Вернёмся к трём мнениям по поводу существования субъективного в Природе, и, учитывая проведённый мной анализ и спекулятивную посылку субъекта сознания, рассмотрим основания, которые имеются у представителей второй и первой точек зрения для утверждения того, что субъективное существует:
а) в живой природе вне зависимости от существования в этой природе сознания;
б) на всех уровнях взаимодействия материальных систем, как свойство всеобщего процесса отражения.
А далее сделаем на основании моих умозаключений по этим вопросам логический шаг от понятия субъекта сознания к понятию субъекта материи.
§ 1. Есть ли субъекты чувствования, ощущения?
Один из сторонников субъекта чувствительности (чувство как «первичная СУБЪЕКТИВНОСТЬ») Скоробогатов аргументирует появление субъективности на уровне чувства необходимостью соотнесения чувства ВНУТРЕННЕГО состояния к пространству отображаемого предмета. Отсюда – свойство вынесенности самого ощущаемого за пределы образа предмета. А именно свойство вынесенности, раздельности отражающего и отражаемого Скоробогатов считает основанием самой субъективности (См. Скоробогатов. 1984. С. 49). С точки зрения РАЗДЕЛЬНОСТИ ощущения внешнего мира и чувствования ощущения вне ощущения – чувствование, действительно, суть ВЫНЕСЕННОСТЬ «нечто» за пределы ощущения: «нечто» внутреннее (чувство чувства) чувствует ощущение внешнего мира.
Но с другой-то стороны в отношении животного, как целого, обладающего такой своей ЧАСТЬЮ нервной системы – чувством, являющимся СООТНЕСЕНИЕМ внутреннего состояния животного с ощущением внешнего мира, чувство есть необходимо ПРИСУТСТВИЕ внутреннего состояния в САМОМ ОЩУЩЕНИИ, нераздельность внутреннего состояния от ощущения в самом чувстве.
Другими словами, животное в чувстве ощущает не сам внешний мир целиком, а лишь СВОИ БИОЛОГИЧЕСКИЕ ПОТРЕБНОСТИ во внешнем мире, т.е. ощущает во внешнем мире само себя. Разделённость ощущения от чувствования оно воспринимает опять же чувствованием несоответствия ощущения своих внутренних потребностей ощущению присутствия этих внутренних потребностей своего существования вовне.
Животное в чувствовании НЕ ПРОТИВОПОСТАВЛЯЕТ ощущение самого себя и внешнего мира. Оно всегда ощущает внешний мир как ПРОДОЛЖЕНИЕ самого себя. Внешние и внутренние ощущения у животного неразделимы. Чувствование, как РЕГУЛЯЦИЯ ощущений, лежащее за областью самих ощущений, не есть, при этом, чувствование ощущений как чего-то ВНЕШНЕГО самому себе. Чувство, внешнее ощущению, как НЕТОЖДЕСТВЕННОЕ самому ощущению, есть. Одновременно, чувствование чувствующего и ощущающего, как одного и того же – животного. Т. е. регулируя, интегрируя ощущения, чувство не выходит за пределы своих ощущений, и в этом неразлично от ощущений, не образует чувствующее вне ощущающего, ибо оно лишь опосредует одно ощущение другим ощущением, а не самим собой, ибо чувствующее и ощущающее – суть одно и то же. Поэтому, с точки зрения определения субъекта сознания животное, как субъект чувствования, представлено быть не может. Вынесенность чувствования за пределы ощущения, с моей точки зрения- это соотнесение того или иного ощущения с ощущениями ВСЕЙ жизнедеятельности организма.
Губанов Н.И., в общем, солидируясь со Скоробогатовым В.А., однако склонен рассматривать специализацию нервной системы на внутреннюю (висцеральную) и внешнюю (экстероцептивную) чувствительности и установление между ними соотношения, не началом, а УГЛУБЛЕНИЕМ изначальной субъективности, свойственной всему живому, и проявляющейся в чувствовании в форме идеальности и знаковости, в ощущении, восприятии в знаковой форме, в противовес объективному СОДЕРЖАНИЮ чувствования – образности (Губанов. 1986. С. 126, 127), между которыми он проводит следующее различие: если образ имеет соответствие с предметом, то знак, как нечто, заменяющее сам предмет, отношение, или свойство, лишь указывает на то содержание, которое в нём самом отсутствует (Губанов. 1986. С. 50, 52).
Вообще-то естественно полагать, что ЗНАКИ вещей, не являясь самими вещами, создают ситуацию ВОЗМОЖНОСТИ оперирования знаками вещей без одновременного оперирования самими вещами, что, вполне очевидно, и происходит в активном мышлении – рефлексии. Однако, сама по себе знаковость отображения предмета не есть субъективностью (ощущения, чувствования, аналогичной субъективности сознания.
Действительно, с одной стороны, знаковость «в силу неисчерпаемости свойств материи и избирательности органов чувств» (Губанов. 1986. С. 58), воспроизводящих предмет, свойство или отношение в форме знака, отвечающего особенностям воспроизводящего, уже в «естественном», по определению Губанова Н.И. знаке (например, ощущение горечи во рту) приводит к изменению основы воздействия на основу собственного отражения этого действия (напр., замена наличия двух электроотрицательных центров молекулы, инициирующей горький вкус, расположенных на расстоянии 0,15 нм друг от друга, возбуждением определённого ансамбля нейронов).
Таким образом, горечь во рту ещё сама по себе не определяет конкретно то или иное вещество, а лишь одну часть его. То же самое и со зрением, определяющим не сам предмет, а его форму, цвет, движение и т.д. Субъективность по Губанову Н.И.- это несоответствие естественной знаковости самому предмету (недаром в живой природе существует мимикрия), что влечёт за собой несоответствие действия животного согласно сложившейся объективной обстановке. Вполне очевидно, что естественная знаковость – это ощущение не столько самого предмета, сколько АТРИБУТИВНОСТИ свойств и отношений, с ним связанных.
Безусловно, основываясь на этой разнице, можно с уверенностью утверждать, что изменение самим предметом своего свойства, поведения и т.д., или приобретение другим предметом свойства, поведения, аналогичного первому – ведут к ошибочности отражения, к несоответствию естественного знака с самим предметом, приводящего к ошибочности ответного действия организма, т.е. к проявлению организмом субъективной активности. Но говорит ли это о субъективности самого отражения?- Видимо, нет. Ведь при этом нельзя сказать, что ощущение дало неправильную информацию об атрибуте. Естественный знак и его соответствие атрибуту предмета остались теми же. Изменилась атрибутивность самого предмета или появился ДРУГОЙ предмет с подобной же атрибутивностью. По сути, данная субъективность является не субъективностью самого ощущения, а субъективностью организма, реагирующего не на отражение самого предмета, а на отражение его атрибута. Чувственный образ в таком ракурсе является возвращением к объективности реагирования организма на СУММАРНОЕ, интегрированное отражение множества атрибутов вещи. Т.е. чувственный образ, по сути, не столько ПОЯВЛЕНИЕ содержания (а значит, и объективности) в знаковом отражении, сколько УВЕЛИЧЕНИЕ этого содержания (действие возникает как отражение не одного параметра предмета, а их множества в совокупности их принадлежности к этому предмету).
Следовательно, активность животного (т.е. проявление его субъективности) обусловлена не активностью отражения, остающегося в ощущении пассивно соответствующим (в меру возможностей, в меру избирательности) предмету (его атрибуту), а активностью самого организма этого животного, вызванной этим отражением. Т.е., хотя, по-прежнему, нельзя отрицать собственной активности. Присущей ощущению и чувствованию, и то, и другое выступают не в САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ значении, а в ПОДЧИНЁННОСТИ деятельности самого организма, ибо ПРОДУЦИРОВАНИЕ, например, безусловным рефлексом собственных отражений суть продуцирование отражений самого себя (как отражения) или внешней среды, а продуцирование отражений самого себя, как ОРГАНИЗМА, находящегося во внешней среде.
Т.е. естественная знаковость не есть показателем субъективности САМОГО отражения. Чтобы стало яснее отличие между ощущением, чувством и сознанием – давайте сравним естественную знаковость с искусственной. В естественной знаковости соответствие знака отражаемому объекту НЕ ПРОИЗВОЛЬНО. Отражаемый объект, каким бы не было его содержание, своим воздействием (или воздействием своего атрибута) детерминирует появление знака – отражения, в каких бы то ни было особенностях, в какой бы то ни было деструктивности. Т.е. одно и то же внешнее воздействие в ответ вызывает в организме один и тот же знак (если не по интенсивности и не по абсолютной тождественности, то по существу).
Искусственная знаковость (например, речь) имеет в себе значительный момент условности, когда слову придаётся тот или иной смысл ПО СОГЛАШЕНИЮ людей МЕЖДУ собой, а не исходя из объективного содержания вещи, которое оно заменяет. Детерминация слова действительным содержанием вещи отсутствует, практически, полностью. Существует детерминация слова словами, а смысла – смыслами других, связанных с данным словом и с данным смыслом слов и смыслов, соответствие которых смежным вещам, их содержанию и пр. уже в разуме УСТАНОВИЛОСЬ ранее. Т.е. слово, как знак, не есть произвольная работа нервной системы, воспроизводящей в форме знака-слова содержание вещи, а суть ОПОСРЕДОВАНИЕ, ОСОЗНАНИЕ содержания вещи сознанием о содержании других вещей и лишь после этого, отражению содержания вещи придаётся знак, устанавливается знаковое соответствие.
Таким образом, продуцирование сознания суть продуцирование новых отражений, новых знаков. Другими словами, если естественный знак формируется биологическими особенностями нервных клеток независимо от других подобных знаков, а значит, особенностями организма, то искусственный знак формируется непосредственно другими искусственными знаками.
Таким образом, ощущение, чувствование – отражения специализированной ЧАСТИ организма, которая, аккумулируя, организуя эти отражения в себе, суть одновременно и основанием претерпевания всего организма, но она есть такое основание (как часть), которое ОПОСРЕДУЕТ это претерпевание организма своими особенностями. Именно это опосредование и есть активностью ощущения и чувствования. Но само опосредование говорит лишь о существовании иной причинности, не говоря ничего о происхождении этой причинности. В то же время опосредование ощущением, чувствованием суть опосредование своей функциональной деятельностью, которая уже сама по себе, как функция, подразумевает, как деятельность ОДНОЙ с организмом основы ЗАВИСИМУЮ ТОЖДЕСТВЕННУЮ собственную причинность, как ЧАСТЬ организма (целого), как имеющую с организмом общее происхождение из ОДНОЙ оплодотворённой яйцеклетки, собственную причинность, детерминированную ИЗВНЕ (остальным организмом) и ИЗНУТРИ (общностью происхождения).
Следовательно, собственная причинность ощущения, чувствования суть лишь РАЗВИТИЕ собственной причинности организма в одном из множества аспектов, НЕ ВЫШЕДШЕЕ ЗА ПРЕДЕЛЫ этой причинности. Т.е. причинность ощущения, чувствования, как существующих, СУЩЕСТВЕННО внешняя.
§ 3. Есть ли иные субъекты отражения, кроме субъекта сознания?
Что касается раздражимости, то она, являясь биологическим отражением, не является биологической ЧАСТЬЮ организма, а потому суть непосредственное основание претерпевания не самого себя, и суть прямым выражением биологической сущности клетки, не имея подобной сущности в себе. Собственная причинность раздражимости, таким образом, если таковая и есть (а я считаю, что есть), уже НЕ БИОЛОГИЧЕСКАЯ, а ХИМИЧЕСКАЯ, и потому отнесение отнесение раздражимости к биологическому отражению, которому одновременно приписывается субъективность, есть само по себе аргументацией в пользу атрибутивности субъективности отражению на всех уровнях организации материи, что и утверждают сторонники первого направления в МЛФ по Дейнеко в вопросе о существовании субъективности в Природе. Я категорически возражаю против мнения о наличии субъективности в таких формах отражения как чувствование, ощущение и раздражение, опираясь на то, что все они лишь ОСНОВАНИЯ претерпевания организма. А само понятие основания лишь ПРОЯВЛЕНИЕ причинности, но не сама причинность, которая в данном случае, находится ВО ВНЕ отражений, в то время, как в сознании причинность основания претерпевания оказывается в самом основании, обнаруживающим себя отличным от причинности существования организма.
Если же взять субъективность, как атрибут отражения не только живой природы, но и Природы вообще, то здесь за субъективность свойственно принимать то основное, что характеризует отражение, а именно: те особенности, в которых формируется само отражение. Другими словами, следует принять, что поскольку отражение не есть КОПИЯ отражаемого предмета на иной субстратной основе, ибо иная субстратная основа имеет свои особенности существования, то отражение всегда суть ИСКАЖЕНИЕ образа («следа») в своих особенностях.
В свою же очередь, отражение, как ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ действия, являясь основой претерпевания вещи, определяющего ответное действие отражающей вещи, суть ИСКАЖЁННОЕ основание ВНЕШНЕЙ активности вещи, выраженной ответным действованием.
Если смотреть на такое доказательство субъективности поверхностно, то естественно утверждать субъективность, как проявление собственной активности действия, обусловленного собственным (искажённым, конечным и т.д.) отражением, атрибутом отражения ВООБЩЕ.
На самом же деле, отражение, как основание, формирующее ответное действие, в свою очередь, в любых известных формах отражения, кроме сознания, само является ФОРМИРУЕМЫМ, формируемым сущностью вещи, и потому его активность суть проявление активности самой вещи. И, таким образом, субъекта ОТРАЖЕНИЯ, кроме субъекта СОЗНАНИЯ, НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
§ 3. Можно ли говорить о субъекте МАТЕРИИ?.
Прослеживая процесс эволюции отражения в живой материи, я особо выделял понимание отражения вплоть до сознания, как АТРИБУТА организма, функционально сосредоточенного в ОДНОЙ ЕГО ЧАСТИ (нервной системе – это не касается лишь одноклеточных и первых многоклеточных организмов), и не имеющем собственной причинности, отличной от причинности всего организма. Другими словами, я говорил о том, что не активность отражения в живом являлась источником активности живого, но активность живого является причиной активности отражения. Отражение живого лишь многократно УСИЛИВАЕТ ЭФФЕКТИВНОСТЬ проявленной живым активности.
Отсюда вполне логично вытекает вывод о том, что ОРГАНИЗМ животного имеет СОБСТВЕННУЮ причинность существования, ВЫДЕЛЯЮЩУЮ его в нечто целое, отличное от окружающего его мира, и активное по отношению к этому миру. Собственную причинность в живом мире выделить чрезвычайно легко. Известно, что программа развития любого организма заложена не где-нибудь снаружи, а в ДНК клетки, из которой развивается организм. Само изменение (существование) ДНК, опять же, существенно зависит от особенностей самой ДНК. Так: «Подсчитано, что у дрозофилы естественный радиационный фон ответственен лишь за 0,1% спонтанных (естественных) мутаций…» (Алиханян. Акифьев. Чернин. 1986. С. 201). Следовательно, на долю мутаций, произошедших у дрозофилы из-за ВНУТРЕННИХ причин (при нормальных условиях), приходится 99,9%, и, хотя у генома человека эта доля снижается до 75% - она остаётся весьма значительной.
Далее. Факт, что радиация индуцирует ТЕ ЖЕ типы мутаций, которые возникают и при спонтанном мутагенезе (Алиханян, Акифьев, Чернин. 1986. С. 163), опять же, свидетельствует о том, что внешние причины изменения ДНК, прежде всего, влияют на СОБСТВЕННУЮ причинность ДНК, детерминирующую развитие организма.
Другими словами, радиация (естественно, в умеренных дозах, не приводящих к летальному исходу или репродуктивной изоляции организма), благодаря ВНУТРЕННЕЙ причинности ДНК, действует на саму ДНК не случайным, а ИЗБИРАТЕЛЬНЫМ способом. Внутренняя закономерность, присущая эволюции организмов того или иного вида, видна и в факте ДЕТЕРМИНАЦИИ каждой установившейся мутации и форм вторичных последующих мутаций. Характер эволюции,- замечает Татаринов Л.П. (Татаринов. 1985. С. 16),- автогенетический, внутренне запрограммированный». Без существования внутренней причинности абсолютно невозможно объяснить происхождение и механизм крупных ароморфозов, затрагивающих существенную часть генома и происходящих в минимальные по эволюционным меркам сроки. Ничем, кроме внутренней причинности, нельзя объяснить и факты, подобные следующему: «…почему одна и та же морфологическая особенность появляется в одной группе организмов многократно, тогда как в других, даже сходных по организационному и адаптивному типу, предпочитается иной путь эволюции. Так, у ящериц приспособление к планирующему прыжку всегда сопряжено с удлинением ребер, поддерживающих кожную складку. Такие удлиненные ребра формировались в эволюции ящериц по крайней мере трижды – у верхнепермских целюзаврид… позднетриасовых кюнеозаврид… и современного летучего дракона… из агамовых… Ни в одной другой группе позвоночных мы не встречаемся с таким приспособлением, а среди ящериц нет планирующих форм, у которых не были бы удлинены ребра. У планирующих млекопитающих – летяг и шестокрылов аналогичная кожная складка натянута между парными конечностями и не поддерживается ребрами» (Татаринов. 1987. С. 98).
Надо заметить, что автогенетический характер эволюции отнюдь не противоречит дарвиновскому принципу естественного отбора. Ограничение характера эволюции внешней средой по-прежнему, значимо. Но это ограничение – ВНЕШНЕ. Организм, его генетический путь развития, потенциально содержат МНОЖЕСТВО ВАРИАНТОВ своего существования (своей реализации), из которых путём естественного отбора выбирается лучший. Но это – отдельная тема. Здесь же важно принципиальное положение о существовании собственной причинности у организма, не находящейся в его атрибуте отражения.
Принцип обратных МАТЕРИАЛЬНЫХ связей, по моему мнению, лежащий в основании появления собственной причинности, существует и на генетическом уровне, и на филогенетическом (о психическом я уже говорил). Пример первого: саморегуляция работы и тиражирования ДНК. Пример второго: «Большого внимания заслуживает сформулированный Гиляровым принцип ОБРАТНОЙ СВЯЗИ при регуляции филогенетических процессов. При этом приобретение какой-либо особенности в одном органе через цепь СОПРЯЖЁННЫХ изменений в других органах создаёт предпосылки для дальнейших изменений в том же направлении.
Гиляров проиллюстрировал этот принцип на примере филогенетического приспособления членистоногих к наземной жизни (т.е. изменение окружающей среды оказало НЕСПЕЦИФИЧЕСКОЕ воздействие на членистоногих (прим. – моё)). В этом случае усиление защитной функции покровов, сопряжённое с уменьшением их проницаемости и ослаблением кожного дыхания, способствует отбору на развитие трахей, что в свою очередь, благоприятствует освобождению покровов от дыхательной функции и создаёт предпосылки для дальнейшего усиления их защитной функции» (Татаринов. 1987. С. 97-98).
Собственная причинность, как СВЯЗЬ (сопряжение) свойственна не только живой природе, но и неживой, о чём я уже писал. Особенно она заметна в автокаталитических химических реакциях, далёких от равновесия термодинамических систем. «В сильно неравновесной области НЕ СУЩЕСТВУЕТ УНИВЕРСАЛЬНОГО ЗАКОНА (т.е. закона, общего для всех систем – прим. Моё), из которого можно было бы вывести заключение относительно поведения всех без исключения систем» (Пригожин. Стенгерс. 1986. С. 200). Т.е. подобные системы настолько ИНДИВИДУАЛЬНЫ, настолько выделяется их собственная причинность, что найти нечто ОБЩЕЕ (относящееся ко многим) в их поведении, по крайней мере, на сегодняшний момент невозможно.
Итак, делаю вывод. Собственная причинность материального тела имеет место в Природе на всех уровнях (кроме биологических, химических, мною уже приводились примеры самоорганизации плазмы и другие физические нелинейные процессы (сама нелинейность их есть результат внутреннего взаимодействия частиц и волн друг с другом)), Собственная причинность в неживых телах и есть источник их активности, их эволюции к живой природе.
Наличие собственной причинности материальных вещей ставит вопрос: может ли являться их собственная причинность существования источником субъективности материи ВООБЩЕ? Буквально вопрос звучит так. По своему определению субъект сознания – это самосознание – собственная причина существования сознания. Собственную причину существования имеют и неодушевлённые тела. Значит ли это, что эти собственные причины являются субъектами этих тел?
Традиционно собственная причинность существования самого себя в философии считается собственным признаком субстанции. Следовательно, ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ собственной причины существования сознания, как субъективности, с собственной причиной существования материи в одном понятии СУБСТАНЦИИ не имеет никаких логических препятствий уже хотя бы потому, что понятие субстанции в своём определении НЕ СОДЕРЖИТ никаких ограничений относительно природы НОСИТЕЛЯ субстанциональности – будь то материей или её атрибутом в форме сознания (ИДЕАЛЬНОГО – в рамках терминологии МЛФ).
Логические трудности (со времён Спинозы) начинаются в проблеме СУЩЕСТВОВАНИЯ двух и более субстанций, имеющих каждая причинность своего существования в самой себе, т.е. не нуждающихся в своём существовании ни в чём другом, кроме самоё себя.
Но кто сказал. ЧТО ТА ИЛИ ИНАЯ СУБСТАНЦИЯ должна иметь лишь собственную и ЕДИНСТВЕННУЮ причину существования?!!. Исторически декартовская, спинозовская две и одна субстанции в лейбницевской философии приобрели множественность КОНЕЧНЫХ, ограниченных потенцией своей АКТИВНОСТИ монад. Понятия конечных субстанций стало привычным в философии. Помыслить конечную субстанцию, участвующую в едином процессе мироздания, можно лишь ограничив её активность, её внутреннюю причинность внешними причинностями других конечных субстанций.
С развитием естествознания спекулятивный, натурфилософский образ конечной, «чувствующей» субстанции, отброшенный когда-то научным сообществом на задворки истории, вдруг обнаружил себя сначала в моделях микромира, а потом в теориях катастроф и синергетики, в принципах обратной связи и самосохранения, приобрёл необычайную важность не только в освобождении теории эволюции животного мира от безбрежного моря случайности, но и в эволюции таких ключевых неорганических систем, как звёзд и планет.
Спекуляция стала ТЕОРИЕЙ САМОрегуляции, САМРорганизации, САМОдвижения, ибо «само-« - предполагает собственную причинность для того или иного действия, изменения. Поэтому и с точки зрения конечности множества субстанций мы не встречаем никакой действительно логической трудности. Логика сосуществования конечных субстанций давно уж открыта естествоиспытателями и изложена многочисленными моделями так называемых «открытых систем», ПРЕОБРАЗУЮЩИХ внешнюю причинность в активность собственной причины существования. А поскольку в Природе НЕТ абсолютно замкнутых на себя тел (даже «чёрные дыры» - и те являют себя в образе гравитационного воздействия и его следствиях), каждое же тело суть, как целостность, как связь ВНУТРИ себя в виде ВВЫДЕЛЕННОГО этой связью из других, КОНЕЧНАЯ СУБСТАНЦИЯ, и образ её существования, как субстанции, отнюдь не зависит от природы материального носителя.
Отсюда- единственная особенность, ВЫДЕЛЯЮЩАЯ мышление из бесконечного ряда различных субстанций заключена в атрибутивности этой субстанции как отражения, к материальным субстанциям. Впрочем, само отражение, преобретя специфический материальный носитель – мозг, само существенно превратилось из атрибута в функционирующую, сложную ЧАСТЬ материи-организма.
Диалектика развития отражения заключается в том, что обрести СВОБОДУ от материи оно смогло лишь существенно МАТЕРИАЛИЗОВАВШИСЬ.
На этом можно было и закончить мой мысленный путь от субъекта сознания к субъекту материи. Но действительно ли я достигнул последнего, в высшей степени верного понимания субъекта как конечной субстанции? И потом, что будет при этом противоположностью субъекта – объектом? Я словно забыл о последнем. Пора бы о нём вспомнить. И тут, при обращении к объекту обнаруживается первая действительно магическая неувязка. В марксистко-ленинском понимании объект суть материя, обладающая собственной причинностью («существующая вне и независимо от нашего сознания, нашей субъективности). Даже в самом демократическом понимании объекта и субъект в МЛФ объект, имеющий собственную причинность существования, противопоставляется субъекту, имеющему ТАКЖЕ собственную причинность, как познаваемое к познающему. Если же определить субъект, как субъект материи, то необходимо определить и материальные отношения между субъектом и объектом материи.
Другой проблемой, возникающей при определении субъекта, как конечной субстанции, есть проблема определения его активности. Понятие субстанции, как того, что имеет причину существования в самом себе, указывает на независимость своего существования от другого, указывает на собственное существование, но вовсе не указывает на действительность своего существования среди других существующих. А без других существующих понятие субъекта как субстанции, теряет значительную часть своей определённости, не может быть внешне АКТИВНЫМ, т.е. активным ВООБЩЕ, ибо активность чего-то подразумевает под собой ОТНОШЕНИЕ к чему-то ВНЕ себя. Активность возникает из РАЗЛИЧЕНИЯ своего внутреннего существования, обусловленного собственной причиной, и внешнего существования, обусловленного причинами существования других конечных субстанций. Т.е. для субъекта недостаточно определение его, как субстанции. Ибо вполне очевидно, что он, являясь субстанциальной ЕДИНИЦЕЙ, есть, прежде всего, не сама субстанциальная единица, а субстанциальная единица, выражающая ОПРЕДЕЛЁННОЕ отношение к другим субстанциальным единицам, и, тем самым, как ОПРЕДЕЛЁННАЯ КОНКРЕТНОСТЬ субстанции, ВЫХОДИТ в своей конкретности за пределы определённости самой субстанции как только собственной причинности, посредством своей КОНЕЧНОСТИ, посредством необходимости явления в себе самом собственной причинности и причинности других. Отсюда возникает вопрос: есть ли такое понятие в философии, которое бы более точно отвечало понятию субъекта?
а) в живой природе вне зависимости от существования в этой природе сознания;
б) на всех уровнях взаимодействия материальных систем, как свойство всеобщего процесса отражения.
А далее сделаем на основании моих умозаключений по этим вопросам логический шаг от понятия субъекта сознания к понятию субъекта материи.
§ 1. Есть ли субъекты чувствования, ощущения?
Один из сторонников субъекта чувствительности (чувство как «первичная СУБЪЕКТИВНОСТЬ») Скоробогатов аргументирует появление субъективности на уровне чувства необходимостью соотнесения чувства ВНУТРЕННЕГО состояния к пространству отображаемого предмета. Отсюда – свойство вынесенности самого ощущаемого за пределы образа предмета. А именно свойство вынесенности, раздельности отражающего и отражаемого Скоробогатов считает основанием самой субъективности (См. Скоробогатов. 1984. С. 49). С точки зрения РАЗДЕЛЬНОСТИ ощущения внешнего мира и чувствования ощущения вне ощущения – чувствование, действительно, суть ВЫНЕСЕННОСТЬ «нечто» за пределы ощущения: «нечто» внутреннее (чувство чувства) чувствует ощущение внешнего мира.
Но с другой-то стороны в отношении животного, как целого, обладающего такой своей ЧАСТЬЮ нервной системы – чувством, являющимся СООТНЕСЕНИЕМ внутреннего состояния животного с ощущением внешнего мира, чувство есть необходимо ПРИСУТСТВИЕ внутреннего состояния в САМОМ ОЩУЩЕНИИ, нераздельность внутреннего состояния от ощущения в самом чувстве.
Другими словами, животное в чувстве ощущает не сам внешний мир целиком, а лишь СВОИ БИОЛОГИЧЕСКИЕ ПОТРЕБНОСТИ во внешнем мире, т.е. ощущает во внешнем мире само себя. Разделённость ощущения от чувствования оно воспринимает опять же чувствованием несоответствия ощущения своих внутренних потребностей ощущению присутствия этих внутренних потребностей своего существования вовне.
Животное в чувствовании НЕ ПРОТИВОПОСТАВЛЯЕТ ощущение самого себя и внешнего мира. Оно всегда ощущает внешний мир как ПРОДОЛЖЕНИЕ самого себя. Внешние и внутренние ощущения у животного неразделимы. Чувствование, как РЕГУЛЯЦИЯ ощущений, лежащее за областью самих ощущений, не есть, при этом, чувствование ощущений как чего-то ВНЕШНЕГО самому себе. Чувство, внешнее ощущению, как НЕТОЖДЕСТВЕННОЕ самому ощущению, есть. Одновременно, чувствование чувствующего и ощущающего, как одного и того же – животного. Т. е. регулируя, интегрируя ощущения, чувство не выходит за пределы своих ощущений, и в этом неразлично от ощущений, не образует чувствующее вне ощущающего, ибо оно лишь опосредует одно ощущение другим ощущением, а не самим собой, ибо чувствующее и ощущающее – суть одно и то же. Поэтому, с точки зрения определения субъекта сознания животное, как субъект чувствования, представлено быть не может. Вынесенность чувствования за пределы ощущения, с моей точки зрения- это соотнесение того или иного ощущения с ощущениями ВСЕЙ жизнедеятельности организма.
Губанов Н.И., в общем, солидируясь со Скоробогатовым В.А., однако склонен рассматривать специализацию нервной системы на внутреннюю (висцеральную) и внешнюю (экстероцептивную) чувствительности и установление между ними соотношения, не началом, а УГЛУБЛЕНИЕМ изначальной субъективности, свойственной всему живому, и проявляющейся в чувствовании в форме идеальности и знаковости, в ощущении, восприятии в знаковой форме, в противовес объективному СОДЕРЖАНИЮ чувствования – образности (Губанов. 1986. С. 126, 127), между которыми он проводит следующее различие: если образ имеет соответствие с предметом, то знак, как нечто, заменяющее сам предмет, отношение, или свойство, лишь указывает на то содержание, которое в нём самом отсутствует (Губанов. 1986. С. 50, 52).
Вообще-то естественно полагать, что ЗНАКИ вещей, не являясь самими вещами, создают ситуацию ВОЗМОЖНОСТИ оперирования знаками вещей без одновременного оперирования самими вещами, что, вполне очевидно, и происходит в активном мышлении – рефлексии. Однако, сама по себе знаковость отображения предмета не есть субъективностью (ощущения, чувствования, аналогичной субъективности сознания.
Действительно, с одной стороны, знаковость «в силу неисчерпаемости свойств материи и избирательности органов чувств» (Губанов. 1986. С. 58), воспроизводящих предмет, свойство или отношение в форме знака, отвечающего особенностям воспроизводящего, уже в «естественном», по определению Губанова Н.И. знаке (например, ощущение горечи во рту) приводит к изменению основы воздействия на основу собственного отражения этого действия (напр., замена наличия двух электроотрицательных центров молекулы, инициирующей горький вкус, расположенных на расстоянии 0,15 нм друг от друга, возбуждением определённого ансамбля нейронов).
Таким образом, горечь во рту ещё сама по себе не определяет конкретно то или иное вещество, а лишь одну часть его. То же самое и со зрением, определяющим не сам предмет, а его форму, цвет, движение и т.д. Субъективность по Губанову Н.И.- это несоответствие естественной знаковости самому предмету (недаром в живой природе существует мимикрия), что влечёт за собой несоответствие действия животного согласно сложившейся объективной обстановке. Вполне очевидно, что естественная знаковость – это ощущение не столько самого предмета, сколько АТРИБУТИВНОСТИ свойств и отношений, с ним связанных.
Безусловно, основываясь на этой разнице, можно с уверенностью утверждать, что изменение самим предметом своего свойства, поведения и т.д., или приобретение другим предметом свойства, поведения, аналогичного первому – ведут к ошибочности отражения, к несоответствию естественного знака с самим предметом, приводящего к ошибочности ответного действия организма, т.е. к проявлению организмом субъективной активности. Но говорит ли это о субъективности самого отражения?- Видимо, нет. Ведь при этом нельзя сказать, что ощущение дало неправильную информацию об атрибуте. Естественный знак и его соответствие атрибуту предмета остались теми же. Изменилась атрибутивность самого предмета или появился ДРУГОЙ предмет с подобной же атрибутивностью. По сути, данная субъективность является не субъективностью самого ощущения, а субъективностью организма, реагирующего не на отражение самого предмета, а на отражение его атрибута. Чувственный образ в таком ракурсе является возвращением к объективности реагирования организма на СУММАРНОЕ, интегрированное отражение множества атрибутов вещи. Т.е. чувственный образ, по сути, не столько ПОЯВЛЕНИЕ содержания (а значит, и объективности) в знаковом отражении, сколько УВЕЛИЧЕНИЕ этого содержания (действие возникает как отражение не одного параметра предмета, а их множества в совокупности их принадлежности к этому предмету).
Следовательно, активность животного (т.е. проявление его субъективности) обусловлена не активностью отражения, остающегося в ощущении пассивно соответствующим (в меру возможностей, в меру избирательности) предмету (его атрибуту), а активностью самого организма этого животного, вызванной этим отражением. Т.е., хотя, по-прежнему, нельзя отрицать собственной активности. Присущей ощущению и чувствованию, и то, и другое выступают не в САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ значении, а в ПОДЧИНЁННОСТИ деятельности самого организма, ибо ПРОДУЦИРОВАНИЕ, например, безусловным рефлексом собственных отражений суть продуцирование отражений самого себя (как отражения) или внешней среды, а продуцирование отражений самого себя, как ОРГАНИЗМА, находящегося во внешней среде.
Т.е. естественная знаковость не есть показателем субъективности САМОГО отражения. Чтобы стало яснее отличие между ощущением, чувством и сознанием – давайте сравним естественную знаковость с искусственной. В естественной знаковости соответствие знака отражаемому объекту НЕ ПРОИЗВОЛЬНО. Отражаемый объект, каким бы не было его содержание, своим воздействием (или воздействием своего атрибута) детерминирует появление знака – отражения, в каких бы то ни было особенностях, в какой бы то ни было деструктивности. Т.е. одно и то же внешнее воздействие в ответ вызывает в организме один и тот же знак (если не по интенсивности и не по абсолютной тождественности, то по существу).
Искусственная знаковость (например, речь) имеет в себе значительный момент условности, когда слову придаётся тот или иной смысл ПО СОГЛАШЕНИЮ людей МЕЖДУ собой, а не исходя из объективного содержания вещи, которое оно заменяет. Детерминация слова действительным содержанием вещи отсутствует, практически, полностью. Существует детерминация слова словами, а смысла – смыслами других, связанных с данным словом и с данным смыслом слов и смыслов, соответствие которых смежным вещам, их содержанию и пр. уже в разуме УСТАНОВИЛОСЬ ранее. Т.е. слово, как знак, не есть произвольная работа нервной системы, воспроизводящей в форме знака-слова содержание вещи, а суть ОПОСРЕДОВАНИЕ, ОСОЗНАНИЕ содержания вещи сознанием о содержании других вещей и лишь после этого, отражению содержания вещи придаётся знак, устанавливается знаковое соответствие.
Таким образом, продуцирование сознания суть продуцирование новых отражений, новых знаков. Другими словами, если естественный знак формируется биологическими особенностями нервных клеток независимо от других подобных знаков, а значит, особенностями организма, то искусственный знак формируется непосредственно другими искусственными знаками.
Таким образом, ощущение, чувствование – отражения специализированной ЧАСТИ организма, которая, аккумулируя, организуя эти отражения в себе, суть одновременно и основанием претерпевания всего организма, но она есть такое основание (как часть), которое ОПОСРЕДУЕТ это претерпевание организма своими особенностями. Именно это опосредование и есть активностью ощущения и чувствования. Но само опосредование говорит лишь о существовании иной причинности, не говоря ничего о происхождении этой причинности. В то же время опосредование ощущением, чувствованием суть опосредование своей функциональной деятельностью, которая уже сама по себе, как функция, подразумевает, как деятельность ОДНОЙ с организмом основы ЗАВИСИМУЮ ТОЖДЕСТВЕННУЮ собственную причинность, как ЧАСТЬ организма (целого), как имеющую с организмом общее происхождение из ОДНОЙ оплодотворённой яйцеклетки, собственную причинность, детерминированную ИЗВНЕ (остальным организмом) и ИЗНУТРИ (общностью происхождения).
Следовательно, собственная причинность ощущения, чувствования суть лишь РАЗВИТИЕ собственной причинности организма в одном из множества аспектов, НЕ ВЫШЕДШЕЕ ЗА ПРЕДЕЛЫ этой причинности. Т.е. причинность ощущения, чувствования, как существующих, СУЩЕСТВЕННО внешняя.
§ 3. Есть ли иные субъекты отражения, кроме субъекта сознания?
Что касается раздражимости, то она, являясь биологическим отражением, не является биологической ЧАСТЬЮ организма, а потому суть непосредственное основание претерпевания не самого себя, и суть прямым выражением биологической сущности клетки, не имея подобной сущности в себе. Собственная причинность раздражимости, таким образом, если таковая и есть (а я считаю, что есть), уже НЕ БИОЛОГИЧЕСКАЯ, а ХИМИЧЕСКАЯ, и потому отнесение отнесение раздражимости к биологическому отражению, которому одновременно приписывается субъективность, есть само по себе аргументацией в пользу атрибутивности субъективности отражению на всех уровнях организации материи, что и утверждают сторонники первого направления в МЛФ по Дейнеко в вопросе о существовании субъективности в Природе. Я категорически возражаю против мнения о наличии субъективности в таких формах отражения как чувствование, ощущение и раздражение, опираясь на то, что все они лишь ОСНОВАНИЯ претерпевания организма. А само понятие основания лишь ПРОЯВЛЕНИЕ причинности, но не сама причинность, которая в данном случае, находится ВО ВНЕ отражений, в то время, как в сознании причинность основания претерпевания оказывается в самом основании, обнаруживающим себя отличным от причинности существования организма.
Если же взять субъективность, как атрибут отражения не только живой природы, но и Природы вообще, то здесь за субъективность свойственно принимать то основное, что характеризует отражение, а именно: те особенности, в которых формируется само отражение. Другими словами, следует принять, что поскольку отражение не есть КОПИЯ отражаемого предмета на иной субстратной основе, ибо иная субстратная основа имеет свои особенности существования, то отражение всегда суть ИСКАЖЕНИЕ образа («следа») в своих особенностях.
В свою же очередь, отражение, как ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ действия, являясь основой претерпевания вещи, определяющего ответное действие отражающей вещи, суть ИСКАЖЁННОЕ основание ВНЕШНЕЙ активности вещи, выраженной ответным действованием.
Если смотреть на такое доказательство субъективности поверхностно, то естественно утверждать субъективность, как проявление собственной активности действия, обусловленного собственным (искажённым, конечным и т.д.) отражением, атрибутом отражения ВООБЩЕ.
На самом же деле, отражение, как основание, формирующее ответное действие, в свою очередь, в любых известных формах отражения, кроме сознания, само является ФОРМИРУЕМЫМ, формируемым сущностью вещи, и потому его активность суть проявление активности самой вещи. И, таким образом, субъекта ОТРАЖЕНИЯ, кроме субъекта СОЗНАНИЯ, НЕ СУЩЕСТВУЕТ.
§ 3. Можно ли говорить о субъекте МАТЕРИИ?.
Прослеживая процесс эволюции отражения в живой материи, я особо выделял понимание отражения вплоть до сознания, как АТРИБУТА организма, функционально сосредоточенного в ОДНОЙ ЕГО ЧАСТИ (нервной системе – это не касается лишь одноклеточных и первых многоклеточных организмов), и не имеющем собственной причинности, отличной от причинности всего организма. Другими словами, я говорил о том, что не активность отражения в живом являлась источником активности живого, но активность живого является причиной активности отражения. Отражение живого лишь многократно УСИЛИВАЕТ ЭФФЕКТИВНОСТЬ проявленной живым активности.
Отсюда вполне логично вытекает вывод о том, что ОРГАНИЗМ животного имеет СОБСТВЕННУЮ причинность существования, ВЫДЕЛЯЮЩУЮ его в нечто целое, отличное от окружающего его мира, и активное по отношению к этому миру. Собственную причинность в живом мире выделить чрезвычайно легко. Известно, что программа развития любого организма заложена не где-нибудь снаружи, а в ДНК клетки, из которой развивается организм. Само изменение (существование) ДНК, опять же, существенно зависит от особенностей самой ДНК. Так: «Подсчитано, что у дрозофилы естественный радиационный фон ответственен лишь за 0,1% спонтанных (естественных) мутаций…» (Алиханян. Акифьев. Чернин. 1986. С. 201). Следовательно, на долю мутаций, произошедших у дрозофилы из-за ВНУТРЕННИХ причин (при нормальных условиях), приходится 99,9%, и, хотя у генома человека эта доля снижается до 75% - она остаётся весьма значительной.
Далее. Факт, что радиация индуцирует ТЕ ЖЕ типы мутаций, которые возникают и при спонтанном мутагенезе (Алиханян, Акифьев, Чернин. 1986. С. 163), опять же, свидетельствует о том, что внешние причины изменения ДНК, прежде всего, влияют на СОБСТВЕННУЮ причинность ДНК, детерминирующую развитие организма.
Другими словами, радиация (естественно, в умеренных дозах, не приводящих к летальному исходу или репродуктивной изоляции организма), благодаря ВНУТРЕННЕЙ причинности ДНК, действует на саму ДНК не случайным, а ИЗБИРАТЕЛЬНЫМ способом. Внутренняя закономерность, присущая эволюции организмов того или иного вида, видна и в факте ДЕТЕРМИНАЦИИ каждой установившейся мутации и форм вторичных последующих мутаций. Характер эволюции,- замечает Татаринов Л.П. (Татаринов. 1985. С. 16),- автогенетический, внутренне запрограммированный». Без существования внутренней причинности абсолютно невозможно объяснить происхождение и механизм крупных ароморфозов, затрагивающих существенную часть генома и происходящих в минимальные по эволюционным меркам сроки. Ничем, кроме внутренней причинности, нельзя объяснить и факты, подобные следующему: «…почему одна и та же морфологическая особенность появляется в одной группе организмов многократно, тогда как в других, даже сходных по организационному и адаптивному типу, предпочитается иной путь эволюции. Так, у ящериц приспособление к планирующему прыжку всегда сопряжено с удлинением ребер, поддерживающих кожную складку. Такие удлиненные ребра формировались в эволюции ящериц по крайней мере трижды – у верхнепермских целюзаврид… позднетриасовых кюнеозаврид… и современного летучего дракона… из агамовых… Ни в одной другой группе позвоночных мы не встречаемся с таким приспособлением, а среди ящериц нет планирующих форм, у которых не были бы удлинены ребра. У планирующих млекопитающих – летяг и шестокрылов аналогичная кожная складка натянута между парными конечностями и не поддерживается ребрами» (Татаринов. 1987. С. 98).
Надо заметить, что автогенетический характер эволюции отнюдь не противоречит дарвиновскому принципу естественного отбора. Ограничение характера эволюции внешней средой по-прежнему, значимо. Но это ограничение – ВНЕШНЕ. Организм, его генетический путь развития, потенциально содержат МНОЖЕСТВО ВАРИАНТОВ своего существования (своей реализации), из которых путём естественного отбора выбирается лучший. Но это – отдельная тема. Здесь же важно принципиальное положение о существовании собственной причинности у организма, не находящейся в его атрибуте отражения.
Принцип обратных МАТЕРИАЛЬНЫХ связей, по моему мнению, лежащий в основании появления собственной причинности, существует и на генетическом уровне, и на филогенетическом (о психическом я уже говорил). Пример первого: саморегуляция работы и тиражирования ДНК. Пример второго: «Большого внимания заслуживает сформулированный Гиляровым принцип ОБРАТНОЙ СВЯЗИ при регуляции филогенетических процессов. При этом приобретение какой-либо особенности в одном органе через цепь СОПРЯЖЁННЫХ изменений в других органах создаёт предпосылки для дальнейших изменений в том же направлении.
Гиляров проиллюстрировал этот принцип на примере филогенетического приспособления членистоногих к наземной жизни (т.е. изменение окружающей среды оказало НЕСПЕЦИФИЧЕСКОЕ воздействие на членистоногих (прим. – моё)). В этом случае усиление защитной функции покровов, сопряжённое с уменьшением их проницаемости и ослаблением кожного дыхания, способствует отбору на развитие трахей, что в свою очередь, благоприятствует освобождению покровов от дыхательной функции и создаёт предпосылки для дальнейшего усиления их защитной функции» (Татаринов. 1987. С. 97-98).
Собственная причинность, как СВЯЗЬ (сопряжение) свойственна не только живой природе, но и неживой, о чём я уже писал. Особенно она заметна в автокаталитических химических реакциях, далёких от равновесия термодинамических систем. «В сильно неравновесной области НЕ СУЩЕСТВУЕТ УНИВЕРСАЛЬНОГО ЗАКОНА (т.е. закона, общего для всех систем – прим. Моё), из которого можно было бы вывести заключение относительно поведения всех без исключения систем» (Пригожин. Стенгерс. 1986. С. 200). Т.е. подобные системы настолько ИНДИВИДУАЛЬНЫ, настолько выделяется их собственная причинность, что найти нечто ОБЩЕЕ (относящееся ко многим) в их поведении, по крайней мере, на сегодняшний момент невозможно.
Итак, делаю вывод. Собственная причинность материального тела имеет место в Природе на всех уровнях (кроме биологических, химических, мною уже приводились примеры самоорганизации плазмы и другие физические нелинейные процессы (сама нелинейность их есть результат внутреннего взаимодействия частиц и волн друг с другом)), Собственная причинность в неживых телах и есть источник их активности, их эволюции к живой природе.
Наличие собственной причинности материальных вещей ставит вопрос: может ли являться их собственная причинность существования источником субъективности материи ВООБЩЕ? Буквально вопрос звучит так. По своему определению субъект сознания – это самосознание – собственная причина существования сознания. Собственную причину существования имеют и неодушевлённые тела. Значит ли это, что эти собственные причины являются субъектами этих тел?
Традиционно собственная причинность существования самого себя в философии считается собственным признаком субстанции. Следовательно, ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ собственной причины существования сознания, как субъективности, с собственной причиной существования материи в одном понятии СУБСТАНЦИИ не имеет никаких логических препятствий уже хотя бы потому, что понятие субстанции в своём определении НЕ СОДЕРЖИТ никаких ограничений относительно природы НОСИТЕЛЯ субстанциональности – будь то материей или её атрибутом в форме сознания (ИДЕАЛЬНОГО – в рамках терминологии МЛФ).
Логические трудности (со времён Спинозы) начинаются в проблеме СУЩЕСТВОВАНИЯ двух и более субстанций, имеющих каждая причинность своего существования в самой себе, т.е. не нуждающихся в своём существовании ни в чём другом, кроме самоё себя.
Но кто сказал. ЧТО ТА ИЛИ ИНАЯ СУБСТАНЦИЯ должна иметь лишь собственную и ЕДИНСТВЕННУЮ причину существования?!!. Исторически декартовская, спинозовская две и одна субстанции в лейбницевской философии приобрели множественность КОНЕЧНЫХ, ограниченных потенцией своей АКТИВНОСТИ монад. Понятия конечных субстанций стало привычным в философии. Помыслить конечную субстанцию, участвующую в едином процессе мироздания, можно лишь ограничив её активность, её внутреннюю причинность внешними причинностями других конечных субстанций.
С развитием естествознания спекулятивный, натурфилософский образ конечной, «чувствующей» субстанции, отброшенный когда-то научным сообществом на задворки истории, вдруг обнаружил себя сначала в моделях микромира, а потом в теориях катастроф и синергетики, в принципах обратной связи и самосохранения, приобрёл необычайную важность не только в освобождении теории эволюции животного мира от безбрежного моря случайности, но и в эволюции таких ключевых неорганических систем, как звёзд и планет.
Спекуляция стала ТЕОРИЕЙ САМОрегуляции, САМРорганизации, САМОдвижения, ибо «само-« - предполагает собственную причинность для того или иного действия, изменения. Поэтому и с точки зрения конечности множества субстанций мы не встречаем никакой действительно логической трудности. Логика сосуществования конечных субстанций давно уж открыта естествоиспытателями и изложена многочисленными моделями так называемых «открытых систем», ПРЕОБРАЗУЮЩИХ внешнюю причинность в активность собственной причины существования. А поскольку в Природе НЕТ абсолютно замкнутых на себя тел (даже «чёрные дыры» - и те являют себя в образе гравитационного воздействия и его следствиях), каждое же тело суть, как целостность, как связь ВНУТРИ себя в виде ВВЫДЕЛЕННОГО этой связью из других, КОНЕЧНАЯ СУБСТАНЦИЯ, и образ её существования, как субстанции, отнюдь не зависит от природы материального носителя.
Отсюда- единственная особенность, ВЫДЕЛЯЮЩАЯ мышление из бесконечного ряда различных субстанций заключена в атрибутивности этой субстанции как отражения, к материальным субстанциям. Впрочем, само отражение, преобретя специфический материальный носитель – мозг, само существенно превратилось из атрибута в функционирующую, сложную ЧАСТЬ материи-организма.
Диалектика развития отражения заключается в том, что обрести СВОБОДУ от материи оно смогло лишь существенно МАТЕРИАЛИЗОВАВШИСЬ.
На этом можно было и закончить мой мысленный путь от субъекта сознания к субъекту материи. Но действительно ли я достигнул последнего, в высшей степени верного понимания субъекта как конечной субстанции? И потом, что будет при этом противоположностью субъекта – объектом? Я словно забыл о последнем. Пора бы о нём вспомнить. И тут, при обращении к объекту обнаруживается первая действительно магическая неувязка. В марксистко-ленинском понимании объект суть материя, обладающая собственной причинностью («существующая вне и независимо от нашего сознания, нашей субъективности). Даже в самом демократическом понимании объекта и субъект в МЛФ объект, имеющий собственную причинность существования, противопоставляется субъекту, имеющему ТАКЖЕ собственную причинность, как познаваемое к познающему. Если же определить субъект, как субъект материи, то необходимо определить и материальные отношения между субъектом и объектом материи.
Другой проблемой, возникающей при определении субъекта, как конечной субстанции, есть проблема определения его активности. Понятие субстанции, как того, что имеет причину существования в самом себе, указывает на независимость своего существования от другого, указывает на собственное существование, но вовсе не указывает на действительность своего существования среди других существующих. А без других существующих понятие субъекта как субстанции, теряет значительную часть своей определённости, не может быть внешне АКТИВНЫМ, т.е. активным ВООБЩЕ, ибо активность чего-то подразумевает под собой ОТНОШЕНИЕ к чему-то ВНЕ себя. Активность возникает из РАЗЛИЧЕНИЯ своего внутреннего существования, обусловленного собственной причиной, и внешнего существования, обусловленного причинами существования других конечных субстанций. Т.е. для субъекта недостаточно определение его, как субстанции. Ибо вполне очевидно, что он, являясь субстанциальной ЕДИНИЦЕЙ, есть, прежде всего, не сама субстанциальная единица, а субстанциальная единица, выражающая ОПРЕДЕЛЁННОЕ отношение к другим субстанциальным единицам, и, тем самым, как ОПРЕДЕЛЁННАЯ КОНКРЕТНОСТЬ субстанции, ВЫХОДИТ в своей конкретности за пределы определённости самой субстанции как только собственной причинности, посредством своей КОНЕЧНОСТИ, посредством необходимости явления в себе самом собственной причинности и причинности других. Отсюда возникает вопрос: есть ли такое понятие в философии, которое бы более точно отвечало понятию субъекта?