ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ. При помощи понятия собственной причинности происходит не только наполнение СОДЕРЖАНИЕМ понятия индивидуальности, но и ОБОСНОВАНИЕМ самого существования индивидуальности. Ещё Боэций понимал под индивидуальностью следующее: « (слово) «индивидуальный» имеет несколько значений: индивидуальным, то есть НЕДЕЛИМЫМ, называется то, что вообще не может быть РАЗДЕЛЕНО, как ЕДИНИЦА или ум… индивидуальным называется то, что СКАЗУЕМОЕ не подходит ко всем другим, ему ПОДОБНЫМ, как Сократ: ведь несмотря на то, что все прочие люди подобны ему, СОБСТВЕННЫЕ его свойства м сказуемое Сократ не подходит к ним» (Боэций. 1990. С.47). Намного ли изменились указанные характеристики индивидуальности спустя много веков?
Вот одно любопытное высказывание, интересное, кстати, тем, что принадлежит доктору МЕДИЦИНСКИХ наук и в нём идёт речь о БИОЛОГИЧЕСКИХ субъектах: «Индивидуальность как биологическое качество формулируется необычайно рано. Оно отображает НЕДЕЛИМОСТЬ, ЦЕЛОСТНОСТЬ и совокупность ОСОБЕННОСТЕЙ каждого конкретного субъекта» (Говалло. 1991.) С.3).
А теперь сравним это высказывание не только с определением Боэция, но и с гегелевским: «…субъективность содержит в себе момент ОСОБЕННОСТИ… Жизнь, которая предпосылает себя себе же как своё другое, есть, во-первых, геологическая природа; как таковая она есть только основа и почва жизни. Она должна быть, правда, жизнью, ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬЮ, СУБЪЕКТИВНОСТЬЮ, но это ещё не подлинная субъективность, расчленённость здесь ещё не сведена ВОЕДИНО. Поскольку это жизнь, моменты ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ и ВОЗВРАЩЕНИЯ, или СУБЪЕКТИВНОСТИ, должны конечно, присутствовать и здесь» (Гегель. 1975. Т.2. С. 363).
Таким образом, я понимаю индивидуальное в русле исторической традиции как то единичное, которое в силу своей единичности целостно и не может быть разделено, и также имеет свои ОСОБЕННОСТИ, выступающие в своей совокупности, как собственный признак индивидуума. Действительно, может ли быть ОСОБЕННОСТЬ чем-то несущественным для единичности? Именно ОСОБЕННЫМ это неделимое ОТЛИЧАЕТСЯ от другого и ЯВЛЯЕТСЯ другим. Поскольку же оно существует как ОПРЕДЕЛЁННОЕ НЕДЕЛИМОЕ, ПОСТОЯНСТВО его индивидуальности суть явление его веутреннего момента, определяющего эту индивидуальность, в противоположность ВНЕШНИХ ИЗМЕНЧИВЫХ определяющих моментов его же существования. СОБСТВЕННАЯ причинность индивидуума, противостоя внешним причинам, тем самым ВЫДЕЛЯЕТ этого индивидуума, НАДЕЛЯЕТ его особенностью, и в этом смысле обосновывает его САМОТОЖДЕСТВЕННОСТЬ его же особенностью, направленной ВОВНЕ в форме деятельности (Ср.: Л. Фейербах, проводя анализ философии Лейбница, писал: «Таким образом, где отсутствует принцип различия, там нет принципа самодеятельности. Ведь я являюсь самим собой лишь в отличие от других; устрани то, чем я отличаюсь от других, и ты ликвидируешь мою ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ; моя деятельность сводится исключительно к самодеятельности, при этом я её сознаю как мне принадлежащую, я её отличаю или могу отличить от деятельности всякого другого существа, которое, воздействуя на меня, вызывает во мне сострадание. Поэтому самодеятельность НЕОТДЕЛИМА ОТ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ, от единичности. А единство связано с МНОГООБРАЗИЕМ… Как понятие АТОМА в виде чего-то самостоятельного есть понятие атомов, так понятие индивида есть понятие индивидов» (Фейербах. Т.2. 1974. С. 143) или: «…каждое истинно индивидуальное существо есть одновременно действие и причина самого себя» (Шеллинг. Т.1. 1987. С. 143)).
Казалось бы, по всем, так сказать, параметрам понятие субъекта подходит к понятию индивидуальности. Что же нас может теперь не удовлетворять? Определение субъекта, как индивида, или, чтобы подчеркнуть его нерасторжимость (общность) с объектом, как индивидуального бытия, меня не удовлетворяет потому, что сам индивид УЖЕ есть объект. Это становится очевидным сразу же при обращении внимания на понятие, противоположное индивидуальности – универсальность. Здесь я воспользуюсь исследованием «Государя» Макьявелли, проделанным Баткиным Л.М. в контексте культуры итальянского Возрождения. Вот что Баткин пишет: «Но возьмём понятие homo universalis в некотором формальном и обобщённом плане, опустив предметные подробности. Чтобы соответствовать логике универсальности, не обязательно изучать искусства и науки, уметь поддержать разговор на всякую тему, быть физически и нравственно совершенным и т.д. Это всё можно вынести за скобки. Что же останется? Характерная неопределённость, «безмерность» мощного контура, обводящего… ВСЁ. «Универсальный человек» СПОСОБЕН СТАТЬ ВСЕМ, чем доступно стать человеку.
Эта идея лучше всего выражена в известных сентенциях Пико дела Мирандолы о том, что человек – «творение неопределённого образа», у которого нет «НИЧЕГО СОБСТВЕННОГО», никакого «точного места» или «СВОЕГО облика», ничего присущего ТОЛЬКО ему одному, словом, НИКАКОЙ «ОГРАНИЧЕННОЙ ПРИРОДЫ», законы которой стесняли бы его поступки. Он в силах «быть тем, ЧЕМ ХОЧЕТ»
Мудрый государь у Макьявелли, кажется, именно таков?» (Баткин. 1989. С. 192). Причём, не обязательно у субъекта должен наличествовать такой образ мысли (т.е. образ ПЕРЕРАСТАНИЯ (вынесения «за скобки») субъектом своей особенности, своей индивидуальности, оставления за собой лишь «СПОСОБНОСТИ СТАТЬ», способности «БЫТЬ ВСЕМ», чем доступно стать человеку) свойственен только эпохе Возрождения (Ср.: «Иначе говоря, я хочу тем самым подчеркнуть, что существенные, конституирующие акты сознания и нашей духовности происходят всегда на фоне того, что можно было бы назвать опытом сознания. Не сознания о чём-то, а опытом самого сознания, как ОСОБОГО РОДА СУЩЕГО, онтологически укоренённого, в котором имеют место некие очевидности, некое невербальное или терминологически НЕДЕЛИМОЕ состояние «я есть, я мыслю», которое на грани ПРЕДЕЛЬНОЙ ИНДИВИДУАЦИИ, когда нечто не допустимо ещё до того, как я могу это видеть и испытать, длит наше (твоё, моё) несомненное для нас жизненное присутствие в мире. Но я тут же хотел бы заметить, что на грани этой индивидуации одновременно имеет место и ПРЕДЕЛЬНАЯ УНИВЕРСАЛИЗАЦИЯ. Это как бы некая таинственная точка, в которой какой-то вывороткой внутреннего осуществляется абсолютный реализм. Или предельный солипсизм – только на мне, ЧЕРЕЗ МЕНЯ» (Мамардашвили. 1989. С. 285) – и необязательно это всего лишь образ мысли. Это фактическое положение дел, когда призывают пожертвовать ЛИЧНЫМ (т.е. своей индивидуальностью) ради общего, ибо способность свершить такой акт означает не утрату своей определённости, индивидуальности, а вынесения её «за скобки» и обнаружение своей ПРИЧАСТНОСТИ, своего ПРОИСХОЖДЕНИЯ из общего, из ОБЪЕКТА, ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ оставшейся «в скобках» неопределённой собственной причинности с иной (объективной) причинностью, существующей в субъекте. Именно ВЫРАЖЕНИЕ мыслей и действий, одобряемых большинством общества, является гарантией всё большей ОБЪЕКТИВИЗАЦИИ личности, при которой она необходимо жертвует свои индивидуальные черты, если они не совпадают с общепринятым (или ШИРОКО принятым, принятым во влиятельных кругах и т.д.) СТАНДАРТОМ.
ОБРАТНЫЙ процесс субъективации объекта я упоминал ранее и остаётся только добавить: ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ, свойственная понятиям индивидуальности и универсальности для бытия создаёт, несмотря на такое достоинство, по сравнению с единичным и общим, иметь своим непосредственным содержанием понятие ПРИЧИННОСТИ собственного существования в самом себе всё ту же преграду невозможности определения через них понятий субъект- объекта.