Во-первых, я определю понятие часть. Современное определение этого понятия довольно размыто и зачастую заключается в трактовке понятия «часть», как противоположного понятию «целое». Например, Аверьянов А.Н. и Базалин Б.Г. так понимают часть и целое: «Частью является материальное образование, входящее в состав другого материального образования и выступающее в качестве момента его содержания и формы. Целым является материальное образование, включающее в себя в качестве взаимосвязанных элементов другие материальные образования и обладающие свойствами, не сводящимися к свойствам составляющих его частей» (Аверьянов А.Н., Базалин Б.Г. Современные представления о категориях «система» и «элемент». / Марксистко-ленинская диалектика. В 8 кн. Кн. 1, М., 1983. С. 218).
Можно ли серьёзно относиться к подобному определению? Являются ли часть и целое существенно материальными образованиями? Отнюдь нет. Частью, как известно, может быть и часть речи, и часть доказательства (лемма), и часть сознания.
Далее. Часть, по мнению Аверьянова А.Н. и Базалина Б.Г. есть «момент содержания и формы другого материального образования». Естественно отсюда предположить, что если часть, по первому их утверждению – материальное образование, то она есть не только моментом содержания и формы другого материального образования, но и выражает также и иные моменты целого, например, количественный, структурный, протяжённый и пр. Отсюда логически следует то, что часть не может быть выражена исключительно через категории содержания и формы. Если же, напротив, именно момент содержания и формы, а не материальное образование, характеризует часть, то, опять же, под частью понимается не всё материальное образование, а лишь определённая его сторона. Но даже если совершенно забыть о характеристике части как материального образования и воспринимать её «моментом формы и содержания», то возникает естественный вопрос: содержание и форма – понятия противоположные. Увязать их одновременно с определением части, значит, собственно, утверждать, что часть – единство (или «сущая сущность») формы и содержания. Как это сделать (обосновать логически)– и есть – определить часть через эти понятия. Увы, этого не сделано. Я тоже не буду углубляться в этот вопрос. Я только замечу: целое точно так же, как и часть, можно определить как момент формы (ибо в процессе существования целое меняет свою форму) и содержания (целое – это всё содержание). Следовательно, без различия целого и части как моментов формы и содержания подобное определение неверно.
В чём же мыслится Аверьяновым А.Н. и Базалиным Б.Г. противоположение части и целого? В том, что часть «входит» в целое, а целое «включает» в себя часть. Причём, целое обладает свойствами, «не сводящимися к свойствам составляющих его частей».
То, что часть «входит» в целое, а целое «включает» в себя часть, фактически, является замкнутым логическим кругом. Действительно, если мы говорим, что одно материальное образование входит в другое, то так или иначе это другое материальное образование – лишь синонимичное название целого (т.е. часть – это то, что входит в целое). А когда утверждаем, что материальное образование, которое входит в состав другого материального образования, суть часть, то это адекватно определению части как того, из чего состоит целое. Определять таким образом противоположение целого и части – это всё равно, что полагать противоположение количества качеству, как:
-количество – это то, непрерывное изменение чего приводит к дискретному изменению качества;
-качество – это то, дискретное изменение чего кладёт новое начало непрерывному изменению количества.
В данных определениях двух противоположностей нет выражения сущности этих понятий, и как следствие этого, их противоположение приведено не по сущностному, а по явленному признаку.
Другой признак целого - целое обладает свойствами, «не сводящимися к свойствам составляющих его частей». Если это – отличие целого от частей, то в чём его противоположение частям? Аверьянов А.Н. и Базалин Б.Г. об этом умалчивают. Замечу только преувеличение этого отличия. Действительно, справедливо, что целое обладает свойствами, не сводящимися к свойствам составляющих его частей. Но и свойства частей не сводятся к свойствам целого. Например, клетки желудка, вырабатывающие желудочный сок, способны существовать в создаваемой ими агрессивной среде, чего нельзя сказать об организме в целом. Более того, никем не доказано и не может быть доказано по существу, что новые, несводимые к свойствам частей свойства целого всегда противоположны свойствам частей. Следовательно, и это различие – не абсолютно. Исходя из вышеуказанных соображений нельзя дефиниции части и целого, предлагаемые Аверьяновым А.Н. и Базалиным Б.Г. считать сколько-нибудь точными, совместимыми с самым «научным» мировоззрением.
Другое оригинальное определение целого, предложенное Шаманским Л.Г., как единства становления и результата (См., Шаманский Л.Г. Целое и целостность как категория материалистической диалектики: Автореферат диссертации кандидата философских наук. Лен. 1975. С. 6), тоже не является дефиницией целого, ибо и противоположное целому (т.е. – часть) есть также подобное единство и потому целое и часть остаются неразличимыми. Т.е. подобное определение не определяет целое в отношении своей противоположности, т.е. в отношении наиболее отличного от него (т.е. – целого) понятия (т.е. – части).
Кроме того, понятие, например, актуальной бесконечности можно также определить как единство становления и результата, как, например, делает это Бурова И.Н. (См. Бурова И.Н. Развитие проблемы бесконечности в истории науки. М., 1987. С. 4). По её мнению, в этом определении содержится именно истинная позиция философов марксистко-ленинской школы по отношению к понятию актуальной бесконечности. И, хотя вполне естественно видеть в таком тождестве определений признак целостности актуальной бесконечности, включающей в себя всё конечное, однако нельзя утверждать, что актуальная бесконечность это только целое.
Таким образом, выражение двух различных (но не противоположных!) понятий (целого и актуальной бесконечности) через одну дефиницию также свидетельствует о неполноте или о несущественности данного определения хотя бы для одного из этих понятий. По существу же, определяя целое через единство процесса (становления) и состояния (результата), мы лишь расширяем содержание понятия целого, не рассматривая источника этого единства, что, собственно, и является следствием целостности становящегося и ставшего объекта действительности.
Увы, нам, без знания идеи определения части и целого в этом случае даже не поможет исторический экскурс. Достаточно остановиться на Аристотеле. А Аристотель под частью понимал:
а) соотносящееся разделённое количество, выступающее в качестве меры между собой, поделённым и изначальным (два – потому часть трёх, поскольку именно три было поделено на два и один);
б) одно из составляющего нижнюю часть иерархии безотносительно к количеству этого составляющего (например, редкий вид – такая же часть рода, как и многочисленный);
в) через противоположность; то, что составляет целое;
г) последнее (интересное в аспекте «бутстрапа» - гипотезы квантовой механики. Поскольку разделённое по принципу «б», каждое имеет нечто, отличающее его от верхней (синтезирующей) ступени иерархии, то частью разделённого является и то, что делилось (поскольку «то, что входит в определение, разъясняющее каждую вещь, также есть часть целого; поэтому род называется и частью вида, хотя в другом смысле вид – часть рода»).
Целым же по Аристотелю называется то, что состоит из частей или то, что образует из многих одно…общее, непрерывное, ограниченное (Аристотель. Там же. Т.1. С. 148 – 149). Очевидно, что Аристотель пытается уйти из замкнутого логического круга определения через противоположности путём обращения к понятиям деления, соотнесённости, общего, одного и количества. Но в этой всеохватности исчезает рациональное зерно, годящееся для определения части и целого.
Последующие философы в основном, рассматривали противоположение целого и частей, в определении того и другого следуя за Аристотелем. Например, Н. Кузанский замечает, что целое «через каждую из своих частей пребывает в каждой» (Кузанский Н. Там же. Т. 1. С. 112). Лейбниц идёт от обратного: «Нельзя противоречить части, не противореча в то же время целому» (Лейбниц Г.В. Соч. в 4 т. Т.4. М., 1989. С. 112). Шеллинг рассматривал целое (организацию) в качестве причины всех своих частей и т.д., но что есть части и целое (без ссылки на части и что есть часть без ссылки на целое)? Что мы подразумеваем, когда говорим: «Всё это составляет одно целое?»? Если рассматривать часть и целое, как, в свою очередь, противоположности (т. е. как части одной сущности), то вполне логично задаться вопросом: что одинаково и для части и для целого служит одной сущностью? Когда мы говорим «часть», то, прежде всего, конечно, подразумеваем какой-либо объект действительности (конечно – не только материальное образование, но и свойство, отношение (ибо и отношение и свойство могут быть составными, сложными), мыслительное образование, да и, исходя из определения противоположностей, как частей сущности, и саму сущность. Но сам по себе объект действительности не служит нам основанием для разделения всех объектов действительности на части и целостности. Никакая особенность, никакое свойство объектов действительности не даёт нам оснований для разделения этих объектов на части и целостности. Т.е., когда мы говорим, просто «рука» или «глагол»,- мы говорим о самом материальном или мыслительном образовании безотносительно к чему-либо другому. Но когда мы говорим: «Рука – это часть»,- то мы уже указываем не на саму руку, а на существование отношений между рукой и телом человека. Поэтому, для определения понятий целого и части важно анализировать не столько сами объекты действительности, сколько существующие между ними отношения, а именно – отношения связи.
Вот мы и пришли к той идее, которая, возможно, вытащит нас из замкнутого логического круга. Так, в МЛФ сложилась в последнее время следующая точка зрения: «Постепенно в науке и философии складывалось убеждение, что свойства целого несводимы к набору свойств частей, его составляющих. Но оставалось неясным, в чём же заключается секрет целостности. Ответить на этот вопрос на основе метафизического мышления не удаётся. Ключ к решению даёт диалектика: тайна целостности, её несводимости к простой сумме частей заключается в связи, объединяющей предметы в сложные комплексы, во взаимовлиянии частей» ( «Введение в философию»./ Учебник для высших учебных заведений. Ч. 2. М., 1990. С. 118). Но, опять же, сама связь не определяет понятия части и целого. И часть, как сложный, относительно самостоятельный объект, имеет в себе связь, и – целое. И часть связана с целым, и целое связано со своими частями. Вопрос не в этом. Вопрос – в другом. А именно: независимо оттого, выступает ли объект действительности то ли как часть, то ли как целое (а все объекты действительности одновременно выступают и как части целого, и как целое), он остаётся относительно самостоятельным, относительно независимым, т.е. его можно всегда выделить, как объект (как целое в моей плоскости рассуждений). Гарантом такого его существования выступает индивидуальность этого объекта. Основанием же индивидуальности этого объекта служит его собственная, внутренняя связь частей. Т.е. когда мы говорим «целое», то мы имеем ввиду не отдельные объекты, например, руки, ноги, голову, печень и т.д., а то, что они существуют в единой связи друг с другом. Причём, существуют не просто – в связи, а в связи, которая позволяет отнести их к одному и тому же, к одной и той же индивидуальности. Так, Шеллинг Ф. писал: «Универсум, т.е. бесконечность форм, в которых утверждает саму себя вечная связь, есть универсум, действительная целостность только посредством связи, т.е. посредством единства во множестве» (Шеллинг Ф. Соч. в 2т. Т.2. М., 1989. С. 37).
Что подчёркивается, когда обычно говорят о целом? Завершённость, самостоятельность целого (объекта) (Ср.: «…целое как завершённый в самостоятельный индивидуум образ…» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 2. 1975. С. 488)). А когда – о части? Её несамостоятельность, недостаточность для понимания её существования рассмотрения только её самой.
Воспринимая понятие целого как связи, мы, в то же время подчёркиваем, что отнюдь не любая связь выражает понятие целого. Понятие целого выражает лишь та связь, которая характеризует индивидуальность объекта, являет нам объект одним, отличным, независимым в этом своём различии от других объектов - его частей. В этом нас убеждает принцип эмерджентности (несводимости) качеств и свойств целого качествам и свойствам как его частей, так и других целостностей. Например, связь, которая организует взаимодействие частей, органов тела одного человека отлична от той же связи в другом человеке и суть то, что делает эти разные органы целым.
Конечно, понятие независимости связи нельзя понимать в абсолютном смысле, ибо всё в мире, в конечном счёте, взаимосвязано. В том числе и сама связь целого зависит как от состояний и связей частей, так и от внешней среды. Но эта зависимость иррациональна, ибо связь целого, как качественно нового образования, способного к качественно иным взаимодействиям, свободна в своих изменениях. Если же эта связь теряет свою свободу, становится зависимой от других связей в своём качественно новом пространстве, то она становится частью .
Таким образом, я под целым склонен подразумевать независимую связь. Т.е. – я подразумеваю такую связь, которая объемлет собой различные вещи, понятия, свойства, отношения и ограничивает собой, своей независимостью, феноменальностью эти вещи, понятия и т.д. Выкиньте из содержания понятия «целое» понятие «связь» - и исчезнет само целое. Под частью я понимаю зависимую связь чего-либо. В подобном виде эти определения части и целого не выглядят полными, ибо ни целое, ни часть не есть только связями. Они есть связи противоположного вида, но вместе со связанными этими связями нечто. Причём, эти нечто нельзя конкретизировать обычными в таких случаях понятиями, как «вещь», «объект» и т.д. Возьмём, к примеру, понятие «элемент». Т.е. определим целое как элементы, объединённые независимой связью, а часть, как элементы, объединённые зависимой связью. Вроде бы, всё нормально. Элементы могут быть свободны, могут быть связаны между собой независимой, и зависимой связями. Понятия независимости и зависимости связи не только дают возможность выразить понятия части и целого, как противоположные друг другу части одной сущности (зависимая и независимая связь). Они также подчёркивают то обстоятельство, что:
- часть, как зависимая связь, есть необходимо такая связь, которая находит действительность своего существования во внешней причинности (как понять, например, существование сердца без обращения к существованию организма?);
- целое же, в свою очередь, как независимая связь, есть необходимо такая связь, которая находит действительность своего существования во внутренней причинности. Действительно, как понять существование, например, того же сердца без обращения к связи, заставляющей нас воспринимать сердце как нечто одно, отличное от других органов тела, позволяющей этому одному выполнять предназначенную ему целым (организмом) функцию?
Но обратимся к понятию элемента. Даже несмышлёнышу ясно, что элементы (как и объекты, вещи и т.д.), объединённые, без разницы, зависимой или независимой связью, суть части целого. И, таким образом, мы остаёмся в замкнутом кругу взаимоопределений противоположностей, определяя целое как неделимые части, объединенные независимой связью, а часть, как неделимые части, объединённые зависимой связью.
Казалось бы подтверждается исторический опыт невозможности определения целого и части без привлечения их противоположностей. Неужели нет выхода?
Рассмотрим диалектику существования частей и целого. Часть есть частью только тогда, когда есть нечто, о чём можно сказать, что оно есть целое по отношению к части. В каком смысле это понимается? Как понимать, что нечто есть частью другого нечто?
Н. Кузанский, отталкиваясь от анаксагоровского «каждое – в каждом», писал: «Так вселенское целое через каждую из своих частей пребывает в каждом» (Кузанский Н. Там же. Т. 1. С. 112). Именно из этой характерной для части черты (т.е. факта пребывания целого в части одновременно со специфическим существованием самой части в целом), помогающей определить нечто именно в качестве части данного целого, в дальнейшем исходил и Гегель, утверждая: «Отношение целого и частей есть непосредственное…. отношение и переход тождества-с-собой в разность» (Гегель Г.В.Ф. Там же. Т. 1. С. 302).
Именно поэтому же Лейбниц Г.В. заметил: «Нельзя противоречить части, не противореча целому» (Лейбниц Г.В. Соч. в 4 т. Т. 4. М., 1989. С. 112), ибо в части заключено целое.
Именно поэтому Шеллинг Ф. подчёркивал: «Но части… могут быть различены только по форме и образу…- понятие нерушимости каждой организации свидетельствует только о том, что в ней… нет части, в которой не продолжало бы сохраняться целое или из которого нельзя было бы познать целое» (Шеллинг Ф. Там же. Т. 1. С. 140 – 141).
Часть зависима от целого, в то время, как целое, по своему смыслу, зависит только от себя самого (поскольку части – в нём самом). Это позволило Шеллингу Ф. написать, на мой взгляд, ключевую в определении целого и частей фразу: «…из понятия индивидуальности следует двоякое воззрение на каждую организацию, которая в качестве идеального целого есть причина всех своих частей (т.е. самой себя в качестве реального целого) и в качестве реального целого (поскольку у неё есть части) есть причина самой себя в качестве идеального целого» (Шеллинг Ф. Там же. Т. 1. С. 141).
На мой взгляд – гениальный ход – перенести определение части и целого в причинно – следственную плоскость! Действительно, сплавляя опыт философского наследия в одно целое, невозможно не признать, что поскольку части порождают целое, а целое порождает части, поскольку в частях присутствует целое, а в целом присутствуют части, каждая из указанных противоположностей есть единственной непосредственной причиной существования своего антипода. Но если мы будем определять часть и целое через причину их существования, то, опять же, мы будем определять их через друг друга. Поэтому я считаю, что дефинициями целого и части будут:
- часть – это зависимая связь следствия;
- целое – это независимая связь следствия.
Действительно (краткое доказательство по Гегелю):
1. Понятие целого как независимой связи следствия суть определение сугубо внешнее, ибо, как определение:
а) оно есть отличие, благодаря которому мы данное понятие выделяем из других понятий;
б) им мы ограничиваем сферу бытия среди других понятий, за пределами которой оно суть ничто.
Первое – понятно. Второе – уточню. Что, например, означает выражение «стол есть целое» за пределами смысла целого как независимой связи следствия совместного существования его ножек, крышки, крепёжных деталей и т.д.? Или что означает «крышка – часть» без добавления «чего?» - понятия стола, т.е. за пределами смысла части как зависимой связи следствия того, что существует стол? Только как следствия существования друг друга часть есть часть, целое есть целое.
Возьмём другой пример. Рассмотрим, как сказывается бытие понятия целого в выражении «Стол есть рабочее место писателя». Разумеется, и стол есть нечто целое, и писатель есть нечто целое, да и место, определяемое столом, тоже есть нечто целое. Но понятие целого незначимо в самом выражении. Оно отсутствует. Его нет в наличном бытии этого выражения и потому оно суть ничто. В предложении «Стол есть рабочее место писателя» присутствует связь между столом и писателем («есть рабочее место»), но нет ни указания на характер связи, ни следования.
2. В то же время определение целого как независимой связи, суть полагание чего-либо посредством связи, как нечто одно, ограниченное самой связью (т.е. – внутреннее). Например, молекула, как одно, полагается связью атомов этой молекулы, и вне этой связи атомы сохраняют свою самостоятельность. Т.е. связь не только полагает это одно (молекулу), но и ограничивает понимание одного (молекулы). Связь же, сама по себе, есть нечто общее между двумя нечто, которые она и объединяет в нечто одно (см. далее: понятие сущности, как связи). Связь нельзя разделить между двумя (или более) нечто. Она – то общее, что свойственно одинаково связанным посредством её нечто. Это уже подметил уже Аристотель: «…общее и тем самым то, что вообще сказывается как нечто целое…» (Аристотель. Там же. Т. 1., С. 174).
Так, рассматривая нашу планетную систему как одно целое, мы видим в ней между планетами и Солнцем существующую, благодаря гравитации, единую связь, привязывающую планеты к Солнцу, формирующую (в том числе и благодаря взаимодействию между планетами между собой) орбиты планет и т.д. Благодаря этой единой связи - общности взаимодействия, солнечная система и есть нечто целое.
В геологии принято рассматривать геотектонические процессы как нечто взаимообусловленное, взаимосвязанное, имеющее одну довлеющую закономерность, проявляющуюся в эволюции земных недр, одну связь, делающую в определённые моменты жизни Земли геотектонические процессы глобальными – одним процессом.
В биосфере, в биоценозах между животными и растениями мы также постигаем единую связь, присущую всем членам сообщества, могущую отторгнуть или принять в себя того или иного кандидата на членство.
Эта связь, как общность, постигается всюду в процессах самоорганизации: от плазмы до общества. В ней каждая частица, каждый человек, вносят свой посильный вклад в единый процесс, подчиняясь не только ближайшему на него влиянию, но и единой связи, необходимо возникающей между всеми частицами, между всеми людьми, участвующими в том или ином процессе самоорганизации. Общее как единая связь между всеми элементами, есть непосредственно целое, внутренне единое, которое уже потому, что внутренне, суть независима от внешнего, ограничена самой собой. Общее – суть та связь, благодаря которой понятия (или объекты действительности, отражающиеся в понятиях), группируются, классифицируются в системы, виды, роды, семейства, классы, типы и пр.
3. Но положенные в своей общности как независимые, эти понятия (или объекты действительности), уже не есть единым непосредственно целым, ибо они, как независимые, суть выхождение за пределы непосредственной связи, опосредование единой связью самой себя.
Так, в химии классифицируются по характеру химической связи химические соединения: предельные – непредельные углеводороды, алициклические – ароматические и т.д. В физике механические системы классифицируются по характеру связи на голономные – неголономные. В биологии роль общности в определении вида выполняет свободная панмиксия и т.д.
Тождественность связей самостоятельных объектов действительности составляет (указывает) по прежнему на их общность (происхождения, отношения к чему-либо, функционирования и т.д.). Но эта общность уже опосредована их самостоятельностью, раздельностью их существования. Раздельность существования одной связи суть переход одного во многое, ибо, опосредуясь самой собой, одна связь делится на множество тождественных ей самой связей, остающихся непосредственными в самих себе, и потому целыми для себя, но погружёнными, существующими в непосредственно целом.
Множественность тождественных друг другу и одному и тому же – общему, связей суть множество тождественных одних – единиц, опосредованных по отношению друг к другу в непосредственно целом. Одновременно, как опосредованные, самостоятельные связи, они не есть уже неразличимое общее. Каждая из этих связей отдельна от остальных и от непосредственно целого. Независимостью одного из многих обусловлена относительная свобода его существования вне общности, положена основа её индивидуальности. Внутренне единое уже не ограничивает внешне множественное.
Таким образом, опосредование общего самим собой есть единичное. Единичное, как тождественная общему связь, суть также целое. Единичное, как отличная от общего связь, суть опосредованное в самом себе целое и, по своему определению (единичное – опосредованное целое) единичное противоположно целому. Кроме того, в понятии единичного как опосредованно целого понятие общего снято (опосредованно).
4. Но, являясь тождеством по отношению к общему, единичное как собственная независимая связь суть развитие в нечто иное, обусловленное тождеством общего и единичного – с одной стороны, и положением, функционированием единичной связи в общей, в общем процессе существования одного – с другой. Единичное, таким образом, как развитие в нечто иное, суть зависимая от общей основополагающей связи, непрерывного пространства этой связи связь. Т.е. единичное – связь, зависимая от своего местоположения в общей связи, от своего функционирования в едином процессе связи, и потому суть часть целого, нечто особенное.
Одновременно непрерывное становление единичного в общей связи как каждого нечто – иного, чем основополагающая связь, но зависящего от этой основополагающей связи, суть становление иной всеобщей связи, положенной в свободе становления единичного, как возможного отдельного, части, в отличие от особенного, существования самого себя. Таким образом, развитие единичного приводит к появлению особенного, в котором единичное снято в своей независимости, но, по прежнему, свободно в своей особенности, в своей индивидуальности, которая, в свою очередь, снимается уже как новая зависимость индивидуальностей между собой в понятии отдельного. Особенное и отдельное, в противоположность единичному и общему суть зависимая связь следствия существования независимой связи. Положенные для себя, они суть собственная независимая связь своей индивидуальности, нового тождества, где особенное становится тождественным единичному, а отдельное – общему. Но и то и другое, как следствие единичного и общего, остаются зависимыми связями и суть части, т.е. нечто иное, хотя и тождественное (как противоположность) понятию целого.
Следовательно, развивая содержание понятия целого, мы пришли к понятию части, как понятию, противоположному понятию целого, которое в тождестве с понятием целого суть также связь, но связь, отрицающая свою независимость, иная, противоположная понятию целого связь, однако тождественная ему по существу. Развивая содержание понятия целого (от общего к единичному), мы вернулись к его тождеству самому себе, но в ином (части).
Таким образом, мой тезис целого как независимой связи, получил своё подтверждение в своём содержании, т.е. развитие его содержания приводит к тождеству с самим тезисом.
Можно ли серьёзно относиться к подобному определению? Являются ли часть и целое существенно материальными образованиями? Отнюдь нет. Частью, как известно, может быть и часть речи, и часть доказательства (лемма), и часть сознания.
Далее. Часть, по мнению Аверьянова А.Н. и Базалина Б.Г. есть «момент содержания и формы другого материального образования». Естественно отсюда предположить, что если часть, по первому их утверждению – материальное образование, то она есть не только моментом содержания и формы другого материального образования, но и выражает также и иные моменты целого, например, количественный, структурный, протяжённый и пр. Отсюда логически следует то, что часть не может быть выражена исключительно через категории содержания и формы. Если же, напротив, именно момент содержания и формы, а не материальное образование, характеризует часть, то, опять же, под частью понимается не всё материальное образование, а лишь определённая его сторона. Но даже если совершенно забыть о характеристике части как материального образования и воспринимать её «моментом формы и содержания», то возникает естественный вопрос: содержание и форма – понятия противоположные. Увязать их одновременно с определением части, значит, собственно, утверждать, что часть – единство (или «сущая сущность») формы и содержания. Как это сделать (обосновать логически)– и есть – определить часть через эти понятия. Увы, этого не сделано. Я тоже не буду углубляться в этот вопрос. Я только замечу: целое точно так же, как и часть, можно определить как момент формы (ибо в процессе существования целое меняет свою форму) и содержания (целое – это всё содержание). Следовательно, без различия целого и части как моментов формы и содержания подобное определение неверно.
В чём же мыслится Аверьяновым А.Н. и Базалиным Б.Г. противоположение части и целого? В том, что часть «входит» в целое, а целое «включает» в себя часть. Причём, целое обладает свойствами, «не сводящимися к свойствам составляющих его частей».
То, что часть «входит» в целое, а целое «включает» в себя часть, фактически, является замкнутым логическим кругом. Действительно, если мы говорим, что одно материальное образование входит в другое, то так или иначе это другое материальное образование – лишь синонимичное название целого (т.е. часть – это то, что входит в целое). А когда утверждаем, что материальное образование, которое входит в состав другого материального образования, суть часть, то это адекватно определению части как того, из чего состоит целое. Определять таким образом противоположение целого и части – это всё равно, что полагать противоположение количества качеству, как:
-количество – это то, непрерывное изменение чего приводит к дискретному изменению качества;
-качество – это то, дискретное изменение чего кладёт новое начало непрерывному изменению количества.
В данных определениях двух противоположностей нет выражения сущности этих понятий, и как следствие этого, их противоположение приведено не по сущностному, а по явленному признаку.
Другой признак целого - целое обладает свойствами, «не сводящимися к свойствам составляющих его частей». Если это – отличие целого от частей, то в чём его противоположение частям? Аверьянов А.Н. и Базалин Б.Г. об этом умалчивают. Замечу только преувеличение этого отличия. Действительно, справедливо, что целое обладает свойствами, не сводящимися к свойствам составляющих его частей. Но и свойства частей не сводятся к свойствам целого. Например, клетки желудка, вырабатывающие желудочный сок, способны существовать в создаваемой ими агрессивной среде, чего нельзя сказать об организме в целом. Более того, никем не доказано и не может быть доказано по существу, что новые, несводимые к свойствам частей свойства целого всегда противоположны свойствам частей. Следовательно, и это различие – не абсолютно. Исходя из вышеуказанных соображений нельзя дефиниции части и целого, предлагаемые Аверьяновым А.Н. и Базалиным Б.Г. считать сколько-нибудь точными, совместимыми с самым «научным» мировоззрением.
Другое оригинальное определение целого, предложенное Шаманским Л.Г., как единства становления и результата (См., Шаманский Л.Г. Целое и целостность как категория материалистической диалектики: Автореферат диссертации кандидата философских наук. Лен. 1975. С. 6), тоже не является дефиницией целого, ибо и противоположное целому (т.е. – часть) есть также подобное единство и потому целое и часть остаются неразличимыми. Т.е. подобное определение не определяет целое в отношении своей противоположности, т.е. в отношении наиболее отличного от него (т.е. – целого) понятия (т.е. – части).
Кроме того, понятие, например, актуальной бесконечности можно также определить как единство становления и результата, как, например, делает это Бурова И.Н. (См. Бурова И.Н. Развитие проблемы бесконечности в истории науки. М., 1987. С. 4). По её мнению, в этом определении содержится именно истинная позиция философов марксистко-ленинской школы по отношению к понятию актуальной бесконечности. И, хотя вполне естественно видеть в таком тождестве определений признак целостности актуальной бесконечности, включающей в себя всё конечное, однако нельзя утверждать, что актуальная бесконечность это только целое.
Таким образом, выражение двух различных (но не противоположных!) понятий (целого и актуальной бесконечности) через одну дефиницию также свидетельствует о неполноте или о несущественности данного определения хотя бы для одного из этих понятий. По существу же, определяя целое через единство процесса (становления) и состояния (результата), мы лишь расширяем содержание понятия целого, не рассматривая источника этого единства, что, собственно, и является следствием целостности становящегося и ставшего объекта действительности.
Увы, нам, без знания идеи определения части и целого в этом случае даже не поможет исторический экскурс. Достаточно остановиться на Аристотеле. А Аристотель под частью понимал:
а) соотносящееся разделённое количество, выступающее в качестве меры между собой, поделённым и изначальным (два – потому часть трёх, поскольку именно три было поделено на два и один);
б) одно из составляющего нижнюю часть иерархии безотносительно к количеству этого составляющего (например, редкий вид – такая же часть рода, как и многочисленный);
в) через противоположность; то, что составляет целое;
г) последнее (интересное в аспекте «бутстрапа» - гипотезы квантовой механики. Поскольку разделённое по принципу «б», каждое имеет нечто, отличающее его от верхней (синтезирующей) ступени иерархии, то частью разделённого является и то, что делилось (поскольку «то, что входит в определение, разъясняющее каждую вещь, также есть часть целого; поэтому род называется и частью вида, хотя в другом смысле вид – часть рода»).
Целым же по Аристотелю называется то, что состоит из частей или то, что образует из многих одно…общее, непрерывное, ограниченное (Аристотель. Там же. Т.1. С. 148 – 149). Очевидно, что Аристотель пытается уйти из замкнутого логического круга определения через противоположности путём обращения к понятиям деления, соотнесённости, общего, одного и количества. Но в этой всеохватности исчезает рациональное зерно, годящееся для определения части и целого.
Последующие философы в основном, рассматривали противоположение целого и частей, в определении того и другого следуя за Аристотелем. Например, Н. Кузанский замечает, что целое «через каждую из своих частей пребывает в каждой» (Кузанский Н. Там же. Т. 1. С. 112). Лейбниц идёт от обратного: «Нельзя противоречить части, не противореча в то же время целому» (Лейбниц Г.В. Соч. в 4 т. Т.4. М., 1989. С. 112). Шеллинг рассматривал целое (организацию) в качестве причины всех своих частей и т.д., но что есть части и целое (без ссылки на части и что есть часть без ссылки на целое)? Что мы подразумеваем, когда говорим: «Всё это составляет одно целое?»? Если рассматривать часть и целое, как, в свою очередь, противоположности (т. е. как части одной сущности), то вполне логично задаться вопросом: что одинаково и для части и для целого служит одной сущностью? Когда мы говорим «часть», то, прежде всего, конечно, подразумеваем какой-либо объект действительности (конечно – не только материальное образование, но и свойство, отношение (ибо и отношение и свойство могут быть составными, сложными), мыслительное образование, да и, исходя из определения противоположностей, как частей сущности, и саму сущность. Но сам по себе объект действительности не служит нам основанием для разделения всех объектов действительности на части и целостности. Никакая особенность, никакое свойство объектов действительности не даёт нам оснований для разделения этих объектов на части и целостности. Т.е., когда мы говорим, просто «рука» или «глагол»,- мы говорим о самом материальном или мыслительном образовании безотносительно к чему-либо другому. Но когда мы говорим: «Рука – это часть»,- то мы уже указываем не на саму руку, а на существование отношений между рукой и телом человека. Поэтому, для определения понятий целого и части важно анализировать не столько сами объекты действительности, сколько существующие между ними отношения, а именно – отношения связи.
Вот мы и пришли к той идее, которая, возможно, вытащит нас из замкнутого логического круга. Так, в МЛФ сложилась в последнее время следующая точка зрения: «Постепенно в науке и философии складывалось убеждение, что свойства целого несводимы к набору свойств частей, его составляющих. Но оставалось неясным, в чём же заключается секрет целостности. Ответить на этот вопрос на основе метафизического мышления не удаётся. Ключ к решению даёт диалектика: тайна целостности, её несводимости к простой сумме частей заключается в связи, объединяющей предметы в сложные комплексы, во взаимовлиянии частей» ( «Введение в философию»./ Учебник для высших учебных заведений. Ч. 2. М., 1990. С. 118). Но, опять же, сама связь не определяет понятия части и целого. И часть, как сложный, относительно самостоятельный объект, имеет в себе связь, и – целое. И часть связана с целым, и целое связано со своими частями. Вопрос не в этом. Вопрос – в другом. А именно: независимо оттого, выступает ли объект действительности то ли как часть, то ли как целое (а все объекты действительности одновременно выступают и как части целого, и как целое), он остаётся относительно самостоятельным, относительно независимым, т.е. его можно всегда выделить, как объект (как целое в моей плоскости рассуждений). Гарантом такого его существования выступает индивидуальность этого объекта. Основанием же индивидуальности этого объекта служит его собственная, внутренняя связь частей. Т.е. когда мы говорим «целое», то мы имеем ввиду не отдельные объекты, например, руки, ноги, голову, печень и т.д., а то, что они существуют в единой связи друг с другом. Причём, существуют не просто – в связи, а в связи, которая позволяет отнести их к одному и тому же, к одной и той же индивидуальности. Так, Шеллинг Ф. писал: «Универсум, т.е. бесконечность форм, в которых утверждает саму себя вечная связь, есть универсум, действительная целостность только посредством связи, т.е. посредством единства во множестве» (Шеллинг Ф. Соч. в 2т. Т.2. М., 1989. С. 37).
Что подчёркивается, когда обычно говорят о целом? Завершённость, самостоятельность целого (объекта) (Ср.: «…целое как завершённый в самостоятельный индивидуум образ…» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 2. 1975. С. 488)). А когда – о части? Её несамостоятельность, недостаточность для понимания её существования рассмотрения только её самой.
Воспринимая понятие целого как связи, мы, в то же время подчёркиваем, что отнюдь не любая связь выражает понятие целого. Понятие целого выражает лишь та связь, которая характеризует индивидуальность объекта, являет нам объект одним, отличным, независимым в этом своём различии от других объектов - его частей. В этом нас убеждает принцип эмерджентности (несводимости) качеств и свойств целого качествам и свойствам как его частей, так и других целостностей. Например, связь, которая организует взаимодействие частей, органов тела одного человека отлична от той же связи в другом человеке и суть то, что делает эти разные органы целым.
Конечно, понятие независимости связи нельзя понимать в абсолютном смысле, ибо всё в мире, в конечном счёте, взаимосвязано. В том числе и сама связь целого зависит как от состояний и связей частей, так и от внешней среды. Но эта зависимость иррациональна, ибо связь целого, как качественно нового образования, способного к качественно иным взаимодействиям, свободна в своих изменениях. Если же эта связь теряет свою свободу, становится зависимой от других связей в своём качественно новом пространстве, то она становится частью .
Таким образом, я под целым склонен подразумевать независимую связь. Т.е. – я подразумеваю такую связь, которая объемлет собой различные вещи, понятия, свойства, отношения и ограничивает собой, своей независимостью, феноменальностью эти вещи, понятия и т.д. Выкиньте из содержания понятия «целое» понятие «связь» - и исчезнет само целое. Под частью я понимаю зависимую связь чего-либо. В подобном виде эти определения части и целого не выглядят полными, ибо ни целое, ни часть не есть только связями. Они есть связи противоположного вида, но вместе со связанными этими связями нечто. Причём, эти нечто нельзя конкретизировать обычными в таких случаях понятиями, как «вещь», «объект» и т.д. Возьмём, к примеру, понятие «элемент». Т.е. определим целое как элементы, объединённые независимой связью, а часть, как элементы, объединённые зависимой связью. Вроде бы, всё нормально. Элементы могут быть свободны, могут быть связаны между собой независимой, и зависимой связями. Понятия независимости и зависимости связи не только дают возможность выразить понятия части и целого, как противоположные друг другу части одной сущности (зависимая и независимая связь). Они также подчёркивают то обстоятельство, что:
- часть, как зависимая связь, есть необходимо такая связь, которая находит действительность своего существования во внешней причинности (как понять, например, существование сердца без обращения к существованию организма?);
- целое же, в свою очередь, как независимая связь, есть необходимо такая связь, которая находит действительность своего существования во внутренней причинности. Действительно, как понять существование, например, того же сердца без обращения к связи, заставляющей нас воспринимать сердце как нечто одно, отличное от других органов тела, позволяющей этому одному выполнять предназначенную ему целым (организмом) функцию?
Но обратимся к понятию элемента. Даже несмышлёнышу ясно, что элементы (как и объекты, вещи и т.д.), объединённые, без разницы, зависимой или независимой связью, суть части целого. И, таким образом, мы остаёмся в замкнутом кругу взаимоопределений противоположностей, определяя целое как неделимые части, объединенные независимой связью, а часть, как неделимые части, объединённые зависимой связью.
Казалось бы подтверждается исторический опыт невозможности определения целого и части без привлечения их противоположностей. Неужели нет выхода?
Рассмотрим диалектику существования частей и целого. Часть есть частью только тогда, когда есть нечто, о чём можно сказать, что оно есть целое по отношению к части. В каком смысле это понимается? Как понимать, что нечто есть частью другого нечто?
Н. Кузанский, отталкиваясь от анаксагоровского «каждое – в каждом», писал: «Так вселенское целое через каждую из своих частей пребывает в каждом» (Кузанский Н. Там же. Т. 1. С. 112). Именно из этой характерной для части черты (т.е. факта пребывания целого в части одновременно со специфическим существованием самой части в целом), помогающей определить нечто именно в качестве части данного целого, в дальнейшем исходил и Гегель, утверждая: «Отношение целого и частей есть непосредственное…. отношение и переход тождества-с-собой в разность» (Гегель Г.В.Ф. Там же. Т. 1. С. 302).
Именно поэтому же Лейбниц Г.В. заметил: «Нельзя противоречить части, не противореча целому» (Лейбниц Г.В. Соч. в 4 т. Т. 4. М., 1989. С. 112), ибо в части заключено целое.
Именно поэтому Шеллинг Ф. подчёркивал: «Но части… могут быть различены только по форме и образу…- понятие нерушимости каждой организации свидетельствует только о том, что в ней… нет части, в которой не продолжало бы сохраняться целое или из которого нельзя было бы познать целое» (Шеллинг Ф. Там же. Т. 1. С. 140 – 141).
Часть зависима от целого, в то время, как целое, по своему смыслу, зависит только от себя самого (поскольку части – в нём самом). Это позволило Шеллингу Ф. написать, на мой взгляд, ключевую в определении целого и частей фразу: «…из понятия индивидуальности следует двоякое воззрение на каждую организацию, которая в качестве идеального целого есть причина всех своих частей (т.е. самой себя в качестве реального целого) и в качестве реального целого (поскольку у неё есть части) есть причина самой себя в качестве идеального целого» (Шеллинг Ф. Там же. Т. 1. С. 141).
На мой взгляд – гениальный ход – перенести определение части и целого в причинно – следственную плоскость! Действительно, сплавляя опыт философского наследия в одно целое, невозможно не признать, что поскольку части порождают целое, а целое порождает части, поскольку в частях присутствует целое, а в целом присутствуют части, каждая из указанных противоположностей есть единственной непосредственной причиной существования своего антипода. Но если мы будем определять часть и целое через причину их существования, то, опять же, мы будем определять их через друг друга. Поэтому я считаю, что дефинициями целого и части будут:
- часть – это зависимая связь следствия;
- целое – это независимая связь следствия.
Действительно (краткое доказательство по Гегелю):
1. Понятие целого как независимой связи следствия суть определение сугубо внешнее, ибо, как определение:
а) оно есть отличие, благодаря которому мы данное понятие выделяем из других понятий;
б) им мы ограничиваем сферу бытия среди других понятий, за пределами которой оно суть ничто.
Первое – понятно. Второе – уточню. Что, например, означает выражение «стол есть целое» за пределами смысла целого как независимой связи следствия совместного существования его ножек, крышки, крепёжных деталей и т.д.? Или что означает «крышка – часть» без добавления «чего?» - понятия стола, т.е. за пределами смысла части как зависимой связи следствия того, что существует стол? Только как следствия существования друг друга часть есть часть, целое есть целое.
Возьмём другой пример. Рассмотрим, как сказывается бытие понятия целого в выражении «Стол есть рабочее место писателя». Разумеется, и стол есть нечто целое, и писатель есть нечто целое, да и место, определяемое столом, тоже есть нечто целое. Но понятие целого незначимо в самом выражении. Оно отсутствует. Его нет в наличном бытии этого выражения и потому оно суть ничто. В предложении «Стол есть рабочее место писателя» присутствует связь между столом и писателем («есть рабочее место»), но нет ни указания на характер связи, ни следования.
2. В то же время определение целого как независимой связи, суть полагание чего-либо посредством связи, как нечто одно, ограниченное самой связью (т.е. – внутреннее). Например, молекула, как одно, полагается связью атомов этой молекулы, и вне этой связи атомы сохраняют свою самостоятельность. Т.е. связь не только полагает это одно (молекулу), но и ограничивает понимание одного (молекулы). Связь же, сама по себе, есть нечто общее между двумя нечто, которые она и объединяет в нечто одно (см. далее: понятие сущности, как связи). Связь нельзя разделить между двумя (или более) нечто. Она – то общее, что свойственно одинаково связанным посредством её нечто. Это уже подметил уже Аристотель: «…общее и тем самым то, что вообще сказывается как нечто целое…» (Аристотель. Там же. Т. 1., С. 174).
Так, рассматривая нашу планетную систему как одно целое, мы видим в ней между планетами и Солнцем существующую, благодаря гравитации, единую связь, привязывающую планеты к Солнцу, формирующую (в том числе и благодаря взаимодействию между планетами между собой) орбиты планет и т.д. Благодаря этой единой связи - общности взаимодействия, солнечная система и есть нечто целое.
В геологии принято рассматривать геотектонические процессы как нечто взаимообусловленное, взаимосвязанное, имеющее одну довлеющую закономерность, проявляющуюся в эволюции земных недр, одну связь, делающую в определённые моменты жизни Земли геотектонические процессы глобальными – одним процессом.
В биосфере, в биоценозах между животными и растениями мы также постигаем единую связь, присущую всем членам сообщества, могущую отторгнуть или принять в себя того или иного кандидата на членство.
Эта связь, как общность, постигается всюду в процессах самоорганизации: от плазмы до общества. В ней каждая частица, каждый человек, вносят свой посильный вклад в единый процесс, подчиняясь не только ближайшему на него влиянию, но и единой связи, необходимо возникающей между всеми частицами, между всеми людьми, участвующими в том или ином процессе самоорганизации. Общее как единая связь между всеми элементами, есть непосредственно целое, внутренне единое, которое уже потому, что внутренне, суть независима от внешнего, ограничена самой собой. Общее – суть та связь, благодаря которой понятия (или объекты действительности, отражающиеся в понятиях), группируются, классифицируются в системы, виды, роды, семейства, классы, типы и пр.
3. Но положенные в своей общности как независимые, эти понятия (или объекты действительности), уже не есть единым непосредственно целым, ибо они, как независимые, суть выхождение за пределы непосредственной связи, опосредование единой связью самой себя.
Так, в химии классифицируются по характеру химической связи химические соединения: предельные – непредельные углеводороды, алициклические – ароматические и т.д. В физике механические системы классифицируются по характеру связи на голономные – неголономные. В биологии роль общности в определении вида выполняет свободная панмиксия и т.д.
Тождественность связей самостоятельных объектов действительности составляет (указывает) по прежнему на их общность (происхождения, отношения к чему-либо, функционирования и т.д.). Но эта общность уже опосредована их самостоятельностью, раздельностью их существования. Раздельность существования одной связи суть переход одного во многое, ибо, опосредуясь самой собой, одна связь делится на множество тождественных ей самой связей, остающихся непосредственными в самих себе, и потому целыми для себя, но погружёнными, существующими в непосредственно целом.
Множественность тождественных друг другу и одному и тому же – общему, связей суть множество тождественных одних – единиц, опосредованных по отношению друг к другу в непосредственно целом. Одновременно, как опосредованные, самостоятельные связи, они не есть уже неразличимое общее. Каждая из этих связей отдельна от остальных и от непосредственно целого. Независимостью одного из многих обусловлена относительная свобода его существования вне общности, положена основа её индивидуальности. Внутренне единое уже не ограничивает внешне множественное.
Таким образом, опосредование общего самим собой есть единичное. Единичное, как тождественная общему связь, суть также целое. Единичное, как отличная от общего связь, суть опосредованное в самом себе целое и, по своему определению (единичное – опосредованное целое) единичное противоположно целому. Кроме того, в понятии единичного как опосредованно целого понятие общего снято (опосредованно).
4. Но, являясь тождеством по отношению к общему, единичное как собственная независимая связь суть развитие в нечто иное, обусловленное тождеством общего и единичного – с одной стороны, и положением, функционированием единичной связи в общей, в общем процессе существования одного – с другой. Единичное, таким образом, как развитие в нечто иное, суть зависимая от общей основополагающей связи, непрерывного пространства этой связи связь. Т.е. единичное – связь, зависимая от своего местоположения в общей связи, от своего функционирования в едином процессе связи, и потому суть часть целого, нечто особенное.
Одновременно непрерывное становление единичного в общей связи как каждого нечто – иного, чем основополагающая связь, но зависящего от этой основополагающей связи, суть становление иной всеобщей связи, положенной в свободе становления единичного, как возможного отдельного, части, в отличие от особенного, существования самого себя. Таким образом, развитие единичного приводит к появлению особенного, в котором единичное снято в своей независимости, но, по прежнему, свободно в своей особенности, в своей индивидуальности, которая, в свою очередь, снимается уже как новая зависимость индивидуальностей между собой в понятии отдельного. Особенное и отдельное, в противоположность единичному и общему суть зависимая связь следствия существования независимой связи. Положенные для себя, они суть собственная независимая связь своей индивидуальности, нового тождества, где особенное становится тождественным единичному, а отдельное – общему. Но и то и другое, как следствие единичного и общего, остаются зависимыми связями и суть части, т.е. нечто иное, хотя и тождественное (как противоположность) понятию целого.
Следовательно, развивая содержание понятия целого, мы пришли к понятию части, как понятию, противоположному понятию целого, которое в тождестве с понятием целого суть также связь, но связь, отрицающая свою независимость, иная, противоположная понятию целого связь, однако тождественная ему по существу. Развивая содержание понятия целого (от общего к единичному), мы вернулись к его тождеству самому себе, но в ином (части).
Таким образом, мой тезис целого как независимой связи, получил своё подтверждение в своём содержании, т.е. развитие его содержания приводит к тождеству с самим тезисом.