Раньше я определил сознание - это рефлективное соотношение субъективной и объективной активности в очевидном знании. Но, что стоит за словами: «субъективной и объективной активности»? Здесь одни прилагательные и предикат. А что суть сами: субъект объект, и в чем полагается их активность? Ранее я определяя субъект писал: «Поскольку сознательным мышление становиться лишь после введение в круг мыслимой действительности САМОГО МЫСЛЯЩЕГО субъекта, как самостоятельно (активно) существующего фактора ситуации, то, собственно отсюда следует, что субъект- это:
-конечная субстанция представления.
Разъяснение: субстанция- то, что имеет причину существования себя- в себе. Причина существования любого человеческого представления- сам субъект познания, который, в свою очередь, существует, как представление о себе, среди генерируемых им самим представлений о другом.
В таком виде: определение субъекта последовательно разворачиваясь ведет к классическому солипсизму. Чтобы избежать его, необходимо противопоставить субъекту объект, как представление, но представление, не зависящее от субъекта, что невозможно, поскольку любое представление- генерирует сам субъект». По Лекторскому В.А., мнения которого я придерживаюсь по исторической ретроспективе понятий субъект-объекта, субъект есть латинский перевод термина Аристотеля, который по смыслу суть:
-материя, т.е. НЕОФОРМЛЕННАЯ субстанция;
- ИНДИВИДУАЛЬНОЕ бытие, т.е. нечто оформленное, предметное (извиняюсь за столь расплывчатое понимание субъекта Аристотелем; здесь главное – понятие субъекта связывалось Аристотелем с существованием вещи самой по себе),
а объект:
-как нечто (та же субстанция, вещь), данное нам УЖЕ В ОЩУЩЕНИИ, МЫШЛЕНИИ (т.е. не САМА вещь, а ощущение её, наше мышление о ней) (См. Лекторский В.А. Проблема субъекта и объекта в классической и современной буржуазной философии. 1965. М., С. 3).
В ракурсе исторической проблематики становления понятий субъект-объекта, вплоть до Канта, следуя Аристотелю, рассмотрение отношений понятий субъект-объекта в философии не могло выйти за пределы онтологического подхода. Кант же революционно изменил содержание этих понятий. В его философской системе субъект стал выступать ТОЛЬКО в качестве человека познающего, а объект – как субстанция, вещь, познаваемая человеком, и, в то же время, существующая сама по себе («вещь в себе»). Таким образом, единая ранее онтологическая философская проблематика, направленная, прежде всего, на восстановление единства, тождества существования вещи самой по себе и в нашем мышлении, благодаря Канту, раскололась на две половины. Если ранее были важными обнаружения отличий существования вещей самих по себе, и в представлении мышления; если ранее акцентировалось внимание на поисках причин таких различий и их устранении, то, благодаря Канту, в этом ЕДИНОМ процессе познания внешнего человеку мира вдруг появилась новая, САМОЦЕННАЯ, относительно независимая величина – субъект познания САМ ПО СЕБЕ. Речь теперь в философии могла идти не только о вещи и нашем представлении (будь то чувственном или умственном) о ней, но и о нас самих, познающих её. Подобное положение о нашем собственном существовании в познании привело к тому, что наряду с вопросом о том, как избежать отклонений нашего мышления о существовании вещи от собственного существования вещи (т.е. как ПРАВИЛЬНО мыслить), появился вопрос, как мы мыслим таким образом, что отклоняясь, а то и вовсе не следуя за существованием вещи, мы мыслим вещь, её существование правильно? И наоборот: как уникальность нашего мыслительного существования может привести к тождеству существования вещи в мышлении и самой по себе? Другими словами, после Канта в философии произошло смещение направленности философских изысканий с вопроса: «как мыслить мир?» – на вопрос: «как мыслить?» и далее: «Что значит: мыслить?».
Таким образом, изменение Кантом содержания понятий объекта и, главным образом, субъекта позволило выделить субъекта (познания) из единого процесса познания в самостоятельно значимую сторону процесса познания. Т.е. человек, как познающий, тем самым, был выделен из единого процесса познания человек – Природа в ОСОБЫЙ ОБЪЕКТ исследований. Это выделение венчалось присвоением исключительно человеку термина «субъект». Таковы факты. Вследствие этого революционного переворота возникла классическая схема отношений субъекта- объекта в гносеологии: субъект (не просто как человек, а человек взятый в аспекте: «человек познающий» в мышлении противополагается объекту, не как «вещи в себе», а как вещи ПРЕДСТАВЛЕННОЙ субъекту, как предмету изучения его субъектом (в этом смысле- «вещь в себе» можно рассматривать, как «суперобъект», а точнее- трансцендентальный объект, или просто «вещь в себе»), относительно процесса познания, в котором только и существует противоположение «субъект-объект». В остальной действительности (например в ситуации «человек (рабочий) создающий серийную деталь на станке, или «чертежник- копирующий чертеж», или «волк- съедающий козлят», такое разделение, с точки зрения классической немецкой философии отсутствует. Вводить после Канта в философию иное понимание субъекта считалось дурным тоном, или философской БЕЗГРАМОТНОСТЬЮ, все равно, что в физике рассматривать силу, как обыденное представление о физической силе человека, при котором всю физику Ньютона, можно отнести на мусорную свалку. Субъект противопоставляется объекту: только в процессе познания. И это противопоставление заключается в противоположной НАПРАВЛЕННОСТИ: человека, как субъекта, на объект, представленный этому субъекту в качестве предмета познания и как объект «взятый» сознанием, вследствие ЯВЛЕННОЙ сознанию посредством восприятия своей активности, т.е. направленной на сознание. Даже Хайдеггер сохранил эту противоположную направленность интерпретируя её в «открытости вещи человеку (а не субъекту), а человека- вещи (а не объекту), Гуссерль поступил по другому, в жизненном мире постулировал не противопоставление а: «существование ПРОСТОЙ соотнесенности субъекта и объекта». Отсюда: вроде бы ясно: что в общем-то вся постклассическая философия, направлена именно на то, чтобы, как раз, и отправить всю классическую философию на мусорную свалку, опираясь на понимание субъекта, как существующего в «жизненном мире», или на «Dasein», собственно в этом ключе и становиться понятным избегание самого термина «субъект» с заменой его термином «самость», или просто «человек». Но, как Фейербах написал о Ф. Бэконе: ««Ибо даже тем, что он говорит против неё (греческой науки), он обязан ей, тому духу, из которого возникла греческая философия». То же можно отнести и ко всей постклассической философии…
Тем более, что, насколько мне известно: никто так и не смог перешагнуть через дуализм Декарта.
§ 1. «Шизофрения» философии.
Проблема раздвоения «Я», если вспомнить «даймония» Сократа, красной нитью проходит через всю философию, а со времен Канта соотношение этих двух Я, можно сказать: одна из центральных в философии. Дошло до того, что шизофрения вместо «дельфийского оракула», и «королевской болезни», стала порой именоваться болезнью философии (и, соответственно- философов). Так ли это? Или быть может философы пытаются актуализировать одну из потаенных, сокровенных частей человеческой психики?
Начнем с понимания: что такое- психическая болезнь? Психическая болезнь- это прежде всего, не негативное отклонение от нормы, а НЕУПРАВЛЯЕМОЕ негативное отклонение от нормы. Почему? Потому, что первый шаг к выздоровлению- это осознание человеком, что он- болен. Конечно, одного осознания мало. От того, что человек осознал свой недуг, он от него не избавился. Но если он его осознал, и может им управлять- это НЕ болезнь, а норма, аспект его существования как личности. Пример: испытывать то, или иное чувство- норма человеческого существования, независимо от того: негативное (неудовольствие, горе (скорбь), тоска, печаль (грусть), отчаяние, тревога, обида, испуг, страх и т. д.) это чувство, или позитивное (удовольствие, радость. восторг. гордость. уверенность, доверие, симпатия, восхищение, любовь и т.д.). Человек, лишенный чувств- это, собственно и не человек… А вот страсть, которая собственно и есть- неуправляемое чувство) и есть признак нравственной болезни… Страстная безумная любовь… Раньше те, которые без ума в Лондоне в «Бедламе» сидели… Может быть что-то изменилось?... Бесконтрольные чувства страха, тревоги, подозрительности (настороженности)- разве не они причина целого ряда психических заболеваний?- различных фобий, паранойи, той же шизофрении?.. Кто из нас не испытывал страх, а тревогу, за себя, родных, за завтрашний день?- но это не значит, что мы все: шизофреники и параноики.
Может расщепление личности- это совсем другое. А совсем ли? Кому незнакомы укоры совести, при которых мы доказываем неизвестно кому, что мы-то «все сделали правильно»? Значит: нормальный человек- это человек без совести?
Далее, психологи отмечают, что «…нельзя отрицать, что есть в этой болезни нечто возвышенное, а именно то, что специфически человеческие особенности подвергаются в ней катастрофическому возрастанию.» (svitk.ru/004_book_book/15b/3290_kempinskiy-psih... ) (например: «Ученые выявили, что шизофреники обладают уникальной памятью» (scienceblog.ru/2008/03/24/uchenyie-vyiyavili-ch... ). Гениальность и шизофрению Ясперс назвал «наиболее таинственными состояниями души»… Ясперс был уверен, что гений создает лучшие произведения только в начальный период шизофрении, когда распадающееся сознание открывает невероятные глубины. Затем идет полоса распада. Так ли это? Пройдя круги «Ада», Стринберг в течение пятнадцати лет творил, причем гениально! Ван Гог стал символом гениального художника с проклятием шизофрении. Психозом объясняется невероятное обилие его картин и его самоубийство. Поздний период творчества Ван Гога, по мнению Ясперса, - «мазня без формы». Однако, сейчас этот период признан самым талантливым. Вывод Ясперса: без шизофрении гениальность не может проявиться, но развитие болезни убивает творчество, в чем состоит трагедия гения.
«Психически больные:
1. Литераторы: Эдгар По, Бодлер, Верлен, Флобер, Достоевский, Гоголь, Хедерлин, Стринберг.
2. Философы: Сократ, Декарт, Платон, Кант, Шопенгауэр, Спенсер, Ницше.
3. Учёные: Паскаль, Ньютон, Фарадей, Эйнштейн, Дарвин, Циолковский.
4. Композиторы: Глюк, Гендель, Моцарт, Шуман, Бетховен, Доницетти, Перголези.
5. Политики: Наполеон, Гитлер, Сталин, Муссолини». litrossia.ru/archive/100/points/2306.php Из других источников: «Американский психолог приводит целые списки гениев, страдавших душевными болезнями (Декарт, Паскаль, Ньютон, Фарадей, Дарвин; философы - Платон, Кант, Шопенгауэр, Эмерсон, Спенсер, Ницше, Джеймс и другие)» (www.aquarun.ru/psih/tvor/tvor18.html ). Или: ««резкие шизоидные стигматы обнаруживаются в строении тела Коперника, Кеплера, Лейбница, Ньютона, Фарадея… Мёбиус говорит на основании своих тщательных исследований, что большинство математиков принадлежат к нервозным, что среди них часто встречаются своеобразные характеры, оригиналы и чудаки. У Ампера, по-видимому, был приступ шизофренического расстройства, а неясный психоз Ньютона скорее всего можно толковать как легкую позднюю шизофрению. Психозы Кардана и Паскаля Мёбиус считает «истерическими». Старший Болиа был шизоидным психопатом… (www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/Krechm/06.... ). Глядя на эти имена, обобщим: ««Вопрос о близости, даже родстве невроза с гениальностью, о гении как безумце довольно активно обсуждается в современной западной психологии и искусствоведении. По мнению Ланге Эйхбаума, девять десятых всех гениев ненормальные; практически, говорит он, все гении – психопаты» (www.aquarun.ru/psih/tvor/tvor18.html ). Другими словами, можно ли представить современную цивилизацию (В ЧАСТНОСТИ, - НАУКУ) без этих имён? Нет. Делаем вывод: мы живём в мире, «созданном» психически больными людьми (и нет здесь никаких причин для выделения из этой когорты учёных, писателей именно философов expert.ru/russian_reporter/2008/08/top_10_sumas... ).
А можно ли тех, кто живёт в мире, построенном шизоидами (шизофрениками) и считает этот мир НОРМАЛЬНЫМ, назвать психически нормальными?
Среди психологов растет мнение, что «Шизофрения – побочный эффект приспособления человека к окружающей среде. В ходе эволюции у человека возник творческий потенциал: язык, артистические навыки, способность решать проблемы, способность организованно работать в коллективе. Оборотной стороной творческой одаренности являются психические расстройства. Такие выводы прозвучали на слушаниях Королевского общества биологических наук Великобритании, сообщает Telegraph» (rnd.cnews.ru/news/top/index_science.shtml?2007/... ) и даже утверждается, что: «…обнаружили гены шизофрении DISC1, DTNBP1 и NRG1» (Там же).
Или: «Эволюционные теории рассматривают генез шизофрении в рамках эволюционного процесса либо как "плату" за увеличение среднего интеллекта популяции и технологический прогресс, либо как "скрытый потенциал" прогресса, который пока не обрел своей ниши. Биологической моделью болезни считается реакция застывания — бегства. Пациенты, страдающие болезнью, имеют ряд селективных преимуществ, они более устойчивы к радиационному, болевому, температурному шоку. Средний интеллект здоровых детей у родителей, страдающих шизофренией, выше» (www.eurolab.ua/diseases/1855/ ).
Так, может быть, два «Я»- не философские «заморочки» - а очередная гениальная догадка философов? Вполне вероятно, что прообразом «бытия к смерти», для Хайдеггера послужил Вант Гог, столь удививший Ясперса: «Но для К. Jaspers, как мы только что видели, шизофрения способствует творчеству только в начальной стадии, затем же душа погружается в конечный хаос. Это заставляет его удивляться тому, что свое отношение к болезни Ван Гог сохранил до своей смерти, и это действительно поведение совсем не шизофреника: «Он контролирует её полностью» /107, с. 215/, — непостижимая стойкость для разрушенной души» (www.psychiatry.ru/lib/53/book/7/chapter/38 ).
Допустим, философы правы. Тогда как ФАКТИЧЕСКИ определить различия, распределить функции этих двух Я? Философия предлагает самый широкий спектр решений от когнитивного Я классической философии, до экзистенции: «тюрьмы как аббревиатуры жизни: снимая все культурные слои, она сдирает жизнь до мяса, до экзистенции, до чистого существования». (Александр Генис, «Довлатов и окрестности», 1998 г), до «родового Я», до пред-понимания… -Выбирай- «не хочу».
Научные факты тоже весьма расплывчаты- то есть, собственно- не факты: «В настоящее время не существует клинически одобренного лабораторного теста на шизофрению…» (ru.wikipedia.org/wiki/% ).
Поэтому, я не буду рассматривать весь «спектр» философских и научных решений данного вопроса, остановлюсь только на тех, которые отвечают адекватности моей предыдущей селекции представления о сознании, как развитии памяти. Насколько такая выборка отвечает действительности- судить не мне, а читателю. Хочу только отметить, что получившийся вывод, противоречит всем моим ранним представлениям по этому вопросу, но он логично вытекает из моих представлений о развитии памяти, которые слагались по мере написания этого трактата (2012-2013 г.г.). Итак: философская суперзадача: объяснить дуализм человека. Видение решения этой задачи, до августа 1013 года (построение этапов эволюции памяти)- всяческое подчеркивание «накапливающейся» свободы при переходе от низшей формы памяти (отражения) к высшей (как аргумент возрастания независимости отражения вплоть до мышления о том или ином предмете, от самого предмета).
Вкратце напомню: через все развитие отражения живого происходит расхождение отражения предмета и самого предмета, в том, что после самого акта отражения, его отражение начинает жить жизнью самого отражаемого, и эта жизнь протекает в отражаемом: опосредованно, т.е. выражаясь терминами Гегеля не «в своем бытии», а в «бытии-другого».
И чем долговременнее память: тем длиннее эта жизнь. Жить жизнью, отличной от жизни субстрата произведшего свое отражение- разве это: не независимость от этого субстрата? И если отражение «снято» не с самого субстрата, а с его явления (т.е. «дистантным образом») - разве это не способствует ослаблению соответствия между самим субстратом и его отражением и разве не усиливаются связи ВНУТРИ отражения при ограничении (в том числе- ограничении, которое накладывает сама связь) при запоминании (само явление- исчезло, а в памяти- осталось)? Разве перекодирование явлений, как сигналов-индексов в сигналы ощущений (образов) не разрывают между явлением и отражением непосредственную физическую связь, превращая её в функциональную (несиловую: связь- соответствие, что, кстати подчеркивается в разделении памяти и действия)? Разве введение в представление о предмете представления о себе не ближе по природе связи, чем «длина волны и цвет»?... А смысловая перекодировка- не отдаляет сам предмет от его отражения в сторону субъекта представления?... А воображение- разве не дает представлению полную свободу «кроме своего происхождения»?... Но все эта свобода, включая воображение, связана пока с единственным ИСТОЧНИКОМ, дающим нам представление: восприятие предмета, даже, когда представление о предмете включает в себя представление о себе, оно регламентировано памятью, как отношение этого предмета с представлением о себе, даже когда включается воображение: источник вымышленных представлений- все то же восприятие предмета. Развитие свободы мышления, в конечном итоге направлено на корреляцию восприятий предмета, как я постоянно подчеркивал: НЕОБХОДИМЫМ (или спонтанным) образом. И поэтому граница между животным и человеком пролегает даже не в присутствии, или отсутствии воображения (Ср.: Как отмечает С. Сэвидж-Рамбо (SAVAGE-RUMBAUGH, LEWIN 1994/2003), игры воображения у обезьян не так изобретательны, как у детей, но тем не менее обезьяны участвуют в них с большой охотой. В юном возрасте Остин часто делал вид, что ест воображаемую пищу, иногда даже притворялся, что достает ее воображаемой ложкой из воображаемой тарелки. Он аккуратно отправлял несуществующую пищу к себе в рот и двигал губами, словно она была настоящая. В отличие от него Шерман воображаемой пищей не интересовался — ему всегда хотелось съесть что-нибудь реальное, — зато любил делать вид, что куклы, особенно фигурки Кинг-Конга, кусали его или друг друга за пальцы или устраивали потасовки. Нечто подобное Ф. Паттерсон (см. ПАТТЕРСОН И ДР. 2000) наблюдала у гориллы Коко. Обезьяна манипулировала двумя игрушечными гориллами разного цвета и, что особенно интересно, комментировала их действия, однако прекратила игру, увидев, что за ней следит лаборант.
В детстве Канзи любил изображать, как прячет еду у себя в одеялах или под другими игрушками. Иногда он делал вид, что дает Панбэнише или кому-нибудь еще отведать своего воображаемого лакомства. Если же он собирался «съесть» его сам, то делал вид, что торопливо заглатывает пищу, словно только что украл ее, в отличие от Остина, который жевал медленно, глядя на себя в зеркало.
Любимая игра Панбэниши — делать вид, что она слышит в соседней комнате какое-то чудовище. Направляясь к двери, свздыбленной шерстью, она объявляла: «МОНСТР», и приглашала остальных пойти с ней посмотреть. Иногда она сама потом надевала маску монстра и притворялась, что пытается догнать свою сестру Тамули. Ей также нравилось делать вид, что она откусывает лакомства, нарисованные в журналах, или изображения персиков, которыми были украшены тарелки в лаборатории. Чаще, но не всегда они играли в такие игры в одиночку.
Кажется, не будет сильным преувеличением предположить, что поведение обезьян в этих случаях в какой-то мере удовлетворяет одному из определений человеческой игры как способности «приписывать себе и другим потенциальным участникам требуемые ролевые функции и осуществлять вместе с ними действие, символически изображающее реальное стереотипное действие. В этом случае цель ... заключается не в том, чтобы произвести какие-то внешние изменения, а в том, чтобы временно перевоплотиться и почувствовать себя исполнителем роли, недоступной ему в реальности» (Зорина З. А., Смирнова А. А. «О чем рассказали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?»). Тот, или иной акт мышления происходит необходимым образом как и его корреляция, потому как она направлена на воссоздание наиболее полного представления о самом воспринятом предмете, и в этом смысле мышление ЛИШЕНО свободы. Чтобы оно действительно стало свободным, т.е. имело бы возможность ВЫБОРА (См. ранее: «Исходя из сказанного, легко понять что означает: «быть сознательным»: Быть сознательным, это значит осознавать в себе свободу выбора: каким быть в «этой ситуации», чтобы адекватно ей ответить (себя повести)». А выбор, действителен только тогда, когда существуют АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ источники представления предметов, КРОМЕ восприятия этих предметов. И таким источником является восприятие знаков, обозначающих эти предметы. Казалось бы: какой это альтернативный источник, если эти знаки обозначают те же предметы?
Ну, во-первых, не те же предметы, а ДРУГИЕ представления об этих предметах.
Разве велика разница: ИСТОЧНИК то разных представлений – по-прежнему- один и тот же- восприятие одного и того же предмета.
Но, пардон, при передаче этого представления воспринимается уже ЗНАК и ОТНОШЕНИЕ (эмоциональное) к источнику знака (т.е.- к человеку, делающему это сообщение), а значит, уже на проблематичном (вследствие абстрактности САМОГО знака- по своей сути, как ДОГОВОРЕННОСТИ ) уровне, по отношению к истине, КОНСТРУИРУЕТСЯ СОБСТВЕННОЕ представление. А восприятие самого предмета- отсутствует, и значит, «все настроенная естественная корреляция»- НЕ ГОДИТЬСЯ. Почему?- Не мои руки ощупывали «этот» предмет, не мои глаза глядели на него… А что бывает, если котёнку сызмальства на шею одевают «воротник»?- нарушении этой неразрывной целостности: «котята видят, но не способны координировать свои движения, пользуясь зрением, обходить препятствия или различать глубину». (evolution.powernet.ru/library/rose.htm ).
Далее. Представление- это СУЩЕСТВОВАНИЕ живого отражения, а не просто отпечаток, и чем дольше оно сохраняется, не подтвержденное повторным восприятием, тем больше изменяется не по законам «этого» предмета, а по законам памяти.
Стоит ли после этого упоминать воображение, способное пень в сумеречном лесу, воспринять- страшным чудовищем?
Собственно, при помощи речи, как ВТОРОЙ сигнальной системы, человеку по сути, открывается второй мир, о котором мы узнаем благодаря ей: мир языковых представлений, представлений формируемых нашим языком. Действительно, если сравнить сколько представлений о предмете мы имеем благодаря условным знакам (слуховым или письменным), и сколько: представлениям восприятия, то последние утонут в этом мире сконструированных словами языковыми представлениями.
Словами Монтеня, совсем упрощенно, этот мир формируется так: «Спервоначалу чье-то личное заблуждение становиться ОБЩИМ, а затем уже общее заблуждение, становиться ЛИЧНЫМ. Вот и растет эта постройка, к которой каждый прикладывает руку так, что самый дальний свидетель события оказывается осведомлен лучше, чем непосредственный, а последний человек, узнавший о нем- гораздо более убежденный, чем первый. Все происходит самым естественным образом, ибо каждый, кто во что-то поверил, считает актом великодушия УБЕДИТЬ в том же другого человека и ради этого, не смущаясь добавляет кое-что СОБСТВЕННОГО сочинения, если, по его мнению, это необходимо, чтобы во всеоружии встретить сопротивление другого или справиться с непониманием, которое тому, по его мнению, свойственно» (Монтень. М. Опыты: в трех книгах. Кн.3. Гл.II).
В итоге, получается любопытная вещь- все предыдущая философия была направлена на поиск естественных коррелятов: то, есть на такие корреляты, которые Природа производит САМА. А вот ИСТОЧНИК, приводящий в «негодность» работу этой системы: оставался В ТЕНИ (собирательный образ апперцепции, смутное понятие активности субъекта и пр.). Причем, доказывать это: НЕ НАДО. Стоит только напомнить, что деятельность рассудка- наиболее «чистого инструмента» словесно-логического познания мира принято называть РАЦИОНАЛЬНОЙ (закономерной, оптимальной, логос), в то время как эмоции, и производное под влиянием их: разум- иррациональными (эйдос, инсайт), когда В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ- НАОБОРОТ, потому как эмоции (чувства) подвергаются ЕСТЕСТВЕННОЙ корреляции на соответствие отражаемой ими природы («слушай СЕРДЦЕМ- оно НЕ ОБМАНЕТ»), в то время, как рассудок, основанный на декларативной памяти, должен САМ выработать (и потому- ИСКУССТВЕННЫЕ) корреляты, в процессе своего функционирования: «путем ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ проб и ошибок».
Отсюда, в частности, само по себе разумеющееся, также и то, что на место механизма естественной корреляции, должны появиться искусственные корреляты соответствия. Конечно, эти искусственные корреляты, должны появиться естественным образом, если мы не хотим привлечь к развитию нечто внешнее, типа Бога, т.е. также как появились, например, дома заменяя пещеры, или как представления долговременной памяти из персеверирующих образов, или как само слово из симпрактического контекста, от вплетения слова в практическую ситуацию к выделению системы языка как самостоятельной (синсемантической) системы кодов (См. Лурия А. Р. Язык и сознание./ Под редакцией Е. Д. Хомской. –– М: Изд-во Моск. ун-та, 1979) т.е. спонтанно.
Спонтанно, т.е. произвольно, согласно Гегелю появляется то что необходимо для выполнения своих функций (в данном случае- соответствия предмету его представления, полученного из двух источников:
а) из собственного восприятия;
б) из представления сконструированного согласно языковому сообщению, которое способно не только искажать восприятие, но, благодаря присущему этому представлению смыслу, способно дополнять восприятие «невидимыми компонентами», выходя за рамки конкретности данного восприятия (в терминах Кузанского: что мы видим не «телесным», а «умным оком»).
То есть нужен механизм сравнения ИМЕЮЩИХСЯ, а значит и ХРАНЯЩИХСЯ «где-то», двух разных представлений одного и того же предмета, причем это «где-то» должно находиться «во мне» («в одном»). Первое представление о сознании можно составить, опираясь на научные факты, но не явлении шизофрении, а о явлении диссоциативных расстройств идентичности. Последние характерны тем, что одновременно способны дать перспективу понимания «Я».
Справка: «Синдром множественной личности-… очень редкое психическое расстройство… при котором личность человека разделяется и складывается впечатление, что в теле одного человека существует несколько разных личностей (или, в другой терминологии, эго-состояний). При этом в определённые моменты в человеке происходит «переключение», и одна личность сменяет другую. Эти «личности» могут иметь разный пол, возраст, национальность, темперамент, умственные способности, мировоззрение, по-разному реагировать на одни и те же ситуации.[4] После «переключения» активная в данный момент личность не может вспомнить, что происходило, пока была активна другая личность… Причинами этого расстройства служат тяжёлые эмоциональные травмы в раннем детстве, повторяющееся экстремальное физическое, сексуальное или эмоциональное насилие…. Количество личностей внутри человека может быть велико и расти с годами. В основном это объясняется тем, что человек неосознанно вырабатывает в себе новые личности, которые могли бы помочь ему лучше справляться с теми или иными ситуациями. Так, если в начале лечения психотерапевт диагностирует обычно 2-4 личности, то по ходу лечения выявляется ещё 10-12. Иногда количество личностей превышает сотню. Личности обладают разными именами, разной манерой говорить и жестикулировать, разной мимикой, походкой и даже почерком. Обычно личность не осведомлена о присутствии в теле других личностей… Диссоциативное расстройство идентичности тесно связано с механизмом психогенной амнезии — потери памяти, имеющей чисто психологическую природу, без физиологических нарушений в головном мозге. Это психологический защитный механизм, посредством которого человек получает возможность вытеснять из сознания травмирующие воспоминания, но в случае расстройства идентичности этот механизм помогает личностям «переключаться». Слишком сильное задействование данного механизма часто приводит к развитию общих повседневных проблем с памятью у пациентов, страдающих расстройством идентичности…
У многих пациентов с диссоциативным расстройством идентичности также наблюдаются явления деперсонализации и дереализации, случаются приступы замешательства и потерянности, когда человек не может понять, кто он такой…»
Расстройство множественной личности и шизофрения
Хотя шизофрения и диссоциативные расстройства имеют совершенно разную природу, иногда отдельные симптомы шизофрении и диссоциативных расстройств могут напоминать друг друга. В этих случаях для постановки диагноза сначала ищут симптомы шизофрении, нехарактерные для диссоциативных расстройств. Учитывают также, что диссоциативные симптомы воспринимаются больными шизофренией чаще как результат враждебного воздействия извне, нежели что-то внутренее. Наконец, при диссоциативном расстройстве идентичности формируются довольно сложные и относительно интегрированные внутри себя множественные личности; расщепление же личности при шизофрении, характеризуемое как дискретное, представляет собой отщепление лишь отдельных психических функций от личности, что приводит к её распаду». ((ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0% Статья: «Диссоциативное расстройство идентичности»).
Из предложенной выше справки, совершенно очевидно:
- связь личности с памятью, причем как с декларативной памятью (мировоззрение), так и процессуальной (почерк, походка и т.д.).
- именно содержание памяти (активированной сознанием) является основой идентификации с «Я»);
- содержанием сознания являются: чувства, привычки, характер, мировоззрения.
- различие между шизофренией и синдром множественной личности (СМЛ), несмотря на похожесть симптомов, в том, что при СМЛ- происходит расщепление личностей, то при шизофрении- разрушение одной личности. Это, прежде всего, должна объяснить любая философская система, претендующая на раскрытие загадки Я.
-конечная субстанция представления.
Разъяснение: субстанция- то, что имеет причину существования себя- в себе. Причина существования любого человеческого представления- сам субъект познания, который, в свою очередь, существует, как представление о себе, среди генерируемых им самим представлений о другом.
В таком виде: определение субъекта последовательно разворачиваясь ведет к классическому солипсизму. Чтобы избежать его, необходимо противопоставить субъекту объект, как представление, но представление, не зависящее от субъекта, что невозможно, поскольку любое представление- генерирует сам субъект». По Лекторскому В.А., мнения которого я придерживаюсь по исторической ретроспективе понятий субъект-объекта, субъект есть латинский перевод термина Аристотеля, который по смыслу суть:
-материя, т.е. НЕОФОРМЛЕННАЯ субстанция;
- ИНДИВИДУАЛЬНОЕ бытие, т.е. нечто оформленное, предметное (извиняюсь за столь расплывчатое понимание субъекта Аристотелем; здесь главное – понятие субъекта связывалось Аристотелем с существованием вещи самой по себе),
а объект:
-как нечто (та же субстанция, вещь), данное нам УЖЕ В ОЩУЩЕНИИ, МЫШЛЕНИИ (т.е. не САМА вещь, а ощущение её, наше мышление о ней) (См. Лекторский В.А. Проблема субъекта и объекта в классической и современной буржуазной философии. 1965. М., С. 3).
В ракурсе исторической проблематики становления понятий субъект-объекта, вплоть до Канта, следуя Аристотелю, рассмотрение отношений понятий субъект-объекта в философии не могло выйти за пределы онтологического подхода. Кант же революционно изменил содержание этих понятий. В его философской системе субъект стал выступать ТОЛЬКО в качестве человека познающего, а объект – как субстанция, вещь, познаваемая человеком, и, в то же время, существующая сама по себе («вещь в себе»). Таким образом, единая ранее онтологическая философская проблематика, направленная, прежде всего, на восстановление единства, тождества существования вещи самой по себе и в нашем мышлении, благодаря Канту, раскололась на две половины. Если ранее были важными обнаружения отличий существования вещей самих по себе, и в представлении мышления; если ранее акцентировалось внимание на поисках причин таких различий и их устранении, то, благодаря Канту, в этом ЕДИНОМ процессе познания внешнего человеку мира вдруг появилась новая, САМОЦЕННАЯ, относительно независимая величина – субъект познания САМ ПО СЕБЕ. Речь теперь в философии могла идти не только о вещи и нашем представлении (будь то чувственном или умственном) о ней, но и о нас самих, познающих её. Подобное положение о нашем собственном существовании в познании привело к тому, что наряду с вопросом о том, как избежать отклонений нашего мышления о существовании вещи от собственного существования вещи (т.е. как ПРАВИЛЬНО мыслить), появился вопрос, как мы мыслим таким образом, что отклоняясь, а то и вовсе не следуя за существованием вещи, мы мыслим вещь, её существование правильно? И наоборот: как уникальность нашего мыслительного существования может привести к тождеству существования вещи в мышлении и самой по себе? Другими словами, после Канта в философии произошло смещение направленности философских изысканий с вопроса: «как мыслить мир?» – на вопрос: «как мыслить?» и далее: «Что значит: мыслить?».
Таким образом, изменение Кантом содержания понятий объекта и, главным образом, субъекта позволило выделить субъекта (познания) из единого процесса познания в самостоятельно значимую сторону процесса познания. Т.е. человек, как познающий, тем самым, был выделен из единого процесса познания человек – Природа в ОСОБЫЙ ОБЪЕКТ исследований. Это выделение венчалось присвоением исключительно человеку термина «субъект». Таковы факты. Вследствие этого революционного переворота возникла классическая схема отношений субъекта- объекта в гносеологии: субъект (не просто как человек, а человек взятый в аспекте: «человек познающий» в мышлении противополагается объекту, не как «вещи в себе», а как вещи ПРЕДСТАВЛЕННОЙ субъекту, как предмету изучения его субъектом (в этом смысле- «вещь в себе» можно рассматривать, как «суперобъект», а точнее- трансцендентальный объект, или просто «вещь в себе»), относительно процесса познания, в котором только и существует противоположение «субъект-объект». В остальной действительности (например в ситуации «человек (рабочий) создающий серийную деталь на станке, или «чертежник- копирующий чертеж», или «волк- съедающий козлят», такое разделение, с точки зрения классической немецкой философии отсутствует. Вводить после Канта в философию иное понимание субъекта считалось дурным тоном, или философской БЕЗГРАМОТНОСТЬЮ, все равно, что в физике рассматривать силу, как обыденное представление о физической силе человека, при котором всю физику Ньютона, можно отнести на мусорную свалку. Субъект противопоставляется объекту: только в процессе познания. И это противопоставление заключается в противоположной НАПРАВЛЕННОСТИ: человека, как субъекта, на объект, представленный этому субъекту в качестве предмета познания и как объект «взятый» сознанием, вследствие ЯВЛЕННОЙ сознанию посредством восприятия своей активности, т.е. направленной на сознание. Даже Хайдеггер сохранил эту противоположную направленность интерпретируя её в «открытости вещи человеку (а не субъекту), а человека- вещи (а не объекту), Гуссерль поступил по другому, в жизненном мире постулировал не противопоставление а: «существование ПРОСТОЙ соотнесенности субъекта и объекта». Отсюда: вроде бы ясно: что в общем-то вся постклассическая философия, направлена именно на то, чтобы, как раз, и отправить всю классическую философию на мусорную свалку, опираясь на понимание субъекта, как существующего в «жизненном мире», или на «Dasein», собственно в этом ключе и становиться понятным избегание самого термина «субъект» с заменой его термином «самость», или просто «человек». Но, как Фейербах написал о Ф. Бэконе: ««Ибо даже тем, что он говорит против неё (греческой науки), он обязан ей, тому духу, из которого возникла греческая философия». То же можно отнести и ко всей постклассической философии…
Тем более, что, насколько мне известно: никто так и не смог перешагнуть через дуализм Декарта.
§ 1. «Шизофрения» философии.
Проблема раздвоения «Я», если вспомнить «даймония» Сократа, красной нитью проходит через всю философию, а со времен Канта соотношение этих двух Я, можно сказать: одна из центральных в философии. Дошло до того, что шизофрения вместо «дельфийского оракула», и «королевской болезни», стала порой именоваться болезнью философии (и, соответственно- философов). Так ли это? Или быть может философы пытаются актуализировать одну из потаенных, сокровенных частей человеческой психики?
Начнем с понимания: что такое- психическая болезнь? Психическая болезнь- это прежде всего, не негативное отклонение от нормы, а НЕУПРАВЛЯЕМОЕ негативное отклонение от нормы. Почему? Потому, что первый шаг к выздоровлению- это осознание человеком, что он- болен. Конечно, одного осознания мало. От того, что человек осознал свой недуг, он от него не избавился. Но если он его осознал, и может им управлять- это НЕ болезнь, а норма, аспект его существования как личности. Пример: испытывать то, или иное чувство- норма человеческого существования, независимо от того: негативное (неудовольствие, горе (скорбь), тоска, печаль (грусть), отчаяние, тревога, обида, испуг, страх и т. д.) это чувство, или позитивное (удовольствие, радость. восторг. гордость. уверенность, доверие, симпатия, восхищение, любовь и т.д.). Человек, лишенный чувств- это, собственно и не человек… А вот страсть, которая собственно и есть- неуправляемое чувство) и есть признак нравственной болезни… Страстная безумная любовь… Раньше те, которые без ума в Лондоне в «Бедламе» сидели… Может быть что-то изменилось?... Бесконтрольные чувства страха, тревоги, подозрительности (настороженности)- разве не они причина целого ряда психических заболеваний?- различных фобий, паранойи, той же шизофрении?.. Кто из нас не испытывал страх, а тревогу, за себя, родных, за завтрашний день?- но это не значит, что мы все: шизофреники и параноики.
Может расщепление личности- это совсем другое. А совсем ли? Кому незнакомы укоры совести, при которых мы доказываем неизвестно кому, что мы-то «все сделали правильно»? Значит: нормальный человек- это человек без совести?
Далее, психологи отмечают, что «…нельзя отрицать, что есть в этой болезни нечто возвышенное, а именно то, что специфически человеческие особенности подвергаются в ней катастрофическому возрастанию.» (svitk.ru/004_book_book/15b/3290_kempinskiy-psih... ) (например: «Ученые выявили, что шизофреники обладают уникальной памятью» (scienceblog.ru/2008/03/24/uchenyie-vyiyavili-ch... ). Гениальность и шизофрению Ясперс назвал «наиболее таинственными состояниями души»… Ясперс был уверен, что гений создает лучшие произведения только в начальный период шизофрении, когда распадающееся сознание открывает невероятные глубины. Затем идет полоса распада. Так ли это? Пройдя круги «Ада», Стринберг в течение пятнадцати лет творил, причем гениально! Ван Гог стал символом гениального художника с проклятием шизофрении. Психозом объясняется невероятное обилие его картин и его самоубийство. Поздний период творчества Ван Гога, по мнению Ясперса, - «мазня без формы». Однако, сейчас этот период признан самым талантливым. Вывод Ясперса: без шизофрении гениальность не может проявиться, но развитие болезни убивает творчество, в чем состоит трагедия гения.
«Психически больные:
1. Литераторы: Эдгар По, Бодлер, Верлен, Флобер, Достоевский, Гоголь, Хедерлин, Стринберг.
2. Философы: Сократ, Декарт, Платон, Кант, Шопенгауэр, Спенсер, Ницше.
3. Учёные: Паскаль, Ньютон, Фарадей, Эйнштейн, Дарвин, Циолковский.
4. Композиторы: Глюк, Гендель, Моцарт, Шуман, Бетховен, Доницетти, Перголези.
5. Политики: Наполеон, Гитлер, Сталин, Муссолини». litrossia.ru/archive/100/points/2306.php Из других источников: «Американский психолог приводит целые списки гениев, страдавших душевными болезнями (Декарт, Паскаль, Ньютон, Фарадей, Дарвин; философы - Платон, Кант, Шопенгауэр, Эмерсон, Спенсер, Ницше, Джеймс и другие)» (www.aquarun.ru/psih/tvor/tvor18.html ). Или: ««резкие шизоидные стигматы обнаруживаются в строении тела Коперника, Кеплера, Лейбница, Ньютона, Фарадея… Мёбиус говорит на основании своих тщательных исследований, что большинство математиков принадлежат к нервозным, что среди них часто встречаются своеобразные характеры, оригиналы и чудаки. У Ампера, по-видимому, был приступ шизофренического расстройства, а неясный психоз Ньютона скорее всего можно толковать как легкую позднюю шизофрению. Психозы Кардана и Паскаля Мёбиус считает «истерическими». Старший Болиа был шизоидным психопатом… (www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/Krechm/06.... ). Глядя на эти имена, обобщим: ««Вопрос о близости, даже родстве невроза с гениальностью, о гении как безумце довольно активно обсуждается в современной западной психологии и искусствоведении. По мнению Ланге Эйхбаума, девять десятых всех гениев ненормальные; практически, говорит он, все гении – психопаты» (www.aquarun.ru/psih/tvor/tvor18.html ). Другими словами, можно ли представить современную цивилизацию (В ЧАСТНОСТИ, - НАУКУ) без этих имён? Нет. Делаем вывод: мы живём в мире, «созданном» психически больными людьми (и нет здесь никаких причин для выделения из этой когорты учёных, писателей именно философов expert.ru/russian_reporter/2008/08/top_10_sumas... ).
А можно ли тех, кто живёт в мире, построенном шизоидами (шизофрениками) и считает этот мир НОРМАЛЬНЫМ, назвать психически нормальными?
Среди психологов растет мнение, что «Шизофрения – побочный эффект приспособления человека к окружающей среде. В ходе эволюции у человека возник творческий потенциал: язык, артистические навыки, способность решать проблемы, способность организованно работать в коллективе. Оборотной стороной творческой одаренности являются психические расстройства. Такие выводы прозвучали на слушаниях Королевского общества биологических наук Великобритании, сообщает Telegraph» (rnd.cnews.ru/news/top/index_science.shtml?2007/... ) и даже утверждается, что: «…обнаружили гены шизофрении DISC1, DTNBP1 и NRG1» (Там же).
Или: «Эволюционные теории рассматривают генез шизофрении в рамках эволюционного процесса либо как "плату" за увеличение среднего интеллекта популяции и технологический прогресс, либо как "скрытый потенциал" прогресса, который пока не обрел своей ниши. Биологической моделью болезни считается реакция застывания — бегства. Пациенты, страдающие болезнью, имеют ряд селективных преимуществ, они более устойчивы к радиационному, болевому, температурному шоку. Средний интеллект здоровых детей у родителей, страдающих шизофренией, выше» (www.eurolab.ua/diseases/1855/ ).
Так, может быть, два «Я»- не философские «заморочки» - а очередная гениальная догадка философов? Вполне вероятно, что прообразом «бытия к смерти», для Хайдеггера послужил Вант Гог, столь удививший Ясперса: «Но для К. Jaspers, как мы только что видели, шизофрения способствует творчеству только в начальной стадии, затем же душа погружается в конечный хаос. Это заставляет его удивляться тому, что свое отношение к болезни Ван Гог сохранил до своей смерти, и это действительно поведение совсем не шизофреника: «Он контролирует её полностью» /107, с. 215/, — непостижимая стойкость для разрушенной души» (www.psychiatry.ru/lib/53/book/7/chapter/38 ).
Допустим, философы правы. Тогда как ФАКТИЧЕСКИ определить различия, распределить функции этих двух Я? Философия предлагает самый широкий спектр решений от когнитивного Я классической философии, до экзистенции: «тюрьмы как аббревиатуры жизни: снимая все культурные слои, она сдирает жизнь до мяса, до экзистенции, до чистого существования». (Александр Генис, «Довлатов и окрестности», 1998 г), до «родового Я», до пред-понимания… -Выбирай- «не хочу».
Научные факты тоже весьма расплывчаты- то есть, собственно- не факты: «В настоящее время не существует клинически одобренного лабораторного теста на шизофрению…» (ru.wikipedia.org/wiki/% ).
Поэтому, я не буду рассматривать весь «спектр» философских и научных решений данного вопроса, остановлюсь только на тех, которые отвечают адекватности моей предыдущей селекции представления о сознании, как развитии памяти. Насколько такая выборка отвечает действительности- судить не мне, а читателю. Хочу только отметить, что получившийся вывод, противоречит всем моим ранним представлениям по этому вопросу, но он логично вытекает из моих представлений о развитии памяти, которые слагались по мере написания этого трактата (2012-2013 г.г.). Итак: философская суперзадача: объяснить дуализм человека. Видение решения этой задачи, до августа 1013 года (построение этапов эволюции памяти)- всяческое подчеркивание «накапливающейся» свободы при переходе от низшей формы памяти (отражения) к высшей (как аргумент возрастания независимости отражения вплоть до мышления о том или ином предмете, от самого предмета).
Вкратце напомню: через все развитие отражения живого происходит расхождение отражения предмета и самого предмета, в том, что после самого акта отражения, его отражение начинает жить жизнью самого отражаемого, и эта жизнь протекает в отражаемом: опосредованно, т.е. выражаясь терминами Гегеля не «в своем бытии», а в «бытии-другого».
И чем долговременнее память: тем длиннее эта жизнь. Жить жизнью, отличной от жизни субстрата произведшего свое отражение- разве это: не независимость от этого субстрата? И если отражение «снято» не с самого субстрата, а с его явления (т.е. «дистантным образом») - разве это не способствует ослаблению соответствия между самим субстратом и его отражением и разве не усиливаются связи ВНУТРИ отражения при ограничении (в том числе- ограничении, которое накладывает сама связь) при запоминании (само явление- исчезло, а в памяти- осталось)? Разве перекодирование явлений, как сигналов-индексов в сигналы ощущений (образов) не разрывают между явлением и отражением непосредственную физическую связь, превращая её в функциональную (несиловую: связь- соответствие, что, кстати подчеркивается в разделении памяти и действия)? Разве введение в представление о предмете представления о себе не ближе по природе связи, чем «длина волны и цвет»?... А смысловая перекодировка- не отдаляет сам предмет от его отражения в сторону субъекта представления?... А воображение- разве не дает представлению полную свободу «кроме своего происхождения»?... Но все эта свобода, включая воображение, связана пока с единственным ИСТОЧНИКОМ, дающим нам представление: восприятие предмета, даже, когда представление о предмете включает в себя представление о себе, оно регламентировано памятью, как отношение этого предмета с представлением о себе, даже когда включается воображение: источник вымышленных представлений- все то же восприятие предмета. Развитие свободы мышления, в конечном итоге направлено на корреляцию восприятий предмета, как я постоянно подчеркивал: НЕОБХОДИМЫМ (или спонтанным) образом. И поэтому граница между животным и человеком пролегает даже не в присутствии, или отсутствии воображения (Ср.: Как отмечает С. Сэвидж-Рамбо (SAVAGE-RUMBAUGH, LEWIN 1994/2003), игры воображения у обезьян не так изобретательны, как у детей, но тем не менее обезьяны участвуют в них с большой охотой. В юном возрасте Остин часто делал вид, что ест воображаемую пищу, иногда даже притворялся, что достает ее воображаемой ложкой из воображаемой тарелки. Он аккуратно отправлял несуществующую пищу к себе в рот и двигал губами, словно она была настоящая. В отличие от него Шерман воображаемой пищей не интересовался — ему всегда хотелось съесть что-нибудь реальное, — зато любил делать вид, что куклы, особенно фигурки Кинг-Конга, кусали его или друг друга за пальцы или устраивали потасовки. Нечто подобное Ф. Паттерсон (см. ПАТТЕРСОН И ДР. 2000) наблюдала у гориллы Коко. Обезьяна манипулировала двумя игрушечными гориллами разного цвета и, что особенно интересно, комментировала их действия, однако прекратила игру, увидев, что за ней следит лаборант.
В детстве Канзи любил изображать, как прячет еду у себя в одеялах или под другими игрушками. Иногда он делал вид, что дает Панбэнише или кому-нибудь еще отведать своего воображаемого лакомства. Если же он собирался «съесть» его сам, то делал вид, что торопливо заглатывает пищу, словно только что украл ее, в отличие от Остина, который жевал медленно, глядя на себя в зеркало.
Любимая игра Панбэниши — делать вид, что она слышит в соседней комнате какое-то чудовище. Направляясь к двери, свздыбленной шерстью, она объявляла: «МОНСТР», и приглашала остальных пойти с ней посмотреть. Иногда она сама потом надевала маску монстра и притворялась, что пытается догнать свою сестру Тамули. Ей также нравилось делать вид, что она откусывает лакомства, нарисованные в журналах, или изображения персиков, которыми были украшены тарелки в лаборатории. Чаще, но не всегда они играли в такие игры в одиночку.
Кажется, не будет сильным преувеличением предположить, что поведение обезьян в этих случаях в какой-то мере удовлетворяет одному из определений человеческой игры как способности «приписывать себе и другим потенциальным участникам требуемые ролевые функции и осуществлять вместе с ними действие, символически изображающее реальное стереотипное действие. В этом случае цель ... заключается не в том, чтобы произвести какие-то внешние изменения, а в том, чтобы временно перевоплотиться и почувствовать себя исполнителем роли, недоступной ему в реальности» (Зорина З. А., Смирнова А. А. «О чем рассказали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?»). Тот, или иной акт мышления происходит необходимым образом как и его корреляция, потому как она направлена на воссоздание наиболее полного представления о самом воспринятом предмете, и в этом смысле мышление ЛИШЕНО свободы. Чтобы оно действительно стало свободным, т.е. имело бы возможность ВЫБОРА (См. ранее: «Исходя из сказанного, легко понять что означает: «быть сознательным»: Быть сознательным, это значит осознавать в себе свободу выбора: каким быть в «этой ситуации», чтобы адекватно ей ответить (себя повести)». А выбор, действителен только тогда, когда существуют АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ источники представления предметов, КРОМЕ восприятия этих предметов. И таким источником является восприятие знаков, обозначающих эти предметы. Казалось бы: какой это альтернативный источник, если эти знаки обозначают те же предметы?
Ну, во-первых, не те же предметы, а ДРУГИЕ представления об этих предметах.
Разве велика разница: ИСТОЧНИК то разных представлений – по-прежнему- один и тот же- восприятие одного и того же предмета.
Но, пардон, при передаче этого представления воспринимается уже ЗНАК и ОТНОШЕНИЕ (эмоциональное) к источнику знака (т.е.- к человеку, делающему это сообщение), а значит, уже на проблематичном (вследствие абстрактности САМОГО знака- по своей сути, как ДОГОВОРЕННОСТИ ) уровне, по отношению к истине, КОНСТРУИРУЕТСЯ СОБСТВЕННОЕ представление. А восприятие самого предмета- отсутствует, и значит, «все настроенная естественная корреляция»- НЕ ГОДИТЬСЯ. Почему?- Не мои руки ощупывали «этот» предмет, не мои глаза глядели на него… А что бывает, если котёнку сызмальства на шею одевают «воротник»?- нарушении этой неразрывной целостности: «котята видят, но не способны координировать свои движения, пользуясь зрением, обходить препятствия или различать глубину». (evolution.powernet.ru/library/rose.htm ).
Далее. Представление- это СУЩЕСТВОВАНИЕ живого отражения, а не просто отпечаток, и чем дольше оно сохраняется, не подтвержденное повторным восприятием, тем больше изменяется не по законам «этого» предмета, а по законам памяти.
Стоит ли после этого упоминать воображение, способное пень в сумеречном лесу, воспринять- страшным чудовищем?
Собственно, при помощи речи, как ВТОРОЙ сигнальной системы, человеку по сути, открывается второй мир, о котором мы узнаем благодаря ей: мир языковых представлений, представлений формируемых нашим языком. Действительно, если сравнить сколько представлений о предмете мы имеем благодаря условным знакам (слуховым или письменным), и сколько: представлениям восприятия, то последние утонут в этом мире сконструированных словами языковыми представлениями.
Словами Монтеня, совсем упрощенно, этот мир формируется так: «Спервоначалу чье-то личное заблуждение становиться ОБЩИМ, а затем уже общее заблуждение, становиться ЛИЧНЫМ. Вот и растет эта постройка, к которой каждый прикладывает руку так, что самый дальний свидетель события оказывается осведомлен лучше, чем непосредственный, а последний человек, узнавший о нем- гораздо более убежденный, чем первый. Все происходит самым естественным образом, ибо каждый, кто во что-то поверил, считает актом великодушия УБЕДИТЬ в том же другого человека и ради этого, не смущаясь добавляет кое-что СОБСТВЕННОГО сочинения, если, по его мнению, это необходимо, чтобы во всеоружии встретить сопротивление другого или справиться с непониманием, которое тому, по его мнению, свойственно» (Монтень. М. Опыты: в трех книгах. Кн.3. Гл.II).
В итоге, получается любопытная вещь- все предыдущая философия была направлена на поиск естественных коррелятов: то, есть на такие корреляты, которые Природа производит САМА. А вот ИСТОЧНИК, приводящий в «негодность» работу этой системы: оставался В ТЕНИ (собирательный образ апперцепции, смутное понятие активности субъекта и пр.). Причем, доказывать это: НЕ НАДО. Стоит только напомнить, что деятельность рассудка- наиболее «чистого инструмента» словесно-логического познания мира принято называть РАЦИОНАЛЬНОЙ (закономерной, оптимальной, логос), в то время как эмоции, и производное под влиянием их: разум- иррациональными (эйдос, инсайт), когда В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ- НАОБОРОТ, потому как эмоции (чувства) подвергаются ЕСТЕСТВЕННОЙ корреляции на соответствие отражаемой ими природы («слушай СЕРДЦЕМ- оно НЕ ОБМАНЕТ»), в то время, как рассудок, основанный на декларативной памяти, должен САМ выработать (и потому- ИСКУССТВЕННЫЕ) корреляты, в процессе своего функционирования: «путем ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ проб и ошибок».
Отсюда, в частности, само по себе разумеющееся, также и то, что на место механизма естественной корреляции, должны появиться искусственные корреляты соответствия. Конечно, эти искусственные корреляты, должны появиться естественным образом, если мы не хотим привлечь к развитию нечто внешнее, типа Бога, т.е. также как появились, например, дома заменяя пещеры, или как представления долговременной памяти из персеверирующих образов, или как само слово из симпрактического контекста, от вплетения слова в практическую ситуацию к выделению системы языка как самостоятельной (синсемантической) системы кодов (См. Лурия А. Р. Язык и сознание./ Под редакцией Е. Д. Хомской. –– М: Изд-во Моск. ун-та, 1979) т.е. спонтанно.
Спонтанно, т.е. произвольно, согласно Гегелю появляется то что необходимо для выполнения своих функций (в данном случае- соответствия предмету его представления, полученного из двух источников:
а) из собственного восприятия;
б) из представления сконструированного согласно языковому сообщению, которое способно не только искажать восприятие, но, благодаря присущему этому представлению смыслу, способно дополнять восприятие «невидимыми компонентами», выходя за рамки конкретности данного восприятия (в терминах Кузанского: что мы видим не «телесным», а «умным оком»).
То есть нужен механизм сравнения ИМЕЮЩИХСЯ, а значит и ХРАНЯЩИХСЯ «где-то», двух разных представлений одного и того же предмета, причем это «где-то» должно находиться «во мне» («в одном»). Первое представление о сознании можно составить, опираясь на научные факты, но не явлении шизофрении, а о явлении диссоциативных расстройств идентичности. Последние характерны тем, что одновременно способны дать перспективу понимания «Я».
Справка: «Синдром множественной личности-… очень редкое психическое расстройство… при котором личность человека разделяется и складывается впечатление, что в теле одного человека существует несколько разных личностей (или, в другой терминологии, эго-состояний). При этом в определённые моменты в человеке происходит «переключение», и одна личность сменяет другую. Эти «личности» могут иметь разный пол, возраст, национальность, темперамент, умственные способности, мировоззрение, по-разному реагировать на одни и те же ситуации.[4] После «переключения» активная в данный момент личность не может вспомнить, что происходило, пока была активна другая личность… Причинами этого расстройства служат тяжёлые эмоциональные травмы в раннем детстве, повторяющееся экстремальное физическое, сексуальное или эмоциональное насилие…. Количество личностей внутри человека может быть велико и расти с годами. В основном это объясняется тем, что человек неосознанно вырабатывает в себе новые личности, которые могли бы помочь ему лучше справляться с теми или иными ситуациями. Так, если в начале лечения психотерапевт диагностирует обычно 2-4 личности, то по ходу лечения выявляется ещё 10-12. Иногда количество личностей превышает сотню. Личности обладают разными именами, разной манерой говорить и жестикулировать, разной мимикой, походкой и даже почерком. Обычно личность не осведомлена о присутствии в теле других личностей… Диссоциативное расстройство идентичности тесно связано с механизмом психогенной амнезии — потери памяти, имеющей чисто психологическую природу, без физиологических нарушений в головном мозге. Это психологический защитный механизм, посредством которого человек получает возможность вытеснять из сознания травмирующие воспоминания, но в случае расстройства идентичности этот механизм помогает личностям «переключаться». Слишком сильное задействование данного механизма часто приводит к развитию общих повседневных проблем с памятью у пациентов, страдающих расстройством идентичности…
У многих пациентов с диссоциативным расстройством идентичности также наблюдаются явления деперсонализации и дереализации, случаются приступы замешательства и потерянности, когда человек не может понять, кто он такой…»
Расстройство множественной личности и шизофрения
Хотя шизофрения и диссоциативные расстройства имеют совершенно разную природу, иногда отдельные симптомы шизофрении и диссоциативных расстройств могут напоминать друг друга. В этих случаях для постановки диагноза сначала ищут симптомы шизофрении, нехарактерные для диссоциативных расстройств. Учитывают также, что диссоциативные симптомы воспринимаются больными шизофренией чаще как результат враждебного воздействия извне, нежели что-то внутренее. Наконец, при диссоциативном расстройстве идентичности формируются довольно сложные и относительно интегрированные внутри себя множественные личности; расщепление же личности при шизофрении, характеризуемое как дискретное, представляет собой отщепление лишь отдельных психических функций от личности, что приводит к её распаду». ((ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0% Статья: «Диссоциативное расстройство идентичности»).
Из предложенной выше справки, совершенно очевидно:
- связь личности с памятью, причем как с декларативной памятью (мировоззрение), так и процессуальной (почерк, походка и т.д.).
- именно содержание памяти (активированной сознанием) является основой идентификации с «Я»);
- содержанием сознания являются: чувства, привычки, характер, мировоззрения.
- различие между шизофренией и синдром множественной личности (СМЛ), несмотря на похожесть симптомов, в том, что при СМЛ- происходит расщепление личностей, то при шизофрении- разрушение одной личности. Это, прежде всего, должна объяснить любая философская система, претендующая на раскрытие загадки Я.