Если с пониманием отражения как основания претерпевания, и эволюции его в неживой и живой (т.е. – включая раздражимость) природе профессионал ещё может согласиться, то эволюцию отражения и её интерпретацию от рефлекса до мышления включительно, предполагаемую мной, он, не долго думая, по внешним признакам может легко отнести в разряд спекулятивных. Но кажущаяся повисшей в воздухе, недоказуемая интерпретация эволюции отражения в живой природе, на самом деле, имеет, если не онтологические, то глубокие гносеологические корни.
В принципе, на сегодняшний день ЛЮБАЯ попытка построения эволюционной модели отражения в живой природе из-за скудности данных естествознания по этому вопросу будет СПЕКУЛЯТИВНА. Но отсутствие достаточного количества фактов ещё никогда не останавливало учёного от попыток теоретического осмысления тех фактов, которые всё же имеются в наличии. С гносеологической точки зрения это оправдано существованием необходимой взаимосвязи эмпирии и теории. С одной стороны, теория развивается с расширением эмпирического материала, с другой стороны, теория ПРЕДСКАЗЫВАЕТ наличие ещё необнаруженного человеком эмпирического материала в природе. Т.е., другими словами, теория расширяет эмпирию, эмпирия обогащает теорию – и только подобное ДВИЖЕНИЕ человеческой мысли к истине можно назвать научным. С онтологической точки зрения это оправдано тем, что изучая тот или иной предмет, мы никогда не можем быть уверенными в том, что знаем – достаточно или ещё недостаточно фактов для построения истинной теории этого предмета мы имеем. Тот же недостаток фактов наблюдается и при построении теоретической картины эволюции отражения. Например, знакомы ли мы с процессами мышления настолько, чтобы определить их как точку на графике развития нервной системы, чтобы провести экстраполяцию к ним Павловского условного рефлекса? Ведь интуиция, как непосредственное умозрение вещи, вполне может помочь нам узнать вещь, проникнуть в глубину её сущности, как раз, при нехватке этих фактов (например, учение Декарта о мышлении, заложившее в науку понятие рефлекса) или при ускользающей в подсознание СВЯЗИ этих фактов, вскрывающих одно целостное явление. И в то же время у нас нет сколько-нибудь подробного механизма работы интуиции, которой постоянно пользуемся. В частности, отвергая спекулятивность, мы в вопросе об интуиции впадаем в логический парадокс, ибо нельзя же всё время восхищаться интуицией только в прошедшем времени, когда уже будет ДОКАЗАНО со всей скрупулезной точностью для науки данного времени (не говоря уже о науке будущего, для которой любая самая надёжная теория будет выглядеть не иначе, как спекуляция), а не во время самого прозрения! Стесняться спекулировать в пограничных областях наших знаний – значит, обречь процесс познания на застой, предпочесть процессу познания СОСТОЯНИЕ познания.
Может показаться глупым – вытаскивать из подвалов памяти дискредитировавший (по академическому мнению) себя в науке спекулятивный метод познания. Но обращаться за этим к памяти – нет никакой нужды. Взглянем на современную физику. Здесь можно ещё согласиться с тем, что построение альтернативных МНОГОЧИСЛЕННЫХ моделей общей теории относительности, даже при общепризнанной нехватке фактов (что, в принципе, уже позволяет отнести эти модели в разряд спекулятивных, хотя подобного аргумента для такого вывода ещё недостаточно) суть ТЕОРЕТИЧНО, а не спекулятивно. Но когда, как раз, в связи с недостатком фактов, дополнительными критериями истинности той или иной теории провозглашаются понятия простоты теории, красоты и т.д. – то это уже область эстетики, человеческого понимания мира в человеческих категориях и потому суть СПЕКУЛЯЦИЯ, спекуляция, применяемая, пусть как дополнительное средство познания, но здесь и сегодня, а не в заклеймённом прошлом. Я поступлю также, как и физики. Итак, первым критерием истинности того или иного теоретического построения должен быть критерий соответствия данного построения тем фактам и основанным на них теоретическим положениям, которые на данный момент считаются если неоспоримыми явлениями живого отражения и его эволюции, то хотя бы, широко признанными.
С этой целью возьмём за основу для сравнения понимания эволюции отражения в качестве нервной деятельности и связанных с ним фактов, данное Асратяном Э.А., Шангаловым Г.Х. и Вартаняном Г.А., Петровым Е.С. в таких синтезирующих МЛФ трудах, как «Марксистко-ленинская диалектика. В 8-ми кн.» и «Материалистическая диалектика. В 5-ти т.».
В общем-то, саморегуляция по принципу обратной связи признаётся в МЛФ одной из основных существенных черт, присущих жизни вообще. С этих позиций появление нервной системы в МЛФ рассматривается, как естественный процесс выделения в многоклеточном организме специального органа, обеспечивающего определение ПОТРЕБНОСТИ организма для поддержания гомеостаза, что свойственно и одноклеточным организмам (т.е. в отсутствии нервной системы), выполняющего функции ПОДКРЕПЛЕНИЯ (удовлетворение мотивации, возникающей на основе потребности) и интеграции (См. Вартанян. Петров. 1983. С. 266 – 268). С тем, что функции подкрепления возникают лишь у многоклеточного организма – трудно согласиться, да и Вартанян с Петровым, в общем-то, в данном вопросе осторожны, ссылаясь на то, что «сам механизм активации одноклеточных….и дезактивации…остаётся неясным»ю Гораздо важнее в этом плане то, что появившаяся в процессе эволюции нервная клетка, ВОСПРИНИМАЯ потребности и удовлетворение потребностей РАЗЛИЧНЫХ органов, становится, тем самым, как клетка (т.е. на одном уровне организации с органами), развивающаяся в дальнейшем, также в орган, ОТНОСИТЕЛЬНО самостоятельным органом самого организма.
Действительно, если ей свойственно ВОСПРИНИМАТЬ (а, тем более, ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ) работу органолв, то они для неё выступают как нечто ВНЕШНЕЕ. Т.е. качественный скачок с появлением нервной клетки связан, прежде всего, с ВЫДЕЛЕНИЕМ ОДНОУРОВНЕВОЙ с органами (клетками) тела системы, способной ОЩУЩАТЬ ВНУТРЕННЕЕ состояние тела, и уж ПОТОМ, на основании этой способности УПРАВЛЯТЬ телом, как единым целым, регулируя его взаимоотношения с окружающей средой.
Новое ведь не в том, что животное начало раздражаться и отвечать на раздражение… Даже – не в том, что животное регулирует действия своих клеток (это возможно, как указывалось ранее, и химическим способом с помощью ВНУТРЕННЕЙ среды), а в том, что появилась одноуровневая с организмом специализированная клетка, способная раздражаться, воспринимать работу других клеток организма, как нечто ВНЕШНЕЕ ей самой.. Момент ВНЕШНЕГО отношения нервной клетки к собственному организму, нельзя сказать, чтобы был упущен в МЛФ. Нет. Уже из факта признания СПЕЦИАЛИЗАЦИИ нервных клеток естественно следует их ОБОСОБЛЕННОСТЬ от органов организма. Но сам смысл данной внешности нервных клеток был в МЛФ лимитирован. Ну, например, мы, чтобы уловить присутствие понятия ВНЕШНОСТИ нервных клеток, акцентировав своё внимание на необходимости для работы нервных клеток их способности ВОСПРИНИМАТЬ состояние ДРУГИХ клеток организма, на что и указывают Вартанян и Петров. Но они из этого факта не делают никаких выводов. Выводы, правда, делаются ими из самого факта специализации КЛЕТКИ (т.е. определённого одинаковым уровнем организации материи элемента БИОЛОГИЧЕСКОГО движения и взаимодействия), в том смысле, что нашлась, возникла специализированная биологическая основа для отражения внешних (и внутренних) воздействий на организм в целом. Возникла такая устойчивая (а специализация всегда подразумевает устойчивость, как ХАРАКТЕРНОЕ отличие от других) основа, которая в дальнейшем позволяет, в свою очередь, произойти специализации уже ВНУТРИ себя (т.е. позволяет увеличивать свою сложность). Но подобные выводы направлены, так сказать, ВОВНЕ факта внешности нервной клетки другим соматическим клетками организма, а не на рефлексию этого факта. Фиксируется только внутренний примитивизм нервной системы у кишечнополостных, практически, не дающий никаких преимуществ для многоклеточных по сравнению с одноклеточными организмами (увеличенную скорость передачи сигналов по нервной системе у многоклеточных, у гриба-микромицета, например, компенсирует способность существовать в благоприятных условиях, распадаясь на множество одноклеточных организмов и соединяясь вновь в одно тело, при нехватке для них, например, пищи; тем самым всё также повышается выживаемость данного вида). Да и описывая существование кишечнополостных вл внешней среде Асратян и Шингаров подчёркивают более ОБЩНОСТЬ реакций на возмущения у многоклеточных и одноклеточных, характеризуя реакции многоклеточных, как «примитивные» и «обобщённые» (Асратян, Шингалов. 1983. С. 185, 186), что ассоциативно связывается с «неспецифической» раздражимостью одноклеточных. Упущение из виду такой важной характеристики, как ВНЕШНОСТЬ, уже ПЕРВОЙ нервной клетки появившейся в процессе эволюции по отношению к остальным клеткам организма (хотя, как видно из контекста тех же Асратяна и Шингалова, Вартаняна и Петрова – главный качественный сдвиг в существовании организма имел глубоко ВНУТРЕННЕЕ для такого организма значение и, гораздо меньше – ВНЕШНЕЕ, выраженное в его поведении) может сказаться и далее. Например, другой автор, Скоробогатов, мучимый также, как и я, вопросом о начале субъективности, аргументирует появление субъективности уже у животных, обладающих чувствительностью, тем, что, по его мнению, лишь на данном уровне развития нервной системы возникает необходимость «соотнесения чувства внутреннего состояния к пространству отображаемого предмета» (Скоробогатов. 1984. С. 49), что, однако, несправедливо по отношению к той самой первой клетке, которая уже за счёт своей ВЫНЕСЕННОСТИ ТВ качестве специализированной клетки из общей структуры организма суть АРБИТР между внешними для неё как внешней средой, так и самим организмом. Недаром те же Асратян и Шингаров подчёркивают значение экспериментов А.Б. Когана, Ф. Хромовой, Л.М. Чайлахяна, А.А. Зубкова и др., в которых убедительно было доказано, что первые по ступени развития нервной системы животные «…способны к выработке примитивных и кратковременных приобретённых реакций, которые могут рассматриваться как отдалённые прототипы условного рефлекса» )Асратян, Шингалов. 1983. С 186).
Как легко понять, в отличие от современного описания значимости для живой природы появления нервной клетки, описание, данное в этой работе, ставит во главу угла понятие нервной клетки, как отражающей внешние и внутренние воздействия ВСЕГО организма (как целого) – в аспекте ВНЕШНОСТИ обоих для неё самой. Т.е. по своему характеру нервная клетка, прежде всего, внешняя как к внутренним органам, так и ко внешней среде. Только на основании этого факта возможно её функционирование, именно как НЕРВНОЙ клетки. Другое дело в характере внешних отношений нервной клетки и клеток примитивного организма, с одной стороны, и нервной клетки с внешней средой. В первом случае взаимодействие суть СОДЕЙСТВИЕ, во втором – взаимодействие суть ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ. В первом случае отношения направлены на поддержание инерции, гомеостаза, во втором – на оказание СОПРОТИВЛЕНИЯ. Ведь, вполне естественно, что оптимальные условия, подходящие для клеток ВСЕГО организма ВНУТРИ организма, будут являться оптимальными условиями существования ПЕРВЫХ нервных клеток.
Противоречит ли сказанное официальному описанию простейших нервных систем? – Скорее, оно конкретизирует это описание, даёт более полное понимание необходимости появления нервной клетки. Действительно, о чём говорится в общепринятом описании по поводу последнего? – Необходимость появления нервной клетки диктуется как потребностью РЕГУЛЯЦИИ различных органолв и клеток многоклеточного организма, так и в ускоренном акте противодействия внешней среде. Разве данное в этой книге альтернативное описание это отрицает? Нет.
Не противоречит оно общепринятому мнению и в главном: для многоклеточного организма, конечно, важны и регуляция работы различных органов, тканей и просто групп клеток с той или иной специализацией, и скорость акта противодействия внешней среде. Но прежде всего, ему нужен механизм повышения ГОМЕОСТАЗА ВСЕГО организма в целом, т.е. гомеостаза, прежде всего ВНУТРЕННЕЙ СРЕДЫ (Ср.: «Возникновение центральной нервной системы создало возможность…для реализации действий, необходимых для восстановления нормальной внутренней среды, ГОМЕОСТАЗА» (Вартанян, Петров. 1983. С. 268)). Только этот механизм способен резко повысить БИОЛОГИЧЕСКУЮ ПРОДУКТИВНОСТЬ, опосредовать в какой-то мере внешнее воздействие «сверхощущаемыми» рецепторами нервных клеток. Мало этого- именно исходя из понимания формирования первых нервных клеток для выполнения функции сохранения гомеостаза, легко сделать выводы и о ПРОИСТЕКАЮЩИХ из этой основной функции нервной клетки других функциях: управления, как согласования, интегрирующей функции и т.д., и новых свойствах, форме, присущей нервной клетке:
1. В более узком по сравнению с другими клетками диапазоне благоприятного для неё существования (а значит, в более чуткой восприимчивости).
2. В большой и целенаправленной скорости передачи сигнала.
3. В широкой разветвлённости (аксоны и дендриты).
И лишь над всем этим – ТРАДИЦИОННЫМ пониманием образования и функционирования первых нервных клеток базируется мой тезис о ВНЕШНОСТИ нервной клетки другим клеткам организма. То, что это так – косвенно признаётся и в МЛФ. За это свидетельствуют как сам факт специализации нервной клетки, так и потребность исполнения своих специфических функций только в условиях определённой обособленности от других клеток. Последнее лишь возрастает с ростом специализации нервной клетки с ходом эволюции – изоляция аксонов для проведения электрических импульсов, особые, отличные от условий существования органов всего организма, требования к среде для клеток головного мозга (мозг питается кровью особого состава, у него – свои выделения и яды, он может испытывать недостаток особых, необходимых лишь ему веществ, в отличие от других клеток аэробное окисление глюкозы служит для нейрона ЕДИНСТВЕННЫМ источником энергии и т.д.).
Для чего это нужно? Кроме того, что именно внешность нейрона суть ФОРМА, посредством которой нейрон может выполнять свои функции по стабилизации гомеостаза многоклеточного организма, а значит, через неё и объясняется суть функционирования нейрона самого по себе (т.е. при объяснении возникновения нейрона мы ссылались на потребность организма, теперь же, подчёркивая внешность нейрона остальным клеткам организма, я, тем самым, ОГРАНИЧИВАЮ его потенциальную способность к вариантам дальнейшего развития нервной системы не только возрастающими требованиями к нему развивающегося, усложняющегося организма, но и заложенной в нём изначально, как ОСОБЕННОМ, собственной природой), именно акцентирование внимания на внешности нейрона внутренним органам, тканям, и группам клеток организма позволяет, на мой взгляд, перекинуть мысленный мост, соединяющий в эволюции «первый» примитивный нейрон с нейронами, участвующими в столь сложном явлении безусловного рефлекса.
Эта тема- образование безусловного рефлекса – осталась, в общем-то, за рамками внимания дискуссий представителей МЛФ. Достаточно сослаться на тех же Асратяна и Шингалова, которые видят, если не сам условный (даже – не безусловный!) рефлекс, как у моллюсков (!), то его прототип у кишечнополостных, чтобы иметь представление о бытующем, по крайней мере, до 1983 года в МЛФ мнении о том, что ВСЯ эволюция нервной системы у животных за МИЛЛИАРДЫ лет свелась к выработке УСТОЙЧИВОГО, долговременного, сложного (от примитивного( УСЛОВНОГО рефлекса. Конечно, это – огрубление, даже, в каком-то смысле, окарикатуривание действительного положения дел в МЛФ по данному вопросу, но, во-первых, воспроизводя в 1982 году такие слова на бумаге, нельзя остальных (т.е. многочисленных читателей) держать за болванов; во-вторых, в отличие от безусловного и условного рефлексов, образованию самого безусловного рефлекса в марксистко-ленинской литературе, действительно, уделено мало внимания (как, впрочем, и раздражимости).
Что же, однако, даёт нам понимание внешности нейрона к остальным клеткам организма для устранения существующего ныне пробела в описании эволюции нервной системы? Ранее, подчёркивая факт внешности нейрона как клеткам СОБСТВЕННОГО ОРГАНИЗМА, так и внешней среде, я подчеркнул существование различий в отношениях этой внешности, что включает в себя как количество и разнообразие внешних и внутренних факторов, воздействующих на акцепторы нейрона, так и их природу и ширину диапазона.
Что это даёт для понимания эволюции отражения живой природы? Первое, и самое важное: органы, ткани и группы клеток – суть части и элементы ОДНОГО ЦЕЛОГО, чьё существование, функционирование подчинены существованию целого. Т.е., в принципе, в отсутствии внешних возмущений, работа частей примитивных «нервных» животных налажена столь хорошо, что и без нерва они могут существовать неопределённо долго – до сбоев в работе ПО ВНУТРЕННИМ каким-либо причинам.
Далее. В гомеостатической среде количество возмущений, их величина, как и ответная реакция тканей, групп клеток на нервное возбуждение, опять же, детерминировались самой природой их существования. Т.е., другими словами, нейрон, передав сигнал от одной клетки другой, мог быть не озабочен реакцией донора, ибо эта реакция детерминирована природой самого донора (классический пример: сердце виноградной улитки поддерживает свой ударный ритм в питательном растворе с добавкой серотонина (нейромедиатора), т.е для работы сердца улитки вообще НЕ ОБЯЗАТЕЛЕН КОНТРОЛЬ со стороны нейрона, которому достаточно лишь «отдать приказ»).
Другое дело – регуляция взаимодействия организма с внешней средой: действия раздражителя здесь уже не обусловлены природой самого организма. В силу независимости своего существования раздражитель может ответить любой, непредсказуемой в рамках существования организма реакцией. Поэтому для взаимодействия с внешним раздражителем нервной клетке уже недостаточно передать сигнал в соответствующий орган. Нервной клетке необходимы КОНТРОЛЬ, информация о реакции внешнего раздражителя на то или иное ответное действие организма с различными характеристиками интенсивности, частоты и т.д.
Таким образом, из сравнения отношений нейрона с внешней средой и клетками своего организма вполне естественно следует вывод, что отношения его с клетками своего организма должны быть БОЛЕЕ ПРОСТЫМИ.
Опираясь на этот вывод и утверждение о том, что непосредственной причиной возникновения нейрона была потребность организма в увеличении гомеостаза именно своей внутренней среды, я ПРЕДПОЛАГАЮ, что «первая» нервная клетка, по крайней мере, ПРЕИМУЩЕСТВЕННО выполняла функции поддержания гомеостаза регулированием (или, лучше – согласованием) ВНУТРЕННИХ работ клеток организма. В таком виде нейрон выступал СРЕДСТВОМ ПЕРЕДАЧИ потребностей и подкрепления одних клеток организма другим.
Ну, а как же быть с экспериментами ряда исследователей (А. Б. Когана, Ф. Хромовой, Л.М. Чайлахяна, А.А. Зубкова, Г.Г. Поликарпова и др.), на которые ссылаются Асратян и Шингалов, утверждая существование прототипа условного рефлекса у кишечнополостных? Здесь, в общем-то, я не вижу противоречия между моей СПЕКУЛЯТИВНОЙ по существу (особенно, если не забыть сослаться на такие здравые вещи, как-то: прежде, чем начинать наводить порядок снаружи, нужно навести его внутри, сначала сам исправься, а потом пеняй другому и т.д.) гипотезой и эмпирией. Дело в том, что нейрон, хоть и является средством передачи, но ЖИВЫМ средством. И он, как ЖИВОЕ (в этом- НОВОЕ качество системы регулирования гомеостаза многоклеточных) способен из СВОИХ оснований, как то: посредством изменения своего ВНУТРЕННЕГО (т.е. внутриклеточного) химизма при протекании через него сигнала – может РАЗЛИЧАТЬ сигналы, ЗАПОМИНАТЬ (в химизме) часто повторяющиеся из них, повышать и понижать порог своей чувствительности или генерации потенциалов действия и т.д.
Насколько далеко можно зайти, следуя вполне респектабельной биологической теории памяти- можно узнать, прочитав статью Цитоловского Л.Е. «Внутренний мир нейрона» (Цитоловский. 1978). Куда там до него Асратяну и Шингалову! Те ищут в нейроне лишь прототип условного рефлекса, Цитоловский же – сознание. Причём, ищет он, опираясь на факты нейрофизиологии. Так насколько же должен быть богатым мир одного нейрона, чтобы толкать Цитоловского на подобную аналогию!
Вполне естественно после этого рассматривать «первый» нейрон способным на необычайно сложное, «живое» поведение. Но значит ли это, что в нейроне можно найти прототип условного рефлекса, а, тем более, сознание? Рассматривая ранее химическую, да и иные формы движения материи, я уже отмечал наличие в них процессов, основанных на использовании принципа обратной связи, благодаря которому поведение тех или иных систем становится нелинейным, неоднозначным, необычайно сложным. Но, тем не менее, я старался отмежеваться от того понимания, что такие системы, обладающие, в принципе, «свободой воли» (точки бифуркации) считать способными иметь волю или сознание. Находя в неживой природе процессы, схожие с явлением памяти, я соглашался с современными авторами, что такие процессы – не суть память (в том смысле, в каком, положим, химическая форма отражения не есть пред-сознанием или пра-сознанием – т.е. не есть иной, высшей формой отражения, хотя и то, и другое – суть отражения). Конечно, нельзя процессы, ПОДОБНЫЕ явлениям человеческой памяти или свободы воли в неживой и неразумной природе отождествлять с самими явлениями человеческой памяти и свободы воли, типа: «то же, но более примитивное, простое). Но можно и нужно находить в «первом» нейроне - по функции, ПЕРЕДАТЧИКЕ сигнала, свойства живого ВООБЩЕ, и, что более, может быть, важно, свойства ЧАСТИ организма, т.е. живого, подчиняющегося интересам более общей целостности. Таким образом, я не вижу оснований тому, чтобы ХИМИЗМ клетки, подчиняющийся принципу обратной связи и дающий нервной клетке возможности для сложного поведения в качестве передатчика, считать прототипом рефлекса, основанного уже, непосредственно, на БИОЛОГИЧЕСКОМ взаимодействии нервных клеток, хотя и склонен видеть, как тому свидетельствует всё предыдущее содержание книги (в частности, моё понимание раздражимости клетки) схваченные в общем ряду эволюции различные формы ОДНОГО свойства – отражения. В моём же непосредственном понимании (без ссылки на Цитоловского) разнообразное поведение одного нейрона в простейших многоклеточных при его взаимодействии с другими клетками в качестве живого передатчика – это (в аспекте отражения) высшая форма не химического отражения, а БИОЛОГИЧЕСКОЙ РАЗДРАЖИМОСТИ, в которой химическое отражение СНЯТО, опосредовано, подчинено биологическому.
Как видим, основные положения и факты, касающиеся понимания возникновения нервной системы не входят в противоречие с моим тезисом о внешности нервной клетки клеткам организма, тезисом, помогавшим мне смоделировать процесс развития нервной клетки в нервную систему, главнейшим элементом которой является рефлекс. Достоинством предлагаемого перехода от раздражимости клетки одноклеточного организма через нейрон в многоклеточном к рефлексу я считаю то, что именно преимущественно внутреннее функционирование «первых» нейронов объясняет, почему, несмотря на весьма скромную внешнюю выраженность преимуществ такого приобретения, оно имеет исключительно важное значение для самого организма не только в плане непосредственной необходимости (повышение гомеостаза внутренней среды, а значит, и всего организма путём целенаправленного химического воздействия через синаптическую щель), но и (на чём, собственно, и акцентируется внимание исследователей эволюции нервной системы) в плане основания для будущего развития нервной системы.
И то, и другое становятся для многоклеточного организма возможным только после того, как первые нервные клетки смогли сносно выполнять требующуюся для всего организма функцию поддержания гомеостаза на более высоком уровне, т.е. сделать более постоянной по своим параметрам внутреннюю среду. Но, как и в случае с появлением «первой» нервной клетки в организме, видимо, ОПРЕДЕЛЯЮЩАЯ роль в развитии всего организма и нервной системы, как его части, была за ЦЕЛЫМ (т.е. за организмом). Увеличение объёма организма и последующая ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ его тканей, возможная, подчёркиваю, лишь в условиях стабилизации внутренней среды организма (стабилизация внутренней среды организма имела ДВА следствия; первое – различия между внутренней и внешней средой стали постоянными и всё более различающимися, второе – клетки получили возможность создавать более устойчивые кооперативные связи между собой) влекла за собой аналогичные изменения нервной системы животного. Т.е. увеличение количества нервных клеток и их дифференциацию. Т.о., возможность, благодаря клеточному целенаправленному регулированию функций организма, перейти к дальнейшей специализации самих нервных клеток по взаимосвязи различных специализированных органов животных и дальнейшей интеграции единиц управления, не рассматривается мной, как ОТДЕЛЬНЫЙ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ процесс эволюции нервной системы, которая уже с самого начала своего развития и, благодаря своей специфике, как СВЯЗИ различных органов между собой, претендовала, согласно моему пониманию, на роль субстанционального носителя, выражающего СУЩНОСТЬ всего организма, но которая НЕ БЫЛА ТАКОВОЙ не только потому, что не была единственной (внутренняя среда, по-прежнему, несла, да и сейчас несёт не только функции чисто материальной связи обмена веществ между клетками организма, защитные функции (иммунная система) и т.д., но и управленческую функцию (гуморальная система)), но и потому, что её развитие детерминировалось развитием организма в целом.
Следуя фактам, первая специализация клеток сопровождается их дифференциацией на две ткани: поверхностная или пограничная, и ткань внутренней среды Соответственно, и специализация нервных клеток – «вкраплений», по моему тезису, должна следовать вслед за специализацией клеток организма. Это, так сказать, ВНУТРЕННЯЯ потребность организма. Обеспечение нервной клеткой стабильности гомеостаза внутри организма ещё недостаточно для функционирования ВНЕШНЕЙ ТКАНИ ОРГАНИЗМА, СОПРИКАСАЮЩЕЙСЯ НЕПОСРЕДСТВЕННО С ВНЕШНЕЙ СРЕДОЙ. Но для пограничной ткани, соприкасающейся с внешней средой, увеличение гомеостаза означает способность всего организма или приспосабливаться к внешней среде, или находить более благоприятную внешнюю среду, или формировать её по собственным потребностям. Другими словами, результатом обеспечения нервной клеткой гомеостаза организма с внешней средой ВО ВНЕ организма. Т.е., организм, защитив себя от внешней среды внутри себя более чётким и целенаправленным реагированием на факт проникновения возмущений внешней среды в себя, необходимо должен был начать реагировать, как организм, на возмущения ВНЕ себя. Т.о.,но лишь как СЛЕДСТВИЕ удовлетворения внутренних потребностей организма к гомеостазу, нервная клетка стала выполнять функции ВНЕШНЕЙ защиты и ориентации организма во внешней среде. Но, в связи со спецификой отношений нервной клетки со внешней средой, по сравнению с её отношениями с клетками собственного организма, нервные клетки вслед за другими клетками организма, ДИФФЕРЕНЦИРУЮТСЯ САМИ на клетки, воспринимающие возмущения внешней среды, управляющие также ответной реакцией организма, и на клетки, воспринимающие, согласовывающие работу внутренних тканей организма. Уместно заметить здесь три вещи:
1. Поскольку «первые» не дифференцируемые нервные клетки должны были обеспечивать поддержание гомеостаза всего организма, а основные возмущения шли с периферии организма, то при дальнейшей их дифференциации морфологические и пространственные характеристики этих клеток не должны были претерпевать больших изменений;
2. Внешняя регуляция поведения организма требовала образования в регуляции обратной связи с эффекторами действия, без которой подобная регуляция, в принципе, не может быть удачной, ибо результат ответного воздействия организма на возмущающее его жизнедеятельность тело, вследствие независимого от самого организма поведения этого тела, значительно непредсказуем. Поэтому нервный механизм воздействия в этом случае должен обязательно включать в себя момент КОРРЕКТИРОВКИ. Тем самым, нервный акт превращается в ПРОЦЕСС, имеющий наименование РЕФЛЕКСА;
3. Трудно предположить, что рефлекторная деятельность, регулирующая внешнее поведение организма, была бы:
а) результатом деятельности одного нейрона;
б) изолированной от управления деятельностью внутренних тканей.
Поэтому, с одной стороны, рефлекторная деятельность является результатом кооперации нервных клеток, с другой стороны, она необходимо должна быть сопряжена с нервными клетками внутренней регуляции.
Тем самым, для последнего это означает также эволюцию нервных клеток, как средства связи, к рефлексу, как средству управления (если животное вынуждено рефлекторно двигаться – необходимо меняется и внутреннее состояние организма, причём, меняется в зависимости от меры проявления рефлекса.
Итак, внутренним, собственным основанием изменения нервной системы была КООПЕРАЦИЯ нервных клеток, положившая начало формирования нервной ткани.
Переходя к рассмотрению соответствия моего и общепринятого понимания рефлекса, необходимо, опять же, особо отметить ПОДЧИНЁННУЮ роль возникновения и развития рефлекса потребностей нервной системы потребностям организма. Естественный отбор оставлял в живых тех особей, у которых наиболее удачными оказывались вновь приобретённые после дифференцировки тканей органы, рефлекторная деятельность которых ОДНОТИПНО включалась в рефлекторную деятельность организма. Появление же самого рефлекса связано было с появлением тканей, групп клеток, способных привести организм в состояние внешнего взаимодействия организма со средой.
Что касается механизма работы рефлекса, то здесь важными в ракурсе эволюции отражения являются следующие факты:
1. Закон перехода нервного импульса по афферентным нервам через спинной мозг на эфферентные нервы (закон Белла-Мажанди).
2. Факт разделения (специализации) нейронов на сенсорные и эксимоторные.
3. Факт управления теми и другими.
Эти факты говорят о том, что в процессе исполнения рефлекса принимают участие, минимум, три (группы) клетки. Следовательно, переход нервной системы от преимущественной функции средства передачи к функции управления (рефлекса) означал не только кооперацию и дальнейшую интеграцию нервных клеток в нервную ткань, не только УВЕЛИЧЕНИЕ общего количества нервных клеток, но и появление НОВОЙ СПЕЦИАЛИЗАЦИИ у нейронов, т.е.- появление нейронов нового вида, функция которых не только в том, чтобы воспринимать раздражение сенсорных и эксимоторных нейронов, как нечто ВНЕШНЕЕ себе, не только ПЕРЕДАВАТЬ, но и ФОРМИРОВАТЬ новый сигнал.
Таким образом, раздражение сенсорных и эксимоторных нейронов, являющееся, в сущности, ОТРАЖЕНИЕМ этими нейронами внешнего на них воздействия всё равно, будь то воздействие непосредственно внешней среды или эффекторного органа, суть для нейронов нового вида ВОЗДЕЙСТВИЕ на него (как внешнее основание собственного отражения, собственной раздражимости). Очевидно, что ответное раздражение нейронов нового вида (его характер, интенсивность и т.д.) будет целиком зависеть от характера и интенсивности двух оказанных на него раздражений – воздействий. А от ответного раздражения будет, в свою очередь, зависеть и весьма вариабельное даже для коленного рефлекса проявление самого рефлекса. Подобное представление о рефлексе можно назвать сильно упрощённым, схематичным, но оно, как выражение сущности механизма рефлекса, не входит в противоречие с общепринятым пониманием сущности рефлекса.
Далее. Классически рефлекс подразделяется на безусловный (врождённый) и условный (приобретённый), причём, условный рефлекс формируется уже на базе готового безусловного. «процесс включения истории становления условного рефлекса в логику выработанного условного рефлекса, пишет Шингаров Г.Х. (Шингаров. 1974. С. 162), - можно представить следующим образом:
а) первоначальный безусловный рефлекс:
реальная причина (безусловный раздражитель)→ деятельность организма→ подкрепление;
б) процесс создания условного рефлекса:
индифферентный раздражитель→ деятельность организма→ подкрепление;
в) готовый условный рефлекс:
сигнал (содержащий в «снятом» виде причину безусловного рефлекса)→ деятельность организма→ подкрепление».
Т. е., по сути образование условного рефлекса – это образование между нервными клетками ВРЕМЕННЫХ новых связей. ЭВОЛЮЦИОННО Вартанян и Петров описывают появление условного рефлекса в живой природе так:
-рост числа и сложности врождённых программ ответов на внешние раздражители (у меня: рост количества безусловных рефлексов, создание иерархии в управлении безусловными рефлексами – «рефлекса рефлексов», т.е. инстинкта, приводит к потребности животного уметь переключать сигнал с эффекторных центров одной программы (инстинкта) на эффекторные центры другой программы.
Возможность к данному переключению появилась в связи с ростом количества «нервных элементов», их специализацией и локализацией этих элементов в ОДНОМ МЕСТЕ организма – головном мозге. Подчинённость развития нервной системы развитию организма отразилась, по моему мнению, в словах Вартаняна и Петрова о том, что: «Примитивные условные рефлексы как бы ОБСЛУЖИВАЛИ негибкие системы безусловных рефлексов- инстинктов, делали их более пластичными» (Вартанян, Петров. 1983. С. 271).
ПОЧЕМУ я считаю, что «обслуживание» безусловных рефлексов- инстинктов (т.е. уже, собственно «нервных элементов») является не собственным развитием нервной системы, а её развитием, ПОДЧИНЁННЫМ развитию организма? Главное заключается в том, что безусловные рефлексы (как и инстинкты) являются для организма ВРОЖДЁННЫМИ, т.е. генетически запрограммированными. Жёсткое закрепление в генетической программе их места в организме, функционального «обслуживания» работы строго определённых органов, свидетельствует об их материальной зависимости от морфологии животного, об их материальной «приземлённости», если можно так выразиться – «скромности», ограниченности в плане общего функционирования организма, их задач, непосредственно направленных на обеспечение эффективного существования организма в ЦЕЛОМ. Т.е. первые примитивные условные рефлексы, «обслуживая» инстинкты, обслуживали, тем самым, самих служителей.
Тем не менее, ссылаясь на поговорку времён феода («вассал моего вассала – не мой вассал») нельзя не согласиться и с тем, что появление условных рефлексов резко увеличило самостоятельность нервной системы благодаря интеграции врождённых программ при помощи ВРЕМЕННЫХ связей. Как раз, свойство временности данных связей заключало в себе немаловажное преимущество подобной интеграции перед интеграцией путём увеличения иерархичности, которое заключалось не только в том, что условные рефлексы «смягчали» жёсткость врождённых программ, но и в том, что условные рефлексы, появляясь и исчезая, оставляли в целостности эти программы, не разрушали их.
В общем-то, как видим, канва моего изложения развития отражения не очень-то отличается от общепринятой, совпадая ПО СУЩЕСТВУ: рост нервной ткани безусловных рефлексов→ рост количества безусловных рефлексов→ образование программ безусловных рефлексов→ образование временных связей (условных рефлексов) между безусловными рефлексами, являющимися частями различных врождённых программ. Но одним из достоинств, на мой взгляд, моей схемы является попытка ОБЪЕДИНИТЬ два ряда понятий, связанных непосредственно с эволюцией нервной системы, таких, как нервная клетка – безусловный рефлекс- условный рефлекс- мышление, и: раздражение- ощущение- чувствование- сознание. В данной попытке я связываю с появлением безусловного рефлекса появление ощущения. Я утверждаю, что особое ВНУТРЕННЕЕ отражение, формирующееся нейроном в процессе рефлекса и есть ощущением. В отличие от раздражимости ощущение суть не просто отражение клеткой (нейроном) чего-то внешнего, и дальнейшая передача этого отражения, а ОБРАЗОВАНИЕ нового отражения из двух и более отражений- взаимодействий. Т.е. ощущение, по моему, как элементарный психический акт, суть не интеграция в своём отражении двух (и более) ОТРАЖЕНИЙ, а преобразование их в новые «отражения отражений». Механизм такого преобразования неизвестен, но известно, что нервные импульсы, сигналы – отражения взаимодействий в своём ОДНОВРЕМЕННОМ движении по аксонам нейрона существенно независимы друг от друга до тех пор, пока из аксонов они не попадут в, собственно, клетку- нейрон.
Действительно, поскольку движение отражений протекает ВНУТРИ нейрона, то специфика этой ОСОБОЙ клетки (В ЧАСТНОСТИ – НАЛИЧИЕ ДЛИННЫХ АКСОНОВ), как раз, и задаёт законы и форму существования этих импульсов таким образом, что эти импульсы выступают в качестве ЯВЛЕНИЙ, ИМЕЮЩИХ СОБСТВЕНННЫЕ основания , т.е по существу, эти импульсы являются для нейрона отражениями, которые ЛОКАЛИЗОВАНЫ в ЕГО аксонах в форме СОЛИТОНОВ – нелинейных, бегущих по аксонам волн.
Таким образом, исходя из научных данных, есть РЕАЛЬНАЯ возможность нелинейного ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ нервных импульсов как, одновременно, двух (и более) ОТРАЖЕНИЙ друг с другом в этом нейроне. РЕЗУЛЬТАТОМ такого взаимодействия и будет являться раздражимость САМОГО нейрона. Т. е. отражение ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ОТРАЖЕНИЙ.
В аспекте СУБЪЕКТИВНОСТИ ощущения:
-ощущение, по моему мнению, суть, как отражение взаимодействия СОБСТВЕННЫХ отражений, не есть непосредственное отражение ВНЕШНИХ вещей и их структуры, а существенно, отражение в своём отражении особенностей самого себя. Другими словами, внешний мир «предстаёт» перед рефлексивной клеткой ОПОСРЕДОВАННО – как существование её самой. Особенности её существования (в возмущённом, невозмущённом состояниях, в различных возбудимостях) и есть для такой клетки особенностями внешнего мира (т.е. происходит ЗАМЕЩЕНИЕ в таком «удвоенном» отражении отражения структуры, форм объектов, их процессов и состояний, воздействующих на клетку извне, АНАЛОГИЧНЫМИ (и не очень-то поставленными в строгое соответствие) отражениями собственных структур, форм, процессов и их изменений. А поскольку отражение внешнего мира в форме своих особенностей (вкус, цвет, запах) есть главной отличительной особенностью ощущений, то я их отождествляю с понятием безусловного рефлекса. Но, отмечая ранее появление ощущений у животных, я непреминул уточнить, что имея ощущения, первые «ощущающие» животные ещё НЕ ОЩУЩАЛИ СВОИХ ОЩУЩЕНИЙ, ибо для ощущения своих ощущений нужна ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ. Обладая даже весьма развитой иерархической системой рефлексов (т.е. инстинктом), животное продолжает во многом напоминать автомат с «детерминированной и жёсткой» программой. В таком виде ему не надо ощущать свои ощущения. Распознавание сигнала и реакция на него запрограммированы во врождённой рефлекторной системе, чья вариабельность весьма ограничена. Рефлекторная система сама обязана принять меры и привлечь все возможные ресурсы организма для ответной реакции. А уж если она не смогла… Ну, что ж… Таким уж уродился. А различные переживания в мире врождённой детерминации совсем ни к чему.
Тем не менее, образование инстинктивных программ («рефлексов рефлексов» должно каким-то образом служить дальнейшей эволюционной ступенькой в образовании чувств.Мне кажется недостаточным, что смысл подобной эволюции безусловных рефлексов в инстинкты, обычно, сводится к вопросу об интеграции безусловных рефлексов в довольно немногочисленные иерархические системы или в разветвлённые временные цепи. Это – формальная сторона дела, которая не может объяснить потребность и ЛОГИКУ появления чувствительности. На мой взгляд, их может объяснить МЕХАНИЗМ образования нервных иерархических систем.
Итак, вполне естественно думать, что появление многочисленных, относительно изолированных друг от друга безусловных рефлексов способствовало появлению потребности тела к интеграции этих рефлексов в инстинкты. Но собственная сущность инстинктов заключается в УПРАВЛЕНИИ интегрированными в инстинкт рефлексами. А что значит – управлять рефлексом? Это значит, как минимум, ЗАТОРМАЖИВАТЬ или СТИМУЛИРОВАТЬ его деятельность в зависимости от внешних причин, не имеющих непосредственного отношения к самой этой деятельности (например, воздействие рефлекса глотания на рефлекс дыхания – чтобы что-то проглотить, нужно задержать дыхание, но подобная потребность возникает ИЗВНЕ рефлекса дыхания). Значит, появление инстинкта – это появление добавочного к рефлексу механизма регулирования (т.е. появление новых нейронов, а следовательно, общее увеличение объёма мозга). Поскольку нет никаких оснований считать инстинкт КАЧЕСТВЕННО отличающимся от безусловного рефлекса, то естественно предположить, что и инстинктивный механизм управления рефлекторным. Простейшим вариантом достижения регуляции безусловного рефлекса является вариант разъединения сенсорно-моторного акта рефлекса и выделение в нём сенсорной составляющей, санкционирующей начало его работы, которой и можно манипулировать.
Действительно, рефлекс приводится в действие сигналом ИЗВНЕ. Если такового нет – рефлекс не сработает (в безусловнорефлекторном варианте: не вижу мяса – нет и слюны). Таким образом, «перехватив и манипулируя сенсорным импульсом, можно регулировать сам рефлекс (замечу: отсюда у высших животных появляется переключение ВНИМАНИЯ). Из каких потребностей животного происходит та или иная регуляция рефлекса? Очевидно, из-за потребностей животного в другом рефлекторном действии, которое вызвано другим сенсорным сигналом и реализации которого мешает действие первого рефлекса. Поскольку оба рефлекса санкционируются сенсорными сигналами, то и регуляция их совместной (либо – сложной) работы может происходить посредством выработки нейроном, к которому подведены оба «выделенных» сенсорных сигнала, СВОЕГО СОБСТВЕННОГО, воздействующего, в свою очередь, на рефлекторные клетки двух регулируемых этим нейроном рефлексов. Таким образом, в итоге, изменяется СУММАРНАЯ реакция (раздражимость) рефлекторных нейронов на сенсорное раздражение, а значит, и работа (или полное торможение) самих рефлексов. Но будет ли достаточным подобное регулирование рефлексов?
Первое, что бросается в глаза – это НЕСООТВЕТСТВИЕ его работы действительной, СОПОДЧИНЁННОЙ потребности существования самого рефлекса в организме. Т.е. его работа не соответствует ВНЕШНЕЙ для ВСЕГО организма действительности, так как регулирование рефлекса «регуляторным» нейроном становится ВНЕШНИМ для рефлекса, ограничивая (=НАРУШАЯ) его САМОрегуляцию.
Отсюда, соответственно, следующим шагом в совершенствовании управления, надо полагать, было бы появление нейрона с НОВОЙ специализацией, а именно: нейрона, раздражение которого зависело бы от РАЗБАЛАНСИРОВКИ сенсорного сигнала и работы рефлекса. Функция данного нейрона заключалась бы в том, что при исчезновении внешней корректировки работы рефлекса инстинктивной программой, своим сигналом он бы сразу (а не путём длительного процесса «подгонки под соответствие» эксимоторного сигнала сенсорному) вывел работу рефлекса в «нужную тональность». Таким образом достигалась бы компенсация вынужденной задержки в работе регулируемого рефлекса. По моему мнению, именно появление нейрона, способного вследствие выполняемых им функций компенсации недостатков в работе управляемого рефлекса, приобретать, хранить и выдавать информацию (если можно её так назвать) о несоответствии (и его величине) сенсорного сигнала и работы рефлекса, и послужило началом образования чувствительности.
Действительно, эмоции, а, тем более, чувства, выполняют, прежде всего, функцию сигнализации об «успешности или не успешности выполнения деятельности, соответствия или несоответствия предметов и явлений потребностям и интересам человека («Философский словарь. А-Я.» 1987. С.543). Поэтому из данного определения вролне следует, что есть материальный носитель (нейрон), содержащий такую информацию, и способный её передавать. Я же попытался всего лишь дать ответ, как он появился, какое он занимает в нервной системе место, и какие выполняет функции. Осталось только выяснить, каким образом этот элемент ОЩУЩЕНИЯ СВОЕГО ОЩУЩЕНИЯ (ибо сравнение в нейроне сенсорного сигнала и сигнала рефлекторной клетки, суть ОБНАРУЖЕНИЕ ощущения, - т.е. сигнала рефлекторной клетки) может стать элементом чувствительности. Т.е. каким образом ощущение клетки может выйти за пределы рефлекторного процесса.
Вполне естественно, что рост иерархичности нервной системы управления имеет свой предел, за которым такое управление становится неэффективным. Рост сложности приводит к росту неустойчивости. Или, в интересующем аспекте субъективности: рост иерархичности приводит к росту неадекватности реагирования организма с внешней средой (постоянные искажения и компенсации сенсорных сигналов на разных взаимосвязанных уровнях иерархии увеличивают процент неопределённости реакции животного).
Вплотную же к необходимости приобретения в ходе эволюции животным чувствования нас подводит проблема регулирования скорости рефлекса. Естественно ожидать, что нейрон, моделирующий сенсорные сигналы двух рефлекторных клеток, должен моделировать их с учётом ВОЗМОЖНОСТИ задержки одного из рефлексов на ОПРЕДЕЛЁННОЕ ВРЕМЯ. Тем самым, в функции регуляции этим нейроном двух рефлекторных актов обязательным компонентом управления должна быть регуляция СКОРОСТИ ПРЕВАЛИРУЮЩЕГО РЕФЛЕКСА. Но, увеличивающаяся разветвлённость иерархической системы инстинкта не позволяет последнему оценить ОБЩУЮ картину состояния ВСЕХ заторможенных и активированных рефлексов, лежащих в его основании. Т.е., например, при выполнении двух, относительно независимых частей программы ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО, или просто РАЗДЕЛЬНО, затормаживание функций двух рефлексов, входящих в каждую из этих частей, возможно на ОДНО определённое для каждого этого рефлекса время, то одновременное затормаживание обоих рефлексов может иметь особое значение для организма и потому – другое время задержки. Т.е. ОБЪЕКТИВНО, для соответствия действий животного внешней среде ВРЕМЯ задержки ответной реакции должно быть УМЕНЬШЕНО, а РЕГУЛЯЦИЯ двух рефлексов ОТСУТСТВУЕТ (или опосредована длинной цепочкой нейронов). Другими словами, для оперативного регулирования СКОРОСТЕЙ работы БЕЗусловных (т.е. закреплённых за ОТДЕЛЬНЫМИ ОРГАНАМИ животного) рефлексов оказался необходим механизм управления генерального НЕСПЕЦИФИЧЕСКОГО, персонально ненаправленного действия. Таковой механизм появился у животного давно – по моему мнению, раньше нервного. Этот механизм регуляции ВНУТРЕННЕЙ средой клетки (гуморальная регуляция, таким образом, не был новым приобретением. Различные нейроны при помощи своих рецепторов регулировали состав внутренней среды организма и раньше, в том числе, и через железы внутренней секреции. Но, в связи со СПЕЦИАЛИЗАЦИЕЙ нейронов для их успешной рефлективной деятельности большое значение в своё время приобрела проблема ИЗОЛЯЦИИ их, а особенно, аксонов, по которым идёт сигнал от ВНЕШНИХ рецепторов, от КОЛЕБАНИЙ состава внутренней среды, дабы отражение предметов внешнего мира такими колебаниями не искажалось. Когда же, по моему мнению, появились нейроны, раздражение которых зависело от неадекватности работы рефлекса сенсорному сигналу, то у нервной системы, в свою очередь, появилась возможность РЕГИСТРИРОВАТЬ интегративную возбудимость этих клеток и регулировать её путём влияния не на внутреннюю среду ВСЕГО организма, а лишь на внутреннюю среду мозгового вещества, чему способствовала как локализация управляющих нейронов в одном месте организма, так и специфические вещества, выделяемые только нейронами – вещества-маркеры. Возникшая неспецифическая гуморальная связь между изолированными друг от друга рефлексами и должна, по моему мнению, вносить свою лепту в управление инстинкта. Подобная связь, именно из-за своей неспецифичности ИНТЕГРАТИВНА. Она охватывает весь мозг целиком. Поэтому регулирование, в свою очередь, внутренней среды мозга является, одновременно, регулированием всей нервной системы. Вполне естественно при этом ожидать появления в мозге нейронов, способных «улавливать» своими рецепторами изменения гуморальной среды в разных частях мозга и регулировать саму среду, т.е. появление таких нейронов, акцепторы которых функционально не были бы прочно закреплены за определёнными рефлексами и инстинктами, но связаны между собой.
Однако гуморальная регуляция именно из-за своей неспецифичности, медлительности и ненаправленности, влияя на состояние всей внутренней среды, не может быть эффективной для регуляции работы нейронов, требующей, как раз, их независимости работы от внутренней среды. Сигнал без адресовки – слишком груб. Тем не менее специфика гуморальных нейронов с их функционально незакреплёнными аксонами, была следующим шагом по усовершенствованию нервной системы в направлении образования условного рефлекса. Действительно, отличием условного рефлекса от безусловного является то, что в условном рефлексе УСТАНАВЛИВАЮТСЯ (а не заложены генетически раз и навсегда) ВРЕМЕННЫЕ нейронные связи. Это возможно только тогда, когда есть нейроны с незакреплёнными функционально аксонами, способными перемещаться в веществе мозга по направлению к возбуждённым нейронам, регистрирующим несоответствие сенсорного сигнала работе рефлекса и в своём возбуждении ВЫБРАСЫВАЮЩИМ во внутреннюю среду мозга вещества-маркеры. Т.е. важно особо заметить – аксоны свободного нейрона движутся НЕ ВСЛЕПУЮ, не наугад, а в направлении градиента концентрации веществ-маркеров. Соединяясь с возбуждёнными нейронами двух независимых рефлексов, свободные нейроны образуют СПЕЦИАЛЬНУЮ, узко направленную связь, в дальнейшем способную перерасти в систему управления. Т.е. история повторяется, но на новом уровне. Если на заре жизни многоклеточных организмов внутренняя среда, как связь, выступила субстанциональной основой сущности многоклеточного организма, то позже, в развитии нервной системы внутренняя среда, но уже МОЗГА, выступила субстанциональной основой сущности самого мозга, развитие которого с появлением ВРЕМЕННЫХ связей нейронов стало существенно независимым от самого тела животного, его других органов.
Да, действительно, образование временных связей существенно детерминировалось строением и функциями самого животного, но уже ОПОСРЕДОВАННО, через установление собственных временных связей между нейронами. Тем самым, ДЕТЕРМИНИЗМ, связывающий тело и нервную систему в рамках подчинённости второй первому значительно ОСЛАБ.
Гуморальная и условнорефлекторная интеграция нервной системы, с одной стороны, и объединение гуморальной системы управления всего организма с гуморальной системой исключительно мозга привело к резкому усилению значимости мозга, как органа, управляющего всем организмом. Функция обслуживающей деятельности организма нервной системы сменилась управляющей функцией. То, что мозг стал ЦЕНТРАЛЬНОЙ, главенствующей частью организма и определило дальнейшую эволюцию млекопитающих. Что же касается механизма, собственно, чувствования, то оно начинается в обнаружении изменения внутренней среды гуморальным нейроном и в его рефлекторной реакции (выделение соответствующих нейрогормонов во внутреннюю среду), способствующей возникновению условнорефлекторной связи, а заканчивается в интегрирующих деятельность этих нейронов центрах удовольствия и страдания, в нейронах которых чувство обнаруживает себя, «сталкиваясь» с другими чувствами в рефлекторных процессах регулирования и возбуждения.
Подобного (не обязательно – такого же) описания работы и эволюции нервной системы я не встречал нигде. Но значит ли, что это – лишь вымысел?
Определённо известно, что в эволюционном плане ранее других отделов мозга образовался так называемый мозговой ствол («мозг рептилий»), который ответственен за исполнение таких ОСНОВНЫХ БЕЗУСЛОВНЫХ рефлексов, как рефлексы глотания, дыхания, сердцебиения и некоторых других наиболее древних инстинктов. И при этом управлении, в мозговом стволе нет, практически, ничего, что обуславливало бы чувственность.
НАД стволом, что само по себе свидетельствует о более позднем происхождении, находится промежуточный мозг («старый мозг млекопитающих»). И именно в этом отделе мозга (в гипоталамусе) сосредоточены центры эмоций. Что особенно интересно – центры эмоций сосредоточены именно на таком участке мозга, который, одновременно, является не только центром регуляции эндокринной системы организма, но и САМ ЕСТЬ нервной тканью, образующей ТИПИЧНУЮ ЭНДОКРИННУЮ железу. Более позднее происхождение чувственности по сравнению со временем происхождения безусловных рефлексов можно аргументировать и тем, что наблюдаемые нами наиболее древние рефлексы либо лишены чувственности, либо чувственная окраска их слаба. Чаще всего мы воспринимаем чувствами работу такого рефлекса лишь благодаря рецепторам других нейронов, контролирующих работу того или иного органа. Например, задержка дыхания оказывает влияние, прежде всего, на чувственность головы, чем на тянущие ощущения в области диафрагмы. Известными фактами являются и существование 2специфической» настройки каждого из органов чувств не только под влиянием адекватного данному органу чувств раздражителя, но и при воздействии на другие органы чувств, и генерализированное активирующее действие ретикулярной формации, в частности, промежуточного мозга, без которого возбуждения, приходящие в кору головного мозга по специфическому пути, не могут объединяться в различные ассоциации и временные связи, и «шевеление» нервных клеток (АМЕБООБРАЗНОЕ движение), активность которого поставлена в зависимость от напряжённости работы мысли человека. Наше представление о мозге не входит в противоречие ни с теорией образования условного рефлекса (в том числе, и со «структурной» гипотезой памяти об установлении ассоциативных связей между нейронами благодаря веществам-маркерам на базе безусловного, ни с самим механизмом действия безусловного рефлекса (напр., акцептор действия по Анохину П.К.), ни с представлением о «вторичности» качеств, возникающих в процессе ощущения, ни с представлением об эмоциях, как интегрирующих сигнал об успешности или не успешности, законченности или незаконченности деятельности организма, той или иной инстинктивной программы, ни даже с целостной концепцией эволюции нервной системы. Напр., по Н.А, Бернштейну, состоящей из пяти этапов (палеокинетическая регуляция (у меня – передаточная функция нейронов, где явления, напоминающие по Н.А. Бернштейну электростатическую индукцию, можно отнести к особенностям БИОЛОГИЧЕСКОЙ регуляции, т.е. к особенностям нервной клетки; неокинетическая у меня – безусловный рефлекс» синергетическая – у меня – «ощущение ощущений», инстинкт- целостная регуляция рефлексов. Здесь различия уже более существенны, ибо если Бернштейн Н.А. под синергетической регуляцией понимал регуляцию организма, не отнесённую к миру внешних объектов, то я под инстинктом понимаю регуляцию, в некотором смысле, внутреннюю, связанную с торможением и активацией безусловных рефлексов, действие которых, по Н.А. Бернштейну, не имеет явно выраженного целевого конечного результата и обращены на собственное тело, но не полностью, а в качестве средства обеспечения наиболее оптимального выполнения работы того или иного рефлекса, той или иной программы, ИМЕЮЩИХ внешний раздражитель и требующих произведения организмом ВНЕШНЕЙ реакции на раздражитель; пространственная- у меня – чувство, как интеграционная гуморальная регуляция: регуляция предметных действий – у меня- чувство чувства, внешняя эманация работы которого есть базис мышления), каждый из которых служит ступенью перехода от управления ТЕЛОМ к управлению действиями тела, направленными на изменение и использование ПРЕДМЕТОВ в своих интересах.
И хотя мои представления об эволюции нервной системы опираются и объясняют существенные факты, их нельзя назвать доказанными без соответствующих экспериментальных проверок. Тем не менее, они оригинально и непротиворечиво сочетают в себе естественнонаучные знания о нервной системе с философскими представлениями о свойствах раздражимости, ощущений, эмоций и мышления, а потому заслуживают внимания.
Что же касается возникновения мышления, то моё представление об этом и вовсе тождественно общепринятым представлениям (например, о роли труда, как инстинктивной формы деятельности животных, из которой выделяется биологически нейтральная фаза деятельности (См. Андреев. 1988. С. 145), «вплетённая в эпизодические действия по достижению биологически значимых целей»,- и требующая в своей всё возрастающей сложности «переключения внимания на средства, как особые биологически нейтральные цели» (Гурьев. 1990. С. 30, 25), в дальнейшем трансформируемая в орудийную, как ОПОСРЕДОВАННУЮ (последнюю досознательную) изготовленным средством труда (Видинеев 1978. С. 63), и наконец, появляется сам труд, когда в орудийной деятельности реализуется сознательно поставленная цель.
Безусловно, в описании данного процесса происхождения мышления многое мною упущено и не рассмотрено. Но, на мой взгляд, схвачено главное: выделение из мира инстинктов, опутанных временными связями условных рефлексов, самого мира условных рефлексов, которые способны обуславливать КОМПЛЕКС биологически нейтральных действий. Необходимость регулирования этих действий приводит к обнаружению условными рефлексами данного типа существования самих себя. Опосредование их существования от чувственности, интегрирующей в себе управление потребностями и подкреплениями организма и, тем самым, олицетворяющей ВЕСЬ организм путём исполнения биологически нейтральной деятельности, делает невозможным отождествление системы условных рефлексов с самим организмом и потому, в отличие от чувственной интеграции нервной системы, выраженной в гуморальном виде, как совпадение себя самой с организмом, обнаружение системы условных рефлексов самой себя (что немаловажно – в своей значительной независимости образования временных связей между собой) есть обнаружение НЕЧТО, существующего в организме, но отделённого от организма, ЗАСТАВЛЯЮЩЕГО организм с точки зрения его потребностей производить ту или иную биологически нейтральную работу. Идея существования этого «нечто» в человеке имеет, пожалуй, тот же возраст, что и сам человек, существуя ли в образе души, энтелехии или, в современном варианте, «гомункулуса» Ф.Крика. Т. е., подводя итог, я хочу подчеркнуть то, что отражение из внутреннего основания претерпевания путём эволюции пришло к совпадению основания и сущности организма в чувственности, и стало, в конце концов, само сущностью в сознании. Другими словами. Оно, ОБНАРУЖИВ себя и, тем самым, РАЗДЕЛИЛО себя на обнаружившего и обнаруженного, стало ПРИЧИНОЙ САМОГО СЕБЯ.
В принципе, на сегодняшний день ЛЮБАЯ попытка построения эволюционной модели отражения в живой природе из-за скудности данных естествознания по этому вопросу будет СПЕКУЛЯТИВНА. Но отсутствие достаточного количества фактов ещё никогда не останавливало учёного от попыток теоретического осмысления тех фактов, которые всё же имеются в наличии. С гносеологической точки зрения это оправдано существованием необходимой взаимосвязи эмпирии и теории. С одной стороны, теория развивается с расширением эмпирического материала, с другой стороны, теория ПРЕДСКАЗЫВАЕТ наличие ещё необнаруженного человеком эмпирического материала в природе. Т.е., другими словами, теория расширяет эмпирию, эмпирия обогащает теорию – и только подобное ДВИЖЕНИЕ человеческой мысли к истине можно назвать научным. С онтологической точки зрения это оправдано тем, что изучая тот или иной предмет, мы никогда не можем быть уверенными в том, что знаем – достаточно или ещё недостаточно фактов для построения истинной теории этого предмета мы имеем. Тот же недостаток фактов наблюдается и при построении теоретической картины эволюции отражения. Например, знакомы ли мы с процессами мышления настолько, чтобы определить их как точку на графике развития нервной системы, чтобы провести экстраполяцию к ним Павловского условного рефлекса? Ведь интуиция, как непосредственное умозрение вещи, вполне может помочь нам узнать вещь, проникнуть в глубину её сущности, как раз, при нехватке этих фактов (например, учение Декарта о мышлении, заложившее в науку понятие рефлекса) или при ускользающей в подсознание СВЯЗИ этих фактов, вскрывающих одно целостное явление. И в то же время у нас нет сколько-нибудь подробного механизма работы интуиции, которой постоянно пользуемся. В частности, отвергая спекулятивность, мы в вопросе об интуиции впадаем в логический парадокс, ибо нельзя же всё время восхищаться интуицией только в прошедшем времени, когда уже будет ДОКАЗАНО со всей скрупулезной точностью для науки данного времени (не говоря уже о науке будущего, для которой любая самая надёжная теория будет выглядеть не иначе, как спекуляция), а не во время самого прозрения! Стесняться спекулировать в пограничных областях наших знаний – значит, обречь процесс познания на застой, предпочесть процессу познания СОСТОЯНИЕ познания.
Может показаться глупым – вытаскивать из подвалов памяти дискредитировавший (по академическому мнению) себя в науке спекулятивный метод познания. Но обращаться за этим к памяти – нет никакой нужды. Взглянем на современную физику. Здесь можно ещё согласиться с тем, что построение альтернативных МНОГОЧИСЛЕННЫХ моделей общей теории относительности, даже при общепризнанной нехватке фактов (что, в принципе, уже позволяет отнести эти модели в разряд спекулятивных, хотя подобного аргумента для такого вывода ещё недостаточно) суть ТЕОРЕТИЧНО, а не спекулятивно. Но когда, как раз, в связи с недостатком фактов, дополнительными критериями истинности той или иной теории провозглашаются понятия простоты теории, красоты и т.д. – то это уже область эстетики, человеческого понимания мира в человеческих категориях и потому суть СПЕКУЛЯЦИЯ, спекуляция, применяемая, пусть как дополнительное средство познания, но здесь и сегодня, а не в заклеймённом прошлом. Я поступлю также, как и физики. Итак, первым критерием истинности того или иного теоретического построения должен быть критерий соответствия данного построения тем фактам и основанным на них теоретическим положениям, которые на данный момент считаются если неоспоримыми явлениями живого отражения и его эволюции, то хотя бы, широко признанными.
С этой целью возьмём за основу для сравнения понимания эволюции отражения в качестве нервной деятельности и связанных с ним фактов, данное Асратяном Э.А., Шангаловым Г.Х. и Вартаняном Г.А., Петровым Е.С. в таких синтезирующих МЛФ трудах, как «Марксистко-ленинская диалектика. В 8-ми кн.» и «Материалистическая диалектика. В 5-ти т.».
В общем-то, саморегуляция по принципу обратной связи признаётся в МЛФ одной из основных существенных черт, присущих жизни вообще. С этих позиций появление нервной системы в МЛФ рассматривается, как естественный процесс выделения в многоклеточном организме специального органа, обеспечивающего определение ПОТРЕБНОСТИ организма для поддержания гомеостаза, что свойственно и одноклеточным организмам (т.е. в отсутствии нервной системы), выполняющего функции ПОДКРЕПЛЕНИЯ (удовлетворение мотивации, возникающей на основе потребности) и интеграции (См. Вартанян. Петров. 1983. С. 266 – 268). С тем, что функции подкрепления возникают лишь у многоклеточного организма – трудно согласиться, да и Вартанян с Петровым, в общем-то, в данном вопросе осторожны, ссылаясь на то, что «сам механизм активации одноклеточных….и дезактивации…остаётся неясным»ю Гораздо важнее в этом плане то, что появившаяся в процессе эволюции нервная клетка, ВОСПРИНИМАЯ потребности и удовлетворение потребностей РАЗЛИЧНЫХ органов, становится, тем самым, как клетка (т.е. на одном уровне организации с органами), развивающаяся в дальнейшем, также в орган, ОТНОСИТЕЛЬНО самостоятельным органом самого организма.
Действительно, если ей свойственно ВОСПРИНИМАТЬ (а, тем более, ВОЗДЕЙСТВОВАТЬ) работу органолв, то они для неё выступают как нечто ВНЕШНЕЕ. Т.е. качественный скачок с появлением нервной клетки связан, прежде всего, с ВЫДЕЛЕНИЕМ ОДНОУРОВНЕВОЙ с органами (клетками) тела системы, способной ОЩУЩАТЬ ВНУТРЕННЕЕ состояние тела, и уж ПОТОМ, на основании этой способности УПРАВЛЯТЬ телом, как единым целым, регулируя его взаимоотношения с окружающей средой.
Новое ведь не в том, что животное начало раздражаться и отвечать на раздражение… Даже – не в том, что животное регулирует действия своих клеток (это возможно, как указывалось ранее, и химическим способом с помощью ВНУТРЕННЕЙ среды), а в том, что появилась одноуровневая с организмом специализированная клетка, способная раздражаться, воспринимать работу других клеток организма, как нечто ВНЕШНЕЕ ей самой.. Момент ВНЕШНЕГО отношения нервной клетки к собственному организму, нельзя сказать, чтобы был упущен в МЛФ. Нет. Уже из факта признания СПЕЦИАЛИЗАЦИИ нервных клеток естественно следует их ОБОСОБЛЕННОСТЬ от органов организма. Но сам смысл данной внешности нервных клеток был в МЛФ лимитирован. Ну, например, мы, чтобы уловить присутствие понятия ВНЕШНОСТИ нервных клеток, акцентировав своё внимание на необходимости для работы нервных клеток их способности ВОСПРИНИМАТЬ состояние ДРУГИХ клеток организма, на что и указывают Вартанян и Петров. Но они из этого факта не делают никаких выводов. Выводы, правда, делаются ими из самого факта специализации КЛЕТКИ (т.е. определённого одинаковым уровнем организации материи элемента БИОЛОГИЧЕСКОГО движения и взаимодействия), в том смысле, что нашлась, возникла специализированная биологическая основа для отражения внешних (и внутренних) воздействий на организм в целом. Возникла такая устойчивая (а специализация всегда подразумевает устойчивость, как ХАРАКТЕРНОЕ отличие от других) основа, которая в дальнейшем позволяет, в свою очередь, произойти специализации уже ВНУТРИ себя (т.е. позволяет увеличивать свою сложность). Но подобные выводы направлены, так сказать, ВОВНЕ факта внешности нервной клетки другим соматическим клетками организма, а не на рефлексию этого факта. Фиксируется только внутренний примитивизм нервной системы у кишечнополостных, практически, не дающий никаких преимуществ для многоклеточных по сравнению с одноклеточными организмами (увеличенную скорость передачи сигналов по нервной системе у многоклеточных, у гриба-микромицета, например, компенсирует способность существовать в благоприятных условиях, распадаясь на множество одноклеточных организмов и соединяясь вновь в одно тело, при нехватке для них, например, пищи; тем самым всё также повышается выживаемость данного вида). Да и описывая существование кишечнополостных вл внешней среде Асратян и Шингаров подчёркивают более ОБЩНОСТЬ реакций на возмущения у многоклеточных и одноклеточных, характеризуя реакции многоклеточных, как «примитивные» и «обобщённые» (Асратян, Шингалов. 1983. С. 185, 186), что ассоциативно связывается с «неспецифической» раздражимостью одноклеточных. Упущение из виду такой важной характеристики, как ВНЕШНОСТЬ, уже ПЕРВОЙ нервной клетки появившейся в процессе эволюции по отношению к остальным клеткам организма (хотя, как видно из контекста тех же Асратяна и Шингалова, Вартаняна и Петрова – главный качественный сдвиг в существовании организма имел глубоко ВНУТРЕННЕЕ для такого организма значение и, гораздо меньше – ВНЕШНЕЕ, выраженное в его поведении) может сказаться и далее. Например, другой автор, Скоробогатов, мучимый также, как и я, вопросом о начале субъективности, аргументирует появление субъективности уже у животных, обладающих чувствительностью, тем, что, по его мнению, лишь на данном уровне развития нервной системы возникает необходимость «соотнесения чувства внутреннего состояния к пространству отображаемого предмета» (Скоробогатов. 1984. С. 49), что, однако, несправедливо по отношению к той самой первой клетке, которая уже за счёт своей ВЫНЕСЕННОСТИ ТВ качестве специализированной клетки из общей структуры организма суть АРБИТР между внешними для неё как внешней средой, так и самим организмом. Недаром те же Асратян и Шингаров подчёркивают значение экспериментов А.Б. Когана, Ф. Хромовой, Л.М. Чайлахяна, А.А. Зубкова и др., в которых убедительно было доказано, что первые по ступени развития нервной системы животные «…способны к выработке примитивных и кратковременных приобретённых реакций, которые могут рассматриваться как отдалённые прототипы условного рефлекса» )Асратян, Шингалов. 1983. С 186).
Как легко понять, в отличие от современного описания значимости для живой природы появления нервной клетки, описание, данное в этой работе, ставит во главу угла понятие нервной клетки, как отражающей внешние и внутренние воздействия ВСЕГО организма (как целого) – в аспекте ВНЕШНОСТИ обоих для неё самой. Т.е. по своему характеру нервная клетка, прежде всего, внешняя как к внутренним органам, так и ко внешней среде. Только на основании этого факта возможно её функционирование, именно как НЕРВНОЙ клетки. Другое дело в характере внешних отношений нервной клетки и клеток примитивного организма, с одной стороны, и нервной клетки с внешней средой. В первом случае взаимодействие суть СОДЕЙСТВИЕ, во втором – взаимодействие суть ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ. В первом случае отношения направлены на поддержание инерции, гомеостаза, во втором – на оказание СОПРОТИВЛЕНИЯ. Ведь, вполне естественно, что оптимальные условия, подходящие для клеток ВСЕГО организма ВНУТРИ организма, будут являться оптимальными условиями существования ПЕРВЫХ нервных клеток.
Противоречит ли сказанное официальному описанию простейших нервных систем? – Скорее, оно конкретизирует это описание, даёт более полное понимание необходимости появления нервной клетки. Действительно, о чём говорится в общепринятом описании по поводу последнего? – Необходимость появления нервной клетки диктуется как потребностью РЕГУЛЯЦИИ различных органолв и клеток многоклеточного организма, так и в ускоренном акте противодействия внешней среде. Разве данное в этой книге альтернативное описание это отрицает? Нет.
Не противоречит оно общепринятому мнению и в главном: для многоклеточного организма, конечно, важны и регуляция работы различных органов, тканей и просто групп клеток с той или иной специализацией, и скорость акта противодействия внешней среде. Но прежде всего, ему нужен механизм повышения ГОМЕОСТАЗА ВСЕГО организма в целом, т.е. гомеостаза, прежде всего ВНУТРЕННЕЙ СРЕДЫ (Ср.: «Возникновение центральной нервной системы создало возможность…для реализации действий, необходимых для восстановления нормальной внутренней среды, ГОМЕОСТАЗА» (Вартанян, Петров. 1983. С. 268)). Только этот механизм способен резко повысить БИОЛОГИЧЕСКУЮ ПРОДУКТИВНОСТЬ, опосредовать в какой-то мере внешнее воздействие «сверхощущаемыми» рецепторами нервных клеток. Мало этого- именно исходя из понимания формирования первых нервных клеток для выполнения функции сохранения гомеостаза, легко сделать выводы и о ПРОИСТЕКАЮЩИХ из этой основной функции нервной клетки других функциях: управления, как согласования, интегрирующей функции и т.д., и новых свойствах, форме, присущей нервной клетке:
1. В более узком по сравнению с другими клетками диапазоне благоприятного для неё существования (а значит, в более чуткой восприимчивости).
2. В большой и целенаправленной скорости передачи сигнала.
3. В широкой разветвлённости (аксоны и дендриты).
И лишь над всем этим – ТРАДИЦИОННЫМ пониманием образования и функционирования первых нервных клеток базируется мой тезис о ВНЕШНОСТИ нервной клетки другим клеткам организма. То, что это так – косвенно признаётся и в МЛФ. За это свидетельствуют как сам факт специализации нервной клетки, так и потребность исполнения своих специфических функций только в условиях определённой обособленности от других клеток. Последнее лишь возрастает с ростом специализации нервной клетки с ходом эволюции – изоляция аксонов для проведения электрических импульсов, особые, отличные от условий существования органов всего организма, требования к среде для клеток головного мозга (мозг питается кровью особого состава, у него – свои выделения и яды, он может испытывать недостаток особых, необходимых лишь ему веществ, в отличие от других клеток аэробное окисление глюкозы служит для нейрона ЕДИНСТВЕННЫМ источником энергии и т.д.).
Для чего это нужно? Кроме того, что именно внешность нейрона суть ФОРМА, посредством которой нейрон может выполнять свои функции по стабилизации гомеостаза многоклеточного организма, а значит, через неё и объясняется суть функционирования нейрона самого по себе (т.е. при объяснении возникновения нейрона мы ссылались на потребность организма, теперь же, подчёркивая внешность нейрона остальным клеткам организма, я, тем самым, ОГРАНИЧИВАЮ его потенциальную способность к вариантам дальнейшего развития нервной системы не только возрастающими требованиями к нему развивающегося, усложняющегося организма, но и заложенной в нём изначально, как ОСОБЕННОМ, собственной природой), именно акцентирование внимания на внешности нейрона внутренним органам, тканям, и группам клеток организма позволяет, на мой взгляд, перекинуть мысленный мост, соединяющий в эволюции «первый» примитивный нейрон с нейронами, участвующими в столь сложном явлении безусловного рефлекса.
Эта тема- образование безусловного рефлекса – осталась, в общем-то, за рамками внимания дискуссий представителей МЛФ. Достаточно сослаться на тех же Асратяна и Шингалова, которые видят, если не сам условный (даже – не безусловный!) рефлекс, как у моллюсков (!), то его прототип у кишечнополостных, чтобы иметь представление о бытующем, по крайней мере, до 1983 года в МЛФ мнении о том, что ВСЯ эволюция нервной системы у животных за МИЛЛИАРДЫ лет свелась к выработке УСТОЙЧИВОГО, долговременного, сложного (от примитивного( УСЛОВНОГО рефлекса. Конечно, это – огрубление, даже, в каком-то смысле, окарикатуривание действительного положения дел в МЛФ по данному вопросу, но, во-первых, воспроизводя в 1982 году такие слова на бумаге, нельзя остальных (т.е. многочисленных читателей) держать за болванов; во-вторых, в отличие от безусловного и условного рефлексов, образованию самого безусловного рефлекса в марксистко-ленинской литературе, действительно, уделено мало внимания (как, впрочем, и раздражимости).
Что же, однако, даёт нам понимание внешности нейрона к остальным клеткам организма для устранения существующего ныне пробела в описании эволюции нервной системы? Ранее, подчёркивая факт внешности нейрона как клеткам СОБСТВЕННОГО ОРГАНИЗМА, так и внешней среде, я подчеркнул существование различий в отношениях этой внешности, что включает в себя как количество и разнообразие внешних и внутренних факторов, воздействующих на акцепторы нейрона, так и их природу и ширину диапазона.
Что это даёт для понимания эволюции отражения живой природы? Первое, и самое важное: органы, ткани и группы клеток – суть части и элементы ОДНОГО ЦЕЛОГО, чьё существование, функционирование подчинены существованию целого. Т.е., в принципе, в отсутствии внешних возмущений, работа частей примитивных «нервных» животных налажена столь хорошо, что и без нерва они могут существовать неопределённо долго – до сбоев в работе ПО ВНУТРЕННИМ каким-либо причинам.
Далее. В гомеостатической среде количество возмущений, их величина, как и ответная реакция тканей, групп клеток на нервное возбуждение, опять же, детерминировались самой природой их существования. Т.е., другими словами, нейрон, передав сигнал от одной клетки другой, мог быть не озабочен реакцией донора, ибо эта реакция детерминирована природой самого донора (классический пример: сердце виноградной улитки поддерживает свой ударный ритм в питательном растворе с добавкой серотонина (нейромедиатора), т.е для работы сердца улитки вообще НЕ ОБЯЗАТЕЛЕН КОНТРОЛЬ со стороны нейрона, которому достаточно лишь «отдать приказ»).
Другое дело – регуляция взаимодействия организма с внешней средой: действия раздражителя здесь уже не обусловлены природой самого организма. В силу независимости своего существования раздражитель может ответить любой, непредсказуемой в рамках существования организма реакцией. Поэтому для взаимодействия с внешним раздражителем нервной клетке уже недостаточно передать сигнал в соответствующий орган. Нервной клетке необходимы КОНТРОЛЬ, информация о реакции внешнего раздражителя на то или иное ответное действие организма с различными характеристиками интенсивности, частоты и т.д.
Таким образом, из сравнения отношений нейрона с внешней средой и клетками своего организма вполне естественно следует вывод, что отношения его с клетками своего организма должны быть БОЛЕЕ ПРОСТЫМИ.
Опираясь на этот вывод и утверждение о том, что непосредственной причиной возникновения нейрона была потребность организма в увеличении гомеостаза именно своей внутренней среды, я ПРЕДПОЛАГАЮ, что «первая» нервная клетка, по крайней мере, ПРЕИМУЩЕСТВЕННО выполняла функции поддержания гомеостаза регулированием (или, лучше – согласованием) ВНУТРЕННИХ работ клеток организма. В таком виде нейрон выступал СРЕДСТВОМ ПЕРЕДАЧИ потребностей и подкрепления одних клеток организма другим.
Ну, а как же быть с экспериментами ряда исследователей (А. Б. Когана, Ф. Хромовой, Л.М. Чайлахяна, А.А. Зубкова, Г.Г. Поликарпова и др.), на которые ссылаются Асратян и Шингалов, утверждая существование прототипа условного рефлекса у кишечнополостных? Здесь, в общем-то, я не вижу противоречия между моей СПЕКУЛЯТИВНОЙ по существу (особенно, если не забыть сослаться на такие здравые вещи, как-то: прежде, чем начинать наводить порядок снаружи, нужно навести его внутри, сначала сам исправься, а потом пеняй другому и т.д.) гипотезой и эмпирией. Дело в том, что нейрон, хоть и является средством передачи, но ЖИВЫМ средством. И он, как ЖИВОЕ (в этом- НОВОЕ качество системы регулирования гомеостаза многоклеточных) способен из СВОИХ оснований, как то: посредством изменения своего ВНУТРЕННЕГО (т.е. внутриклеточного) химизма при протекании через него сигнала – может РАЗЛИЧАТЬ сигналы, ЗАПОМИНАТЬ (в химизме) часто повторяющиеся из них, повышать и понижать порог своей чувствительности или генерации потенциалов действия и т.д.
Насколько далеко можно зайти, следуя вполне респектабельной биологической теории памяти- можно узнать, прочитав статью Цитоловского Л.Е. «Внутренний мир нейрона» (Цитоловский. 1978). Куда там до него Асратяну и Шингалову! Те ищут в нейроне лишь прототип условного рефлекса, Цитоловский же – сознание. Причём, ищет он, опираясь на факты нейрофизиологии. Так насколько же должен быть богатым мир одного нейрона, чтобы толкать Цитоловского на подобную аналогию!
Вполне естественно после этого рассматривать «первый» нейрон способным на необычайно сложное, «живое» поведение. Но значит ли это, что в нейроне можно найти прототип условного рефлекса, а, тем более, сознание? Рассматривая ранее химическую, да и иные формы движения материи, я уже отмечал наличие в них процессов, основанных на использовании принципа обратной связи, благодаря которому поведение тех или иных систем становится нелинейным, неоднозначным, необычайно сложным. Но, тем не менее, я старался отмежеваться от того понимания, что такие системы, обладающие, в принципе, «свободой воли» (точки бифуркации) считать способными иметь волю или сознание. Находя в неживой природе процессы, схожие с явлением памяти, я соглашался с современными авторами, что такие процессы – не суть память (в том смысле, в каком, положим, химическая форма отражения не есть пред-сознанием или пра-сознанием – т.е. не есть иной, высшей формой отражения, хотя и то, и другое – суть отражения). Конечно, нельзя процессы, ПОДОБНЫЕ явлениям человеческой памяти или свободы воли в неживой и неразумной природе отождествлять с самими явлениями человеческой памяти и свободы воли, типа: «то же, но более примитивное, простое). Но можно и нужно находить в «первом» нейроне - по функции, ПЕРЕДАТЧИКЕ сигнала, свойства живого ВООБЩЕ, и, что более, может быть, важно, свойства ЧАСТИ организма, т.е. живого, подчиняющегося интересам более общей целостности. Таким образом, я не вижу оснований тому, чтобы ХИМИЗМ клетки, подчиняющийся принципу обратной связи и дающий нервной клетке возможности для сложного поведения в качестве передатчика, считать прототипом рефлекса, основанного уже, непосредственно, на БИОЛОГИЧЕСКОМ взаимодействии нервных клеток, хотя и склонен видеть, как тому свидетельствует всё предыдущее содержание книги (в частности, моё понимание раздражимости клетки) схваченные в общем ряду эволюции различные формы ОДНОГО свойства – отражения. В моём же непосредственном понимании (без ссылки на Цитоловского) разнообразное поведение одного нейрона в простейших многоклеточных при его взаимодействии с другими клетками в качестве живого передатчика – это (в аспекте отражения) высшая форма не химического отражения, а БИОЛОГИЧЕСКОЙ РАЗДРАЖИМОСТИ, в которой химическое отражение СНЯТО, опосредовано, подчинено биологическому.
Как видим, основные положения и факты, касающиеся понимания возникновения нервной системы не входят в противоречие с моим тезисом о внешности нервной клетки клеткам организма, тезисом, помогавшим мне смоделировать процесс развития нервной клетки в нервную систему, главнейшим элементом которой является рефлекс. Достоинством предлагаемого перехода от раздражимости клетки одноклеточного организма через нейрон в многоклеточном к рефлексу я считаю то, что именно преимущественно внутреннее функционирование «первых» нейронов объясняет, почему, несмотря на весьма скромную внешнюю выраженность преимуществ такого приобретения, оно имеет исключительно важное значение для самого организма не только в плане непосредственной необходимости (повышение гомеостаза внутренней среды, а значит, и всего организма путём целенаправленного химического воздействия через синаптическую щель), но и (на чём, собственно, и акцентируется внимание исследователей эволюции нервной системы) в плане основания для будущего развития нервной системы.
И то, и другое становятся для многоклеточного организма возможным только после того, как первые нервные клетки смогли сносно выполнять требующуюся для всего организма функцию поддержания гомеостаза на более высоком уровне, т.е. сделать более постоянной по своим параметрам внутреннюю среду. Но, как и в случае с появлением «первой» нервной клетки в организме, видимо, ОПРЕДЕЛЯЮЩАЯ роль в развитии всего организма и нервной системы, как его части, была за ЦЕЛЫМ (т.е. за организмом). Увеличение объёма организма и последующая ДИФФЕРЕНЦИАЦИЯ его тканей, возможная, подчёркиваю, лишь в условиях стабилизации внутренней среды организма (стабилизация внутренней среды организма имела ДВА следствия; первое – различия между внутренней и внешней средой стали постоянными и всё более различающимися, второе – клетки получили возможность создавать более устойчивые кооперативные связи между собой) влекла за собой аналогичные изменения нервной системы животного. Т.е. увеличение количества нервных клеток и их дифференциацию. Т.о., возможность, благодаря клеточному целенаправленному регулированию функций организма, перейти к дальнейшей специализации самих нервных клеток по взаимосвязи различных специализированных органов животных и дальнейшей интеграции единиц управления, не рассматривается мной, как ОТДЕЛЬНЫЙ САМОСТОЯТЕЛЬНЫЙ процесс эволюции нервной системы, которая уже с самого начала своего развития и, благодаря своей специфике, как СВЯЗИ различных органов между собой, претендовала, согласно моему пониманию, на роль субстанционального носителя, выражающего СУЩНОСТЬ всего организма, но которая НЕ БЫЛА ТАКОВОЙ не только потому, что не была единственной (внутренняя среда, по-прежнему, несла, да и сейчас несёт не только функции чисто материальной связи обмена веществ между клетками организма, защитные функции (иммунная система) и т.д., но и управленческую функцию (гуморальная система)), но и потому, что её развитие детерминировалось развитием организма в целом.
Следуя фактам, первая специализация клеток сопровождается их дифференциацией на две ткани: поверхностная или пограничная, и ткань внутренней среды Соответственно, и специализация нервных клеток – «вкраплений», по моему тезису, должна следовать вслед за специализацией клеток организма. Это, так сказать, ВНУТРЕННЯЯ потребность организма. Обеспечение нервной клеткой стабильности гомеостаза внутри организма ещё недостаточно для функционирования ВНЕШНЕЙ ТКАНИ ОРГАНИЗМА, СОПРИКАСАЮЩЕЙСЯ НЕПОСРЕДСТВЕННО С ВНЕШНЕЙ СРЕДОЙ. Но для пограничной ткани, соприкасающейся с внешней средой, увеличение гомеостаза означает способность всего организма или приспосабливаться к внешней среде, или находить более благоприятную внешнюю среду, или формировать её по собственным потребностям. Другими словами, результатом обеспечения нервной клеткой гомеостаза организма с внешней средой ВО ВНЕ организма. Т.е., организм, защитив себя от внешней среды внутри себя более чётким и целенаправленным реагированием на факт проникновения возмущений внешней среды в себя, необходимо должен был начать реагировать, как организм, на возмущения ВНЕ себя. Т.о.,но лишь как СЛЕДСТВИЕ удовлетворения внутренних потребностей организма к гомеостазу, нервная клетка стала выполнять функции ВНЕШНЕЙ защиты и ориентации организма во внешней среде. Но, в связи со спецификой отношений нервной клетки со внешней средой, по сравнению с её отношениями с клетками собственного организма, нервные клетки вслед за другими клетками организма, ДИФФЕРЕНЦИРУЮТСЯ САМИ на клетки, воспринимающие возмущения внешней среды, управляющие также ответной реакцией организма, и на клетки, воспринимающие, согласовывающие работу внутренних тканей организма. Уместно заметить здесь три вещи:
1. Поскольку «первые» не дифференцируемые нервные клетки должны были обеспечивать поддержание гомеостаза всего организма, а основные возмущения шли с периферии организма, то при дальнейшей их дифференциации морфологические и пространственные характеристики этих клеток не должны были претерпевать больших изменений;
2. Внешняя регуляция поведения организма требовала образования в регуляции обратной связи с эффекторами действия, без которой подобная регуляция, в принципе, не может быть удачной, ибо результат ответного воздействия организма на возмущающее его жизнедеятельность тело, вследствие независимого от самого организма поведения этого тела, значительно непредсказуем. Поэтому нервный механизм воздействия в этом случае должен обязательно включать в себя момент КОРРЕКТИРОВКИ. Тем самым, нервный акт превращается в ПРОЦЕСС, имеющий наименование РЕФЛЕКСА;
3. Трудно предположить, что рефлекторная деятельность, регулирующая внешнее поведение организма, была бы:
а) результатом деятельности одного нейрона;
б) изолированной от управления деятельностью внутренних тканей.
Поэтому, с одной стороны, рефлекторная деятельность является результатом кооперации нервных клеток, с другой стороны, она необходимо должна быть сопряжена с нервными клетками внутренней регуляции.
Тем самым, для последнего это означает также эволюцию нервных клеток, как средства связи, к рефлексу, как средству управления (если животное вынуждено рефлекторно двигаться – необходимо меняется и внутреннее состояние организма, причём, меняется в зависимости от меры проявления рефлекса.
Итак, внутренним, собственным основанием изменения нервной системы была КООПЕРАЦИЯ нервных клеток, положившая начало формирования нервной ткани.
Переходя к рассмотрению соответствия моего и общепринятого понимания рефлекса, необходимо, опять же, особо отметить ПОДЧИНЁННУЮ роль возникновения и развития рефлекса потребностей нервной системы потребностям организма. Естественный отбор оставлял в живых тех особей, у которых наиболее удачными оказывались вновь приобретённые после дифференцировки тканей органы, рефлекторная деятельность которых ОДНОТИПНО включалась в рефлекторную деятельность организма. Появление же самого рефлекса связано было с появлением тканей, групп клеток, способных привести организм в состояние внешнего взаимодействия организма со средой.
Что касается механизма работы рефлекса, то здесь важными в ракурсе эволюции отражения являются следующие факты:
1. Закон перехода нервного импульса по афферентным нервам через спинной мозг на эфферентные нервы (закон Белла-Мажанди).
2. Факт разделения (специализации) нейронов на сенсорные и эксимоторные.
3. Факт управления теми и другими.
Эти факты говорят о том, что в процессе исполнения рефлекса принимают участие, минимум, три (группы) клетки. Следовательно, переход нервной системы от преимущественной функции средства передачи к функции управления (рефлекса) означал не только кооперацию и дальнейшую интеграцию нервных клеток в нервную ткань, не только УВЕЛИЧЕНИЕ общего количества нервных клеток, но и появление НОВОЙ СПЕЦИАЛИЗАЦИИ у нейронов, т.е.- появление нейронов нового вида, функция которых не только в том, чтобы воспринимать раздражение сенсорных и эксимоторных нейронов, как нечто ВНЕШНЕЕ себе, не только ПЕРЕДАВАТЬ, но и ФОРМИРОВАТЬ новый сигнал.
Таким образом, раздражение сенсорных и эксимоторных нейронов, являющееся, в сущности, ОТРАЖЕНИЕМ этими нейронами внешнего на них воздействия всё равно, будь то воздействие непосредственно внешней среды или эффекторного органа, суть для нейронов нового вида ВОЗДЕЙСТВИЕ на него (как внешнее основание собственного отражения, собственной раздражимости). Очевидно, что ответное раздражение нейронов нового вида (его характер, интенсивность и т.д.) будет целиком зависеть от характера и интенсивности двух оказанных на него раздражений – воздействий. А от ответного раздражения будет, в свою очередь, зависеть и весьма вариабельное даже для коленного рефлекса проявление самого рефлекса. Подобное представление о рефлексе можно назвать сильно упрощённым, схематичным, но оно, как выражение сущности механизма рефлекса, не входит в противоречие с общепринятым пониманием сущности рефлекса.
Далее. Классически рефлекс подразделяется на безусловный (врождённый) и условный (приобретённый), причём, условный рефлекс формируется уже на базе готового безусловного. «процесс включения истории становления условного рефлекса в логику выработанного условного рефлекса, пишет Шингаров Г.Х. (Шингаров. 1974. С. 162), - можно представить следующим образом:
а) первоначальный безусловный рефлекс:
реальная причина (безусловный раздражитель)→ деятельность организма→ подкрепление;
б) процесс создания условного рефлекса:
индифферентный раздражитель→ деятельность организма→ подкрепление;
в) готовый условный рефлекс:
сигнал (содержащий в «снятом» виде причину безусловного рефлекса)→ деятельность организма→ подкрепление».
Т. е., по сути образование условного рефлекса – это образование между нервными клетками ВРЕМЕННЫХ новых связей. ЭВОЛЮЦИОННО Вартанян и Петров описывают появление условного рефлекса в живой природе так:
-рост числа и сложности врождённых программ ответов на внешние раздражители (у меня: рост количества безусловных рефлексов, создание иерархии в управлении безусловными рефлексами – «рефлекса рефлексов», т.е. инстинкта, приводит к потребности животного уметь переключать сигнал с эффекторных центров одной программы (инстинкта) на эффекторные центры другой программы.
Возможность к данному переключению появилась в связи с ростом количества «нервных элементов», их специализацией и локализацией этих элементов в ОДНОМ МЕСТЕ организма – головном мозге. Подчинённость развития нервной системы развитию организма отразилась, по моему мнению, в словах Вартаняна и Петрова о том, что: «Примитивные условные рефлексы как бы ОБСЛУЖИВАЛИ негибкие системы безусловных рефлексов- инстинктов, делали их более пластичными» (Вартанян, Петров. 1983. С. 271).
ПОЧЕМУ я считаю, что «обслуживание» безусловных рефлексов- инстинктов (т.е. уже, собственно «нервных элементов») является не собственным развитием нервной системы, а её развитием, ПОДЧИНЁННЫМ развитию организма? Главное заключается в том, что безусловные рефлексы (как и инстинкты) являются для организма ВРОЖДЁННЫМИ, т.е. генетически запрограммированными. Жёсткое закрепление в генетической программе их места в организме, функционального «обслуживания» работы строго определённых органов, свидетельствует об их материальной зависимости от морфологии животного, об их материальной «приземлённости», если можно так выразиться – «скромности», ограниченности в плане общего функционирования организма, их задач, непосредственно направленных на обеспечение эффективного существования организма в ЦЕЛОМ. Т.е. первые примитивные условные рефлексы, «обслуживая» инстинкты, обслуживали, тем самым, самих служителей.
Тем не менее, ссылаясь на поговорку времён феода («вассал моего вассала – не мой вассал») нельзя не согласиться и с тем, что появление условных рефлексов резко увеличило самостоятельность нервной системы благодаря интеграции врождённых программ при помощи ВРЕМЕННЫХ связей. Как раз, свойство временности данных связей заключало в себе немаловажное преимущество подобной интеграции перед интеграцией путём увеличения иерархичности, которое заключалось не только в том, что условные рефлексы «смягчали» жёсткость врождённых программ, но и в том, что условные рефлексы, появляясь и исчезая, оставляли в целостности эти программы, не разрушали их.
В общем-то, как видим, канва моего изложения развития отражения не очень-то отличается от общепринятой, совпадая ПО СУЩЕСТВУ: рост нервной ткани безусловных рефлексов→ рост количества безусловных рефлексов→ образование программ безусловных рефлексов→ образование временных связей (условных рефлексов) между безусловными рефлексами, являющимися частями различных врождённых программ. Но одним из достоинств, на мой взгляд, моей схемы является попытка ОБЪЕДИНИТЬ два ряда понятий, связанных непосредственно с эволюцией нервной системы, таких, как нервная клетка – безусловный рефлекс- условный рефлекс- мышление, и: раздражение- ощущение- чувствование- сознание. В данной попытке я связываю с появлением безусловного рефлекса появление ощущения. Я утверждаю, что особое ВНУТРЕННЕЕ отражение, формирующееся нейроном в процессе рефлекса и есть ощущением. В отличие от раздражимости ощущение суть не просто отражение клеткой (нейроном) чего-то внешнего, и дальнейшая передача этого отражения, а ОБРАЗОВАНИЕ нового отражения из двух и более отражений- взаимодействий. Т.е. ощущение, по моему, как элементарный психический акт, суть не интеграция в своём отражении двух (и более) ОТРАЖЕНИЙ, а преобразование их в новые «отражения отражений». Механизм такого преобразования неизвестен, но известно, что нервные импульсы, сигналы – отражения взаимодействий в своём ОДНОВРЕМЕННОМ движении по аксонам нейрона существенно независимы друг от друга до тех пор, пока из аксонов они не попадут в, собственно, клетку- нейрон.
Действительно, поскольку движение отражений протекает ВНУТРИ нейрона, то специфика этой ОСОБОЙ клетки (В ЧАСТНОСТИ – НАЛИЧИЕ ДЛИННЫХ АКСОНОВ), как раз, и задаёт законы и форму существования этих импульсов таким образом, что эти импульсы выступают в качестве ЯВЛЕНИЙ, ИМЕЮЩИХ СОБСТВЕНННЫЕ основания , т.е по существу, эти импульсы являются для нейрона отражениями, которые ЛОКАЛИЗОВАНЫ в ЕГО аксонах в форме СОЛИТОНОВ – нелинейных, бегущих по аксонам волн.
Таким образом, исходя из научных данных, есть РЕАЛЬНАЯ возможность нелинейного ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ нервных импульсов как, одновременно, двух (и более) ОТРАЖЕНИЙ друг с другом в этом нейроне. РЕЗУЛЬТАТОМ такого взаимодействия и будет являться раздражимость САМОГО нейрона. Т. е. отражение ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ОТРАЖЕНИЙ.
В аспекте СУБЪЕКТИВНОСТИ ощущения:
-ощущение, по моему мнению, суть, как отражение взаимодействия СОБСТВЕННЫХ отражений, не есть непосредственное отражение ВНЕШНИХ вещей и их структуры, а существенно, отражение в своём отражении особенностей самого себя. Другими словами, внешний мир «предстаёт» перед рефлексивной клеткой ОПОСРЕДОВАННО – как существование её самой. Особенности её существования (в возмущённом, невозмущённом состояниях, в различных возбудимостях) и есть для такой клетки особенностями внешнего мира (т.е. происходит ЗАМЕЩЕНИЕ в таком «удвоенном» отражении отражения структуры, форм объектов, их процессов и состояний, воздействующих на клетку извне, АНАЛОГИЧНЫМИ (и не очень-то поставленными в строгое соответствие) отражениями собственных структур, форм, процессов и их изменений. А поскольку отражение внешнего мира в форме своих особенностей (вкус, цвет, запах) есть главной отличительной особенностью ощущений, то я их отождествляю с понятием безусловного рефлекса. Но, отмечая ранее появление ощущений у животных, я непреминул уточнить, что имея ощущения, первые «ощущающие» животные ещё НЕ ОЩУЩАЛИ СВОИХ ОЩУЩЕНИЙ, ибо для ощущения своих ощущений нужна ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ. Обладая даже весьма развитой иерархической системой рефлексов (т.е. инстинктом), животное продолжает во многом напоминать автомат с «детерминированной и жёсткой» программой. В таком виде ему не надо ощущать свои ощущения. Распознавание сигнала и реакция на него запрограммированы во врождённой рефлекторной системе, чья вариабельность весьма ограничена. Рефлекторная система сама обязана принять меры и привлечь все возможные ресурсы организма для ответной реакции. А уж если она не смогла… Ну, что ж… Таким уж уродился. А различные переживания в мире врождённой детерминации совсем ни к чему.
Тем не менее, образование инстинктивных программ («рефлексов рефлексов» должно каким-то образом служить дальнейшей эволюционной ступенькой в образовании чувств.Мне кажется недостаточным, что смысл подобной эволюции безусловных рефлексов в инстинкты, обычно, сводится к вопросу об интеграции безусловных рефлексов в довольно немногочисленные иерархические системы или в разветвлённые временные цепи. Это – формальная сторона дела, которая не может объяснить потребность и ЛОГИКУ появления чувствительности. На мой взгляд, их может объяснить МЕХАНИЗМ образования нервных иерархических систем.
Итак, вполне естественно думать, что появление многочисленных, относительно изолированных друг от друга безусловных рефлексов способствовало появлению потребности тела к интеграции этих рефлексов в инстинкты. Но собственная сущность инстинктов заключается в УПРАВЛЕНИИ интегрированными в инстинкт рефлексами. А что значит – управлять рефлексом? Это значит, как минимум, ЗАТОРМАЖИВАТЬ или СТИМУЛИРОВАТЬ его деятельность в зависимости от внешних причин, не имеющих непосредственного отношения к самой этой деятельности (например, воздействие рефлекса глотания на рефлекс дыхания – чтобы что-то проглотить, нужно задержать дыхание, но подобная потребность возникает ИЗВНЕ рефлекса дыхания). Значит, появление инстинкта – это появление добавочного к рефлексу механизма регулирования (т.е. появление новых нейронов, а следовательно, общее увеличение объёма мозга). Поскольку нет никаких оснований считать инстинкт КАЧЕСТВЕННО отличающимся от безусловного рефлекса, то естественно предположить, что и инстинктивный механизм управления рефлекторным. Простейшим вариантом достижения регуляции безусловного рефлекса является вариант разъединения сенсорно-моторного акта рефлекса и выделение в нём сенсорной составляющей, санкционирующей начало его работы, которой и можно манипулировать.
Действительно, рефлекс приводится в действие сигналом ИЗВНЕ. Если такового нет – рефлекс не сработает (в безусловнорефлекторном варианте: не вижу мяса – нет и слюны). Таким образом, «перехватив и манипулируя сенсорным импульсом, можно регулировать сам рефлекс (замечу: отсюда у высших животных появляется переключение ВНИМАНИЯ). Из каких потребностей животного происходит та или иная регуляция рефлекса? Очевидно, из-за потребностей животного в другом рефлекторном действии, которое вызвано другим сенсорным сигналом и реализации которого мешает действие первого рефлекса. Поскольку оба рефлекса санкционируются сенсорными сигналами, то и регуляция их совместной (либо – сложной) работы может происходить посредством выработки нейроном, к которому подведены оба «выделенных» сенсорных сигнала, СВОЕГО СОБСТВЕННОГО, воздействующего, в свою очередь, на рефлекторные клетки двух регулируемых этим нейроном рефлексов. Таким образом, в итоге, изменяется СУММАРНАЯ реакция (раздражимость) рефлекторных нейронов на сенсорное раздражение, а значит, и работа (или полное торможение) самих рефлексов. Но будет ли достаточным подобное регулирование рефлексов?
Первое, что бросается в глаза – это НЕСООТВЕТСТВИЕ его работы действительной, СОПОДЧИНЁННОЙ потребности существования самого рефлекса в организме. Т.е. его работа не соответствует ВНЕШНЕЙ для ВСЕГО организма действительности, так как регулирование рефлекса «регуляторным» нейроном становится ВНЕШНИМ для рефлекса, ограничивая (=НАРУШАЯ) его САМОрегуляцию.
Отсюда, соответственно, следующим шагом в совершенствовании управления, надо полагать, было бы появление нейрона с НОВОЙ специализацией, а именно: нейрона, раздражение которого зависело бы от РАЗБАЛАНСИРОВКИ сенсорного сигнала и работы рефлекса. Функция данного нейрона заключалась бы в том, что при исчезновении внешней корректировки работы рефлекса инстинктивной программой, своим сигналом он бы сразу (а не путём длительного процесса «подгонки под соответствие» эксимоторного сигнала сенсорному) вывел работу рефлекса в «нужную тональность». Таким образом достигалась бы компенсация вынужденной задержки в работе регулируемого рефлекса. По моему мнению, именно появление нейрона, способного вследствие выполняемых им функций компенсации недостатков в работе управляемого рефлекса, приобретать, хранить и выдавать информацию (если можно её так назвать) о несоответствии (и его величине) сенсорного сигнала и работы рефлекса, и послужило началом образования чувствительности.
Действительно, эмоции, а, тем более, чувства, выполняют, прежде всего, функцию сигнализации об «успешности или не успешности выполнения деятельности, соответствия или несоответствия предметов и явлений потребностям и интересам человека («Философский словарь. А-Я.» 1987. С.543). Поэтому из данного определения вролне следует, что есть материальный носитель (нейрон), содержащий такую информацию, и способный её передавать. Я же попытался всего лишь дать ответ, как он появился, какое он занимает в нервной системе место, и какие выполняет функции. Осталось только выяснить, каким образом этот элемент ОЩУЩЕНИЯ СВОЕГО ОЩУЩЕНИЯ (ибо сравнение в нейроне сенсорного сигнала и сигнала рефлекторной клетки, суть ОБНАРУЖЕНИЕ ощущения, - т.е. сигнала рефлекторной клетки) может стать элементом чувствительности. Т.е. каким образом ощущение клетки может выйти за пределы рефлекторного процесса.
Вполне естественно, что рост иерархичности нервной системы управления имеет свой предел, за которым такое управление становится неэффективным. Рост сложности приводит к росту неустойчивости. Или, в интересующем аспекте субъективности: рост иерархичности приводит к росту неадекватности реагирования организма с внешней средой (постоянные искажения и компенсации сенсорных сигналов на разных взаимосвязанных уровнях иерархии увеличивают процент неопределённости реакции животного).
Вплотную же к необходимости приобретения в ходе эволюции животным чувствования нас подводит проблема регулирования скорости рефлекса. Естественно ожидать, что нейрон, моделирующий сенсорные сигналы двух рефлекторных клеток, должен моделировать их с учётом ВОЗМОЖНОСТИ задержки одного из рефлексов на ОПРЕДЕЛЁННОЕ ВРЕМЯ. Тем самым, в функции регуляции этим нейроном двух рефлекторных актов обязательным компонентом управления должна быть регуляция СКОРОСТИ ПРЕВАЛИРУЮЩЕГО РЕФЛЕКСА. Но, увеличивающаяся разветвлённость иерархической системы инстинкта не позволяет последнему оценить ОБЩУЮ картину состояния ВСЕХ заторможенных и активированных рефлексов, лежащих в его основании. Т.е., например, при выполнении двух, относительно независимых частей программы ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНО, или просто РАЗДЕЛЬНО, затормаживание функций двух рефлексов, входящих в каждую из этих частей, возможно на ОДНО определённое для каждого этого рефлекса время, то одновременное затормаживание обоих рефлексов может иметь особое значение для организма и потому – другое время задержки. Т.е. ОБЪЕКТИВНО, для соответствия действий животного внешней среде ВРЕМЯ задержки ответной реакции должно быть УМЕНЬШЕНО, а РЕГУЛЯЦИЯ двух рефлексов ОТСУТСТВУЕТ (или опосредована длинной цепочкой нейронов). Другими словами, для оперативного регулирования СКОРОСТЕЙ работы БЕЗусловных (т.е. закреплённых за ОТДЕЛЬНЫМИ ОРГАНАМИ животного) рефлексов оказался необходим механизм управления генерального НЕСПЕЦИФИЧЕСКОГО, персонально ненаправленного действия. Таковой механизм появился у животного давно – по моему мнению, раньше нервного. Этот механизм регуляции ВНУТРЕННЕЙ средой клетки (гуморальная регуляция, таким образом, не был новым приобретением. Различные нейроны при помощи своих рецепторов регулировали состав внутренней среды организма и раньше, в том числе, и через железы внутренней секреции. Но, в связи со СПЕЦИАЛИЗАЦИЕЙ нейронов для их успешной рефлективной деятельности большое значение в своё время приобрела проблема ИЗОЛЯЦИИ их, а особенно, аксонов, по которым идёт сигнал от ВНЕШНИХ рецепторов, от КОЛЕБАНИЙ состава внутренней среды, дабы отражение предметов внешнего мира такими колебаниями не искажалось. Когда же, по моему мнению, появились нейроны, раздражение которых зависело от неадекватности работы рефлекса сенсорному сигналу, то у нервной системы, в свою очередь, появилась возможность РЕГИСТРИРОВАТЬ интегративную возбудимость этих клеток и регулировать её путём влияния не на внутреннюю среду ВСЕГО организма, а лишь на внутреннюю среду мозгового вещества, чему способствовала как локализация управляющих нейронов в одном месте организма, так и специфические вещества, выделяемые только нейронами – вещества-маркеры. Возникшая неспецифическая гуморальная связь между изолированными друг от друга рефлексами и должна, по моему мнению, вносить свою лепту в управление инстинкта. Подобная связь, именно из-за своей неспецифичности ИНТЕГРАТИВНА. Она охватывает весь мозг целиком. Поэтому регулирование, в свою очередь, внутренней среды мозга является, одновременно, регулированием всей нервной системы. Вполне естественно при этом ожидать появления в мозге нейронов, способных «улавливать» своими рецепторами изменения гуморальной среды в разных частях мозга и регулировать саму среду, т.е. появление таких нейронов, акцепторы которых функционально не были бы прочно закреплены за определёнными рефлексами и инстинктами, но связаны между собой.
Однако гуморальная регуляция именно из-за своей неспецифичности, медлительности и ненаправленности, влияя на состояние всей внутренней среды, не может быть эффективной для регуляции работы нейронов, требующей, как раз, их независимости работы от внутренней среды. Сигнал без адресовки – слишком груб. Тем не менее специфика гуморальных нейронов с их функционально незакреплёнными аксонами, была следующим шагом по усовершенствованию нервной системы в направлении образования условного рефлекса. Действительно, отличием условного рефлекса от безусловного является то, что в условном рефлексе УСТАНАВЛИВАЮТСЯ (а не заложены генетически раз и навсегда) ВРЕМЕННЫЕ нейронные связи. Это возможно только тогда, когда есть нейроны с незакреплёнными функционально аксонами, способными перемещаться в веществе мозга по направлению к возбуждённым нейронам, регистрирующим несоответствие сенсорного сигнала работе рефлекса и в своём возбуждении ВЫБРАСЫВАЮЩИМ во внутреннюю среду мозга вещества-маркеры. Т.е. важно особо заметить – аксоны свободного нейрона движутся НЕ ВСЛЕПУЮ, не наугад, а в направлении градиента концентрации веществ-маркеров. Соединяясь с возбуждёнными нейронами двух независимых рефлексов, свободные нейроны образуют СПЕЦИАЛЬНУЮ, узко направленную связь, в дальнейшем способную перерасти в систему управления. Т.е. история повторяется, но на новом уровне. Если на заре жизни многоклеточных организмов внутренняя среда, как связь, выступила субстанциональной основой сущности многоклеточного организма, то позже, в развитии нервной системы внутренняя среда, но уже МОЗГА, выступила субстанциональной основой сущности самого мозга, развитие которого с появлением ВРЕМЕННЫХ связей нейронов стало существенно независимым от самого тела животного, его других органов.
Да, действительно, образование временных связей существенно детерминировалось строением и функциями самого животного, но уже ОПОСРЕДОВАННО, через установление собственных временных связей между нейронами. Тем самым, ДЕТЕРМИНИЗМ, связывающий тело и нервную систему в рамках подчинённости второй первому значительно ОСЛАБ.
Гуморальная и условнорефлекторная интеграция нервной системы, с одной стороны, и объединение гуморальной системы управления всего организма с гуморальной системой исключительно мозга привело к резкому усилению значимости мозга, как органа, управляющего всем организмом. Функция обслуживающей деятельности организма нервной системы сменилась управляющей функцией. То, что мозг стал ЦЕНТРАЛЬНОЙ, главенствующей частью организма и определило дальнейшую эволюцию млекопитающих. Что же касается механизма, собственно, чувствования, то оно начинается в обнаружении изменения внутренней среды гуморальным нейроном и в его рефлекторной реакции (выделение соответствующих нейрогормонов во внутреннюю среду), способствующей возникновению условнорефлекторной связи, а заканчивается в интегрирующих деятельность этих нейронов центрах удовольствия и страдания, в нейронах которых чувство обнаруживает себя, «сталкиваясь» с другими чувствами в рефлекторных процессах регулирования и возбуждения.
Подобного (не обязательно – такого же) описания работы и эволюции нервной системы я не встречал нигде. Но значит ли, что это – лишь вымысел?
Определённо известно, что в эволюционном плане ранее других отделов мозга образовался так называемый мозговой ствол («мозг рептилий»), который ответственен за исполнение таких ОСНОВНЫХ БЕЗУСЛОВНЫХ рефлексов, как рефлексы глотания, дыхания, сердцебиения и некоторых других наиболее древних инстинктов. И при этом управлении, в мозговом стволе нет, практически, ничего, что обуславливало бы чувственность.
НАД стволом, что само по себе свидетельствует о более позднем происхождении, находится промежуточный мозг («старый мозг млекопитающих»). И именно в этом отделе мозга (в гипоталамусе) сосредоточены центры эмоций. Что особенно интересно – центры эмоций сосредоточены именно на таком участке мозга, который, одновременно, является не только центром регуляции эндокринной системы организма, но и САМ ЕСТЬ нервной тканью, образующей ТИПИЧНУЮ ЭНДОКРИННУЮ железу. Более позднее происхождение чувственности по сравнению со временем происхождения безусловных рефлексов можно аргументировать и тем, что наблюдаемые нами наиболее древние рефлексы либо лишены чувственности, либо чувственная окраска их слаба. Чаще всего мы воспринимаем чувствами работу такого рефлекса лишь благодаря рецепторам других нейронов, контролирующих работу того или иного органа. Например, задержка дыхания оказывает влияние, прежде всего, на чувственность головы, чем на тянущие ощущения в области диафрагмы. Известными фактами являются и существование 2специфической» настройки каждого из органов чувств не только под влиянием адекватного данному органу чувств раздражителя, но и при воздействии на другие органы чувств, и генерализированное активирующее действие ретикулярной формации, в частности, промежуточного мозга, без которого возбуждения, приходящие в кору головного мозга по специфическому пути, не могут объединяться в различные ассоциации и временные связи, и «шевеление» нервных клеток (АМЕБООБРАЗНОЕ движение), активность которого поставлена в зависимость от напряжённости работы мысли человека. Наше представление о мозге не входит в противоречие ни с теорией образования условного рефлекса (в том числе, и со «структурной» гипотезой памяти об установлении ассоциативных связей между нейронами благодаря веществам-маркерам на базе безусловного, ни с самим механизмом действия безусловного рефлекса (напр., акцептор действия по Анохину П.К.), ни с представлением о «вторичности» качеств, возникающих в процессе ощущения, ни с представлением об эмоциях, как интегрирующих сигнал об успешности или не успешности, законченности или незаконченности деятельности организма, той или иной инстинктивной программы, ни даже с целостной концепцией эволюции нервной системы. Напр., по Н.А, Бернштейну, состоящей из пяти этапов (палеокинетическая регуляция (у меня – передаточная функция нейронов, где явления, напоминающие по Н.А. Бернштейну электростатическую индукцию, можно отнести к особенностям БИОЛОГИЧЕСКОЙ регуляции, т.е. к особенностям нервной клетки; неокинетическая у меня – безусловный рефлекс» синергетическая – у меня – «ощущение ощущений», инстинкт- целостная регуляция рефлексов. Здесь различия уже более существенны, ибо если Бернштейн Н.А. под синергетической регуляцией понимал регуляцию организма, не отнесённую к миру внешних объектов, то я под инстинктом понимаю регуляцию, в некотором смысле, внутреннюю, связанную с торможением и активацией безусловных рефлексов, действие которых, по Н.А. Бернштейну, не имеет явно выраженного целевого конечного результата и обращены на собственное тело, но не полностью, а в качестве средства обеспечения наиболее оптимального выполнения работы того или иного рефлекса, той или иной программы, ИМЕЮЩИХ внешний раздражитель и требующих произведения организмом ВНЕШНЕЙ реакции на раздражитель; пространственная- у меня – чувство, как интеграционная гуморальная регуляция: регуляция предметных действий – у меня- чувство чувства, внешняя эманация работы которого есть базис мышления), каждый из которых служит ступенью перехода от управления ТЕЛОМ к управлению действиями тела, направленными на изменение и использование ПРЕДМЕТОВ в своих интересах.
И хотя мои представления об эволюции нервной системы опираются и объясняют существенные факты, их нельзя назвать доказанными без соответствующих экспериментальных проверок. Тем не менее, они оригинально и непротиворечиво сочетают в себе естественнонаучные знания о нервной системе с философскими представлениями о свойствах раздражимости, ощущений, эмоций и мышления, а потому заслуживают внимания.
Что же касается возникновения мышления, то моё представление об этом и вовсе тождественно общепринятым представлениям (например, о роли труда, как инстинктивной формы деятельности животных, из которой выделяется биологически нейтральная фаза деятельности (См. Андреев. 1988. С. 145), «вплетённая в эпизодические действия по достижению биологически значимых целей»,- и требующая в своей всё возрастающей сложности «переключения внимания на средства, как особые биологически нейтральные цели» (Гурьев. 1990. С. 30, 25), в дальнейшем трансформируемая в орудийную, как ОПОСРЕДОВАННУЮ (последнюю досознательную) изготовленным средством труда (Видинеев 1978. С. 63), и наконец, появляется сам труд, когда в орудийной деятельности реализуется сознательно поставленная цель.
Безусловно, в описании данного процесса происхождения мышления многое мною упущено и не рассмотрено. Но, на мой взгляд, схвачено главное: выделение из мира инстинктов, опутанных временными связями условных рефлексов, самого мира условных рефлексов, которые способны обуславливать КОМПЛЕКС биологически нейтральных действий. Необходимость регулирования этих действий приводит к обнаружению условными рефлексами данного типа существования самих себя. Опосредование их существования от чувственности, интегрирующей в себе управление потребностями и подкреплениями организма и, тем самым, олицетворяющей ВЕСЬ организм путём исполнения биологически нейтральной деятельности, делает невозможным отождествление системы условных рефлексов с самим организмом и потому, в отличие от чувственной интеграции нервной системы, выраженной в гуморальном виде, как совпадение себя самой с организмом, обнаружение системы условных рефлексов самой себя (что немаловажно – в своей значительной независимости образования временных связей между собой) есть обнаружение НЕЧТО, существующего в организме, но отделённого от организма, ЗАСТАВЛЯЮЩЕГО организм с точки зрения его потребностей производить ту или иную биологически нейтральную работу. Идея существования этого «нечто» в человеке имеет, пожалуй, тот же возраст, что и сам человек, существуя ли в образе души, энтелехии или, в современном варианте, «гомункулуса» Ф.Крика. Т. е., подводя итог, я хочу подчеркнуть то, что отражение из внутреннего основания претерпевания путём эволюции пришло к совпадению основания и сущности организма в чувственности, и стало, в конце концов, само сущностью в сознании. Другими словами. Оно, ОБНАРУЖИВ себя и, тем самым, РАЗДЕЛИЛО себя на обнаружившего и обнаруженного, стало ПРИЧИНОЙ САМОГО СЕБЯ.